У нас Харитона не так боялись, иногда только путали с политиками. Рожа как рожа.
Анатолий послал за Раисой Адика, и тот привел женщину довольно скоро.
Раиса были заинтригована, какой это старый знакомый хочет с ней побеседовать в домике у реки.
Она вошла в комнату, где сидел Анатолий, и сказала с порога:
— Ох и давно я здесь не была! Совсем стала невостребованная!
Она хрипло засмеялась, а Анатолий, прежде чем поздороваться, сказал:
— С алкоголем будем завязывать.
Он встал и подошел к Раисе, протягивая руку. На этот раз он был без шляпы и пиджака, так что узнать его оказалось проще. Раиса его и узнала.
— Толька! — воскликнула она. — Ну ты даешь! Кто тебя, блин, в этот развратный домик пустил?
— Раиса, поосторожнее в выражениях перед нашим гостем, — предупредил от дверей Адик Турецкий.
— Пошел отсюда! — мягко попросил его Анатолий. Они остались одни.
— Я сяду, — сказал Раиса, — и ты садись. Ноги не держат от такой неожиданности.
С прошлого раза она еще более ухудшилась.
Лицо стало краснее, даже какие-то жилки пошли по щекам, под глазами мешки, волосы повылезли и совсем потеряли блеск и пышность, руки были неухоженные, с грязью под ногтями. Но когда она села — нога на ногу, в поношенных кроссовках, — у Анатолия сердце пошло кругом. Так бывает с женщинами — все в них исчезло, а ноги остались прежними.
Вы таких ног не видели! Это архитектура, в учебниках фотографируют.
Как могли сохраниться ноги при общей девальвации организма — это природная тайна.
Раиса перехватила жадный взгляд Анатолия и спросила:
— Что, еще не перевелся порох в пороховницах?
— Есть дело, — ответил Анатолий. — Хотелось поговорить.
— Выпить не найдется? — спросила Раиса. — При твоих возможностях.
— Выпьем потом, — ответил Анатолий.
— А как ты вообще? Ничего мне не рассказываешь. Женат, детишки есть?
— Был женат. Есть дочь, — коротко ответил Анатолий.
— А я вот бездетная, — сказала Раиса. — А чего развелся? Характерами не сошлись?
— Сошлись.
— Под машину попала?
— Ты газеты читаешь? — спросил Аркадий.
— Я тоже в разводе, — сказала Раиса. — Одинокая женщина.
Левый глаз был наполовину прикрыт, это ее сильно портило.
— Я не жениться приехал, — сказал Анатолий.
— А когда-то сох по мне. Многие сохли, ты не представляешь, один мужик другого убил, а сам в бассейне утопился. Смешно?
Она забыла, что Анатолий был свидетелем тех событий.
— Сейчас вряд ли кто из-за тебя утопится, — сказал Анатолий.
— Смешно, — вздохнула Раиса.
— Но есть возможность заработать, — сказал Анатолий.
— Я думала, посидим, старое вспомним, — сказала Раиса. — Неохота о деньгах говорить. Я ведь не нуждаюсь. У нас есть семейная фирма, экспорт-импорт. Небольшая, но на жизнь хватает.
— Раиса, — сказал Анатолий. — Я все о тебе знаю. Всю твою биографию изучил. И с кем ты жила, и с кем спала, и кто тебе глаз вышиб, и куда ты с папашей и мешками гоняешь. Так что помолчи, принцесса.
— Принцесса, — тихо повторила Раиса. Она хотела было обидеться на слова одноклассника, а потом передумала.
— Есть такое интересное открытие, — сказал Анатолий. — Называется клонированием.
— Скажи своим мордоворотам, пускай выпить принесут, — попросила Раиса.
— Желательно мартини со льдом.
— А мне морковного сока, — сказал Анатолий. Он был уверен, что Харитон таится под боком и сейчас что надо принесут. — Слышала о клонировании?
— Слышала. По телеку передавали.
Адик Турецкий принес поднос с мартини, бокалами и бутылку с морковным соком.
— Что? — спросила Раиса. — Проблемы желудка? В твоем возрасте?
— Пожить хочу, — сказал Анатолий. — Плодотворно.
— Дурак.
Раиса выпила полный бокал мартини, не разбавив и не положив в него лед. Налила еще.
— Мне ты нужна, — сказал Анатолий, — чтобы ты как бы родила ребенка.
Раиса так и замерла со вторым бокалом у губ. Губы у нее тоже сохранились — полные, четко очерченные.
— Ты что, рехнулся? — спросила она наконец. — Сначала меня опозорил, унизил, а потом о ребенке? А ты знаешь, что я на ребенка соглашусь только от настоящего мужа, со штампом в паспорте, понял?
— Ты меня как бы не так поняла, — сказал Анатолий. — Трахать я тебя не буду, еще заразишься чем-нибудь. Рожай без меня.
— И кто же жених? — спросила Раиса, решив, что больше обижаться не будет. Разговор намечался серьезный, и она могла что-то с него поиметь.
— Вообще-то могу обойтись без тебя, но так надежнее.
Раиса отхлебнула мартини. Разговор шел серьезный, и этот бывший замухрышка тоже не шутил. Что-то ему от нее нужно, но главное тут — не продешевить. Уж слишком часто Раиса в жизни спешила схватить золотую птицу счастливой судьбы и все промахивалась — утром проснешься, а птичка уже в небе порхает.
— Рассказывай, Толик. — Раиса старалась говорить мягко, горловым голосом, который стольких сводил с ума. Как хотелось, не вышло, уж очень она прокурила и пропила этот голос.
— Закурить не найдется? — спросила она.
— Курить тоже завязываем, — сообщил Анатолий.
— Перебор, — сказала Раиса. — Курить не завязываем. Рака легких не опасаемся.
— Курить ты бросишь, когда узнаешь, что стоит на карте.
— Тогда говори, что стоит на карте.
— Может, ты догадывалась, что я к тебе неровно дышу, — начал Анатолий.
— Со времен средней школы.
— Почти забыла, — призналась Раиса, — растаяло как дым отечества.
— Не кривляйся, — укорил ее Анатолий. — Тебе это не идет.
— А ну, уберем из общения этот учительский тон, — сказала Раиса, которая за свою жизнь научилась поддерживать беседу в любом обществе. Она легко схватывала слова и понятия, даже начатки языков. Она в Турции могла лучше любого челнока объясниться. А про Польшу и не говорим.
— Я советовался с докторами наук, — сказал он, — пришлось вложить большие бабки. Они мне как бы надавали советов. Ты слушаешь? Значит, я теперь знаю, как сделать. Бабки у меня как бы есть. Начнем хоть завтра. Я уже договорился с роддомом и консультацией — возражений не имеется. Но конечно, абсолютно как бы тайна.
— Слушай, Толик, не мути. Чего тебе от меня надо? А то я уж бояться начала. У тебя в глазах оголтелость.
— Мне ты нужна, неужели не поняла?
— Если я, тогда к твоим услугам, только потраченная молью.
— Мне ты нужна молодая, как я любил. Ты что, не понимаешь, что у меня к тебе как бы чувство было?
— Обратного пути история, прости, Толик, не знает.
— Теперь знает! Мы берем твою клетку, мы ее, прости, оплодотворяем, и ты выращиваешь. Кто рождается?
— Ты охренел, Толик?
— Спокойно. Я пока терплю. У меня жизненная ставка.
Раиса трясла головой, старалась понять, что происходит. Происходило что-то опасное и даже постыдное для нее. А до конца она не понимала.
Анатолий тоже не мог ей втолковать, чего он хочет — не снаружи, в действительности, а чего он хочет в душе. Что им движет.
Ну как объяснишь этой тумбе, что ты прожил свою жизнь именно так, как случилось, из-за нее! И может, даже ради нее. А потом узнал, что она его подло обманула. Когда он завоевал половину мира и пришел, чтобы кинуть к твоим ногам, оказалось, что твои ноги — единственное, что от тебя осталось. Остальное необратимо исчезло. И тут-то оказалось, что жизнь прожита зазря. И некому кидать под ноги половину мира.
Анатолий разочаровался в жизни, но продолжал жить, потому что в голову ему не приходило, что можно с этой жизнью расстаться. Он, можно сказать, собрал в руках вторую половину мира и тогда узнал, что клонирование возможно.
И озарение пришло к нему почти сразу.
Никто до этого не додумался. Ни один академик или народный артист. Оказывается, теперь можно возвратить в мир утерянную красоту. Нет, не какую-то там Нефертити или Клеопатру в исполнении Элизабет Тейлор — кому это нужно? Можно вернуть в мир самую великую из всех красавиц СНГ и дальнего зарубежья, Раису.
Вот все это он и попытался изложить в беседе с Раисой. Раиса высосала всю бутылку мартини и к концу бутылки поняла, что за дело на нее надвигается.
С одной стороны, операция показалась ей противной и отталкивающей.
С другой стороны, она была польщена. Ведь это было как бы победой на конкурсе мисс Вселенная, это было свидание с человеком, который ради тебя
— ведь это я такой была? — готов пойти на все.
— Ну вот она родится, — спросила Раиса, — ты что же, двадцать лет ждать будешь?
— Ты раньше созрела, — сказала Анатолий.
— Ну уж нет! — воскликнула Раиса. — Не получишь ты, развратник грязный, мою доченьку! Хрен тебе! Иди во Францию, негритянок там… это самое. Но мою дочку — нет!
— Это не твоя дочка, — упрямо сказал Анатолий-Анаконда, — это ты сама. И ты уже в шестнадцать в раздевалке стадиона физкультурнику давала.
— В семнадцать, — поправила, смутившись, Раиса. Хотя была неправа.
— Вот я на тебе и женюсь.
— Нет, и не мечтай! Исключено! Я тебя и в школе не замечала, а сейчас тем более не замечу. Ты знаешь, старый козел, сколько тебе лет будет через двадцать лет?
— Сколько?
— Сколько и мне. Шестьдесят без двух месяцев. Тебе на пенсию надо, а не на дочке моей жениться.
— Не на дочке, а на тебе.
— Да не пойду я за тебя! — кричала Раиса, потом кинула бутылку из-под мартини в Анатолия, промахнулась и попала в голову Адику Турецкому, который сунулся было на шум.
Пришел Харитон, унес Адика, а беседа с Раисой продолжалась.
Анатолий стал спокоен. Недаром его Анакондой звали. Он стал стягивать кольца на теле обнаженной жертвы.
— Ты сколько сейчас в месяц получаешь? — спросил он.
— Не важно.
— Важно. Дай Бог, всей семьей пятьсот баксов.
— А вот больше!
— Ну как бы шестьсот.
— А зачем тебе?
— Единовременно получаешь три тысячи баксов, квартиру в новом доме, переезд в Москву, пенсию и звание моей тещи.
— И не мечтай.
— Другой вариант: как только ты ее рожаешь, сразу уходишь в отставку, я нанимаю кормилиц, поилиц и другую обслугу, выписываю из Швейцарии, а может, увожу тебя до совершеннолетия в пансион в городе Цюрих, как бы на родину Ильича.
— Кого?
— А наш вождь там как бы скрывался от клевретов царской охранки. Не читала?
— Я тебе в последний раз говорю: не получишь ты мою дочку.
— А тебя?
— Чего — меня?
— Опять двадцать пять! Сколько тебе за штамп в паспорте?
— Не пойду я за старика.
— В шестьдесят я еще таким орлом буду! Ты и не представляешь. В моем распоряжении все достижения зарубежной медицины. Тебе тоже поможем. Глаз сделаем — ни одна гадюка как бы не отличит.
— Дурак ты! — сказала Раиса, но в ее голосе уже не было первоначального возмущения.
Пока в женской консультации при роддоме готовилась палата и ее уже занимали специалисты, выписанные Анатолием из Южно-Африканской Республики, Раиса нередко встречалась с Анатолием и даже во многом смирилась. Она не могла счесть будущего ребеночка самой собой, внутренне называла дочкой. Но в то же время ей было любопытно, как и любой женщине на ее месте, что же получится? Неужели она сможет наблюдать за тем, как она сама будет снова расти, ходить, произносить первые слова и даже пойдет в школу? И это любопытство оказалось сильнее опасений, тем более что с опасениями Раиса покончила быстро: как и обычный русский человек, она отложила опасения на будущее. Там будь что будет. «Все равно ему дочку не отдам. В случае чего передам дело в суд — он у меня попляшет. Он же отцовство доказать не сможет! Нет в моем ребеночке его отцовства. Только я и Господь Бог». Тут ей в голову пришла крамольная, но оригинальная мысль: а непорочное зачатие
— это, наверное, и было первое в мире клонирование. Как бы в Богородицу внедрили Божью клетку. Ведь всюду говорят и даже пишут, что Христос — сын Божий, но нигде не говорится, что он сын Богородицы. И она ему не мать — а только донорша.
С этим открытием Раиса пришла к Анатолию. Он устроил в домике у реки свою резиденцию, кабинет, факсы и компьютеры на каждом шагу. Никто из его персонала не мог понять, что взбрело шефу в голову. Но и не спорили — только те спорили, кто не хотел переезжать или гонять в Веревкин. Ну те потеряли работу. Ясное дело.
Конкуренты суетились, подсылали шпионов. Харитон шпионов разоблачал и скармливал им ложную информацию о находке под Веревкиным месторождения самородной ртути. Так что на биржах Европы зашевелились некоторые акции.
В женской консультации при веревкинском родильном доме жизнь текла внешне как прежде, без событий. Ходили туда будущие мамы, сдавали анализы, проходили обследования. Но к заднему входу был пристроен бункер, туда тоже подъезжали машины, заходили люди замкнутого вида, некоторые с переводчиками. Заходили люди со стороны. Включая будущий матерей. Официально было объявлено, что там обследуют некоторые генетические осложнения, которых раньше в Веревкине не было, а теперь появились.
Конечно, первой среди равных пациенток была Раиса.
За ней заезжал домой «мерседес», хотя идти от ее дома до консультации пять минут.
Раиса, когда окончательно опомнилась и смирилась, поставила перед Анатолием ряд условий. И он их принял.
Новый дом в экологически чистом районе, на холме над излучиной речки — два этажа, четыре комнаты с ванной и колодцем — выполнено.
Автомобиль «нива» белого цвета для папы — выполнено.
Шесть тысяч баксов наличными — получено две с половиной тысячи.
Для извлечения из организма Раисы нужной для потомства клетки и для последующего внедрения в ее организм пришлось Раисе полежать в родильном доме. У нее была своя палата с телевизором, на окнах решетки, питание четырехразовое.
Сначала Раиса думала, что все сказанное Анатолием, да и действия врачей над ее организмом — это какая-то афера. Одно дело — читать в газетах или видеть по телевизору. Другое — если это происходит с тобой: жила, жила, а стала овечкой Долли.
Но вдруг, довольно скоро, Раиса поняла — у нее задержка.
Задержка? А ведь никаких совокуплений с мужчинами у нее не было, довольно давно не было. Значит, в ней… это!
И стало страшно. Да, конечно, Анатолий все объяснял, доктор Перруджини тоже все объяснял, все она понимает… но тут в тебе что-то начинает расти. В твоем организме. Но раз это не занесено во время акта любви, как положено у людей, значит, это наведено научным способом. А где гарантия, что это будет в самом деле девочка? Твоя копия? Кто их, таких девочек, видел? А вдруг это, как в русской сказке сказывается, неведомый зверюшка?
Раиса похудела, потеряла аппетит, хотя ее откармливали в роддоме диетическим питанием.
Приезжал Анатолий. Был радостен, ходил по палате, потом предложил погулять в саду. Деревья уже распускались, весна была в полном разгаре. Сад был обнесен высокой изгородью. Анатолий говорил о любви, о том, как, оказывается, всю жизнь страдал от чувства к Раисе. Раиса пыталась отшутиться, говорила: «Если так любишь, значит, тебе недостатки моей сегодняшней внешности не так уж и важны? Женись на мне как я есть». «Я лучше уже нашел», — отвечал Анатолий, показывая на ее живот.
Раиса тоже смотрела на свой живот, ей казалось, что он на глазах раздувается, как в американском фильме ужасов, где в утробе героини таится «чужой», чудовище. Но пока признаков не находила.
Раиса беспокоилась, дома мать начала расспросы, Раиса отбрехивалась, потом сказала:
— Да, беременная я, а от кого, не важно, может, от того турецкого шофера, помнишь, нас подвозил из Трабзонда?
Мать помнила и старалась не верить такому позору.
— Я тебя в детстве по ошибке не убил, — сказал отец, — но если родишь, то убью наверняка.
Так что когда доктор Перруджини, который уже немного освоил русский язык, предложил с пятого месяца переехать в стационар, Раиса согласилась. Не нужны ей косые взгляды и семейные свары. Лучше потерпеть, пока не родится… неведомый зверушка.
Она гуляла по распустившемуся, богатому саду за роддомом, за высоким забором. Но спокойствия не было. Мучила интоксикация организма, жить не хотелось.
В стационаре на сохранении она была не одна. Сначала там были еще три женщины, молодые, куда ее моложе, молчаливые, из местных, но незнакомые. Потом появилась Верка Синицина, с Аксаковского переулка, они давно были знакомы. И про нее Раиса знала, что никакого мужика у Верки нет и не было по причине непривлекательности и бедности. И тут — беременная!
— Ты чего мне раньше не сказала? — накинулась на Верку Раиса.
— Я про тебя тоже не знала, — ответила Верка.
Они стали гулять вместе, даже немного загорали. Как-то сблизились. Верка все приставала, а кто отец ребенка? Раиса спросила доктора, можно ли рассказать Верке, что она клонируется, но Перруджини ответил, что ни в коем случае, может случиться выкидыш.
Они еще несколько дней таились, но потом Верка сама проговорилась.
Они курили в кустах у забора — курить им было категорически нельзя, но санитарка Зарема, беженка, с приплатой носила сигареты. Верка сказала:
— Я тебе тайну должна раскрыть.
— Что за тайна?
— Нет у меня мужика, — сказала Верка. — И не было.
— Случается, — ответила Раиса, которая сама откровенничать не собиралась.
— Ты не понимаешь, — сказала Верка, — я без мужика рожать буду.
— Кого же ты рожать будешь, если без мужика? — спросила Раиса, а сама вся напряглась. Ужасная тайна готова была раскрыться.
— Ты не поверишь!
— Поверю.
— Ты побожись, что никому не скажешь.
— Ей-богу под салютом всех вождей, — так божилась еще мама.
— И доктору Перруджини не скажешь?
— Уж ему-то ни в коем случае.
— Я собственную копию буду рожать, — призналась Верка, — из меня клетку взяли, и из нее я девочку рожу, точно как я в детстве.