— Чего отрезать? — не понял Антонов.
— Груди, — помог парню Фризе. — На воровском жаргоне.
— Господи! И ты все это скрывал?!
— Я дал слово!
— Это же уголовники! Девушку могли убить.
— В общем-то да. Но Лена выполнила все условия. Отказалась от работы, никому не жаловалась. Ни тебе, ни милиции. Сказала только мне.
— Как вам это нравится, Владимир Петрович? — Банкир повернулся к Фризе.
Но вместо того чтобы заниматься комментариями, Владимир решил ковать железо, пока горячо:
— Лена не уточнила — звонивший потребовал прекратить сотрудничать с банком? Или с его председателем?
— «Прекратила сотрудничество с банком Антонова». Это дословно. Мы с Еленой на память не жалуемся.
— И ни слова о работе в архивах?
— Ни слова.
— Алекс, значит у вас с Леной… — начал банкир, но внук прервал его.
— В общем-то да! У нас с Леной! — На этот раз он уже не покраснел. — Мы встречаемся. Дружим. Будут еще вопросы?
— Последний вопрос, Саша. Можно? — мягко попросил Фризе.
— Пожалуйста!
— А не мог угрожать человек, которому не нравится твоя с Леной дружба?
— Среди ее знакомых таких чудаков нет.
— Понятно. И, конечно, встретиться с Еленой мне не позволено?
— Дядя Володя! — неожиданно для Фризе, совсем по-домашнему назвал его Антонов-младший. — Она слиняла на все лето. В такую глушь! На Дальний Восток.
— Суду все ясно! — Фризе был уверен, что про Дальний Восток парень приврал. Но настаивать не стал. Вряд ли Лена могла рассказать что-то полезное для расследования.
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ШТРИХ— Виктор Сергеевич, откуда появилась эта студентка? Ее кто-то вам порекомендовал? — спросил Фризе, когда за Александром закрылась дверь.
— Главный редактор моего издательства.
— А как называется ваше издательство?
— «Галатея». Я попросил откомандировать на время кого-нибудь из сотрудников издательства. А он назвал Стольникову.
— Почему именно ее?
Антонов откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Так он сидел, наверное, больше минуты, и если бы не ладонь, медленно похлопывавшая по подлокотнику, можно было подумать, что он задремал. Наконец ладонь сжалась в кулак и замерла, Банкир взглянул на Фризе:
— Прежде всего хочу узнать — вы беретесь за расследование?
— Да.
— Кажется, такое соглашение оформляется документально?
Фризе кивнул.
— Может быть, сейчас и подпишем?
Владимир достал из кейса бланк договора, заполнил, не проставив только сумму вознаграждения.
Банкир все внимательно прочитал. Дорисовал палочку у буквы «р» в имени «Виктор». Наверное, ему показалось, что сыщик написал ее слишком небрежно. У графы, где следовало обозначить сумму, он задержался.
— Я намерен заплатить вам двадцать тысяч долларов. Стоит ли проставлять сумму полностью? Вам ведь тоже приходится платить налоги?
— Приходится. Но я начну платить их полностью не раньше, чем государство выплатит мне свои долги. Те, что числятся за ним с девяносто первого года.
— Правильно, — сказал банкир и вписал в договор сумму в пять раз меньшую.
После этого они подписали оба экземпляра документа.
— Я рад, что мы договорились. Теперь отвечу на ваш вопрос. Главный редактор сообщил, что у него на примете есть энергичная девица. Подрабатывает на корректуре. Студентка историко-архивного университета. Умная, красивая и, главное, — имеет опыт по установлению родословных.
— Что за опыт?
— Нынче стало модным щегольнуть родовитостью. — Антонов скептически усмехнулся. — На очередной тусовке или в интервью помянуть прадеда — князя. Состоять в дворянском собрании. Кое-кто занимается мифотворчеством. Я знаком с писателем, у которого отец был счетоводом, а дед мелким купчиком. Теперь первый превратился в крупного историка, второй — в князя.
— Спрос рождает предложение. Появились конторы, которые разыщут ваших предков со времен татарского нашествия
— Вы, наверное, спросите, почему я не обратился в подобную фирму? Хотел иметь верного человека, который работал бы только на меня.
— И Стольникова оказалась именно таким человеком?
Антонов неожиданно покраснел и, почувствовав это, рассердился. Но это проявилось только в том, что из голоса исчезли доверительные нотки. Тон стал подчеркнуто вежливым.
— Да! Эта девушка меня полностью устраивала. Серьезная, сдержанная Слава Богу! Саша снял камень с моей души! Как вам удалось его разговорить? — Он на секунду замолк, словно раздумывал, не слишком ли разоткровенничался перед гостем. Перед гостем, который только что был нанят на службу. Наверное, решил, что «слишком», и закончил энергичным:
— Вот так!
Это «вот так» прозвучало с мальчишеским вызовом.
Фризе решил — пора сматываться. Но не мог не задать своему только что обретенному клиенту еще один вопрос:
— И Стольникова, и Павлов разыскивали в архивах документы о ваших предках. Одной угрожали, другой убит. В вашей биографии, в материалах о ваших предках ничего не могло быть «взрывоопасного»?
— Владимир Петрович, вы же юрист! Помните: «после этого не значит поэтому»? Я ничего не переврал?
— Нет.
— Согласен, работа в архиве— хороший повод порасспрашивать о Павлове тех, с кем он провел свои последние дни. Даже часы. Но думать о том, что его убийство как-то связано со мной?! С моей работой? Можете не беспокоиться — в ней нет ничего криминального! Ни одного события, знакомство с которым грозило бы людям смертью. — Голос Антонова опять стал спокойным и ровным. Но ледышки в глазах не растаяли. — Кстати, я еще не удостоился чести попасть в архивы.
— Ошибаетесь.
— Вот как?
— Всю жизнь вы где-то работали, заполняли анкеты, писали статьи и автобиографии, на вас составляли объективки.
— И доносы.
— Наверное, и доносы, — согласился Фризе. — Вы присутствовали на заседаниях и советах. И каждые пять лет учреждение, в котором вы служили, сдавало документы в архив. Их заставляли это делать.
— Я как-то не принял это в расчет. Но люди, которых я нанял, искали материалы, относящиеся не ко мне, а к моим предкам.
Фризе не раз уже слышал такие фразы, как «я нанял», «я уволил», «я отказался платить». Почти привык к ним. Но всякий раз, слыша их, огорчался. Испытывал чувство досады. Знал: еще годик-два — и это чувстве пройдет. Но пока никак не мог от него отделаться.
— Ваши предки были людьми заметными?
— По отцовской линии — все священнослужители. Последнего священника в роду, моего деда, в тридцатом году арестовали. Состряпали целое дело «истинно православных». Судили. Некоторые подробности, о которых я не подозревал, успел раскопать Леонид. Я знал лишь о том, что дед был арестован, выслан. И умер в ссылке…
Банкировские предки Владимира не интересовали. Но хочешь не хочешь ему предстояло познакомиться с ними в архиве. Чтобы войти в доверие к людям, с которыми общался Леонид Павлов. И ради этого изображать старательного исследователя пожелтевших манускриптов.
Поэтому Фризе довольно бесцеремонно прервал хозяина кабинета:
— Виктор Сергеевич, с этой минуты я начинаю отрабатывать свой гонорар. Времени упущено много. Поэтому — к делу.
— Слушаю вас. — Банкир насупился. Наверное, не привык к тому, что-бы его прерывали.
— Мне понадобится от вас доверенность для работы в архиве… — Фризе перечислил необходимые документы.
Через пятнадцать минут он уже вышел из банка, вооруженный до зубов справками, требованиями, запросами. Бумажками, без которых ни один опытный штурман не отправится в плавание по морям бюрократии.
СТАРЫЕ СВЯЗИФризе чувствовал себя крошечным муравьем, которому надо поспеть добраться до своего муравейника. Контрольный срок — закат солнца. Лес незнаком и враждебен. Неизвестно, в какую сторону двигаться.
В детстве Владимир очень любил, когда мать читала ему эту сказку. Прислушиваясь к ясному, негромкому голосу, он чувствовал себя уютно и защищенно. И не пугался даже в самые драматические моменты.
Когда сказки читала мать, он знал, что муравьишка успеет юркнуть в муравейник. Что Синяя Борода будет наказан. Что Мальчик-с-пальчик найдет дорогу из темного леса.
А в те редкие вечера, когда книжки загробным голосом читал отец и увлекался так, что начинал подвывать, изображая собаку Баскервилей, маленький Фризе холодел от сладкого ужаса и забивался под одеяло с головой. В семье возникала напряженность, слышались сдержанные пререкания родителей о методах воспитания ребенка.
Отогнав воспоминания, Владимир вздохнул. Маленького муравьишку из книжки природа наградила могучим инстинктом. А как быть ему? В какую сторону податься?
Так бывало всегда, когда он начинал расследование.
Так бывало всегда, когда он начинал расследование.
Интуиция, которая так часто выручала его, до сих пор пребывала в спячке. Оcтавалось одно — впрягаться в нудную, кропотливую рутину сыска.
Уже после первого разговора с банкиром Владимир решил не связываться ни с прокуратурой, ни с уголовным розыском. Их нелюбовь к частным детективам он не раз испытывал на себе. Но, просматривая вырезки из газет, где сообщалось об убийстве журналиста Леонида Павлова, Фризе наткнулся на фамилию майора Рамодина, сотрудника уголовного розыска, который занимался этим делом.
С Рамодиным Владимир познакомился в прошлом году. Молодой энергичный старший оперуполномоченный немало посодействовал ему, когда Фризе распутывал неприятное, скользкое дело об убийстве председателя телерадиокомпании Паршина. С тех пор они, правда, ни разу не встречались, только время от времени переговаривались по телефону, но у Владимира остались теплые воспоминания о Рамодине. И главное — майор вызывал в нем ощущение надежности.
Он полистал записную книжку. Рядом с фамилией Рамодина были написаны несколько букв: «роз. ц. р.», что означало «уголовный розыск Центрального района», и два телефона. Отделения милиции и любовницы майора — Веры. Рамодин предпочитал, чтобы по серьезным вопросам Фризе поддерживал с ним связь через Веру.
Прошло много времени, и любовница у майора могла быть другая. Но Владимир решил рискнуть. Тем более что время шло к обеду, а Рамодин не раз хвастался, что Вера готовит прекрасные борщи.
Он набрал номер.
— Але!
Знакомый, чуть хрипловатый молодой голос.
— Это Вера?
— Это Вера. А это дядя Володя? — Женщина спросила так, как будто они разговаривали по нескольку раз в неделю, хотя за весь прошедший год это случилось не чаще двух-трех раз. И Фризе понял: майор ориентиров не сменил. — Я вас узнала. Рада, что позвонили. Женя часто вас вспоминает.
— Приятно слышать. Значит, не забыл.
— Не забыл. Только сейчас на службе. Эти дурацкие выборы… Их чуть ли не на казарменное перевели. Не вижу муженька неделями!
«Ах, вы стали супругами?! — удивился Фризе. — Молодцы. Может быть поэтому Вера и не видит майора неделями? Какая-нибудь новая знакомая готовит ему теперь вместо борща сногсшибательный гороховый суп с копченой рулькой?»
— Скоро выборы пройдут и благоверный будет заглядывать домой почаще, — пообещал Фризе.
Рамодин позвонил через пятнадцать минут.
— Зачем тебе потребовалась моя персона? — Голос его был еле еле слышен, а эфир забит треском и посторонними голосами. Майор не назвал себя, и Фризе понял, что приятель звонит со службы.
— Хотел в шахматишки сразиться. А ты не из Владивостока? Слышимость на нуле.
— С шахматишками придется подождать. А минут пятнадцать могу урвать.
— Подходит.
— Приезжай на метро к гостинице «Москва». Поднимайся наверх. Буду ждать в двенадцать.
Неожиданно слабый шепот Рамодина перекрыл густой властный бас:
— Всем постам по первой трассе! Правительственный проезд! Остановить движение!
Владимир положил трубку и вспомнил анекдот, который много лет назад рассказывал следователь ленинградской прокуратуры:
Когда по городу ехал первый секретарь обкома, впереди кавалькады мчалась патрульная «Волга», а из ее громкоговорителя неслась команда «Всем автомобилям стоять, трамваям принять влево».
Бывшие партработники, поменяв убеждения, привычки сохранили прежние.
Хорошо, что Фризе отправился на свидание с майором заранее. На Лубянской площади проходил митинг оппозиции, и омоновцы заблокировали выход из метро на Тверскую и Охотный ряд. Пришлось переходить на станцию Театральная, а потом пробиваться сквозь плотные ряды демонстрантов к гостинице «Москва».
Едва Владимир подошел к месту встречи, как услышал знакомый баритон:
— Браток, ты не меня ищешь?
Он оглянулся и увидел Рамодина, вылезавшего из черной «Волги». Фризе успел заметить, что в машине полно людей.
— Привет. — На Евгении был светлый, в мелкую клетку костюм. И даже галстук. Но больше всего Владимира удивила густая шевелюра пшеничных волос. Год назад Рамодин дал клятву брить голову до тех пор, пока любимая команда «Спартак» не вернет себе титул чемпиона.
— А разве «Спартак»?.. — начал Фризе, но майор безнадежно махнул рукой:
— Жена заставила, Верунчик!
Он взял Владимира под руку и увлек сквозь кордон спецназовцев за угол гостиницы. Судя по тому, что ни один из стоявших в оцеплении солдат даже не попытался остановить их, Рамодина здесь знали.
— Есть проблемы? — Майор остановился у могучей гостиничной колонны. Проверил, нет ли поблизости людей?
Фризе усмехнулся, вспомнив конспиративные повадки Евгения.
— Зря лыбишься! Помнишь Якушевского? Моего шефа? Схарчили. Какой-то подонок двинул на Житную[2] «телегу», что критикует начальство. Так какие проблемы?
— Я работаю на банкира Антонова.
— Выбираешь клиентов побогаче?
— Бедным частные детективы не нужны.
— Да. Не смогли мы убийство Павлова по горячим следам раскрыть! А сейчас… — Майор безнадежно махнул рукой. — Но через две недели я сам за это дело возьмусь. Если ты до того времени не подсуетишься.
— Честно говоря, Женя, это мое задание. Но официально я буду искать предков клиента в архивных завалах.
— Просек. Топаешь по стопам пропавшей без вести Стольниковомй и убитого Леонида Павлова? Не тошно бумажную пыль глотать?
— Завтра иду в архив первый раз. — Фризе прикинул, стоит ли рассказывать Рамодину о том, что Стольникова никуда не пропадала? И решил — не стоит. Майор сказал, что займется делом не раньше чем через две недели. За это время многое может произойти. Да и смешно сказать, загляни кто-нибудь из сыщиков в институт, давно бы уже знали, что произошло с девушкой!
— У тебя Женя, есть версии?
— Версии-то есть. Да дело не сдвинулось.
— Поделишься?
— Павлов задолжал хозяину комка Мураду Умарову.
— Слышал. По нынешним временам — гроши.
— Гроши! Для таких, как ты, — гроши. А эти ребята ничего не прощают. Включают счетчик… Но это я так, к слову. Мурад Павлову долг простил. Есть свидетели. Мать Леонида подтверждает. Простить-то простил, а потребовал, чтобы Павлов подробно рассказывал о банке.
Рамодин нетерпеливо взглянул на часы:
— Черт! Не могу долго тут рассуживать. Скажу короче: с Мурадом мы проверили все. У него есть алиби. Очень прочное.
Увидев скептическую улыбку товарища, майор нахмурился.
— Уезжал в Минск встречать партию товара. Не веришь — займись проверкой. Исполнителем мог быть и кто-то другой. Но на меня этот Мурад произвел хорошее впечатление.
— Эта версия отпадает?
— Откладывается про запас. Теперь про архив, в котором ты собираешься провести свои лучшие годы… Странно, что за полгода оба доверенные лица банкира, копавшиеся в прошлом его предков, стали объектом преступлений. Тьфу, зараза! — Майор сердито плюнул. — Чешу как из Минюста! Так вот — это на первый взгляд странно. Дело-то может бы не в архиве, а в банкире. Он тебе не рассказывал — мафиози его достают? Не тут ли собака зарыта?
— Ни словом не обмолвился.
— То-то и оно! Эти денежные мешки страсть как не любят к ментам обращаться! Ну, чего тебе еще подкинуть?
— Какие-нибудь заметки, записные книжки у Павлова не нашли?
— На месте преступления — нет. А дома — сколько угодно. Но к убийству они отношения не имеют.
— А его статья в газете? Вряд ли она торговой мафии понравилась. И обещание газеты напечатать новые статьи.
— Эту версию я со счета не сбрасываю. Но, старик, руки не дошли. Вот только… — Майор задумался.
— Что?
— Да ведь эта версия опять к Мураду ведет. А ее мы уже отработали. Чист парень.
— Убили заточкой?
— Да.
— Никаких свидетелей?
Заверещала рация во внутреннем кармане у майора. Он поднял отворот пиджака, наклонил голову:
— Третий слушает.
— Давай к машине, — просипел простуженный бас.
— Понял. — Рамодин взглянул на Фризе. — Извини, браток, государственные дела зовут. — Легонько ткнув Владимира кулаком в плечо, Рамодин поспешил на зов начальства. Но, сделав несколько шагов вернулся:
— Володя, на днях позвоню. А может, и загляну на часок. Только с доверенным лицом. Ладно? Я ей про твои картинки рассказывал, подруга прямо загорелась. Очень хочет посмотреть.
— Буду рад. Выбирайте вечерок. Днем я теперь служу архивариусом.
АРХИВНЫЕ МЫШИО работе в архиве у Фризе со студенческих лет остались самые приятны воспоминания. На третьем курсе он готовил курсовую работу о знаменитом русском судье и прокуроре Анатолии Кони. Научный руководитель Владимира, профессор истории государства и права, напутствовал его такими словами: «Володя, у вас есть выбор: засесть в библиотеке и заниматься компиляцией. О Кони написано немало статей и брошюр. Переворошите их и сляпаете курсовую из чужих мыслей. Скорее всего тоже заемных. Или съездите в Ленинград. В Исторический архив, в Пушкинский дом. Отыщите документы, к которым рука исследователя не прикасалась ни разу со времен революции. Но учтите — глаза и спина будут болеть. — Професcop улыбнулся, смерив взглядом высоченного студента. — Почерк у Анатолия Федоровича Кони поддается расшифровке с трудом. А главное — у факультета нет денег, чтобы оплатить вашу поездку. Решайте!»