- Тогда забирайся ко мне под одеяло. Если ты не позволяешь мне согреться у огня, будь любезен согреть меня сам.
Конан уставился на нее. Нет, подумал он, надо же быть таким ребенком.
- Я не могу. Это... ну, в общем, я не буду.
- Но почему нет? Тетя зачем тебя послала? Я тут околеваю от холода, а ему и в голову не придет спасти меня от таких мучений.
Конан застонал и засмеялся одновременно. Послали козла сторожить капусту. Ему даже пришлось встряхнуться, чтобы отогнать ненужные мысли.
- Подумай, Дженна. Тебе следовало бы поостеречься Тарамис, когда ты вернешься в Шадизар.
- Бояться тети? С чего бы это?
- Я не знаю истинной причины, - тихо сказал он, - но короли и королевы, принцы и принцессы - они думают не так, как остальные люди. И совсем по-другому понимают, что такое добро и что такое зло.
- Тебя беспокоит мой сон? Бомбатта был прав. В этом кратере и не такое приснится. А тетя любит меня. Она вырастила меня, заменив отца и мать.
- Может, оно и так, Дженна. Но если вдруг когда-нибудь тебе понадобится моя помощь, передай с кем-нибудь пару слов в таверну Абулетеса в Шадизаре. Я приду. И уж мне точно удастся найти для тебя безопасное место.
- Я так и сделаю, - ответила она, хотя было видно, что ей и в голову не могла прийти мысль, что это может понадобиться. - Но я так и не согрелась, гнула она свое и даже приподняла край одеяла.
Еще несколько мгновений Киммериец колебался. Наконец, бурча что-то про то, что и вправду похолодало, что нет ничего страшного в том, чтобы согреть друг друга, снял пояс с мечом и устроился рядом с девушкой. Она натянула ему на плечи не только пропахшие конским потом попоны, но и часть своего плаща. Пока он поправлял одеяла, Дженна прижалась к нему. Инстинктивно Конан обнял ее. Его ладонь легла на изгиб ее бедра и отскочила как ошпаренная, судорожно пометалась вдоль тела и наконец успокоилась на талии девушки.
- Так даже теплее, чем я предполагал, - пробормотал он, вытирая пот со лба. - Лучше, наверное, отодвинуться чуть-чуть.
"Да не железный же я, - подумал он, - и сколько еще выдержки могут требовать боги от мужчины из плоти и крови".
Дженна еще плотнее придвинулась к нему и дотронулась пальцем до золотого амулета:
- Расскажи мне о Валерии.
Конан удивленно хмыкнул; Дженна подняла глаза:
- Я ведь не глухая. Я слышу твои разговоры с Малаком, да и с Акиро. Скажи, какой женщиной она была?
- Какой? Она была единственной из тысяч тысяч других. Наверное, таких больше нет. Воин, друг, боевой товарищ, спутник в путешествиях...
- И любовница? - добавила она к его перечислению. Конан хотел что-то ответить, но она поспешила опередить его: - А в твоем сердце остался хоть уголок для другой женщины?
Конан думал, как описать ей их отношения с Валерией. Как она бросалась к нему в постель со страстью тигрицы и как через несколько часов с неменьшей яростью могла закатить ему оплеуху, если он чересчур явно заглядывался на какую-нибудь трактирную девчонку.
- Понимаешь, - начал он осторожно, - между мужчиной и женщиной есть такие отношения, о которых ты ничего не знаешь и поэтому не сможешь правильно...
- Много ты понимаешь, - Дженна попыталась изобразить уверенность в голосе, - мы с Зулой хорошенько обсудили разные способы... это... вот, чтобы заарканить мужика.
Конан рассмеялся, но вдруг почувствовал, что она взяла его руку и опустила ее под расстегнутое платье. Он невольно обнял ладонью маленькую грудь.
- Слушай, ты сама не понимаешь, что делаешь, - хрипло прошептал он.
Не успел он договорить, как она резко навалилась на него всем телом. От неожиданности он перевернулся на спину, и она оказалась на нем, все крепче прижимаясь к его груди.
- Тогда научи меня, - прошептала она, и ее сладкие губы выкинули из его головы весь здравый смысл.
Холодный ночной ветер хлестал Шадизар, словно жесткая метла, старающаяся вымести из города всю его явную и скрытую грязь.
Тарамис приняла этот ветер как предзнаменование. Знак ухода старого и прихода нового рассвета. Ее платье - золото на небесно-голубом - тоже означало неизбежный приход нового дня, новой эпохи.
Темные глаза обежали большой внутренний двор, вымощенный большими полированными плитами светлого мрамора и окруженный алебастровой колоннадой. Выходившие во двор балконы были пусты; ни единого огонька не мигало в темных окнах. Страже было строго приказано не подпускать никого близко ко двору.
Окруженная свитой жрецов, она смотрела не спящую фигуру Дагота прекраснейшего из мужчин. Жрецы новой веры, возрожденной из тьмы веков, были одеты в золоченые мантии, спадавшие до пят. Голову каждого венчала корона с выгравированным на лбу широко открытым глазом - символом бодрствования служителей Спящего Бога.
Самая высокая корона венчала того, кто стоял рядом с принцессой, сжимая в руке длинный жезл с алмазом на конце, вставленным в оправу в форме глаза. Это был Ксантерес - Верховный жрец. И действительно, он был выше всех остальных не считая, конечно, Тарамис.
- Настала третья ночь! - неожиданно произнесла она торжественным голосом.
Круг жрецов откликнулся эхом:
- Третья ночь до Ночи Пробуждения.
- Благословенна будь Ночь Пробуждения, - пропел верховный жрец.
- Спящий Бог никогда не умрет! - воззвала принцесса, и ответ жрецов эхом вернулся к ней:
- Там, где есть вера, - нет места смерти!
- Пусть прольется на нашего Бога то, что должно пролиться в эту ночь.
- Славься та, кто окропит Спящего Бога, - нараспев ответил хор жрецов.
Негромко зазвучали свирели, сначала медленно, а затем все быстрее и громче. Еще двое жрецов с коронами на головах появились из колоннады. Между ними шла девушка; ее толстые косы были аккуратно уложены вокруг головы, платье сияло снежной белизной. Введя ее в круг, жрецы сняли с нее одежду, и, не стыдясь своей наготы, девушка шагнула вперед, к изголовью ложа Дагота. Тарамис и Ксантерес подошли и встали по обе стороны от нее.
- Ания! - позвала ее Тарамис; девушка с усилием отвела взгляд от лежащей фигуры. - Ты первая, избранная Спящим Богом за твою непорочность.
- Я не достойна такой чести, - прошептала она.
- При рождении ты была отмечена Спящим Богом. Служишь ли ты ему и по сей день добровольно?
Тарамис знала ответ еще до того, как искры экстаза запрыгали в глазах девушки. Жестокая принцесса долго и хорошо готовилась сама и готовила других к этому действу.
- Я, недостойная, молю о разрешении служить ему.
Свирели залились громкими трелями.
- О Великий Дагот,- крикнула Тарамис, - прими наше подношение. Прими первое помазание перед Ночью Твоего Возвращения.
Ни один мускул не дрогнул на лице Ксантереса, когда его пальцы, вцепившись в волосы Ании, резко наклонили ее над головой алебастровой фигуры. Еще одно движение - и ее голова запрокинулась к небу, оставив открытым незащищенное горло. Из складок мантии появился позолоченный кинжал; он блеснул в воздухе и вот уже алый фонтан брызнул на лицо Спящего Бога.
- О Великий Дагот! Твои слуги приносят тебе первую жертву! - воскликнула Тарамис. Хор жрецов вторил ей.
Тарамис рухнула на колени и в поклоне опустила к мраморному полу голову. Ее молитва взлетела к ночному небу:
- О Великий Дагот! Твои слуги ждут Ночи Твоего Пришествия. Я жду Ночи Твоего Пришествия.
Усиленная хором жрецов молитва вновь и вновь отражалась от дворцовых стен:
- О Великий Дагот! Твои слуги ждут Ночи Твоего Пришествия!
Тело Ании вздрогнуло в последний раз и затихло там, где она упала, всеми забытая в луже уже остывшей крови на розовом мраморе пола.
Глава 16
Каменистым было дно ущелья, по которому двигался конь Конана. Каменным было и выражение лица его седока. Конан старался занять все мысли только наблюдением за дорогой, не позволяя себе отвлекаться ни на что другое.
- Ну, поехали же быстрей, - время от времени восклицала Дженна.- Я же знаю дорогу, поехали быстрее!
Он подождал, пока лошади перебрались через каменную гряду, отделявшую их от склона другого ущелья, и только тогда ответил:
- Я могу за два дня довести тебя до Шадизара. За один день - если мы до смерти загоним лошадей.
Он замолчал, в который раз подсчитывая оставшиеся дни и ночи. Теперь многое зависело от того, сколько еще смогут продержаться их кони и как быстро они смогут скакать.
- Я решил вернуться.
- Но мое предназначение!
- В твое предназначение не входит погибнуть в этих горах. Я доставлю тебя во дворец твоей тети.
- Ты не посмеешь препятствовать моему предназначению!
- Да пошло оно, твое предназначение...
Дженна подогнала лошадь и поравнялась с ним.
- А Валерия? Да, это я тоже слышала, и я знаю, что за награду тебе обещала тетя.
Титаническим усилием Конану удалось сохранить бесстрастное выражение на лице. Да, долг должен быть отплачен. Отплачен любой ценой. Но платить должен и может только он, но не Дженна.
- Я могу защитить тебя по дороге. Но не в том случае, если мы сами будем нарываться на неприятности. Неужели ты думаешь, что твое Сокровище будет лежать просто так, на блюдечке.
- Валерия...
- Она не просила меня обменять твою жизнь на ее. А теперь замолчи и поезжай за мной.
Некоторое время она и вправду ехала молча, лишь про себя всхлипывая и беззвучно шевеля губами. Занятый своими мыслями, Конан даже не заметил ее расстройства и раздражения.
Неожиданно она снова взмолилась:
- Это где-то здесь. Я чувствую, Конан. Пожалуйста, сверни туда. Я прошу тебя!
Сам того не желая, он обернулся туда, куда указывала Дженна. Не самая высокая из окружающих гор. Такие же серые склоны. Но у подножия рассыпались гигантским ковром изломанные скалы - каменные столбы и шпили. Лабиринт, вспомнил Конан, как называла их путешествие Дженна. Это был настоящий лабиринт. В его закоулках можно было спрятать целую армию. Нет, это не место для девчонки, даже если там и находится столь нужное для Тарамис Сокровище. Киммериец решил обогнуть гору с юга. Он не сказал Дженне ни единого слова.
- Конан!
Он закрыл уши руками, не желая слышать.
- Конан!
Вдруг до его сознания дошло, что уже не Дженна, а кто-то другой окликает его. Рука сжала рукоять меча: то, что звавший знал его по имени, еще ни о чем не говорило. Вдруг из-за бугра вылетела низкорослая лошаденка, оседланная на коринфийский манер. Верхом на ней восседал маленький, худенький черноглазый человек.
Рот Конана растянулся до ушей:
- Малак! А я думал, что ты...
- Еще не хватало. Я слишком красив, чтобы умереть.
По пятам за Малаком скакали остальные:
Бомбатта, Зула и Акиро, трясущийся в седле и что-то бормочущий про старые кости. Чернокожая женщина сразу метнулась к Дженне, и обе застыли, уткнувшись лицом друг другу в плечи.
- А как же коринфийцы? - спросил Конан. - И как вы нашли нас?
Акиро открыл было рот, но Малак поспешил вмешаться в разговор:
- Когда они увидели, как ты рванул в ущелье, чуть не половина этих ребят двинулись следом, на скаку решая, кому первому достанется девчонка. Ну, что вы на меня уставились? Видит Митра, это они сказали, а не я! В общем, их стало поменьше, и у Акиро появился шанс заняться любимым делом. Давай, расскажи им, что ты такое сотворил.
Акиро снова попытался что-то сказать, и снова Малак перебил его, залившись звонким смехом:
- Он напустил на них тигра. Размером эта. киска была со слона. Ты бы видел, что стало с их лошадьми! Ладно, Акиро, рассказывай дальше.
- Это была лишь слабая иллюзия, - осторожно начал Акиро, все поглядывая на Малака, видимо, опасаясь, что тот снова перебьет его. - Все-таки времени было совсем мало, да и условия - не те. Это был лишь зрительный обман, правда - с запахом тигра. Он и двигаться-то не мог. Но, к счастью, их лошади об этом не знали. Они словно взбесились от ужаса. Наши, впрочем, тоже. Но как бы то ни было, это дало нам возможность смыться. Правда, без запасной кобылы, но зато с целыми шкурами.
Слишком много колдовства в этом путешествии, снова подумал Конан, но, честно говоря, он ничего не имел против, когда оно спасало жизнь его друзей.
- Отлично, что вы нашли нас. Мы вместе влезли в эти горы и вместе должны выбраться отсюда. Нет, нам просто повезло, что мы встретились.
Малак уже раскрыл рот, но осекся под колючим взглядом Акиро.
- Тут нет никакого везения. Вот, смотри, - он протянул Конану кожаный шнурок с маленьким, покрытым резьбой Камнем на конце. Легким движением Акиро пустил камень по кругу, но круг тотчас превратился в овал, а затем Камень маятником закачался по прямой линии, соединяющей Конана и колдуна.
Киммериец невольно задержал дыхание:
- Не люблю я, когда такие штучки связаны со мной.
- Не с тобой, а с амулетом. Найти такую штуку легче, чем живого человека. Другое дело" если бы у меня был твой волос или хотя бы лоскуток твоей одежды. Мы бы нашли тебя еще быстрее.
- Кром! - выпалил Конан.
Еще не хватало, чтобы кто-нибудь из колдунов, пусть даже и дружелюбный пока что Акиро, заполучил себе его волос.
Воспользовавшись молчанием Конана, Акиро продолжил:
- А так, настроившись на неживой предмет, мы потратили уйму времени, чтобы точнее определить направление. Это похоже на поиск выхода в темноте в незнакомом доме.
- А Бомбатта, тот и вовсе не хотел ждать, пока мы разберемся с этой штукой, - не удержавшись, влез в разговор Малак. - Он сказал, что не доверяет колдунам...
Тут он снова осекся и опасливо поглядел на Акиро.
- Все в порядке, Малак,- успокоил его Акиро. - Я уже почти закончил.
Все это время Бомбатта, не слезая с коня, переводил взгляд с Конана на Дженну и обратно. Наконец он громогласно произнес:
- Он не причинил тебе вреда, дитя?
Дженна вздрогнула и прервала разговор с Зулой.
- Что? О чем ты, Бомбатта? Конан защищает меня так же, как и ты.
Ее ответ, похоже, не удовлетворил воина в черных доспехах. Его лицо потемнело, шрамы резче выступили на коже. Он, поколебавшись, повернулся к Акиро и спросил его:
- Эй, колдун. Я должен знать правду. Скажи, невинна ли она по-прежнему?
- Бомбатта! - охнула Дженна, а Зула, стоя рядом с нею, выпалила:
- Это не тот вопрос, на который нужно отвечать тому наглецу, который посмел задать его.
- Скажи правду, колдун, - настаивал Бомбатта, - наша жизнь и многое другое, о чем ты даже не можешь предполагать, зависит от этого.
Акиро разомкнул губы и утвердительно кивнул.
- Она невинна. Я это ощущаю так сильно, что только удивляюсь вам, не чувствующим этого.
Подождав, когда Бомбатта, облегченно вздохнув, отойдет, Акиро наклонился к Конану и сказал:
- Я уже говорил, что здесь все дело в душе, а не в плоти.
Конан покраснел, а затем покраснел еще сильнее, осознав, что краснеет.
- Ну ты, соглядатай. Только не надо пробовать на мне свое ясновидение. Надеюсь, ты ночью не подглядывал.
- Вспомни тот флакон, который я дал тебе. Выпей его содержимое - и скачи отсюда. Бери девчонку, если хочешь, - и вперед. Я не сомневаюсь, что она за тобой хоть на край света... в крайнем случае, через пару таких ночей. А здесь тебе больше нечего ждать. Разве что новых ран. Только учти, раны души куда труднее залечить, чем раны на теле.
Рука Конана нащупала в поясном мешочке каменный флакон. Валерия... Неоплаченный долг...
Голос Дженны словно разбудил его:
- ... и он говорил мне, что не поедет туда со мной. Но нам надо именно туда. Я знаю.
Бомбатта с презрительной усмешкой повернулся к Киммерийцу:
- Эй ты, вор, забыл свою ненаглядную Валерию? Может, коринфийцы вытряхнули из тебя последнее мужество? Да и было ли оно у тебя...
Глаза Конана блеснули таким холодом, что Бомбатта оборвал фразу на полуслове. Его пальцы снова сжали саблю так, что казалось, рукоятка рассыплется в пыль в кулаке. Конан же даже не прикоснулся к своему оружию.
Спокойствие, повторял он про себя. Человек, лишенный терпения, не протянул бы долго в его родной Киммерии. Время еще не пришло. Свои счеты они сведут позднее. Когда он заговорил, его голос был холоден и спокоен:
- Я не поведу ее туда, куда она хочет, один, без еще нескольких пар внимательных глаз и еще нескольких острых клинков. Теперь они у нас есть. Давай-ка не будем тянуть время. Нам обоим позарез нужно вернуться в Шадизар завтра ночью. И у нас есть одно дело, которое нужно будет утрясти по возвращении.
- Я жду не дождусь, когда мы сможем взяться за это дело, - прохрипел Бомбатта.
- А я уже решаю, чем заняться после, - сказал Конан, встряхивая поводьями.
Глава 17
Чтобы добраться до чудовищных ломаных каменных пальцев, им пришлось потратить почти полдня. Вблизи эти громады показались Конану не более привлекательными, чем издали. Каменные стены все теснее обступали их, и вот уже путники вынуждены были двигаться цепочкой, по одному. Сотни миниатюрных каньонов и ущелий переплелись в огромной каменной паутине. Иногда по дюжине узких проходов открывалось на выбор перед ними (причем один хуже другого для продолжения движения и для копыт лошадей) за очередным поворотом.
- Направо, - слышался голос Дженны из-за плеча Конана. - Еще правее. Нет, не этот. Вот тот, туда! Я чувствую, оно уже так близко! Мы бы двигались вдвое быстрее, если бы вы пустили меня вперед.
- Нет! - рявкнул Бомбатта.
Конан промолчал, обшаривая глазами три коридора, открывшиеся перед ним и ведущие в разные стороны этого лабиринта. Уже не в первый раз Дженна просилась вперед, и он давно устал объяснять ей всю опасность такого решения. Бомбатта же не только опасался за девушку, но и очень не хотел оставлять ее рядом с Конаном, не говоря уж о том, чтобы Киммериец оказался между ним и ею. Впрочем, Конану сейчас было не до рассуждений на эти темы.
- Почему мы стоим? - раздался возглас Дженны. - Сюда, нам нужно сюда, она показала на центральный коридор.
- Здесь слишком узко для лошадей, - сказал Конан, слезая со своего коня и с трудом пробираясь между его боком и каменной стеной. - Придется оставить их здесь.