Тот посмотрел на него с симпатией, но деликатно возразил:
— Серьезное занятие. Я вон посмотрел у Павла Григорьевича…
Завязался разговор. Сердюк держал себя свободно, хотя и скромно. «Умен, черт», — подумал Игорь.
Его все больше беспокоило, что ни один из сотрудников не заходит в ресторан, как было условлено. Неужели они пропустили Сердюка, не заметили его? Или ждут Косого?
Игорь уже давно, закурив, бросил спички на подоконник рядом со столиком и теперь, словно ища их, отодвинул занавеску. Это был сигнал.
Но и после этого никто из опергруппы в ресторан не зашел.
Игорь терялся в догадках. Неужели группа снялась и оставила пост? Только этого не хватало! Надо немедленно связаться с Федором Кузьмичом, вызвать новую группу. Но как? Сердюк все время настороже. Один неверный шаг и…
— Что ни говорите, а приезжему человеку в Москве скучновато, — сладко улыбаясь, говорил между тем Сердюк. — Ни знакомых…
— Женского пола? — усмехнулся Зернов.
И тут вдруг у Игоря мелькнула идея.
— А что? Это дело поправимое, — засмеялся он. — И Павел Григорьевич тут тоже не промах, кажется? (И он заговорщически подмигнул Сердюку.
— Что?! — с негодованием воскликнул Зернов, но тут же осекся и с неловкой усмешкой добавил: — Впрочем…
Еще большую неловкость, почти стыд, испытал сам Игорь. Но другого выхода не было. И он добавил:
— Павел Григорьевич, папаша ведь не узнает. А мы малость повеселимся у вас в студии, а? Пригласим кое-кого. Я могу позвонить…
— Ну разве только ради нашего гостя… — смущенно пробормотал Зернов.
Сердюк усмехнулся.
— Я бы не отказался, если так.
— Вот сейчас и позвоним, — быстро поднялся со своего места Игорь. — Тут на углу автомат. Вы мне только номер квартиры напомните, — обратился он к Зернову.
Неожиданно Сердюк поднялся вместе с ним.
— Пойдем провожу, — сказал он.
Делать ничего не оставалось, и Игорь согласился. «Ничего себе положение», — подумал он.
Они вышли из ресторана.
Игорь надеялся, что Сердюк подождет его около будки автомата, но тот втиснулся вместе с ним и, обдавая его жарким дыханием, спросил:
— Как девушки, а?
— Первый класс, — ответил Игорь, чувствуя, как начинают дрожать руки.
Он еле набрал номер Цветкова и, услыхав знакомый голос, сказал:
— Верочка? Это я, Игорек!
— Что? — изумился Цветков. — Вы не туда попали, милый.
Но Игорь, чувствуя, что готов провалиться сквозь землю, с отчаянным упорством повторил:
— Да это я, Игорек! Не узнаете? Тут один мой приятель пришел. Есть возможность весело провести вечер. Приезжайте с подругами. Я скажу адрес.
— Что за черт! — воскликнул сбитый с толку Цветков. — Какая я вам Верочка! Вы что?.. — И вдруг, уже другим тоном, закричал: — Откаленко!.. Это ты?..
— Ну слава богу, узнали, — удовлетворенно засмеялся Игорь. — Так приедете?
— Постой, постой! Неужели появился Сердюк?
В голосе Цветкова прозвучала тревога.
— Вот именно.
— Где он?
— Рядом со мной. Интересный парень.
И тут вдруг Сердюк схватился за трубку.
— А ну, дай я ей скажу!
Игорь отстранил его руку и быстро произнес:
— Он хочет сам с вами поговорить.
— Сейчас, — быстро ответил Цветков. — Скажи, только дверь закрою.
Через минуту Сердюку ответил молоденький и веселый девичий голосок.
— Конечно, приедем. Давайте адрес.
Внешне очень довольные вернулись Откаленко и Сердюк в ресторан, и Игорь сказал Зернову:
— Пошли, Павел Григорьевич. Гости скоро будут.
И тут он внезапно поймал взгляд Сердюка, подозрительный и настороженный.
У Игоря сжалось сердце. Видно, что-то учуял этот зверь, как он поведет себя дальше, было неизвестно.
Виталий Лосев после отъезда товарищей был в таком угнетенном состоянии, что не сразу даже узнал Олега, когда тот вышел из ресторана. Он его догнал уже у остановки троллейбуса.
Успокоившись, Виталий стал наблюдать за Полуяновым и заметил, что тот нервничает. Нет, он, видимо, не боялся, что за ним следят, он не оглядывался по сторонам и не прятался. Но по его порывистым движениям, по тому, как он остервенело закуривал, как хмурился и грыз папиросу в зубах, Виталий понял: нервничает, и сильно.
Потом они ехали на троллейбусе, сначала на одном, затем на другом. Незаметно следовать за Полуяновым не составляло труда, он был рассеян и погружен в какие-то свои неприятные мысли.
Виталий скоро заметил, что едет Полуянов не домой, и это его заинтересовало. «Что же с тобой происходит? — мысленно спрашивал он его. — Куда едешь? И откуда ты, паршивец, взялся?» И еще Виталий мучительно думал о том, виделся или не виделся Олег с Косым и зачем он приходил в ресторан. Но ни на один вопрос ответа не было. Настораживало только состояние, в каком находился сейчас Полуянов, да еще, пожалуй, цель его поездки. Прямо из ресторана… Это было интересно.
Между тем вторым троллейбусом Полуянов доехал до Комсомольской площади и подземным переходом прошел к Ярославскому вокзалу.
«Уж не собрался ли ты, братец, тоже в Снежинск?» — усмехаясь, подумал Лосев.
Но Олег купил билет в пригородной кассе и направился на перрон. Начинало смеркаться. Фонари еще не зажигались. За Полуяновым следить становилось трудно. Его легкая фигура мелькала среди других людей, поминутно исчезая в толпе.
Обеспокоенный Виталий сократил дистанцию.
О чем бы он ни думал, как бы ни поступал, одна мысль не давала ему покоя: «Что с Васькой?» Ведь он тоже поехал с Косым на Ярославский вокзал. Это было давно. Их сейчас здесь нет, конечно. Разыскал Никифоров Ваську в этой вокзальной толпе или нет? И зачем Косой повез его сюда? Если он виделся перед этим с Олегом… Да нет, нет! Почему Виталий так решил?.. Мысли путались, и Виталий гнал их от себя, нервничал и из-за этого в какой-то неуловимый момент вдруг упустил Полуянова.
Тот исчез в толпе.
Виталий заметался по перрону, проклиная себя и свои дурацкие бабьи нервы.
Полуянова нигде не было.
Тогда Виталий сказал себе: «Стоп! А ну, рассуждай!» Он и в самом деле остановился и усилием воли заставил себя сосредоточиться. Прежде всего надо было оценить обстановку. Виталий огляделся. Перрон узкий, и хотя он забит сейчас людьми, назад, к вокзалу, мимо Виталия Полуянов пройти незамеченным не мог. Значит, он впереди. Около перрона стояли два электропоезда. Один из них, справа, только что пришел, поэтому на перроне так много народу. В этот поезд Полуянов сесть не мог. Значит, он сел в левый поезд. Тот отходит в двадцать пятнадцать — это Виталий заметил, когда еще подходил к перрону. Значит, до отхода пятнадцать минут. Пассажиров в вагонах не много: дачный сезон еще не начался. Итак, надо заходить на площадку каждого последующего вагона и, не теряя из виду перрона, проглядывать сидящих на скамьях пассажиров.
Виталий окончательно успокоился. Так с ним бывало всегда. Как только случалось что-то непредвиденное и опасное, нервы собирались в кулак, голова начинала работать четко и ясно, в каком бы перед этим состоянии Виталий ни находился. Появлялось «второе дыхание», как любил выражаться Игорь Откаленко.
Виталий шел из вагона в вагон. Но Полуянова нигде не было.
«Он мог бы легко скрыться, — говорил себе Виталий, — если бы захотел. Но он и не думает об этом. Значит, спокойненько сидит себе и ждет, когда тронется поезд».
Очень мешал полумрак, царивший в вагонах. Виталию пришлось даже зайти в один из них, предварительно убедившись, конечно, что на ближайших скамьях Полуянова нет.
Все было напрасно. Этот проклятый парень словно растворился в вечерних сумерках.
Когда Виталий подошел к последнему вагону, он почувствовал, что нервы опять начинают сдавать. Он готов был снова бежать назад, на перрон, оттуда на вокзал, метаться среди людей, наконец просто кричать: «Полуянов! Где ты?! Полуянов!»
Виталий зашел в вагон. В тот же миг там вспыхнул свет, и в этом ярком, показавшемся почти солнечным, свете Виталий вдруг увидел Полуянова.
Тот сидел на одной из скамеек, привалившись к стенке, и смотрел в черный проем окна, нервно покусывая нижнюю губу.
Виталий устало опустился на ближайшую скамью, инстинктивно сев, однако, так, чтобы Полуянов не мог его заметить.
Через минуту раздался резкий дребезжащий гудок, поезд слегка дернулся, и колеса все быстрее застучали под полом.
В вагоне было совсем мало пассажиров, все сидели, и Виталий в зеркальном стекле двери ясно видел Полуянова. Тот не отрываясь смотрел в окно.
Поезд шел и шел, задерживаясь на всех станциях. Входили и выходили пассажиры. Полуянов продолжал сидеть. Наконец, когда голос в репродукторе объявил следующую остановку, он беспокойно задвигался, потом нехотя встал и направился к площадке вагона, около которой сидел Виталий.
Они почти одновременно соскочили на полутемную платформу.
И тут Виталий понял, что дальше в этой незнакомой, окутанной темнотой местности он не сможет, оставаясь незамеченным, следить за Полуяновым. Стоило тому свернуть за любой угол, в любой проход между дачами, и он пропадет в этой кромешной тьме.
И еще Виталий понял, что Полуянов приехал сюда не случайно, Чутье оперативника подсказывало ему, что он сейчас идет по важному следу. Не последнюю роль в принятом решении сыграло и то, что Виталий уже знал Полуянова, знал его трусливую и подленькую душонку.
Поэтому, когда они сошли с платформы и Полуянов двинулся вдоль полотна железной дороги, мимо темных дач, Виталий догнал его и положил руку на плечо.
Тот вздрогнул и испуганно отпрянул в сторону.
— Тихо, Полуянов, — предупредил его Лосев, другой рукой инстинктивно нащупывая холодную рукоятку пистолета в кармане. — Тихо! Мы пойдем сейчас вместе. И не вздумывай выкидывать номера!
— Это вы?.. — вглядываясь в лицо Виталия, прошептал Полуянов.
— Узнал? И помни, я буду стрелять, если что. Пошли.
— Я… я не пойду…
— Пойдешь. И поведешь меня.
— Но я… я тут ни при чем… — сдавленным голосом воскликнул Полуянов. — Это все он!..
— Пошли. По дороге расскажешь.
— Ну ладно… Только приготовьте пистолет.
И они двинулись в темноту.
На невысоких могильных холмиках стояли кресты, самые разные, деревянные и металлические, простые — две перекладины — и витиеватые, отлитые на заказ. Тропинки петляли в жухлой прошлогодней траве между железными оградками могил. Ветер задумчиво шелестел в металлических листьях венков, уныло раскачивались редкие худосочные деревца, словно обрызганные первой зеленой листвой. Вдалеке за вспаханным черным полем виднелись последние ряды дач, с другой стороны к кладбищу взбирался по склону бронзово-зеленый вал соснового бора, Было тихо и пусто здесь в этот предвечерний час.
Косой привел сюда Ваську после долгого блуждания по поселку. Он ни у кого не хотел спрашивать дорогу.
— Наследим только, — говорил он Ваське. — На кой это надо? Мы лучше тихо, шито-крыто — и там.
Васька согласился поехать сюда только после того, как Косой сообщил, что на кладбище припрятаны вещи с большой кражи и их надо непременно перенести в другое надежное место. Косой не только обещал рассказать, что это была за кража и с кем он ее совершил, но и поделиться добычей. И Васька сделал вид, что ради доли в добыче он готов ехать куда угодно. Он хорошо помнил, что говорил ему напоследок Цветков. «Надо, Вася, выкорчевать это гнездо, и дело тут не в одном Косом. Смотри, слушай и запоминай, но на рожон не лезь, это я тебе строго говорю». А Васька решил все увидеть и ради этого «полез на рожон». Однако главное заключалось не в этом. Главное, из-за чего Васька нарушил строжайший приказ Цветкова и не заехал домой, заключалось в том, что Косой вдруг охотно согласился вернуть пистолет.
— Валяй бери, — усмехнулся он, и усмешка эта была, как всегда, какой-то нехорошей и непонятной. — Я себе другую пушку нашел, пострашнее. Только она тоже там.
И Васька поверил.
Вообще в этот вечер Косой был необычно весел и покладист, так необычно, что в другое время Васька бы непременно обратил на это внимание. Но сейчас все мысли его были заняты одним: он скоро получит назад отцовский пистолет, он все узнает о Косом, чего раньше не знал, а потом… потом они посчитаются.
Они долго плутали по дачному поселку, пока не вышли к полю. Над свежей пахотой чуть заметно дрожал воздух. Вдали на бугре виднелось кладбище.
На маленькой скамеечке около одной из могил они присели и молча закурили. Пустынная тишина кладбища действовала на обоих.
Потом Косой усмехнулся и сказал:
— Вот и подождем тут.
— Чего ждать-то? — спросил Васька.
— Каждый свое ждет, что на роду написано, — неопределенно ответил Косой, продолжая усмехаться и тягуче сплевывая себе под ноги.
И тут Васька вдруг почему-то подумал, что Косой сильнее его и что у него в кармане наверняка лежит нож.
Сумерки сгущались, и желтая пыльная дорога среди черного поля была уже едва видна.
— Подойдет кореш, — мечтательно сказал Косой, — лопату приволокет. Могилку и отроем.
— Это зачем?
Голос у Васьки чуть заметно дрогнул.
— Надо. Так надо, Резаный, — ответил Косой, и в голосе его прозвучали какие-то новые, незнакомые Ваське нотки.
Когда вышли из ресторана, Сердюк был весел и беззаботен, добродушно подтрунивал над Зерновым и перемигивался с Игорем. И Откаленко решил, что все это ему показалось, ничего Сердюк не заподозрил, да и что можно было заподозрить в том игривом разговоре, который был у того с неизвестной, но веселой и бесшабашной девушкой? Откаленко догадался, что с Сердюком говорила Тоня, секретарь их отдела, ее, конечно, позвал Цветков. А Тоня была человеком надежным.
На вечерних улицах уже зажглись огни. Было необычно тепло.
До студии Зернова дошли быстро. Она находилась совсем недалеко, тоже в новом доме, на самом верхнем этаже.
В квартире была только одна большая комната с низким потолком и непривычно длинным окном. Около стен лежали подрамники, на некоторых был натянут свежий, еще не загрунтованный холст. В углу стояла широкая старенькая тахта, рядом на маленьком столике горой лежали кисти, карандаши, стояли немытая чашка из-под кофе, металлический кофейник с черными потеками, тут же на тарелочке лежали хлеб и колбаса. К окну был придвинут мольберт с начатой картиной, изображавшей, видимо, уголок Москвы. Несколько больших портретов маслом стояли, прислоненные к стенке. Старенькие, облезлые стулья дополняли обстановку.
— Батюшки, что у нас тут творится! — схватился за голову Зернов. — И придут дамы.
Сердюк махнул рукой.
— Придут и приберут, дело какое. А вот выпить есть у вас что-нибудь, а?
— Выпить нет, — растерянно посмотрел на Игоря Зернов. — Я как-то, признаться, запамятовал, — и тут же суетливо прибавил: — Давайте я спущусь, не возражаете?
Он опять обращался к Игорю.
— Ради бога! Вы хозяин, — улыбнулся тот. — А мы пока приберем тут.
Зернов был какой-то потерянный и нервный. И это начинало беспокоить Игоря. Тем более что тот все время настороженно следил за каждым движением Сердюка и обращался с ним как-то опасливо и отчужденно. Видимо, и Сердюк заметил эту перемену и тоже насторожился. Реплики его становились все суше и короче, безоблачное настроение явно портилось.
Когда Зернов ушел наконец, Сердюк задумчиво сказал:
— Старикан наш чего-то не того. Задергался. И вообще бабами он не увлекается.
— А нам с ним не детей крестить, — беззаботно возразил Игорь. — Крыша над головой есть, и ладно.
Сердюк нахмурился.
— Ладно, да не очень.
— У тебя что-нибудь получше есть? — весело осведомился Игорь. — Тогда валяй предлагай…
— А ты, парень, я погляжу, того, — Сердюк усмехнулся, — шустрый.
Игорь многозначительно подмигнул.
— Я, брат, не только шустрый. Я еще и деловой. И всю Москву знаю. Где чего — будь спокоен.
Доверительный и залихватский тон его, видимо, понравился Сердюку. Он огляделся и презрительно заметил:
— Художник тоже мне. Они, говорят, тыщи гребут. А этот… с хлеба на квас. Вот сегодня я был у одного… — Он вдруг запнулся и не очень естественно воскликнул, решив, видно, перевести разговор на другую тему: — А рож он нарисовал до черта! И сколько же за это ему отвалится?
— Чужие рублики считаю, когда они моими становятся, — засмеялся Игорь, тоном, однако, давая понять, что речь тут идет вовсе не о воровстве, и, в свою очередь, спросил: — А где ж это ты был сегодня, чего темнишь?
Но Сердюка не так-то просто было вызвать на откровенность. Улыбка вдруг стерлась с его узкого лица, он остро взглянул на Откаленко и отрезал:
— Где был, там меня нет.
— Но обстановочка понравилась?
— Будь здоров, — рассеянно ответил Сердюк, что-то обдумывая про себя. — Ас виду человек совсем незаметный.
«Неужели ограбил кого-то? — подумал Игорь. — Его надо брать сегодня же. Такого водить нельзя, сорвется. И тогда…» Ему стало страшно от одной мысли, что Сердюк останется на свободе. Нет, нет, что угодно, только не это! В нем чувствовалась такая сильная и злая воля, такая бездушная, совсем звериная жестокость, сейчас лишь слегка прикрытая напускным добродушием, что даже ему, Откаленко, привыкшему ко многому, становилось не по себе.
— А гости твои не подведут? — спросил вдруг Сердюк, и в голосе его Игорю послышалось что-то новое, что-то, видимо, решенное.
— Будь спокоен. А что?
— А то, — медленно произнес Сердюк. — Мы им один сюрприз устроим. Обсмеются.
Тихо-тихо было на кладбище и уже совсем темно.
Внезапно Косой насторожился, прислушался, потом поднялся со скамейки и, потянувшись, лениво сказал: