– Я прекрасно это понимаю, но всегда хочется верить в то, что там сидят умные люди!
– Верь, – разрешил Чугункин, – вера помогает мириться с беспросветной тупостью бытия…
– Насчет тупости ты не прав, Павел, – несколько глотков крепкого чая придали Жгутикову сил, необходимых для продолжения дискуссии. – Посты – это переходный этап к отделениям скорой медицинской помощи в каждом стационаре…
– Я читал положение, – сморщился Чугункин. – Не отделение, а просто государство какое-то – блок приема пациентов с регистратурой, сортировочным постом, залом ожидания больных и сопровождающих…
– Как далеко шагнула медицина, э! – «восхитился» Саркисян. – Всю жизнь больные и сопровождающие ждали в коридорах, а теперь будут ждать в зале! Прогресс! Есть такая грузинская поговорка – «Пусть я не князь, зато каждый день мимо княжеского двора хожу»!
– Там будут еще смотровые кабинеты для пациентов в удовлетворительном состоянии и зал для пациентов в среднетяжелом состоянии…
– Ух ты!
– Палата реанимации и интенсивной терапии, операционное отделение для противошоковых мероприятий, перевязочная, диагностический блок с лабораториями, рентгеном, УЗИ, эндоскопией, томографом, консультативно – диагностические палаты…
– Паша, ты что наизусть это положение выучил? – удивился Саркисян. – Шпаришь, как по-писаному!
– Близко к тексту, – поскромничал Чугункин, – так долго наслаждался чтением.
– Ты извращенец! – заявил Саркисян. – Такими вещами невозможно наслаждаться! Лично меня от этих казенных бумаг тошнит!
– Про организацию работы рассказывать? – Чугункин с сожалением посмотрел на опустевшую упаковку от печенья.
– Попробуй пряники! – Жгутиков пододвинул к нему пакет с пряниками. – Воронежские! Мои любимые.
– Из Воронежа? – удивился Чугункин. – Ты же, Тема, кажется, тверской! Где твой местечковый патриотизм? Где любовь к родному краю? И вообще – всем известно, что самые лучшие пряники делают в Туле…
– Ты попробуй, – повторил Жгутиков. – А «Воронежские» – это сорт такой, их у нас в Тверской губернии пекут.
– Прости, Тема, – Чугункин взял из пакета один пряник и осторожно надкусил его. – Однако!
– Я же говорил, – просиял Жгутиков.
– Слушай, обжора, ты про организацию работы хотел сказать, – напомнил Саркисян. – Давай скорее, пока нас с Артемом Ивановичем не разогнали на вызовы. Только – своими словами.
– Скорая привозит больного, или он поступает самотеком, лечащий врач принимает его и тут же обследует с ног до головы, а потом решает – дать пациенту коленом под зад, то есть отправить его на амбулаторное лечение или госпитализировать.
– Я понял, как они там, наверху, работают! – засмеялся Саркисян. – Сидят, смотрят «Доктора Хауса», а в перерывах между сериями пишут свои положения и инструкции с приказами.
Елена Сергеевна тихо, стараясь не стучать каблуками, отправилась в диспетчерскую. Принимать участие в заведомо бесперспективной дискуссии ей не хотелось. Тем более что дискуссия уже закончилась.
– Одиннадцатая бригада – вызов! Двенадцатая бригада – вызов! – прогремели динамики.
«А в Данилове есть что-то общее с Хаусом, – подумала Елена Сергеевна. – Характер, головные боли, и врач он, что называется, «от бога».
В диспетчерской Сиротина и Санникова «учили специальности» стажерку, гоняя ее по категориям срочности повода к вызову.
– К первой категории срочности относятся следующие поводы, – Сиротина начала загибать пальцы, – все поводы с улицы и общественных мест, «авто» и поездная травма, упал с высоты, утонул, повесился, огнестрельные и ножевые ранения, электрическая травма, умирает, внезапно возникший приступ удушья, боли за грудиной в сочетании с холодным потом, резкой слабостью, тяжелые нарушения сердечного ритма, – пальцы начали разгибаться, – резкое повышение или снижение артериального давления, сопровождающееся болями в области сердца, нарушением ритма, нарушением сознания, острые отравления, анафилактический шок…
– Девочки, – вмешалась Елена Сергеевна, – зачем вы зачитываете новой сотруднице инструкции и приказы? Их она прочитает и сама. Вы лучше делайте упор на практические особенности, нюансы, чрезвычайные ситуации. Вот, например… – она замялась, вспоминая имя новенькой, – Инна, что вы будете делать, если у вас врач напьется во время работы? Вечером или в выходной день, когда ни меня, ни старшего врача нет на подстанции?
– Я сниму его с линии… – неуверенно ответила Инна, уставившись на заведующую большими, густо подведенными глазами.
«Девчонка – дура и рохля, – подумала Елена Сергеевна. – Никогда не станет толковым диспетчером».
– Как именно?
– Сообщу на Центр…
– Кому?
– Старшему врачу? – робко предположила Инна.
– Правильно – старшему врачу оперотдела или его помощнику. А что вы будете делать с пьяным доктором?
– Направлю на экспертизу…
– Куда? Как?
– Ну…
– Хорошо, а что вы сделаете с бригадой? Там же остаются водитель и фельдшер.
– Сниму с линии, – твердо ответила Инна.
– Зачем? – ужаснулась Елена Сергеевна. – Там же фельдшер и водитель! Пусть дорабатывают смену фельдшерской бригадой.
– Пусть, – покорно согласилась Инна.
– А если у вас, Инна, одна из машин сломается по дороге на вызов, то как вы будете действовать?
– Пошлю свободную машину, если такая будет забрать бригаду. Водитель вызовет аварийку, то есть техпомощь… Бригаду рассажу по другим машинам…
– А что еще? Что вы сделаете в первую очередь? – настаивала Елена Сергеевна.
– Сообщу на Центр?
– Да оставьте вы в покое Центр! – рассердилась Елена Сергеевна. – Подумайте головой!
– Не знаю… – растерялась Инна.
– В первую очередь вы передадите вызов, на который ехала сломавшаяся машина, другой бригаде! – Елена Сергеевна отчеканила каждое слово, чтобы смысл сказанного надежно закрепился в голове Инны.
«Нет, это не подарок! – заведующая укрепилась в своем мнении. – Туго соображает!»
– Отрабатывайте ситуации! – Елена Сергеевна покинула диспетчерскую.
За плотно закрытой дверью кабинета старшего врача царила тишина. Заведующая с трудом подавила желание резко открыть дверь и посмотреть, чем занят Дмитрий Александрович. Не стоит устраивать цирк на подстанции…
Дверь в кабинет старшего фельдшера по обыкновению была распахнута настежь. Надежда редко закрывала ее, утверждая, что при закрытой двери в ее кабинетике становится тесно и душно. Сидя за столом, старший фельдшер раскладывала пасьянс из выписанных сотрудниками рецептов, по которым списывались медикаменты.
Увидев заведующую, Казначеева обрадованно воскликнула:
– Елена Сергеевна! Легки на помине! – фамильярный намек, скрытый в этой фразе, неприятно покоробил Новицкую, но она не подала вида. – Полюбуйтесь-ка, как выписывает рецепты наш новый доктор.
Заведующая вошла в кабинет и взяла рецепт, протянутый старшим фельдшером:
– Действительно, Надежда Константиновна, – согласилась она, рассматривая каракули Старчинского. – То ли промедол выписан, то ли преднизолон, то ли вообще полиглюкин. И все цифры похожи на семерки. Оставьте, пусть перепишет. Я с ним поговорю.
– Дмитрий Александрович с ним уже разговаривал по поводу карт, – доложила Казначеева.
– И как?
– Карты стал писать разборчивее, рецепты – по-прежнему.
– Я поговорю с ним.
– А то ведь попадутся такие каракули на глаза Госнаркоконтролю – хлопот не оберемся!..
Против ожидания разговор с Прыгуновым вышел коротким и результативным.
– Я прекрасно знаю, что представляет собой Кочергин, – скривился Прыгунов, стоило только Елене Сергеевне затронуть больную тему. – Если бы у меня или у Валерия Иосифовича, не говоря уже о главном враче, сложилось бы мнение, что Кочергин потянет, то он бы сидел сейчас в вашем кресле, Елена Сергеевна. Но взять и вот так сразу вышвырнуть его вон, мы не можем. И перед людьми неловко, и по судам он нас всех затаскает. Нужно решать вопрос по справедливости и согласно Трудовому кодексу. Вы улавливаете мою мысль, дорогуша?
«Дорогуша» означало высшую степень расположения. Смысл же сказанного Прыгуновым был таков: «хочешь избавиться от Кочергина – сама ищи или создавай причины».
– Улавливаю, Борис Ефимович, – улыбнулась Новицкая. – И сделаю все, как подобает.
– Только уговор – у меня никого не сманивать! – Прыгунов откинулся на спинку огромного пижонского кожаного кресла и погрозил Елене Сергеевне пальцем, идеальной ухоженности которого позавидовала бы любая женщина. – Ищите старшего врача в своей епархии. Кстати, насплетничаю. Кажется, вам симпатизирует Михаил Юрьевич! Ну-ну, не краснейте, хотя вам это очень идет, лучше скажите – чем вы его прельстили?
– Да мы практически незнакомы! – изумилась Елена Сергеевна. – Я его видела только во время совещаний и визитов на нашу подстанцию…
«Испорченный телефон» всегда работает с искажениями, на то он и испорченный. Главный врач посоветовал своему заместителю налаживать работу не тасуя кадры, тот сказал Прыгунову дословно: «главный не рекомендовал снимать только что назначенную заведующую», ну а в мозгу Прыгунова эта фраза зазвучала по-новому, наполнившись совершенно другим смыслом.
– Хитрите! – понимающе вздохнул Борис Ефимович. – Прячете карты в рукаве… Ну вам, Елена Сергеевна, виднее.
Новицкая ответила многозначительной улыбкой, не став разубеждать проницательного Бориса Ефимовича дальше. Если человеку хочется заблуждаться, то зачем ему мешать? Главное – ей разрешили вырвать с корнем больной зуб. Остальное – неважно.
– В следующую среду я уезжаю на три дня в Питер, – сказал на прощанье Прыгунов. – За меня останется Свиньина.
В Санкт-Петербурге должна была состояться всероссийская научно-практическая конференция, посвященная реформированию «скорой помощи».
– Счастливой поездки, – пожелала Елена Сергеевна.
Она тоже с удовольствием съездила бы на конференцию – прогулялась бы по Невскому, повидалась бы кое с кем из однокурсников и просто отвлеклась бы от этой повседневной рутины, ежедневной нервотрепки, но ее не включили в список делегатов от московской скорой».
«Было весело отправить на конференцию Саркисяна и Чугункина, – подумала Новицкая. О, они бы там развернулись!»
Глава пятнадцатая Бог любит троицу
– Значит, нам с тобой укажут на дверь, так?
– Ты о чем, Петрович? – не понял Данилов.
Они только что выехали из гаража. Ферганский бульвар, пять, второй подъезд. Повысилось давление у женщины семидесяти двух лет.
– О реформе «скорой помощи»! – ответил Петрович. – У нас вся колонна гудит. Говорят, что врачей и водил со «скорой» погонят на хрен, а оставят одних фельдшеров. С правами. Ты мне только скажи, как он, фельдшер, одновременно будет и машину вести, и капельницу налаживать? Или они надеются многорукими индейскими богами штат укомплектовать?
– Индийскими.
– Что – индийскими?
– Индийский бог Шива многорукий.
– А! И правду говорят, что все станции и подстанции разгонят, а бригады будут при приемных отделениях стационаров?
– Примерно так.
– Ну дела! Слышь, Вер, скоро уступлю тебе баранку!
– Не торопись, – осадил Данилов. – До этого еще долго. Проект станет экспериментом, эксперимент будет долго обсуждаться, потом его начнут поэтапно внедрять… Напрасно ты со своими коллегами паникуешь, тем более что работа для водителей есть всегда.
– Не скажи, – вздохнул Петрович. – Развелось нашего брата как собак нерезаных…
– Потом врачебные бригады останутся, – добавил Данилов. – Только использоваться они будут по профилю, а вот на улицу будут выезжать исключительно фельдшеры.
– Скажешь – что бог не делает, все к лучшему?
– Доживем – увидим, чего раньше времени волну гнать. Я спокойно ожидаю перемен. Понравится – останусь. Не понравится – уйду.
– Куда?
– Да хотя бы и в поликлинику! – полушутя-полусерьезно ответил Данилов.
– Да ну ее к лешему, такую работу! – скривился Петрович. – Старух лечить!
– А тут у меня все сплошь молодые и красивые, – фыркнул Данилов. – Народ везде одинаков…
– Рано паникуешь, Петрович! – высунулась к ним Вера. – А то выучись на фельдшера и живи спокойно.
– Стар я на фельдшера учиться…
– Скажи лучше – крови боишься и покойников!
– А кто их, Вер, не боится? Все боятся, просто некоторые в этом не сознаются, а мне скрывать нечего. Вылезайте, приехали!
Диалог на вызове был достоин пера Достоевского.
– На что жалуетесь? – спросил Данилов, оценивая пульс сухонькой благообразной старушки, вылившей на себя не менее половины флакона духов «Красная Москва».
– Да на что мне, старой, жаловаться, милок? – заскулила та. – Мне давно уж в гроб пора…
– Разумеется, – машинально поддакнул Данилов, доставая тонометр и тут же, спохватившись, уточнил: – Что именно вас беспокоит?
– Да что меня, доктор, может беспокоить… – покачала головой старушка. – На восьмом десятке-то. Это я всех беспокою, давно уж на том свете меня ждут не дождутся, а я все живу…
Старушка еще раз вздохнула и поднесла к глазам беленький платочек, вытащенный из кармана фланелевого халата. Запах духов стал просто нестерпимым. Данилов закусил губу, чтобы не расчихаться, и измерил давление на свободной от утирания слез руке.
Давление оказалось на редкость хорошим – сто тридцать на восемьдесят.
– Так что же все-таки случилось у вас…
– Надежда Семеновна, – подсказала старушка.
– Да, что же случилось, Надежда Семеновна?
– Да что у меня, старой дуры, случиться может? Помирать давно пора, а смерти все нет…
– Смерть – это не по нашей части, – заметил Данилов. – Так что же у вас болит?
– Эх, милый, – Надежда Семеновна перестала тереть глаза. – Это у старика моего болело, ох и болело. Десять лет тому, как отмучился. В земле отдыхает, да меня поджидает. Вот бы и мне к нему поскорей…
– Маразмус, – негромко сказала Вера над ухом Данилова.
– Куда ж без него, родимого! – ответил Данилов.
– Вот-вот! – оживилась Надежда Семеновна, неверно истолковав последнюю фразу Данилова. – Куда ж мне без старика-то моего…
– Так, значит, все у вас хорошо, Надежда Семеновна?
– Какой там «хорошо», доктор! Говорю же – пора мне на тот свет, за грехи свои перед Богом ответ держать… – Надежда Семеновна истово перекрестилась. – Чего ж в этом хорошего?
– Раздевайтесь! – потребовал Данилов.
– Заче-е-ем? – искренне удивилась старушка.
– Осмотрю вас.
– Чего там смотреть? – пригорюнилась Надежда Семеновна. – Кожа да кости и все в морщинах. Вон у тебя помощница какая ладная да справная. Ее и раздевай, а меня не трожь!
– Старые люди знают, что говорят! – прошелестел над ухом Данилова игривый Верин голосок.
– Надежда Семеновна! – Данилов добавил в голос строгости. – А зачем вы «скорую помощь» вызвали?
– Как – зачем?! – Маленькие глазки расширились от изумления. – Бессонница у меня, укольчик бы. Димедрол мне хорошо помогает, сплю с него сутками.
– Вера, сделай, пожалуйста, одну ампулу димедрола внутримышечно, – попросил Данилов.
– Ну, наконец-то, – с облегчением вздохнула Надежда Семеновна. – Ты, милок, не сердись на мои слова, но для доктора ты малость туповат. Измучил меня всю своими вопросами!
– Извините, Надежда Семеновна, – Данилов улыбнулся и развел руками. – Больше такого не повторится.
– Поглядим, – проскрипела пациентка, переворачиваясь на живот и задирая халат. – Ты там, милая, слегка трусы приспусти и коли!
– Плавали – знаем! – успокоила ее Вера.
По дороге на следующий вызов – подземный переход у станции метро «Рязанский проспект», мужчина пятьдесят, травма ноги, Данилов вдруг улыбнулся, что было сразу же замечено бдительным Петровичем.
– Что такое? – обернулся тот.
– Да так, вспомнил одно из своих первых дежурств. С Пимановым и фельдшером Комаровым…
– Помню таких, – подтвердил Петрович. – Пиманов потом в бомбилы подался, а Мишка Комаров сейчас в шестьдесят третьей врачом приемного отделения трудится.
– Там же, тогда же… Мужчина с травмой ноги в этом же переходе. Подъехали, спустились, видим, у стены сидит пропитой алкаш, а при нем – сержант, который нас и вызвал. Алкаш чуть ли не плачет, на ногу жалуется, болит мол. Мы с помощью сержанта подняли его в машину, уложили на носилки и занялись им вплотную. Нога, оказывается, болела уже две недели, а сегодня он вышел за очередной бутылкой и свалился от боли в переходе. Осмотрел ногу, нога оказалась та еще – отек и гиперемия левой голени, болезненность при пальпации по краям, да еще он вспомнил, что заболел после того, как провалялся всю ночь на сырой земле.
– Рожа! – с ходу поставил диагноз Петрович.
– Ты, Петрович, готовый фельдшер! – похвалил его Данилов. – Тебе и учиться не надо – можешь сразу экзамен по специальности держать!
– Хорош прикалываться! Рассказывай дальше.
– Дали нам место во второй инфекционной, и поехали мы на Соколиную Гору. Привезли, дождались своей очереди, заложили страдальца в бокс и ждем, когда нам за него распишутся. Но человек предполагает, а судьба смеется. Сняли там наш диагноз рожи. Коллегиально – два врача и заведующая. Поставили ему тромбоз глубоких вен левой голени…