Он совершенно точно мог перечислить тех, кто входил в группу основных заговорщиков: вся та компания из «Вестерна» во главе с Красноштановым, потом – само собой разумеется! – Инна, бывшая основным источником сведений о нем, первой назвавшая его Антоном Антоновичем Дебрским.
Для удобства он решил пока не вспоминать настоящего своего имени (все равно не вспомнить!), а даже наедине с собой именоваться Дебрским. К тому же эта фамилия, более напоминающая некую кличку, ему все больше нравилась. Сочетание «Антон Антонович» по-прежнему не вдохновляло, а вот фамилия – весьма. Было в ней что-то такое… неожиданное, дерзкое, даже разбойничье. Это вам не Красноштанов какой-нибудь. И не Сибирцев.
Впрочем, нет, Сибирцев – тоже звучная фамилия и тоже дерзкая. Не зря же Антон не сомневался, что и доктор «Скорой» входил в число заговорщиков. Очень уж своевременно оказался он на месте катастрофы, которая кончилась физической гибелью неведомой Нины Дебрской и моральной – ее мужа!
Нет, ну в самом деле: разве человек без памяти – полноценный человек? Он все равно что мертвец. Это на руку заговорщикам, даже очень на руку! Как нарочно! А почему бы не предположить, что и его амнезия тоже нарочно подстроена? К примеру, Сибирцев вполне мог под видом какого-нибудь обезболивающего впрыснуть бесчувственному, обгоревшему человеку некое лекарство, после чего тот окончательно исчез как личность.
Да, дело было задумано очень серьезно и подстроено как надо, не считаясь с жертвами. Сгорели две машины, погибла Нина и еще один человек, водитель джипа. С жертвами вышла накладочка. Хотя очень возможно, что тот, из джипа, был обречен заранее, сознательно взял на себя роль этакого камикадзе…
«Камикадзе, камикадзе…» – мысленно повторил Дебрский. Он помнил это слово, но значение его представлял себе очень примерно. Однако он откуда-то знал, что, если не уверен в слове, его надо посмотреть в словаре.
В гостиной он видел два битком набитых книжных шкафа. Антон открыл дверцы и какое-то время просто так стоял, глядя на книги и вдыхая чуточку пыльный запах. И почему-то немного успокоился. Все-таки очень может быть, что он и впрямь жил в этой квартире, квартире Дебрского, потому что запах этих книг ему определенно знаком. Хотя, наверное, книги во всех книжных шкафах на свете пахнут одинаково, и это не довод!
Дебрский сразу увидел четырехтомный «Толковый словарь живаго великорусскаго языка» Даля и толстенный – Большой энциклопедический. Его поразило слово «живаго», поэтому он сначала вытащил третий том Даля, где была буква К, открыл – и тут же испуганно захлопнул. Это не для него!
С Большим энциклопедическим словарем дело пошло лучше. Он довольно быстро нашел слово «камикадзе», которое помещалось между «камизарами» (участники крестьянского плебейского восстания 1702–1705 годов в Лангедоке, Южная Франция) и «камилавкой» (головной убор, высокий, расширяющийся кверху цилиндр без полей, фиолетового цвета). Итак, «камикадзе» – по-японски «ветер богов», название летчика-смертника, действовавшего против кораблей противника во время Второй мировой войны.
Ну, он угадал совершенно правильно! Летчик или водитель – разница в данном случае невелика. Главное – смертник. То есть не исключено, что водитель джипа сознательно пошел на смерть, чтобы расправиться с Дебрским.
Секундочку… Его вдруг ударило такой догадкой, что в глазах потемнело. Секундочку! А что, если на самом деле он сам – водитель джипа? Не Дебрский, что бы ни означало это слово, а натуральный Камикадзе? Что, если их просто подменили в той неразберихе, которая царила на шоссе, пользуясь тем, что оба обгорели?
Антон быстро закрыл словарь, с усилием втолкнул его на полку и нервно заходил по комнате.
«Ловушка для Золушки, – почудилось, услужливо шепнул кто-то в самое ухо. – Ловушка для Золушки!»
А это еще что такое?
Уже освоившись с привычкой искать объяснение всему в словаре, Дебрский опять заглянул в шкаф – и вдруг увидел прямо перед собой эти слова: «Ловушка для Золушки». Его материализованная мысль была написана на книжном корешке. Итак, это название романа! Дебрский коснулся корешка пальцами, подумал и вытащил книгу. Сначала он листал ее стоя, потом отошел к дивану и сел, проглядывая страницы, что-то открывая для себя как бы заново, а что-то вспоминая настолько отчетливо, что чуть ли не половину книги мог пересказать, не перечитывая.
Это был французский детектив о грандиозной авантюре, в ходе которой две девицы боролись за богатейшее наследство. Сначала наследницей старой вздорной тетки официально считалась одна из них – по имени, вернее по прозвищу, Ми. Но ее подружка До решила сама стать наследницей и нашла союзницу в лице гувернантки Ми – Жанны. Авантюристки решили устроить пожар на уединенной вилле Ми, при этом несчастная наследница обречена была сгореть, а До следовало героически опалить свое лицо до неузнаваемости, так чтобы Жанна без опаски могла назвать ее потом Ми. И под этим именем До плавно втекла бы в права наследства, не забыв своей щедростью хитроумную и хладнокровную Жанну.
Однако вышла неожиданная накладка: Ми случайно узнала о собственном грядущем убийстве. Более того – она узнала и о том, что тетка, не менее вздорная, чем богатая, намерена сменить курс и изменить завещание в пользу До. То есть у Ми появились более чем веские основания незаметно войти в игру, переменить расстановку сил, героически обжечь лицо и выдать себя за До!
И все-таки этой храброй девчонке, которая очень понравилась Дебрскому, не повезло! Она устроила пожар, при котором До сгорела, однако сама Ми потеряла память, ударившись головой. Жанна, не знавшая о замене, уверенно назвала ее Ми, ну а потом выяснилось, что тетушка, умирая, исполнила-таки свою угрозу и наследницей оказалась До. Мало того, что Ми сама себя перехитрила: она еще и угодила за убийство До на каторгу – разумеется, вместе с Жанной.
Дебрский отложил книгу и задумался.
Увы, «Ловушка для Золушки» не развеяла, а только подтвердила подозрения! Однако книга навела его еще на одну мысль: в такие опасные игры люди играют не просто так, а лишь тогда, когда светит очень, ну очень крупный выигрыш.
Дебрский усмехнулся. Даже не видя себя в зеркало, он мог бы поклясться, что улыбка вышла кривая: обожженные щеки все еще болели. А ведь, пожалуй, напрасно он обвинял неприятного господина Красноштанова и прочих не менее неприятных господ из «Вестерна» в притворстве. Вряд ли они вошли в число участников заговора. Потому что это означало слишком многое количество участников дележа! Скорее всего, их только трое: он сам, Инна и, определенно, Сибирцев.
И тут Антон опять нервно забегал по комнате. Но если это так… если это так, если он и сам участник заговора против неведомого (и, скорее всего, покойного Дебрского), то почему сообщники до сих пор не посвятили его в тайну? Ладно, в больнице они могли притворяться со страшной силой, даже должны были это делать, ведь конечная цель – выдать его за Антона Антоновича, но уж дома-то Инна могла открыться ему!
Однако не открылась. Наговорила всякой пугающей чепухи – и исчезла, оставив его наедине с подозрениями, сомнениями, предположениями, от которых уже дрожь колотила.
А что, если заговор все-таки свершается против его воли и он не более чем кукла, которой манипулируют Инна с Сибирцевым?!
Вдруг очень захотелось есть. Опять-таки, несмотря на амнезию, Дебрский не сомневался: та пакость, которой его кормили в больнице, не может быть основой полноценного человеческого существования.
Дебрский пошел на кухню, открыл холодильник и удовлетворенно присвистнул: вот это совсем другое дело! Отличная колбаса двух видов, икра в красивенькой жестяной баночке, масло, сыр, огромные яблоки и желтый, как янтарь, виноград, маринованные грибы, зеленый горошек, хлеб в полиэтиленовом пакете…
Он быстренько выложил пакеты, выставил банки на стол и начал есть все подряд: виноград с зеленым горошком, а колбасу с икрой, находя вкус всего вместе и по отдельности просто восхитительным. Открыл баночку с грибами, но запах уксуса показался отвратительным, и есть грибы Антон не стал.
Под столом его ноги на что-то наткнулись. Ого! Да тут заставлено банками и баночками с помидорами, огурцами, салатами, опять-таки грибами, кабачками и баклажанами, компотами какими-то… Жена Дебрского была очень хозяйственная особа. Похоже, с подругой жизни ему все-таки повезло. Непонятно, зачем понадобилось избавляться от женщины, которая обеспечивала мужа таким запасом провианта?!
А что, если Нина погибла случайно? Что, если и она была участницей заговора против собственного мужа и ее смерть здорово спутала карты Инне и Сибирцеву?
О черт!
Аппетит сразу пропал. Отшвырнув вилку, которая со звоном свалилась на пол, Дебрский опять ринулся в комнату и принялся сновать туда-сюда, вороша какие-то бумажки, опять роясь в шкафу и зачем-то заглядывая под диванные подушки.
А что, если Нина погибла случайно? Что, если и она была участницей заговора против собственного мужа и ее смерть здорово спутала карты Инне и Сибирцеву?
О черт!
Аппетит сразу пропал. Отшвырнув вилку, которая со звоном свалилась на пол, Дебрский опять ринулся в комнату и принялся сновать туда-сюда, вороша какие-то бумажки, опять роясь в шкафу и зачем-то заглядывая под диванные подушки.
Ему попалось несколько альбомов с фотографиями. Особо ценной находкой оказался спрятанный в одном из них черный пакетик с тремя тысячами рублей. Дебрский с удовольствием пересчитал их раз и другой и перепрятал в карман куртки. Почему-то он сразу почувствовал себя увереннее и теперь перебирал фотографии более спокойно.
Антон Дебрский в компании самых разных людей. В основном с мужиками важного вида, иногда вида пьяного. Несколько раз он был снят рядом с женщиной и девочкой. Очевидно, Нина и Лапка. На эти фотографии он смотрел мельком, не вглядываясь в лица, – почему-то начинало дрожать сердце так, что просто невозможно вытерпеть.
Ладно, потом он рассмотрит свою (Дебрского!) семью, на досуге попытается понять, нравится ему эта высокая женщина с прямыми густыми бровями и напряженной улыбкой или нет. А сейчас нужно найти другое, другое…
Он и сам не знал, что ищет. Однако с каждым просмотренным альбомом тревога усиливалась. Фотографий Нины – прежних, где она была моложе, иначе одета и причесана, чем теперь, на некоторых это был совсем еще ребенок, даже с родителями и подружками детства, в числе которых чаще других оказывалась Инна, – обнаружилось довольно много. А вот снимки Дебрского (все аккуратно подписанные) были датированы только двумя последними годами. Здесь он уже был без бороды, не то что на фото в паспорте. Либо кто-то сознательно и тщательно почистил эти альбомы, убрав все его старые снимки, либо сам Дебрский прятал их от всего света и прежде всего – от жены.
Та-ак… Налицо еще один вариант заговора! Все четверо: он сам (неизвестно кто), Инна, Сибирцев и Камикадзе, упокой господи его душу грешную, объединились совсем не против настоящего Дебрского, а против Нины!
А что? Очень связно получается. Нина погибает, и наследство переходит к ее мужу – к нему, стало быть. Выходит, он и в самом деле Антон Антонович Дебрский? Очень приятно, будем знакомы. Остается опять-таки одна небольшая неувязочка: насчет наследства, которое переходит… Единственный родственник Нины – какой-то там дедуля из Карабасихи. Судя по названию, глухомань такая, что заранее тоска берет. И если дедок не отрыл в своем огороде проржавевший сундук с золотыми монетами, вряд ли покойнице Ниночке что-то светило в смысле наследства, за исключением деревенской покосившейся избенки и огорода с картошкой. Хотя уже конец сентября, картошка, очевидно, с огорода убрана и свалена в погреб.
Ну, это меняет дело! Наследство сразу приобретает особую ценность!
Отшвырнув альбомы, Дебрский подошел к потемневшему окну. Уже поздно, совсем поздно. Не лечь ли спать, уповая на старинную и опять-таки незабытую премудрость: утро вечера мудренее?
Да нет же! Он же не заснет, раздираемый этими дурацкими сомнениями!
Стоп. А что, если ключ наконец найден? И заключен сей ключ вот в этих двух словах: «дурацкие сомнения»…
Почему бы не предположить, что сомнения его и впрямь дурацкие, что он в самом деле важное лицо в дилерской фирме «Вестерн», Антон Антонович Дебрский, попавший вместе со своей женой в жуткую катастрофу – совершенно случайно попавший! И нет никакого заговора. И никто его не ненавидит. И Сибирцев вместе со своей разбойничьей фамилией может продолжать спокойно работать на «Скорой», а Камикадзе – никакой не камикадзе, а просто-напросто лихач-неудачник. А Инна…
Он словно бы увидел ее побледневшее лицо, сузившиеся глаза, услышал ее напряженный голос: «Почему мне кажется, что ты притворяешься? Если ты ехал за Ниной – за ней, – то каким же образом она оказалась в твоей машине? Я бы поняла, если бы ты мчался уже из Карабасихи, но ты ведь ехал из Нижнего! Каким образом?»
Да, вопросы есть. Есть вопросы! И такое впечатление, что ему никто на них не ответит, кроме него самого. Но как?!
И тут он понял – как. Немалую роль сыграла в этом его решении милая и дорогая «Ловушка для Золушки». Потерявшая память Ми пыталась понять, кто она, разыскивая прежних своих знакомых, не связанных с интригой Жанны. Вот так же поступит и он. Сейчас опять прочешет всю квартиру в поисках каких-нибудь телефонов и адресов, а наутро – к сожалению, придется дотерпеть до утра, потому что сейчас уже слишком поздно, – обзвонит все телефоны и объедет все адреса. Не может быть, чтобы не нашлось ни одного человека, который не подсказал бы пути к разгадке!
И в это мгновение зазвонил телефон.
От неожиданности Дебрского шатнуло. Брать трубку или не брать? Что может означать столь поздний звонок? Опасность? Или наоборот – разгадку тайны? А вдруг это звонит кто-то из «заговорщиков»?
От звона заболела голова, и он все-таки поднял трубку:
– Алло?
– Дебрский? – сердито спросил мужской голос – увы, совершенно незнакомый. – Это вы, Антон Антонович?
– Ну, предположим, – ответил он, чувствуя себя довольно глупо.
– Хренова мать, Дебрский! – с чувством произнес незнакомец. – Это Алик Валдис звонит. Куда вы запропастились? Решили меня продинамить? Вы фотографии будете забирать или нет?
– Ка… – начал было Дебрский, но осекся. Он хотел спросить: «Какие фотографии?», однако вовремя сообразил, что делать этого ни в коем случае не следует.
Судьба решила пойти ему навстречу. Она посылает ему одного из тех, кто знал настоящего Дебрского. Нельзя упустить такого шанса!
– Как же, как же, собираюсь, – быстро ответил он.
– Отлично! – Голос в трубке заметно повеселел. – А когда?
– Если можно, немедленно.
* * *Ветер шумел и шумел… Нина прислонилась лбом к стеклу, ощущая мимолетное облегчение от его прохлады и вспоминая, как ревел этот ветер недавно над Горьковским морем, как проламывался сквозь придорожный лес, словно вокруг стояли не вполне цивилизованные окрестности трех райцентров, а дичь и глушь почти первобытная – необитаемая, темная, унылая. И хотя сейчас она находилась в теплой, освещенной комнате, хотя была уже не одна, это ощущение всепоглощающего уныния никуда не делось, а словно бы усугубилось, назвавшись тяжелым словом «тоска»…
– И что ты сделала потом? – спросил Константин Сергеевич.
Нина не обернулась. Ей было легче стоять вот так, не глядя на деда, общаясь только с его размытым отражением в темном окне. Ей было стыдно того, что она «сделала потом».
– Ну, я… – Нина попыталась усмехнуться. – Я ринулась в подъезд и позвонила в Инкину дверь. То есть повела себя довольно пошло и, не побоюсь этого слова, вульгарно.
– М-да, – протянул дед. – И я не побоюсь этого слова.
– Уж не знаю, что было бы дальше, но они оказались настолько любезны, что не дали мне совершить последнюю глупость и устроить сцену. В смысле, не открыли дверь.
– Как так?
– Молча. Нет, натурально – молчали как рыбы. И когда я снова вышла во двор, окна были уже темные. Затаились.
– Жуть! – слегка усмехнулся дед. – Поглядишь – картина, а разглядишь – скотина! Только… слушай, Нин, вспомни свое тогдашнее состояние и скажи: ты абсолютно уверена, что видела именно Антона?
Дед говорил осторожно, как бы опасаясь ее обидеть, но Нина не обиделась. Именно этот вопрос она и сама задавала себе все два часа, прошедшие с того мгновения, как вспыхнувшая сигарета осветила знакомый профиль на знакомой лоджии.
«Он или не он?» – думала Нина, когда билась в эту молчаливую дверь, и когда бежала через жутковатый, но в этот час совершенно пустой, без единого маньяка, подземный переход на вокзальную площадь, и когда бродила меж машин, ища придурка, который в полночь повез бы ее за сто километров, в какую-то там безумную Карабасиху… Но ведь ей в самом деле больше некуда было податься в Нижнем. Разве только в милицию! Или уж в гостиницу. А нужно, смертельно нужно было оказаться сейчас около родной, теплой души, чтоб не придумывать всякие отговорки, а открыться, исповедаться, получить совет или хотя бы искреннее сочувствие: ведь ее только что предали двое самых близких людей.
Ну а для всего остального мира ее страстное желание немедленно, среди ночи, попасть в Карабасиху казалось какой-то дичью. Особенно для таксистов. Ей так и говорили: «Да где же вы, девушка, такого придурка найдете?!»
Что характерно, нашла! Даже двоих – в том смысле, что это оказалась семейная пара из Чкаловска. Жена вернулась из Москвы не то красноярским, не то пермским ночным поездом, а муж встречал ее, совершенно спокойно воспринимая перспективу еще часа полтора гнать по ночной дороге до родимого дома. Пара очень обрадовалась возможности положить в свой карман триста рублей – Нина выложила бы и втрое больше, да эти добрые люди, видно, постеснялись непомерно запросить с женщины с ребенком на руках, к тому же за попутную дорогу. Вообще, успела подумать с мимолетной усмешкой Нина, ей везло в жизни с попутным транспортом, чего не скажешь, к примеру, о любви…