Сергей, конечно, ему не сочувствовал, но не согласиться не мог. Алла Геннадьевна мало у кого вызывала симпатию. Даже женщины, которых регулярно подвозил с рынка Горелов и которых он уже допросить успел, в один голос говорили о ней как о противной склочнице.
– Чем она тебя шантажировала, Вадик? – ухмыльнувшись ему в макушку, Назаров вернулся на свое место.
Он почти уже знал ответ. Но решил услышать от него историю о пропавших из дома Беликовых картах, на которых было зашифровано место, где спрятаны сокровища.
– Однажды я проник к ним в дом, когда их не было. Чтобы… Найти карту. Мой дед искал ее, отец потом. А у этого козла Беликова она лежала просто так. Хранилась! – фыркнул со злостью Вадик.
Когда он начинал думать и говорить о несметных богатствах, спрятанных где-то совсем рядом, поблизости, то совершенно забывал о своем унижении. О том, через что ему пришлось пройти. Цель вполне оправдывала средство.
– Нашел? – спросил Назаров, поигрывая кромкой бумажной стопки, ероша ее ногтем. – Карту нашел?
– Да. Нашел. Только не понял ни черта.
И потом…
– Что?
– Она узнала о том, что я был в их доме в их отсутствие, – спрятав голову в плечи, признался Вадик.
– Камеры?
– Да. Я о них не знал.
– И тогда она решила этим воспользоваться?
– Да. Грозила сдать меня в полицию.
– Решила затащить тебя в постель? Возможного претендента на руку и сердце своей дочери?
Назаров покачал головой. И тут же подумал, а если бы он оказался в доме Беликовых тайно и попал в объектив камер видеонаблюдения, что было бы потом? Пристала бы к нему Алла Геннадьевна с непристойным предложением или тут же сдала бы полиции? Наверное, второе. Она ведь знала, что он скорее руку себе отрежет, чем с ней…
Брр! Ужас! Назаров брезгливо передернулся.
Он оглядел понурые плечи молодого парня, его пунцовые щеки, шею всю в красных пятнах, зажатые коленями ладони. И вдруг подумал, что не было никакого страха перед полицией у этого Илюхина. Алчность! Азарт! Дикое желание отыскать наконец клад, который никому так и не удалось найти. Весь город перерыли и ни хрена не нашли. Он мог бы быть с тем, кто его нашел.
– У меня не было шансов, – вдруг нарушил тишину Илюхин. – И, отвечая на его вопросительный взгляд, пояснил: – У меня с Сашей не было шансов. И я это понимал, и ее мать тоже.
Назаров промолчал, угрюмо уставившись на окно, за которым бесновалось августовское солнце, выбелив небосвод почти до прозрачности.
– И ни у кого нет с Сашкой шансов. Даже у Усова, – вдруг осмелев, выпалил Вадик.
– Почему ты так решил? – спросил Назаров, не переставая пялиться в раскалившееся от жары стекло.
– Потому что у нее под матрасом… – он выдержал стремительно развернувшийся на него гневный взгляд Назарова и с вызовом закончил: – Да, да, я заглядывал и туда! Так вот, там до сих пор… Хранится ваша фотография, Сергей Иванович…
Глава 17
– Геля, детка, тебя тут спрашивают.
Дребезжащий голос ее мужа Саши Саргисова, некогда крепкого, кудрявого, черноглазого жгучего брюнета, а ныне немощного, больного и почти лысого, разбудил задремавшую после обильного обеда Гелю.
Детка дернулась стадвадцатикилограммовым телом, недовольно завозилась под легким пледом, тут же в полусне скинула его с себя, резко села на диванчике. Протяжно зевнула и нехотя распахнула глаза.
– Саня, кто?! – рявкнула она и осторожно поставила ноги на перегретые кирпичи.
Диванчик стоял под старой грушей. Солнечные лучи терялись в густой кроне, но кирпичи, которыми Саня выложил четыре квадратных метра под диванчик, все равно страшно нагревались. Сегодняшний день не стал исключением. Пятки тут же обожгло, Геля еще раз дернулась и окончательно проснулась. Нашарила садовые босоножки, в которых дальше калитки никуда не ходила.
Саня стоял, сильно сгорбившись, у грушевого ствола, поглаживал растрескавшуюся кору и смотрел на нее с немым укором.
– Что?
Геля поняла его взгляд, пригладила редкие светлые волосы, заправила прядки за уши. Еще раз повторила вопрос:
– Что?
– Там мужчина, Геля! – В дребезжащий голос мужа добавилось ревнивых ноток. – Молодой!
Господи! Геля закатила глаза.
Угораздило ее послушаться материнского совета и выйти замуж за мужика, который был почти на двадцать лет ее старше! Тогда ей было восемнадцать. Ему до сорока не хватало трех лет. Она была глупа и наивна. Он был крепок, хорош собой, самоуверен и неутомим. Первые десять лет их брака он был все еще крепок и неутомим. А потом…
Потом все поменялось. Он стал уставать, больше спать, меньше работать. Затем начал болеть. Ее спальню посещал все реже и реже, провоняв всю насквозь лекарствами. Стал чаще скандалить, потому что ревновал. Упрекал в том, что не смогла родить ему ребенка, хотя сам был виноват. Геля тайком проверялась. Ей сказали, что она здорова.
Нет, он по-прежнему любил ее! Заботился о ней, помогал. Она тоже ухаживала за ним, не бросала. Но иногда…
Как вот теперь, когда она выспалась после обеда и чувствовала себя здоровой и могучей, способной ненасытно поглощать мужские ласки, вид его согбенной фигуры, лысого черепа и почти беззубого рта дико раздражал. И эта его ревность! Она ее в могилу раньше времени загонит! А она еще о-го-го! На нее и Витя-грузчик с интересом посматривает. Хоть и подкалывает постоянно. И сам директор наверняка не прочь был бы потискать ее крупное, сочное тело.
– Какой еще молодой мужчина, Саша?! О чем ты?
Она утробно хохотнула. Кряхтя по-стариковски – Саша любил, когда она не молодилась, – сползла с диванчика. Одернула задравшееся, помятое домашнее платье и, тяжело ступая, пошла к калитке.
Мужика, да еще молодого, Сашка точно не пустил бы во двор.
Так и оказалось. За калиткой на самом солнцепеке маялся такой красавчик, что странно, как это Сашка три последних зуба не сжевал от злобы и ревности.
– Геля Алексеевна Саргисова? – белозубо улыбнулся ей красавчик, уперев мускулистые руки в бока.
– Ангелина, – поправила она. И хохотнула, не очень умело поигрывая заспанными глазами. – У нас тут в городе через одну Ангелины. Модно одно время было так девочек называть.
– Назаров, – он шутливо щелкнул отсутствующими на замшевых светлых мокасинах каблуками. Наклонил светловолосую голову. – Сергей Иванович.
– И что тебе надо, Иванович?
Геля подбоченилась, отлично зная, что тогда платье на ее груди натягивалось. И глубокая ложбинка между грудями не просто бросалась в глаза, она манила – загляни туда…
Красавчика не заманило. Он отвернулся, наверное, счел ее старой, запоздало опомнилась Геля.
– Я из полиции, – пояснил он. – У меня к вам есть вопросы.
– Спрашивай, – кивнула она. – Только я человек честный. Никому зла не делала. Ни у кого не крала.
– Я догадываюсь, – кивнул Назаров, оценивший по достоинству ее игрища с глубоким вырезом платья. – Вопросы не о вас. А о происшествии, случившемся в вашем магазине…
– Ох, господи, и тут достали! – перебила она его, отступила от калитки внутрь. – Заходи! Нечего соседям глаза мозолить!
Она повела его за дом, в глубь сада, заросшего, запущенного, но все равно славного. Назарову и кирпичная кладка под диванчиком понравилась. И навес из старой парусины. И стол, накрытый куском линолеума. А груша, укрывшая листвой половину участка, походила на древнего стража – надежного и уставшего.
– Присаживайся, полицейский Назаров, – ткнула пухлой рукой в сторону деревянного стула Геля. – В тенек, в тенек садись. А то всю макушку сейчас выжжет.
Он послушно перенес перегревшийся стул в тень. Сел. Кивнул приветливо пожилому мужчине, подпиравшему ствол старой груши локтем. Тот кивнул в ответ.
– Ангелина Алексеевна, извините, что побеспокоил вас дома. Директор ваш такой молодец, сразу после выходных вас еще и в отпуск отпустил. От меня, наверное, прячет.
– Может, и прячет, – вздохнула Геля.
И тяжело опустилась на диванчик, тут же набросив на пухлые коленки плед, чтобы мужу не в чем ее было упрекнуть после ухода гостя. А то станет ворчать, что она свои коленки всякому показывает.
– Так вот, Ангелина Алексеевна, у меня к вам всего лишь несколько вопросов. Долго не задержу, – пообещал Назаров и достал блокнот, полистал его, ткнул пальцем. – Драку вы помните, так? Ту, в которой подрались покупатель и ваш охранник.
– Да помню! – отмахнулась она от него, как от мухи. – Не каждый день в нашем магазине дерутся с охранниками! Можно даже сказать, что не помню ни одного раза до того случая. И после того случая. Всегда все мирно было. А тут…
– Да, инцидент неприятный. – Назарову неуютно было сидеть, чувствуя на затылке неприязненный взгляд пожилого супруга Саргисовой. – Тем более должен был освежить вашу память случай, когда спустя год эти ребята вдруг бесследно исчезают.
– Ну да, – кивнула Геля, похлопала по диванчику рядом с собой. – Саша, присядь, дорогой, присядь, тебе же тяжело стоять.
Старый муж послушно проковылял к диванчику, сел рядом с женой, уставив на Назарова недобрые черные глазищи.
– Помню, конечно, помню тот скандал. И водки побили тогда много. И драка с охранником. Пол в крови… Ужас!
– Их ведь разняли тогда?
– Да, мужчина один разнял.
– Что за мужчина? Вы его знаете?
Ее настороженный взгляд в переносицу Назарова не оставлял сомнений: мужчину Геля знает отлично.
– Горелов, – подсказал он. – Горелов Степан Сергеевич.
Геля согласно кивнула.
– Он же потом и увел пьяного посетителя на улицу. Так?
– Так.
– Хорошо… – похвалил Назаров, боясь ей улыбаться, взгляд ее мужа следовал за его движениями, как дрессированный. – Горелов утверждает, что посадил пьяного посетителя в такси и тот уехал. Вы не видели, в какую именно машину он его посадил? Это очень важно, Ангелина Алексеевна!
– А сам Горелов что говорит?
Гелины глаза сделались хитрющими-прехитрющими.
– Говорит, что не помнит, – не стал врать Назаров.
– Ага! Как же! – неожиданно возмутилась Геля. – Память ему отшибло! Небось как и тебя мучил, тоже забыл?!
От неожиданности Сергей ахнул. Ничего себе, тетя! Но не стал никак комментировать. Тем более что супруг ее с каждой минутой делался мрачнее самого мрачного ненастья.
– Так в какую машину посадил Горелов пьяного покупателя?
– На какой тот приехал, в ту и посадил, – фыркнула Геля и тут же вдела свою руку в руку мужа, видимо, ощутила его напряжение. – Я подышать вышла, когда он подъехал.
Она настороженно покосилась на Сашу. Выходила она не подышать, а покурить с Витей-грузчиком. За курево Саша ее ругает. А если узнает, что курила в компании с мужиком, тогда вообще жди скандала! Они с Витей курили, зубоскалили, все про грядущий Новый год шутили. Кто в кого наряжаться станет на предстоящем корпоративе. И тут подъехала легковушка.
– Кто подъехал, Ангелина Алексеевна?
– Покупатель этот пьяный, но не за рулем, конечно. Выбрался из машины, крикнул водителю – я щас – и в магазин. Я за ним. Думаю, чего еще купить решил? Чего вдруг стало мало? Хлеба, колбасы? А он прямиком к водке! Ну и… Повалил все с полок. И началось! Мы с девочками хай подняли. Потом охранник Ваня подошел. Они и сцепились. Ваня его из отдела выволок, потащил на улицу, а тот упираться. И уже почти на выходе они знатно помахались. Кровищи было!.. Если бы не этот Горелов ваш, может, и поубивали бы друг друга. Он вмешался, спасибо.
– Он с ними приехал? В одной машине?
Эта мысль, ни разу не приходившая ему в голову, вдруг показалась единственно верной, все объясняющей.
– Ой, вот не знаю, – призналась Геля, прикладывая ладонь к пленительной ложбинке между своих грудей. – Не видела, откуда он взялся.
– Он мог с ним приехать, – проговорил вполголоса Назаров. – И с ним уехать.
– Нет! – громким голосом встряла в его мысли Геля. – Он никуда не поехал. Он посадил парня в машину, что-то сказал водителю, похлопал его по плечу, вот так…
И она осторожно похлопала по плечу своего мужа.
– Хорошо. В магазин он больше не возвращался?
– Ну как же! Он потом с Ваней долго о чем-то говорил. Мне показалось, он его уговаривает.
– Уговаривает?
– Ну да, тоже по плечу хлопал его, как водителя машины. И все скалился и скалился, будто веселье какое! Тоже цирк нашел, – она неодобрительно качнула головой.
– Хорошо, Ангелина Алексеевна. – Назаров захлопнул блокнотик, сунул его в задний карман штанов. – У меня к вам последний вопрос на сегодня.
– На сегодня?! – возмущенно дернул шеей ее муж. Складки дряблой кожи на горле, движимые кадыком, заиграли волнами. – Значит, еще придешь, начальник?! Решил постоянным гостем стать?!
Его скрюченные старостью и артритом пальцы нервно дергались, когда он поправлял поношенные штаны на коленках.
– Нет, не приду. Нужно будет, вызову к себе в отдел повесткой.
Назаров поднялся с деревянного стула. Задрал голову, пытаясь рассмотреть сквозь густую крону древнего грушевого дерева небо. Солнце путалось лучами в листве, безнадежно пытаясь продраться сквозь толстые старые ветки, где-то терялось на середине, ныряло в соседний неухоженный виноградник. Искало редкие гроздья.
Славно было в этом старом запущенном саду. Дико. Первобытно. Ему понравилось.
– Так что за вопрос? – напомнила Геля, поднимаясь с диванчика, чтобы проводить гостя.
Саня тоже было поднялся, но тут же понял, что не поспеет за ними. Гость был молодым, здоровым, агрессивно активным. Гелина плоть, плавно колышущаяся при движении, пышела здоровьем. И хоть молодостью и стремительностью с гостем она не могла соревноваться, все же не отставала от него ни на шаг.
Саня Саргисов снова привалился плечом к грушевому дереву и с тоской подумал, что он также стар и червив, как этот ствол. И свалить их ничего не стоит. Достаточно одной сильной бури. Очень сильной, страшной бури…
– Ангелина Алексеевна, ваш директор сказал мне, что, когда пьяный покупатель Листов дрался с вашим охранником Рыковым, они упоминали имя какой-то женщины. – Назаров пытливо глянул на полное, вспотевшее от жары и быстрой ходьбы лицо Саргисовой. – Вы не помните это имя?
– А что директор говорит?
Она стремительно облизнула губы, увела взгляд от Назарова вдоль по улице, на которой стоял ее дом.
– Директор говорит, что не помнит. Будто имя какое-то простое, но не помнит.
Взгляд Гели Саргисовой уперся в последний забор на их улице, медленно прошелся обратно. Уперся в его пыльные светлые мокасины, поднялся по джинсовым штанинам до ремня, потом проскакал по пуговицам рубашки до шеи, подбородка. Заглянул в глаза.
– Ангелина Алексеевна… – он мягко улыбнулся. – Вспомните…
– Ох, господи, прости меня, – неожиданно выдохнула она с горечью и следом, шагнув назад и потянув калитку на себя, произнесла: – Маша… Они дрались из-за какой-то Маши…
Глава 18
Несколько последних дней, а точнее – уже почти неделю – он сам себе казался заключенным под стражу. Или, точнее, зверем в клетке. Измученным, злым, с воспаленным от безысходности мозгом, затравленным взглядом, с нарастающим в душе ожиданием скорого бунта.
Он устал! Он не хотел дальше притворяться и делать вид, что все хорошо, что он добрый, хороший, дрессированный. Что он и дальше станет жить так, как живет сейчас. Утром вставать, послушно целовать жену, съедать завтрак, если он был. Уходить на службу. Потом возвращаться, снова целовать жену, съедать ужин, если он был. Ложиться с женой в постель. Любить ее, если возникала физиологическая потребность. Скрипеть зубами, слушая отвратительный говор тещи.
Господи! Что же делать-то?
Назаров сунул голову под ледяную струю воды, но почти не почувствовал холода. Он ничего в последние дни не чувствовал, кроме острого желания снова увидеть Сашу! Он понимал, что не должен, но…
Вчера она сама приходила в отдел. С ней беседовал Хмелев. Деликатно подбирая слова, рассказал ей о связи ее пропавшей матери с Илюхиным. Спросил, не замечала ли она ничего такого? Саша, ежась будто от холода, но, скорее всего, от стыда, лишь отчаянно мотала головой. Это ему уже потом Хмелев рассказывал. Далее она опознавала бумаги, которые Илюхин был вынужден отдать. Потом Саша долго плакала в кабинете Хмелева. Это тоже он рассказал.
– Жалко ее, капитан, – этими словами закончил вчера свой рассказ полковник. – Мало беды, так еще и эта грязь! Разговоров теперь по городу будет, разговоров!
Видимо, от этих самых разговоров Сашин работодатель и ухажер Усов смылся за границу в спешном порядке. А перед отъездом посоветовал Саше написать заявление об уходе по собственному желанию. Ему, мол, не нужны проблемы из-за нее. Где это видано, чтобы из-за какой-то телки его тягали в полицию?! Так и сказал, сволочь!
– Как она теперь одна…
Это уже Хмелев ему вдогонку запустил. Когда Назаров, молча выслушав, пошел прочь из его кабинета. Тогда-то он и пустил ему в спину эту фразу, с которой он потом вернулся домой, провалялся без сна в постели часа три, с ней же задремал почти под утро, с ней же и проснулся.
Как же Сашка теперь одна?! Как станет выживать?! На кого опираться?! Она же такая хрупкая, ранимая. И…
И у нее под матрасом до сих пор хранится его фотография!
Вот! Вот что было самым главным, не дающим ему покоя! Она не забыла его! Она помнила все эти годы о нем! Она, возможно, все еще его любит, только молчит. Потому что он уехал десять лет назад из города. Попросту спасался бегством от гнева ее папаши. Тогда же, почти десять лет назад, он женился на Тане. На женщине, которая все эти годы была ему верной и надежной, но не стала родной.
Господи! Что же делать?! Как жить дальше?! Как избежать притворства и никому не сделать больно?!
– Сережа! Сережа, все остывает! – возмутилась Таня за дверью и трижды стукнула в нее кулаком. – Иди завтракать!
Он еще раз на дорожку сунул голову под ледяную воду. Накинул на голову полотенце и вышел из ванной.