— Скоро в Монако подамся, — сообщила Крылова. — Как все.
— Там и так народу много…
— А что делать? Тут то вообще… Слушай, Иван, а давай ты торговать будешь?
Аксён не понял.
— Раками, — Крылова поднялась с урны. — А что? Я тут ручей знаю, там раков полно. Ты будешь ловить, я буду варить, бизнес разведем.
Аксён зевнул. Идея, в общем-то, неплохая. Все равно делать нечего. А раками торговать нормально, никто вроде не продает их. И пивом еще.
— Я подумаю, — сказал он. — Только потом, в апреле уже.
— Семиволковых ждешь? — спросила Крылова.
Он хотел ее послать. А что, лезет в чужое дело, а еще раками хочет вместе торговать!
— Я тоже жду, — опередила его Крылова. — Мне Федор обещал насос наладить, у нас ведь сам знаешь, мужиков нет.
— Знаю.
— И Чугуну своему скажи, чтобы скамейку вернул.
— Какую скамейку?
— Чугунную. Вот тут, — Крылова ткнула пяткой в землю. — Вот тут была скамейка — он ее сдал.
— В лом?
— Ага. Если две тысячи мне не вернет — пойду к Савельеву. Так ему и скажи.
— Скажу.
Показался поезд. И снова вне расписания. Крылова предположила, что бензин везут — слишком уж рельсы корчились — тяжелый. Но это был не бензовоз. Танки. Целый эшелон танков. Новеньких, блестящих, только что с завода. На запад.
Сбоку выскочил Тюлька, и принялся громко считать танки, на двадцатом сбился.
— А вчера ракеты везли, — сообщила Крылова, когда эшелон скрылся. — Война что ли собирается… Тебе чего, Славик?
— Пива велели, — Тюлька протянул сетку и, обращаясь уже к Аксёну, весело добавил: — Жрут уже. Чугун «Камазом» хвастается.
«Камазом» Чугун обычно хвастался в самом начале. В средней стадии, похвалялся, как он рвал всех в Гудермесе, на финишной прямой следовал рассказ, про то, как он бухал в Кинешме с губернатором, и перебухал его с большим преимуществом.
— И этих еще просили… — Тюлька передал Крыловой авоську. — Анчоусов…
— Нет у меня анчоусов! — разозлилась почему-то Крылова. — А пиво малолетним нельзя продавать!
— Да продай ты ему, тетя Таня, а то его Чугун поколотит, — сказал Аксён.
Крылова принялась отсчитывать бутылки и ругаться, у Аксёна заболела голова, он прикинул, куда, и отправился на запад. Решил прогуляться, немного, часиков восемь. Четыре в одну сторону, четыре в другую, вдоль и против ветра. Так время пройдет гораздо быстрее, через восемь часов он вернется, и, может быть, они уже приедут. Даже скорее всего, именно сегодня, двадцать четвертого числа они и должны приехать! Дядя Гиляй сегодня приехал, а события все время идут стаями, почему бы и Семиволковым не приехать?
Запросто. Они всегда приезжали неожиданно… Хотя нет, раньше он всегда знал день. Да ему и не надо было особо ждать приезда, он и так почти каждый день с ней встречался в городе. А сейчас…
По другому все получилось.
Он шагал на запад между магистралями. Мимо летели составы, иногда он попадал между двумя сразу, это было забавно, стоять между грохочущими стенами.
И страшно чуть, совсем немного.
За четыре часа он сделал шестнадцать километров, определил по столбу. До Москвы было пятьсот восемьдесят один, он спустился с насыпи в лес и два часа сидел, глядя на поезда, потом отправился домой.
Вернулся около шести, в четыре часа не уложился, устал, спина разболелась. Хотелось забраться в ванную. Аксён всегда хотел поваляться в ванной, как в кино чтобы — с фиолетовой пеной, с прозрачными шариками, с солью. Только не получалось никак, в Ломах ванны ни у кого не было.
Ну, или в крапиву ноги. Только и крапивы сейчас не сыщешь, весна…
На перроне возле ларька сидел уже один Тюлька. На том же самой урне перевернутой. Спал, слюна по подбородку. Рядом стоял однорукий робот, из Петькиных игрушек. К роботу была привязана тележка с гайками, видимо, Тюлька определял сколько в роботе лошадиных сил. Проверял, утомился, уснул.
Аксён сел рядом. Киоск был уже закрыт, Крылова отправилась смотреть телевизор.
Аксён ткнул Тюльку локтем.
— Чего?! — дернулся тот.
Свалился с урны, урна толкнула робота, тот завелся, поволок телегу с гайками в сторону Новосибирска.
— Как там? — спросил Аксён.
— Не приехали…
— Я не про Волковых.
— А, у нас что ли?
Аксён кивнул.
— Совсем нажрались, — зевнул Тюлька. — Как Чугун взялся за табуретку, так я уже и удрал. Тут хорошо. Слушай, Аксён, давай все-таки шалаш починим, а?
— Починим… Потом…
Двадцать четвертое оказалось пустым. Из-за дяди. Он выбрал лимит приездов. Мог бы приехать завтра, или еще лучше никогда не приезжать, а он сегодня приперся. И все испортил.
— Ладно, Тюлькан, поднимайся. Домой двинем, жрать охота.
— Я не пойду, — Тюлька снова устроился на урне. — Еще часа три надо подождать, потом можно уже. Ты иди, а я потом уже…
— Как знаешь. Робота лови.
И Аксён двинул домой.
Во дворе разворачивался пикник. Вернее, уже сворачивался. Костер прогорел, тела располагались вокруг, в покрышках. Мать спала, в последнее время она часто спала. Дядя курил сигару. Чугун пребывал в полуживом состоянии, в последнее время он часто в нем пребывал.
— Ты где шлялся? — промычала очнувшаяся мать.
Аксён не ответил.
Мать рассмеялась.
— Это точно, — очнулся теперь уже Чугун. — Правильно мама подумала. Ждал свою дуру… Ромуальд наш Ромуальд… Мама, твой сын верит в любовь…
Чугун забулькал.
— Любовь это прекрасное… чувство, — с трудом заметил дядя Гиляй. — Кто не любил, тот это… не жил, короче… и не дышал… помаленьку… Как сказал великий Петрарка… ты как змея, в мой душ вползла украдкой…
— Короче, дело к ночи, — Чугун выбрался из покрышек. — Я что-то устал немного, давайте потанцуем…
Включил музыку.
Шансон. Самый растрэшовый. И принялся плясать. Извиваться то есть. Паскудно так, будто из Чугуна вытащили большую часть костей, одна дрянь осталась. И даже подвывал что-то там. Про любовь, какой она должна была быть в его понимании.
Мать механически хлопала в ладоши.
Дядя не вытерпел и с трудом возвысился над догорающим костром.
— Высвисте… Выключите это, — он повелевающее указал на магнитолу. — Это невыносимо, право, как в бабочкарии…
— Те чо, реальный музон не нравится? — насторожился Чугун.
— Ну что ты, Кеша, нравится… Так нравится, что это… Я просто к тому, что настоящие люди… это не слушают…
— А кто же это слушает?
Лицо у Чугуна приобрело капризное выражение.
— Ну, — поморщился дядя Гиляй, — шоферня всякая… Впрочем, если тебе так уж желается…
Чугун выключил музыку.
Аксёну хотелось спать. Но, судя по всему, намечалась драка, а Аксёну хотелось посмотреть, на что дядя Гиляй способен. Да и вообще, это было бы весело. А вдруг дядя Гиляй крут? Отправит Чугуна в больничку на пару месяцев, дышать станет полегче. Вот-вот она приедет, а тут Чугун…
Лучше без него.
— Тебе… Иннокентий… лучше вообще… воздержаться… — посоветовал дядя Гиляй.
Чугун хихикнул и деловито стал шарить по карманам и чего-то бурчать под нос.
Началось, понял Аксён и на всякий случай отодвинулся подальше.
— Я тебя сейчас воздержу… — Чугун бычьи огляделся, поднял пустую бутылку, хлопнул ее о башку.
Впечатление хотел произвести, розочку сделать, не получилось, голова от пьянки распухла, стала мягкой и бутылка не раскололась.
— Не, Чугун, в десантуру тебя не возьмут, — прокомментировал Аксён. — Такие с пиндосами не справятся! Гонишь ты про Гудермес!
Тюлька обидно засмеялся. Аксён оглянулся. Младший не удержался, заявился домой, сидел теперь в обнимку с покрышкой, наблюдал. Глаза сЛюбкали.
— Заткнись, дристун! — Чугун разделал бутылку о мангал и принялся наступать на дядю.
— Гиляй насмерть его только не надо… — зевнула мать и побрела к дому.
— Не волнуйся, дорогая, — заверил дядя Гиляй, — я его не сильно зарежу…
Аксён вдруг понял, что дядя не пьян. Совсем. Только что заикался, а теперь…
Чугун сделал выпад розочкой. Но вместо дяди Гиляя попал в тракторную покрышку и завяз в ней оружием.
— Сам дристун, — сказал негромко Тюлька.
Аксёну стало все ясно, ну, кто возьмет верх. У Чугуна никаких шансов, дядя Гиляй быстрее, и что самое главное, опытнее.
Чугун вызволил розочку из резины и кинулся на дядю повторно. В руке у Гиляя возник ножик. Раскладушка, бабочка, Аксён точно не помнил названия. Да и разглядеть ее было сложно, она просто блестела вокруг дядиной кисти, сливаясь в одно мутное пятно.
— Ух ты! — хлопнул в ладоши Тюлька.
— Юноша не склонен к консенсусу, — сказал дядя Гиляй. — В современном обществе так нельзя, мы не неандертальцы.
После этого дядя совершил сложное трудноуловимое движение обеими руками, левой отвлекающее, правой атакующее, и брызнула кровь, Чугун ойкнул и уронил розочку.
После этого дядя совершил сложное трудноуловимое движение обеими руками, левой отвлекающее, правой атакующее, и брызнула кровь, Чугун ойкнул и уронил розочку.
Кровь бежала хорошо, рукав рубашки мгновенно промок.
— Это что? — глупо спросил Чугун.
— Зарезал! — Тюлька пребывал в полном восхищенье.
— Не дергайся, Кеша, я только шкурку тебе потрогал, — объяснил дядя Гиляй. — Крови много, опасности никакой. Пойди, замотайся бинтиком.
— Сам замотайся… — Чугун разглядывал руку. — Мне, может, швы придется налаживать…
— Швы тебе придется, конечно, накладывать. Если ты будешь много болтать. Это я тебе обещаю. Пошел отсюда, мешаешь.
Разочарованный Чугун плюнул и отправился в медицинский поход, сказал, что ему надо срочно разобраться с парочкой сволочей в Еленском. Аксён был этому рад. Во-первых, станет тихо, во-вторых, он надеялся, что Чугуна кто-нибудь да добьет, в Еленском пара крепких мужиков еще проживала.
— Да он не в Еленский, он к Руколовой пошел, — сказал Тюлька. — Она его жалеет.
— В сердце нашего народа — океан жалости, — изрек дядя Гиляй и вернулся к костру.
Тюлька и Аксён устроились в покрышках и придвинулись к огню.
Дядя Гиляй молчал. Иногда прикладывался к бутылке и молчал. Они тоже молчали. Тюлька наткнул на шампур мясо и теперь совал его в огонь, мясо шипело, подгорало и, конечно же, не прожарилось, Тюлька не утерпел и стал жевать его полусырым.
Дядя Гиляй пил. Он уже почти лежал в покрышке, прихлебывал и смотрел в небо. Аксён тоже смотрел. Звезд было так много, что хотелось спать.
— Спутник! — Тюлька указал шампуром. — Спутник летит!
— Это станция «Мир», — заявил дядя.
— Ее же вроде затопили, — зевнул Аксён.
— Ага, затопили. Ты еще скажи, что «Курск» затопили! Не, ребята, не все так просто! Станция «Мир» — она там, в космосе. Летает. Просто на нее бактериологическое оружие загрузили. Чтобы в случае чего сбросить на того, кого надо. На Китай, к примеру. Не, все не так просто…
Дядя рассказывал. Про затонувшие подводные лодки, которые на самом деле не затонули, а тайно переведены в Резерв Х, чтобы в случае чего в самый ответственный момент всплыть в самых нужных местах. Про невидимые танки и бесшумные вертолеты, про батальоны пропавших без вести — знаете, сколько народу каждый год просто так пропадает?
Аксён отметил сквозь наваливающийся сон, что склонность к неконтролируемому вранью — их семейное качество, врут все и он, и Чугун, и даже Тюлька начинает, дядя Гиляй без сомнения их близкий родственник. И газеты, кажется, те же читает. «Враг государства» — отличная газетенка, жалко как и «Механику» выкидывают редко.
А Тюлька слушал, забыв про мясо, не замечая, как вспрыгнувший огонек прожигает дыру в калоше.
А потом дядя рассказывал стихи, видимо, и его пробрало, мужики на трезвую голову стихи ведь никогда не рассказывают. Стихи. Что-то про ночь, про дождь и ветер, про одиночество, про залетевшего в дом ворона — вестника мрака.
Глава 4
Чугуну дядя привез ремень. Утверждал, что реальный «GUCCI», вроде как купил у настоящего бутичного дилера, который втихаря приторговывал стоками.
Аксён получил телефон. Телефон ему был совершенно не нужен, Ломы не входили в зону покрытия, один Чугун умудрялся звонить через хитрую проволоку. но дяде спасибо он сказал. Решил, что как только дядя свалит, он загонит аппарат в городе.
Матери тоже что-то привез, она не показала.
Тюльке подарил большой резиновый шар с ушами сверху, шар можно было надувать, а потом на нем прыгать на манер лягушки. И Тюлька шар немедленно надул и принялся скакать по двору, врезаясь в покрышки, переворачиваясь и веселясь всячески. В конце-концов, воткнулся в колодец и сильно стукнулся лбом.
— Если взять четыре таких штуки и связать, то можно до Волги добраться, — радостно крикнул он.
Аксён представил, как Тюлька плывет на надувных шарах в Волгу. Красиво представилось.
— В будущем у машин будут круглые колеса, — заявил Тюлька.
— А сейчас они что, квадратные?
— Нет, ты не понял, они будут как шары. Как вот это.
Тюлька снова оседлал шар и пустился прыгать.
— Где дядя?
Тюлька махнул в сторону леса.
— Там. Что-то устраивает. Варит что-то.
Аксён решил посмотреть. Двадцать пятое. Только начало. Самое начало, каникулы вчера начались. Надо заполнить дни чем-нибудь. Дурацкими делами и ненужными разговорами. Что-то делать и с кем-то разговаривать. Как можно меньше думать.
Потому что так быстрее.
Дядя устроился основательно. Расчистил полянку двадцать на двадцать, натаскал покрышек и ящиков, ведра валялись, тазы старые, из битых кирпичей сложено что-то вроде печки. На печке красовался чугун, наполненный песком, на чугуне турка с длинной ручкой.
Дядя Гиляй варил кофе.
— Здравствуйте, — сказал Аксён.
— Привет, — дядя был бодр, — сегодня отличный день. В этот день четыре года назад…
Дядя замолчал.
— Кофе у вас вкусно пахнет.
— Кофе, точно, — дядя Гиляй углубил турку в песочные барханы. — Настоящий. Сто грамм — пять тысяч рублей.
— Сколько? — не поверил Аксён.
— Пять, — Гиляй продемонстрировал руку. — Один дружбан угостил. Он в Москве работает, в Барвихе. Слыхал?
— Не…
— Ну и ладно. Хозяева на даче оставили. А у них правило такое — что забыто или оставлено — все техперсоналу. Один раз телефон за штуку баксов оставили — так только симку потом взяли, а телефон дружбану. Аристократия, блин. Ты пей.
Аксён попробовал.
Это был не кофе. Вернее, это был кофе, а все, что пил Аксён раньше, кофе безо всякого сомнения не являлось. Это…
— Вкусно?
— Ага. Прямо… Ну, не знаю.
— Элитный сорт. Реально элитный. Короче, он растет в Африке, ну, на обычных кофейных кустах. Или деревьях, не знаю, на чем он там растет. И когда он поспевает, прибегают местные суслики. Или белки… Так вот, эти белки жрут зерна, но не разжевывают их, прямо так глотают, чтобы голода не чувствовать. Само-собой, эти зерна не перевариваются, и на следующий день выходят естественным путем. И тут же хитрые берберы их собирают, сушат, а потом жарят. Получается очень дорогой кофе, для ценителей.
— Так это что? — Аксён брезгливо поболтал чашку.
— Ага, — подтвердил дядя Гиляй. — Он от этого приобретает необычные вкусовые свойства.
— Это какашки сусликов?
— Ты говорил, что вкусно.
— Вкусно, — грустно согласился Аксён.
— Ну, и не обращай…
Дядя замолчал и принялся чесать подбородок, его явно посетила какая-то идея.
— Я вот что думаю, — сказал он через минуту. — Вот… Вот если купить, допустим, мешок кофейных зерен, ну, в той же Костроме, обжарить их как следует, и заставить Вячеслава их глотать…
— Что?! — сморщился Аксён.
— Шучу-шучу, — успокоил дядя. — Шутка. Пей кофе, давай подгорячу.
Аксён протянул кружку. А что, где-то там ведь едят какие-то ласточкины слюни или еще что такое, и клопов каких. Кофе из беличьих какашек…
— Дядя, а что вы там рассказывали вчера… Ну, стихотворение. Про ворона.
— А, это… — дядя Гиляй почесал уже лоб. — Я шепнул, друзья сокрылись вот уж многие года… ты-ры-пыры ты-ры-пыры как надежда навсегда, ворон каркнул, ворон каркнул, ворон каркнул никогда… Не помню, как его звали, писатель и поэт.
— Поэт?
— Ну, и поэт тоже. Он сошел с ума и утопился. А может, под поезд бросился. Под бронепоезд.
— И умер?
— Конечно. Кто же после поезда выживает… А ты стихи сочиняешь?
— Да не…
— А что так? — удивился Гиляй. — Все нормальные ребята сочиняют стихи. Я вот сочинял. Когда был влюблен. Глупые, конечно…
— Я тоже сочиняю, — вдруг признался Аксён.
— Про любовь?
— Про Робинзона Крузо.
Дядя икнул от неожиданности.
— Интересная тема… — сказал он. — Необычная… Никогда… Может, прочитаешь что-нибудь.
— Да я больше не сочиняю…
— Ну, из раннего тогда. Наверняка это очень познавательно.
— Ну да…
Аксён принялся вспоминать. Стихи про Робинзона Крузо он бросил сочинять год назад и с тех пор ничего не создал. Но старое помнил.
— Ладно, прочитаю, — сказал Аксён. — Только смеяться не надо.
— Не буду, — заверил дядька. — Стихи — это вообще не повод для смеха, стихи — это трепет души. Давай, Иван.
Аксён вздохнул и пробубнил:
Аксён замолчал, взглянул на дядю — одобряет или нет? Понять по лицу было трудно.
— Мне кажется, лучше так — «И Пятница — баран», — сказал дядя. — Может быть. Я не очень разбираюсь, если честно. Знаешь, я однажды немного… Ну, короче, попал. И там была «Карманная поэтическая библиотечка», я ознакомился… Два раза. Послушай, Иван, ты мне кастрюлю старую принеси, ладно?