А как выглядит он сам, Борк? Он почувствовал, что скоро не выдержит и выдаст себя, и двинулся дальше вдоль ряда. Потом повернулся к детективу и сказал очень твердо и отчетливо:
— Никто из них.
— А дама?..
— Не знаю… я — то видела его только сзади.
— Не угодно ли пройти в мой кабинет?
Они пошли за ним. Проходя мимо второго, он, как ему показалось, наконец смог понять, какое чувство владеет его противником, — это была ярость. Он не ответил на его взгляд, вовремя сообразив, что остальные четверо скорее всего офицеры полиции, которые изучали его и Мириам так же внимательно, как они их.
— Значит, никто? — повторил детектив, когда они вернулись в его кабинет, где теперь была еще и машинистка.
— Никто. Во всяком случае, насколько мне кажется. Хотя пятый немного похож.
— Пятый и второй, — сказала Мириам.
— Пятый и второй похожи друг на друга. Но это не второй, я совершенно уверен. Глаза не те и лоб. Нет, он здесь ни при чем, если моя наблюдательность хоть чего-нибудь стоит. Странно то…
Борк остановился. Озарение пришло к нему внезапно, на половине фразы. И он бросился вперед, подумав, что ведь раньше-то все его импровизации были удачными,
— …Странно то, что хотя я совершенно уверен, что второй не имеет отношения к нашему делу, меня не покидает ощущение, что где-то… когда-то… так или иначе я его видел…
Детектив долго смотрел на Борка, ничего не говоря. Мириам переводила взгляд с одного на другого.
— Ну что ж, господин Борк, вы очень наблюдательны. Вы видели этого человека. Мы показывали вам его фотографию, когда вы были здесь в последний раз. Номер два — тот самый человек. Поймите меня правильно, я имею в виду Деда Мороза, который запаниковал и выбросил свою одежду. Свою шубу. Он наш старый знакомый, мы держим его фотографию в альбоме Там вы его и видели. Прекрасная память, господин Борк!
Мириам внимательно смотрела на него, он постарался выглядеть как можно более скромным.
— А вы уверены, что это не ваш человек? Тот, что унес деньги?
— Был ли я уверен, когда видел фотографию? Сейчас уже не помню…
— Вы были.
— Ну, я и сейчас уверен, это точно.
— Ну что ж, теперь нам придется считать, что ограбление и попытка ограбления были совершены разными людьми…
— А как вы взяли этого человека? — спросила Мириам, наконец отводя от Борка испытующий взгляд.
— Анонимный звонок. Говорили измененным голосом из телефонной будки. Хорошо то, что у преступников бывают враги. Если бы они лучше держались друг за друга, мы бы ловили их гораздо реже, чем сейчас. Господин Борк, может быть, на всякий случай привести этого человека сюда?
— Ради меня не нужно.
— Но ради нас.
Детектив и Мириам улыбнулись. Борк вдруг почувствовал, что еще раз пройти через это не сможет.
— Ради вас тоже не нужно. Я абсолютно уверен. Это был не он.
— Я должен признать, что у него есть алиби. Не очень надежное, но все же…
Мириам спросила:
— А мотоцикл — собаки не учуяли его запах?
— К сожалению, запах не держится вечно.
Детектив опять повернулся к Борку:
— Вы уверены?
— Но деньги? — настаивала Мириам.
— Ну, времени у него было достаточно, чтобы избавиться от них — я имею в виду того человека, кем бы он ни был. И даже если их взял тот, о котором мы сейчас говорим, то и он бы успел это сделать.
Борк выдержал взгляд детектива, который смотрел на него довольно пристально.
— Если это был пятый, — начал Борк, — если это был пятый, то я, но я не мог настолько ошибиться. Так что ответ — да, я вполне уверен,
Дверь захлопнулась за ними. Он почувствовал, что это та самая дверь, которую он уже несколько дней не мог представить закрытой.
— Выпьем по рюмке?
— Только очень быстро. Я не купила еще и половины рождественских подарков,
Отпирая свою квартиру, он вспомнил о ключе, который остался у того человека, и воображаемая дверь вновь скрипнула за его спиной. Но ключ-то был совсем обычный, да и кому придет в голову связь с ним, Борком?.. Сколько лет пройдет, прежде чем его противнику опять потребуется этот ключ? Да и разве у заключенных не забирают все личные вещи? Наконец он может сменить замок — из осторожности.
— Можно мне воспользоваться твоим телефоном? — спросила Мириам, когда он наливал в рюмки.
Он заметил, что у него дрожат руки: рюмку приходилось прижимать к горлышку бутылки, чтобы не пролилось.
Мириам, поговорив по телефону, села за стол. Сделав глоток, она задумчиво проговорила:
— Трудно поверить — мы стали такими хорошими друзьями сейчас, когда между нами совершенно ничего нет. Да, знаешь, что? На минуту мне показалось, что это был второй. Правый — тот, который оделся Дедом Морозом. Я подумала, что он и приходил к нам в банк.
— Наверное, это просто оттого, что у него типичная внешность преступника.
— Наверно.
Она поднялась, обняла его за шею и поцеловала в щеку. В нос Борку ударил знакомый запах. Он крепко прижал ее к себе. Высвободившись, она пробормотала:
— Ну, счастливого рождества, Флемминг, — и ушла.
Борк остался один в квартире. Он выпил не торопясь бутылку пива, постоял у окна. Потом вышел на улицу и купил вечерние газеты. Фотография того человека была на первых страницах всех газет. Заголовок гласил:
«Вильгельм Христиан Соргенфрей, студент, отрицает свою причастность к ограблению банка».
Вернувшись к себе, он прочитал одну за другой все газеты, но новой для себя информации не нашел.
После рождества прошло совсем немного времени, Борк сидел в церкви на заупокойной по его отцу. Народу было немного, в основном родственники, да и те не очень близкие.
Когда служба кончилась, кое-кто из родственников поинтересовался его планами на вечер. Борку хотелось побыть с кем-нибудь, но не с этими людьми — он даже имена-то не все помнил, — которые будут изводить его старыми семейными анекдотами о людях, которые не просто умерли, но умерли давно. И он сказал, что до вечера будет занят формальностями, связанными с похоронами.
Постепенно его внимание привлекла молодая женщина в черной, которая появилась позже всех и не разговаривала ни с кем из остальных. Когда по окончании службы все поднялись, она осталась сидеть. Теперь она встала и медленно подошла к Борку. Протянула ему маленькую крепкую ручку в перчатке.
— Я не уверена, что вы меня узнаете.
Если не считать органиста, они были в церкви одни, Снаружи доносились звуки отъезжавших машин. Борк покачал головой.
— Меня зовут Етта Мерильд. Я работала в доме для престарелых. Последнюю зиму я присматривала за вашим отцом и ужасно к нему привязалась. Он был такой милый человек. Мы много говорили о вас.
Голова девушки была покрыта тонким черным шарфом. Он внимательно разглядывал ее: лицо белое, короткий нос, узкий рот, подчеркнутый бледной помадой, чистые зеленовато-коричневые глаза, над каждым глазом аккуратно прорисованная черная дуга. Когда девушка подошла, Борк обратил внимание на неожиданно сильный, тяжелый запах духов. И еще ему показалось, что ей холодно, несмотря на накидку с меховым воротником.
— Мы встречались только в дверях, — продолжала она, — раз или два. Я ведь работаю обычно в ночную смену Надеюсь, вы не сочтете бестактным с моей стороны, что я пришла сюда — Мы с вашим отцом много разговаривали. У него была бессонница.
— Это очень любезно с вашей стороны, что вы пришли. Пожалуй, теперь я вас припоминаю.
Вместе они прошли несколько шагов до двери.
— Что будет теперь? — спросила она.
— Ничего. Вечером гроб отвезут в крематорий, а через день или два пепел похоронят на местном кладбище. Единственная официальная служба — это та, которая была здесь только что.
— Пожалуй, хорошо, что конец наступил так быстро, что он не мучился. Вряд ли ваш отец понимал, как сильно он болен.
— О да, конечно. Вы работаете в доме для престарелых постоянно?
— Нет, я просто подрабатываю. Я учусь.
— На кого учитесь?
— На врача. Поэтому я и люблю ночную смену. Есть время позаниматься.
Они вышли на улицу, на свежий, морозный воздух.
Девушка вдруг остановилась, как будто было еще что-то, о чем им следовало поговорить. От холода щеки ее сразу порозовели, на висках появилась сеточка синих вен.
Борку вдруг захотелось, чтобы эта девушка, стоящая на ветру у церкви, осталась с ним; если она уйдет, ему будет еще более одиноко.
— Хотите посмотреть на то место, где похоронят его пепел?
— Об этом я и хотела спросить, если только…
— Сюда.
Дорогу он нашел не сразу, Участок был запущенным, на нем выделялся прямоугольник — очевидно, до недавнего времени здесь стоял другой надгробный камень. Борку хотелось спросить, что же именно говорил о нем отец, но он никак не мог сформулировать вопрос. Некоторое время они молча стояли у места захоронения.
— Когда-нибудь я принесу сюда цветы, — сказала она.
— Но вы не можете… — Он заколебался. — Вы не можете приносить цветы на все…
— Ваш отец — это особый случай. Не знаю, как это выразить, — он был таким скромным…
Она посмотрела на него с полуулыбкой. Голос у нее был сухим и невыразительным.
Через некоторое время он едва уловимым движением тела показал, что нет необходимости стоять здесь без дела. Она шла за ним чуть сзади. Он остановился, ему не хотелось оставлять ее одну в этом унылом месте.
— У вас есть машина?
Она покачала головой.
— Сделайте мне одолжение, позвольте подвезти вас. Не хочется быть одному.
Ему все еще не хотелось расставаться с ней, когда он вез ее к станции, которую она назвала.
— Расскажите мне еще что-нибудь о моем отце.
— Вряд ли я смогу добавить что-то к тому, что уже сказала. Мне он очень нравился, и я думаю… Я думаю, он был счастлив, имея возможность хоть с кем-то поговорить, Он хотел знать все обо мне.
— В самом деле?
— Казалось, ему все интересно.
Борк подумал, не пригласить ли ее на рюмку вина или чашку кофе. Впереди уже показалась станция пригородной электрички, и он снизил скорость.
— Иногда, — сказала она, когда машина остановилась, — мне казалось, что ему легче говорить со мной, чем с кем-либо иным. Знаете…
— Да?
— Он очень любил вас.
— Ну…
— Весной я приеду сюда и положу цветы на его могилу. Спасибо, что подвезли.
Мириам вытащила из сумки маленькую бутылку портвейна в оберточной бумаге.
— Все собрались? Йорген? Рюмки несешь?
Из задней комнаты вышел Берг с пятью маленькими рюмками.
— Что происходит? — спросил Корделиус, появляясь в дверях своего стеклянного кабинета; до открытия банка оставалось двадцать минут.
— Берг и я хотим кое-что сообщить.
— Мы собираемся пожениться, — заявил Берг.
— А мы ничего особенного не замечали. — сказал кто-то.
Были произнесены соответствующие поздравления, выпит слишком сладкий портвейн; Симонсен решил, что пора поцеловать невесту, и ему предложили щеку. Мириам и Борку щеку подставила.
— Мне думается, это ведь не единственное, что нам надо отпраздновать, сказал Берг.
— Что вы имеете в виду? — Корделиус немедленно учуял намек на себя.
— Что если один из нас подал заявление на свободное место в Копенгагене и у него есть шансы на перевод? Управляющий, например?
— Еще нет ничего определенного. Я подал заявление на всякий случай. Я бы сказал вам об этом, но… официально еще ничего нет, и я…
— Но между нами?
Корделиус улыбнулся.
— Тогда нужно выпить двойной тост, — сказал Берг. — И не говорите, что в нашем маленьком банке никогда ничего не происходит.
Мириам налила в рюмки.
— Кстати, это мне кое-что напомнило, — сказал Берг, вытаскивая из портфеля утреннюю газету. — Тот фальшивый Дед Мороз получил три года. Теперь надо, чтобы нашли и нашего грабителя.
— И сто восемьдесят восемь тысяч крон.
«Обвиняемый во всем сознался, и приговор был вынесен быстро. До последней минуты полиция пыталась найти связь между фальшивым „Дедом Морозом“ и рядом нераскрытых преступлений, включая совершенное всего несколько дней назад, когда неизвестный преступник унес около ста девяноста тысяч крон. Подозрения были отчасти вызваны тем фактом, что обвиняемый, Вильгельм Христиан Соргенфрей, несмотря на свою относительную молодость, уже хорошо известен полиции. Более того, его алиби на те дни, в которые были совершены некоторые преступления (включая вышеупомянутое, когда было взято сто девяносто тысяч крон), оказались сомнительными. Обвинение было снято за недостатком улик. Полиция не смогла найти свидетелей, способных доказать его причастность к этому грабежу, и преступление, следовательно, остается нераскрытым, а деньги — не найденными.
Одной из причин, по которым полиция так долго старалась найти связь между фальшивым „Дедом Морозом“ и другими ограблениями банков, является то, что…» — ну, можете прочитать сами.
— Нет, давайте послушаем, — сказала Мириам. — Мы ведь все-таки…
— «…во время ареста у него оказалось только около восьми тысяч крон наличными, происхождение которых он полиции объяснить не смог „Дед Мороз“, посоветовавшись со своим адвокатом, решил на апелляцию не подавать». Это все. — У меня есть своя версия, — продолжал Берг. — Наш Борк договорился с кем-то из своих приятелей инсценировать ограбление, а «выручку» они потом поделили.
Корделиус улыбнулся:
— Тогда это скоро станет заметно по увеличению его расходов. Надо присматривать за Борком. А я знаю только, что это дело чуть не стоило мне…
Он замолчал, и вид у него при этом был глупый.
— Поздравляю, — сказал Берг после долгой паузы. — Значит, это факт.
— Только никому не говорите. Переход еще не оформлен.
— Давайте-ка посмотрим, сказал Берг. — Стал ли Борк более расточительным? Новая машина? Новый дом? Дорогая любовница?
— Лучше скажите, когда вы собираетесь пожениться, — услышал Борк свои слова.
— Как можно скорее, Откровенно говоря, в секрете мы это не сможем продержать.
Мириам похлопала себя по животу. Борк перевел взгляд на Корделиуса, который не прислушивался к разговору и улыбался каким-то своим мыслям. Борк посмотрел на Берга. Тот, объявив о своей помолвке, как будто помолодел. А Симонсен, напротив, казался почему-то старше обычного. Борк еще острее, чем прежде, почувствовал, что он навсегда вышел из их круга. Он сел за свою кассу и начал аккуратно раскладывать резиновые печати, надеясь, что всеобщее внимание больше не будет обращено на него.
Вскоре после открытия в банк вошли дети — двое мальчиков в ковбойских костюмах и девочка в длинном желтом платье и золотистой шапочке феи.
— Будьте любезны обратиться прямо к кассиру, — крикнул Берг, как только они появились.
Борк дал каждому по кроне, и дети спели песенку.
— Сколько вы им дали? — спросил Берг, когда дети ушли. — Все, что у вас было, или только банкноты по 50 крон?
Борк шел домой с обычной неторопливостью, У него теперь появилась привычка останавливаться у витрины автомобильного магазина и смотреть, не следит ли за ним кто-нибудь. Он делал это так же, как иногда смотрел на часы, не осознавая, сколько времени.
В его прихожей пахло чистотой: уборщица уже приходила. На кухонном столе лежала записочка от нее, в этом не было ничего необычного, ей и раньше случалось так делать. Он поставил воду для кофе, прежде чем прочитать записку. Как обычно, почерк был очень аккуратный.
Смысл прочитанного не сразу дошел до него. Он перечитал короткую записку, при этом у него было ощущение, будто он спускается в слишком быстром лифте.
«Дорогой господин Борк!
Спасибо за деньги, которые вы оставили. Сегодня я ушла раньше, потому что у меня внук лежит с гриппом, но завтра задержусь подольше. Я взяла на себя смелость убрать кухонные шкафы, в них накопилось много бутылок, они зря занимали место.
Искренне ваша В. Мадсен».Кофейник как раз засвистел, когда он открыл дверцу шкафа. Все бутылки исчезли. Он обшарил самые дальние углы, но той бутылочки не было. Не обращая внимания на пронзительно свистевший кофейник, он бегом спустился вниз и увидел совершенно пустой бак для мусора. Вернувшись на кухню, снял с горячей конфорки кофейник. Лифт, в который он попал не по своей воле, продолжал падать, и остановить его было невозможно.
Уборщица была дома и ответила на звонок сама.
— Если я ее выбросила, господин Борк, то, наверно, потому, что она была пустая — или же я подумала, что она слишком маленькая и нет смысла ее хранить. Надеюсь, я не сделала ничего плохого?
— Вы ее сбросили в мусоропровод?
— О нет, было так много, что я все снесла вниз.
— И положили в мусорный бак?
— Да, в бак для мусора. Там все это и лежит, я думаю, если бак еще не опорожнили.
Было пять часов. Номер предприятия, который он нашел в телефонном справочнике — «Вывоз мусора» — не ответил. Он положил квитанцию на имя Ф.Хьюлманда на стол и включил свет.
Мысль о дурацкой коробке для ленча вытеснила все остальное. Падение в бездонную шахту лифта не прекращалось, Должно быть какое-то простое решение, думал он. Но какое?
Контракт на аренду сейфа для хранения, заполненный им самим, лежал на столике у кровати. Он думал, что, проспав ночь, сможет увидеть все в новом свете и найти какое-нибудь решение. Но поздно ночью, так и не уснув, он включил свет и стал изучать документы.
«Контракт на аренду сейфа — сейф № 129» —
это было написано в самом верху листа. Ниже располагались четыре квадратных поля. На то, на котором было написано «Отделение», он наклеил марку своего банка. В поле с надписью «Имя держателя сейфа» он вписал «Хьюлманд» и вымышленный адрес — адрес отпечатал на машинке Мириам. «Ежегодная плата»: он указал семнадцать с половиной крон — такую сумму он видел на других контрактах. Поле «Дебет» оставил пустым. Наконец, была графа «Имя доверенного лица Держателя сейфа». Это место он тоже оставил пустым — как на других виденных им контрактах.