Чертово колесо - Михаил Гиголашвили 4 стр.


— По рожам видно — пустые! — со злобой определил Бати.

— Не каркай! Неизвестно... Вон Туга будто улыбается!

— Какой там улыбается! Это у него в ломке мускулы не держат, — объяснил Тугуши.

— Хмурые идут оба, хму-у-рые...

— Плохо дело...

Войдя в подвал, Туга швырнул на стол деньги.

— Пролет. Никого нет. Сайд уехал в Кисловодск отдыхать. Вагифа забрали. Курбан в больнице, Сабира не нашли, Абдуллу ждали три часа — ничего не принес. На Красном Мосту полно псов из управления, хорошо еще, вены не проверили...

— Что же делать?

— Не знаю.

Анка принялась снимать фартук. Все подавленно молчали.

— Поеду к Изольде, может, там что-нибудь есть...

— Это в Мухиани[9], что ли? Опять часами ждать! — со слезами в голосе произнес Тугуши.

— Рабство, — пробормотал Серго, вытирая лысину.

Вдруг Бати, пристально смотревший на приехавших, зловеще сказал:

— А вы, ребята, в кайфе!

Туга смутился. Тут и другие увидели, что они почесываются и курят большими затяжками. Ладо ответил:

— У меня был чек от Нугзара. Мы по дороге заехали ко мне, в подвале ширнулись. Там и на двоих-то еле хватило.

Что было делать? Так бы мы до татар не доехали...

Что отвечать? Деньги — вот они. А опиума нет. Все подавленно молчали, только Бати что-то угрожающе бормотал сквозь зубы да тяжко ворочался на кушетке Черный Гогия.


4

После оперативки майор отпустил всех сотрудников, кроме двоих. Мака из угла отрешенно глядел в окно. Пилия сел за стол.

— Что нового по Кукусику? — спросил майор.

— Он чуть не свихнулся, когда я объявил ему, что против него возбуждается уголовное дело, — ответил Пилия.

— А он как думал, подлец? Заложил своих дружков — и все? — усмехнулся майор, поправляя на пустом столе ручку и пепельницу.

— Когда я показал ему папку, он чуть не обкакался. Плакал, кричал, что мы слово дали... Потом сник и выдал еще один список! — сообщил Пилия.

— Большой? — заинтересовался майор.

— Человек на десять.

— Хорошо! — обрадовано захохотал майор. — Это же клад, а не Кукусик!

— А ты такой клад хотел в тюрьме закопать, — заметил Пилия.

— Э, да ничего я не хотел! — махнул рукой майор. — Чем эти списки отличаются?

Пилия открыл папку:

— В первом списке он, дурачок, попытался схитрить: написал имена известных в городе морфинистов, которые или сидят, или умерли, пустые номера, Стандарт, Карандаш, Вазо, Амир... И несколько имен детей вакийских и сабурталинских[10] шишек, устанем на телефонные звонки отвечать и отпускать...

— Чтоб они провалились! — сквозь зубы проворчал Мака. — Бегаешь, ловишь — а толку? — но майор возразил:

— Не торопись, Мака! Это самый выгодный товар! Ты что, не знаешь, как обстоят дела с наркотиками? Никто и пальцем не пошевелит, чтобы помочь, никто! Лучше за убийцу просить, чем за морфиниста! Звонить-то они звонят, но если до большого шума довести, то все эти звонители тут же в кусты дриснут и замолкнут! Или большие деньги принесут. Ну, а второй список?

— А второй — реальный. Плюс парочка адресов, где они колются, — сообщил Пилия.

— Кто хозяева хат? Знаешь?

— Какое имеет значение? Не знаю — узнаю, куда они денутся? — пожал плечами Пилия.

— Ладно, все в рабочем порядке. Прямо сегодня и начните прочесывать по реальному списку, — велел майор.

— Ты как, Мака, в форме? — спросил Пилия у напарника.

— Мне все равно, — обронил безучастно Мака. Он недавно перешел из транспортной милиции в угрозыск, еще до конца не вник во все тонкости и поэтому инициативы не проявлял. Им лучше знать, с чего начинать и чем заканчивать. Он уже понял, что ему, как новичку, в любом случае достается меньше всего из общего улова.

— Ну-ка, дай сюда! — И майор, нацепив очки, взял лист и начал вслух читать: — «Шалико Сванидзе, студент ГПИ. Родители в деревне, где живет, не знаю. Два раза курил с ним анашу»...

— Насчет Сванидзе я уточнил у него потом. Знаю курс, факультет и адрес, — вставил Пилия.

— Ну и бери его прямо в этом ГПИ. Сколько мы уже переловили в Политехе идиотов — а все новые появляются. Удивительно! Их что там, на лекциях специально учат наркотики принимать? — поморщился майор и вернулся к чтению: — Так... «Гуга Арвеладзе, доктор. Несколько раз брали вместе опиум. Где живет — не знаю, что делает — не знаю, телефон не знаю». Короче, ничего не знает, гад! Что за доктор?

— Я уточнил. Этот Гуга — медик, работает в лаборатории при психиатрической больнице.

— Это в лаборатории бывшего министра? — уточнил майор.

— Они там все кайфуют, — проворчал Пилия, приглаживая короткие волосы.

— Доктор, доктор Айболит, у меня яйцо болит! С доктором поговорим по-научному! — развеселился майор. — Так, это кто? «Двали Серго, лысый, инструктор райкома или что-то такое»... Какого района?

— Ленинского.

— В такую даль переть! — заметил Мака, закуривая.

— Отец Двали — партком цементного завода, кажется... Кукусик точно не знал, — сообщил Пилия.

— О, очень хорошо, цементный завод — это просто отлично! — расплылся майор. — С этого Серго и начнем. Так, дальше... «Тугуши Арчил. Познакомились в Бакуриани[11]. Несколько раз курили анашу. Работает в комсомоле, который в Соло лаки».

— В ЦК комсомола, что ли? В этом ЦК года полтора назад, помню, столпотворение было — кто-то кодеин продавал, то ли вахтер, то ли инструктор, — вспомнил майор.

— Ты путаешь, — поправил его Пилия. — Вахтер продавал в Министерстве здравоохранения, а в ЦК работал тот клиент, через которого мы вышли на валютчиков. Еще из профсоюзов звонили, помнишь, просили отпустить?

— Ладно, дальше! — поморщился майор. — «Нодар Бати, директор магазина на базаре, три раза кололись вместе». О! Гусь! Директор на базаре! — Майор поднял палец. — Это самое вкусное!

— Да, это в точку! Я уточнял — директор магазина тканей на Дезертирке... — сказал Пилия.

— Его я беру на себя! — перебил майор, но тут Мака заскрипел стулом:

— Нам, значит, комсомольцы и коммунисты, а тебе — директора базаров и магазинов?

Пилия удивленно обернулся к нему. Майор развел руками, досадливо объяснил:

— Что значит — мне? Нам, нам! Мы, по-моему, вместе работаем! Ты брось эти штучки — мое, твое! Это у вас в транспортной, наверно, так было: кто успел, тот и съел, кто зайца поймал — тот его и зажарил, а?.. Тут не так, дорогой мой! Тут мы в группе и друг друга уважаем! Ты хороший парень, я сам взял тебя, знаю, что у тебя больна мать, что ты игрок, что тебе нужны деньги, что у тебя долги, но держи себя в руках! — внушительно взглянул на него майор и вернулся к списку: — Так... «Художник, у него на хате колются»... Адрес... Хорошо. А это что за «Ладо-морфинист»? Ничего нет, только телефон...

— Он не знает ничего, кроме телефона, да и то не уверен... Сказал, что этот Ладо недавно ходит к Художнику...

— Проверим... «Анка, бездомная блядь»...

— Бездомная? Что с нее возьмешь? — проговорил Мака, чувствуя, что ее обязательно поручат ему: тренируйся, мол, на блядях, пока опыта борьбы с убийцами маловато!

— Это у вас в транспортной было плохо, если бездомная, а у нас это как раз хорошо! Что возьмешь? А сводки, факты, стук-стук? Мало тебе? — опять накинулся на него майор, уставившись в упор голубыми глазами. — За стукачами — будущее!

— Кстати, я уточнял — эта Анка уже дважды сидела, в третий раз точно не захочет. И вдобавок — голубой боржом, а, товарищ майор? — подмигнул Пилия начальнику. — Говорят, Берия бабам снотворное в вино наливал, а потом трахал их от всей души, пока они дрыхли...

— При чем тут Лаврентий Павлович? — поморщился майор.

— Просто так... А Гита тебе звонила?

— Конечно, — нехотя ответил майор.

— Соскучилась, небось? — усмехнулся Пилия.

— Что тут смешного? — вдруг вспылил майор, заметив, как инспекторы переглянулись между собой.

— Она единственно чего не любит, это когда у мужчин зеркальная болезнь, — пояснил Пилия.

— Какая еще болезнь? — подозрительно уставился майор, но Пилия сделал вид, что не слышит вопроса, а Мака спросил:

— Брать когда поедем? Время идет. Днем жарко будет мотаться туда-сюда по городу...

— Да, хорошо, что вспомнил, — вдруг вскинулся Пилия. — Кукусик сказал, что этот Гуга Арвеладзе привез из Москвы какой-то аппарат, который дает кайф!

— Препарат?

— Аппарат.

— Может, эфедрин? — предположил Мака.

— Какой же ты тупой! — в сердцах воскликнул Пилия. — Говорят тебе — аппарат! Понимаешь? Машинка, вроде швейной: на голову что-то надеваешь, включаешь, крутишь ручку — и человек в кайфе!.. Понятно?

— Ничего себе! — присвистнул Мака. — Да с таким аппаратом мы в два счета без работы останемся, на хлеб и воду сядем — весь город будет день и ночь ручки крутить...

— Ну, не будем торопиться. Возьмем этого Гугу — тогда и про аппарат узнаем. Раз привез — значит, не увезет. Езжайте за сыном цементного завода, Серго Двали. Прямо сейчас... — приказал майор и сунул очки и ручку в нагрудный карман голубой рубашки.

— Да, я еще уточнил: проколы есть у всех, можно просто руки смотреть — и брать! — сказал Пилия.

— Ты, я вижу, так науточнялся ночью, что на Кукусике живого места не осталось наверняка, — засмеялся майор. — Ну, с Богом!

Когда Мака вышел в коридор, Пилия, наклонившись к майору и заглядывая в его безмятежные голубые глаза, тихо, но со значением спросил:

— Деньги за Амоева получил?

— На коленях просили подождать еще день. Лето, людей нет, не успели собрать полную сумму. Завтра в десять, — ответил майор, а Пилия покачал головой:

— Уже третьи сутки пошли, не нравится мне это... — но майор перебил его.

— А мне не нравится, что ты Макаке обещал долю за Амоева!

— Мы же брали его вместе!.. Он даже чуть не пострадал...

— Это его обязанность. Я приказал — он исполнил, и все! А мы дело раскапывали! Я и ты! Если каждому доли давать — денег не напасешься!

— Он не «каждый», он твой сотрудник, а мой напарник!

— Прошу тебя без моего ведома никому ничего не обещать! — холодно подытожил майор.

Пилия надел фуражку, не забыв, однако, объяснить майору напоследок, что зеркальная болезнь — это когда мужчина может увидеть свою чучушку только в зеркале, а по-другому — пузо мешает.

— Доиграешься у меня со своими шуточками! — прошипел майор ему в спину. — Ты на себя посмотри! Как в том анекдоте, где слон спрашивает верблюда: «Почему у тебя сиськи на спине?» «Не тебе, хуеносому, спрашивать!» — отвечает верблюд.

— Сам ты верблюд. Счастливо оставаться! — не оборачиваясь, ответил Пилия и хлопнул дверью. Мака молча последовал за ним.

По коридору с бумагами и папками деловито ходили сотрудники, о чем-то беседовали, кого-то ждали, искали, звали. Инспекторы поспешили в свой кабинет. Как только они оказались одни, то заперли дверь и оба сразу неуловимо преобразились: лица стали сосредоточенны, движения — резки, слова — отрывисты. Мака начал протирать пистолет, считать патроны, а Пилия открыл сейф, вынул таблетки, разложил их по две штучки и стал методично забрасывать в рот, запивая резкими глотками воды из графина.

Мака неодобрительно поглядывал на него, копаясь в карманах своей куртки. Пилия поджег пустые пачки в пепельнице. В этот момент снаружи властно постучали.

— Кто? — крикнул Пилия, чуть не подавившись.

— Я, Рухадзе! Что вы заперлись?

— Ну, только прокурора нам не хватало! — прошептал Мака и поспешно выбросил тлеющие остатки из пепельницы в окно.

— Дурак, весь двор в бензине! — прошипел в ответ Пилия и открыл дверь. В кабинет вошел щегольски одетый благоухающий прокурор. Уловив замешательство и запах горелого, он с насмешкой спросил:

— Что это вы тут делаете? Марихуану курите?..

— Нет, коку жуем, — отозвался Пилия.

— У меня есть сведения, что вы задержали некоего Кукусика...

— Да, — насторожился Пилия. Но откуда прокурор знает об этом? Арест не оформлялся в сводке, дело не открывалось. — А что?

— Ничего. Просто это мой родственник, сын племянницы. Надо бы с ним полегче... Что у него?

— Пакет кокнара. Идите к майору. Мы люди маленькие, не нам решать, — процедил Пилия.

— Его надо отпустить, а то племянница обидится!

— Есть, товарищ начальник! — козырнул с издевкой Пилия, который, как и все оперативники, терпеть не мог прокуратуры. — Побежал отпускать!

Рухадзе, поозиравшись и покачав головой, вышел.

— Вот петух! — возмущенно прохрипел Пилия, постепенно наливаясь кодеиновой истомой. — Ты представляешь: Кукусик — его родственник! Благоухает, как шлюха! А как-то по пьянке в ресторане заявил майору, что меньше двадцати пяти тысяч баксов не берет, руки не пачкает! Вот так-то, братишка, двадцать пять штук зеленых, не меньше! А тут гоняйся за всякой сволочью по мелочевке! Были бы деньги — ушел в дельцы, клянусь! — угрюмо заключил он и ногой захлопнул дверцу сейфа. — Фактуру для подкидона не забудь!

Мака достал из сейфа два черных пятака опиума в полиэтилене.

— Хватит?

— Добавь еще, жалко тебе, что ли? Чем больше — тем лучше. Мы его все равно попозже обратно заберем... Давай, снаряжайся!

Они сноровисто собрались, почти бегом проскочили коридоры, лестницу и уселись в машину.

— Значит, лысый Серго?.. Ему есть что терять. И ему, и семье, и отцу! Его можно брать голыми руками. Считай, что он уже наш! — сказал Пилия, ловко выводя машину из узких ворот милиции.

В дороге он беспрерывно курил, сипел, чесался, плевал в окно. Кодеин выкрасил его лицо в бурый цвет. Мчался он без всяких правил, сигналя, распугивая попутные машины и показывая неприличные жесты гаишникам, кидавшимся остановить лихача. Мака неодобрительно посматривал на него и, когда они были недалеко от цели, сказал:

— Приведи себя в порядок! На обезьянью задницу похож!

— За собой следи! — бросил Пилия, но форменную рубашку застегнул, волосы пригладил, а Мака надел фуражку и даже напялил галстук на резинке.

Оставив машину во дворе райкома, они узнали, где находится нужный им кабинет, и взбежали по лестнице. Пилию распирало от кодеина, тянуло лететь по ступенькам хоть на двадцатый этаж. Постучали. Нажали на ручки двери. Вошли.

— Двали? Серго Двали?

Лысый Серго, сидя за столом, опешил: — Да, я...

— Встать! Руки за голову! — заорал Мака, а Пилия, вытащив из кармана удостоверение и мельком показав его остолбеневшему Серго, добавил: — Угрозыск! Стоять смирно! Не шевелиться!

— Угрозыск? — ошеломленно повторил Серго, задирая руки на лысину. — В чем дело?

— Вы арестованы! — сказал Пилия и брякнул на стол бумагу. — Вот ордер! А теперь ценности, наркотики, оружие, деньги — на стол! Быстро! Из карманов, из стола, из шкафов — все сюда! — И он громко постучал рукояткой пистолета по столешнице.

Серго, не снимая рук с головы, выпучил глаза... Полез за платком, но Мака угрожающе перехватил его руку:

— Сказано — стоять смирно! Я сам обыщу карманы!

И вот на столе, среди связки ключей, райкомовской книжки, зажигалки и мелочи, блеснул складной нож. Пилия, открыв его, подбросил на ладони, приложил пятерню к раскрытой ладони:

— Пять пальцев! — а потом, понюхав и внимательно рассмотрев лезвие, добавил: — Когда в следующий раз будешь ножом опиум с чеков снимать — не забудь обтереть его потом как следует. Или содой вычистить. Впрочем, тебе нескоро придется это делать.

И он, бросив раскрытый нож в бумажный пакет для вещдоков, отправился к шкафу, полки которого были уставлены красными томами Ленина. На нижних полках пылились папки и брошюры. Пока Пилия, сев на корточки, шарил в шкафу, Мака переворошил ящики стола и извлек оттуда пустую пачку из-под сигарет, из которой торжественно вытряс на стол шприц, иглу и пузырек из-под валидола, на дне которого виднелась бурая масса. Приоткрыв крышку пузырька, он понюхал его, поморщился и дал понюхать Пилии.

— Вторяк!.. Да он скис у тебя! В холодильнике надо хранить раствор, — не вставая с корточек, посоветовал Пилия. — Хотя вряд ли ты в ближайшее время увидишь холодильник. А это что?.. — и он, вдруг поднявшись с раскрытой книгой, кинул на стол два чека. — Вот где он, мерзавец, опиум прячет! В Ленине!

Серго, сразу не поняв, что к чему, только рот открыл. В этот момент в дверях без стука появилась секретарша с папками в руках. Увидев мужчин (Мака успел закрыть собой стол), она растерянно посмотрела на Серго, стоящего с руками на затылке:

— Тут бумаги пришли из ДОСААФа...

Серго, сделав вид, что он просто потягивается, буркнул:

— Потом, потом, я занят!

Девушка исчезла. Пилия, не обращая внимания на протесты Серго, зычно произнес:

— Закатать рукава! Показать вены! Снять носки! Ноги показать! Быстро!

— Что вы от меня хотите? — жалобно произнес Серго. — Зачем снимать носки? Это вы подкинули мне опиум!

— Ты на него только посмотри! Пол-Грузии отравил — и отпирается, ублюдок! — усмехнулся Пилия. — Значит, так: ты обвиняешься в хранении, употреблении и распространении наркотических веществ! Ясно? Вены покажи, ублюдок! — зарычал он.

Серго покорно задрал рукава. Пилия грубо вывернул его руки, осмотрел вены на сгибах рук, пощупал «обратки» — вены на задней стороне, около локтей.

— Весь набор — проколы, мозоли, шрамы! — торжественно сообщил он. — Вот это, — ткнул он в красные точки на венах, словно простроченных на швейной машинке, — употребление! Вот это, — он указал на стол, — хранение! О распространении поговорим в отделении, когда прочтешь показания тех, кому ты продавал наркотики. Нам все известно! От и до! Учти... Твои сотоварищи уже сидят. Анка в ломке, жалуется, что по камерам опиум не разносят. Тугуши, идиот, уже в тюрьме, а Художник ждет на хате, когда мы его брать поедем. Вот так! — Сказав это, Пилия еще раз удовлетворенно осмотрел онемевшего райкомовца и добавил для убедительности: — Теперь позовем понятых! Секретаршу, например...

Назад Дальше