— И каково вооружение…э-э-э… бронепоезда? — интересуется Лапин.
— Три танка «Т-64» со штатным вооружением. Два миномёта калибра восемьдесят два миллиметра — их на складе целый штабель лежит. Два АГС. Одна пушка 23 миллиметра. Один КПВТ. Шесть ДШКМ и шесть СГМ. Восемьдесят человек экипажа и сорок человек десантно-ремонтная партия. Один паровоз и один тепловоз — этот на всякий случай. С ними, кстати говоря, тоже погорбатились — будь здоров! Тоже броню изобретали. Это же наше слабое место — повредят и всё тогда, приехали. Правда, прикрыли только кабины да некоторые основные узлы — но и то гора с плеч!
— Основательно подготовились! — одобрительно киваю я.
Калин жмурится, словно довольный кот. Видно, что подобная оценка его детища доставляет ему удовольствие.
— Это ещё не всё… Припрёт — можем взять под броню ещё человек сто. На всякий, так сказать, случай. Для этой цели ещё два вагона добавлено. Так-то в них пулемётчики сидят, и свободного места хватает. Мало ли… вывезти кого-нибудь надо будет… или ещё что-то подобное…
Да уж!
Механики наши постарались! Я даже как-то растерялся при виде этого сооружения. Нет, разговоры-то помнил — их когда ещё вели! Но вот того, что бронепоезд подготовят в такой короткий срок… не ожидал. Собирать вагоны начали ещё до отхода колонны из Рудного, но чтобы настолько быстро… да, недооцениваю я наших специалистов!
Высказываю это бородачу, выражая своё восхищение работой механиков.
— Триста человек круглосуточно пахали! — поднимает он вверх палец. — Вот! Понимать надо — для себя делали! Почитай, треть этих работников со мною сюда и прибыли.
— Э-э-э… зачем?
— Здравствуйте, приехали! — удивляется толстяк. — А станцию железнодорожную восстанавливать дядя будет? А завод этот ваш запускать? Сами возьмётесь? Посмотрю на это с интересом…
Тут он безоговорочно прав, крыть нечем. Никого другого на этом месте и представить невозможно. Без него и его специалистов завод будем запускать долго… Правда, я их так скоро не ожидал, но это даже и к лучшему.
Надо отдать должное ребятам в Рудном — отправляя поезд, они предусмотрели многое из того, о чём я, в горячке, совершенно позабыл. Вместе с эшелонами сюда приехали около тридцати человек различных специалистов. Основная задача, поставленная перед ними — тщательный отбор и расселение людей. Таким образом, чтобы это было максимально эффективно и полезно для всех. Как для самих людей, так и для общего дела. Ибо разместить в городе несколько тысяч человек мы, разумеется, могли. Но вот найти для них всех подходящее занятие… тут надо основательно голову напрячь! Никакая экономика просто не выдержит такого числа нахлебников. Именно так! И ничего постыдного здесь нет. Кто-то должен работать на производстве, а кто-то — на земле. Кормить остальных. Никакие склады бездонными не являются. Не станем сами производить продовольствие — загнёмся. Вполне допускаю, что вчерашнему бизнесмену придётся встать за станок или начать пахать землю. А что — есть выбор? Торговать мы ещё не скоро начнём, особенно — в прежних масштабах. А уж про загранпоставки можно и вовсе забыть. Надолго, если не навсегда.
Но начиная нелегкий процесс отбора и распределения людей, я и представить не мог даже половины тех проблем, с которыми мы столкнёмся. Как ни странно, но легче всего оказалось с людьми пожилыми и в возрасте. Большинство из них сами изъявили желание жить в деревнях, на земле. Что послужило для них стимулом? Бог весть… Но ощутимый груз с моей души они сняли.
А дальше началось…
— Здравствуйте!
— Добрый день! — отозвались мне все присутствовавшие.
Их, собственно говоря, было не так уж и много. Ниночка — миловидная, быстро красневшая от смущения девушка, и четверо мужчин. Один — пожилой, лет шестидесяти, дедок и трое крепких парней. Таджики? Узбеки?
Это оказались таджики.
— В чём проблема, уважаемые? — присаживаюсь на стул, стоящий около Нины. — Она говорит, что у вас есть какие-то требования. Могу я их узнать?
— Простите, а вы сам кто будете? — интересуется один из парней. Дед хранит молчание.
— Военный комендант области. Звание моё вы видите, а зовут меня Сергеем Николаевичем.
— Вы здесь самый главный?
— Здесь главный — полковник Лапин! А вот там, куда вы хотите поехать — я один из руководителей.
— То есть, вы можете что-то решать?
— Могу.
— Мы бы хотели жить рядом.
— А конкретнее?
— Понимаете… у нас есть свои обычаи. Правила поведения, если точнее. Мы всегда так живём.
— И что из этого следует? Работать вы где хотите?
— Мы… — он оглядывается на старика. — Мы ещё не решили, что именно станем делать на новом месте.
— Ниночка, а вы им что предложили?
— Работать на станции они не хотят — не их профиль. В шахте — тоже. Я им предложила на выбор любую из трех близлежащих деревень — отказались.
— Так… — чешу в затылке. — И что же нам с вами делать?
— Возможно, мы смогли бы торговать…
— Где и чем? Вы ничего не производите — что же продавать собираетесь?
— Но… Другие же что-то ведь выращивают? Не всем удобно возить это на базар самим…
Понятно, передо мною «почтенное» племя перекупщиков.
— Вынужден вас разочаровать — базара у нас нет. И ещё долго не будет. Чем же вы собираетесь на жизнь зарабатывать?
Нахально вру — есть базар. Только перекупщиков на нём не имеется. Да и не нужны они нам.
— Э-э-э… у нас есть деньги… доллары!
— Там, если дальше пройти по коридору, есть комнатка — туалет. Можете обклеить ими стены данного заведения — всё веселее будет смотреться. Повторяю свой вопрос.
Дедок что-то буркнул.
— Тогда, если это можно, мы бы хотели осмотреться на месте.
— Можно. Осматривайтесь. Суток вам хватит?
— Почему так мало?
— Можно и больше. Только вот кормить вас более одних суток никто не станет.
— Почему? — удивляются молодые парни хором. — Мы же заплатим!
— Чем?
Они в замешательстве переглядываются.
Что делать, нет у меня никакого уважения к таким вот «труженикам» прилавка. Мы, разумеется, вполне способны прокормить их и больше суток, даже больше месяца. Но — не хочу. Не хочу отнимать кусок хлеба у тех, кому он нужен гораздо больше. И у тех, кто просто не может его заработать по недостатку сил или иным подобным причинам. Жестоко? Как сказать… Перед нами здесь прошло достаточно много людей. Были и такие, кто работать просто не мог. Хотя и изъявлял подобное желание, не в силах оставаться нахлебником. Девчушки наши из кожи вон лезли, изобретая уважительные причины, побуждавшие таких людей согласиться на какую-то легкую и ненапряжную работу. Дабы не чувствовали они себя дармоедами. Иногда это удавалось…
— Хорошо, — после некоторого раздумья говорит тот парень, что вел переговоры изначально. — Допустим, что мы согласны.
— Не проблема. Садитесь на поезд.
— Обождите, но у нас есть ещё один вопрос!
— И какой же?
— Мы бы хотели жить вместе. По своим законам, так, как жили на родине. Ведь мы же имеем на это право?
— Имеете. У себя на родине. Как хотите — так там и живите.
— То есть?
— Повторяю. По своим законам вы можете жить у себя дома. В Таджикистане, если непонятно.
— Но… это неправильно! Мы будем жаловаться! Местная власть никогда нам в этом не препятствовала!
— Местная власть, в подавляющем большинстве, сейчас кормит могильных червей! А уцелевшие — ожидают суда! Хотите им пожаловаться? Не вопрос…
Они растеряны. Так с ними давно никто не говорил. И даже всесильный аргумент — деньги, отчего-то сейчас не сработал.
— А… что вы нам предлагаете?
— У себя дома, то есть, в жилых домах, можете хоть на ушах стоять — ваше право. Но вот на людях и в повседневной жизни — будьте любезны соблюдать местные законы и обычаи.
Парни переглядываются. Мои слова им явно не по душе.
— Далее. Никакого компактного проживания — не будет. Где поселят — там и жить станете. И съехаться вместе — не дадим. В гости ходить — да хоть каждый день! После работы, ясен пень. Или в выходной. Мечеть хотите? Стройте, мешать не станем. Сами, в свободное от всего прочего время.
Молчание. Народ переваривает мои слова.
— А если мы откажемся?
— Шанцевый инструмент — лопаты, топоры и пилы, мы вам выдадим. Гвоздей отсыплем, килограммов тридцать — на дома хватит. По четыре сухпая на каждого. Даже картошки и семян выделим, хотя их у нас немного. Оружия не дам, самим не хватает. На машинах вас вывезут за стокилометровую зону от ближайшего города, и — скатертью дорога, любезные! Времени на размышление — час. Через это время вы должны дать ответ. Всё!
Через час я провожал взглядом уходящие грузовики. Уехало сто семьдесят шесть человек. Мужчины, женщины. И — что самое тяжелое, дети. Их было шестеро. Мне было очень трудно сдержать себя, тем более, что именно их-то отъезжавшие упорно выставляли напоказ. Надо думать, старшие до конца мне не поверили и пытались разжалобить. С их точки зрения, это была ещё одна попытка потребовать у них какую-то взятку или что-то подобное. Когда же ничего похожего с моей стороны не последовало, они взволновались не на шутку. Видать, поняли, что здесь никто церемониться не собирается. Но никаких дальнейших переговоров не последовало — руководители отъезжавших боялись потерять лицо. Знакомо, с такими случаями я раньше сталкивался. По моему приказу в машины погрузили ещё сотню рационов и два охотничьих ружья. После этого из кузовов спрыгнули на землю десятка полтора молодых парней и несколько девушек — эти уезжать отказались.
Через час я провожал взглядом уходящие грузовики. Уехало сто семьдесят шесть человек. Мужчины, женщины. И — что самое тяжелое, дети. Их было шестеро. Мне было очень трудно сдержать себя, тем более, что именно их-то отъезжавшие упорно выставляли напоказ. Надо думать, старшие до конца мне не поверили и пытались разжалобить. С их точки зрения, это была ещё одна попытка потребовать у них какую-то взятку или что-то подобное. Когда же ничего похожего с моей стороны не последовало, они взволновались не на шутку. Видать, поняли, что здесь никто церемониться не собирается. Но никаких дальнейших переговоров не последовало — руководители отъезжавших боялись потерять лицо. Знакомо, с такими случаями я раньше сталкивался. По моему приказу в машины погрузили ещё сотню рационов и два охотничьих ружья. После этого из кузовов спрыгнули на землю десятка полтора молодых парней и несколько девушек — эти уезжать отказались.
— Что же это они так? — интересуется Лапин, наблюдая за отъездом. — Жили-жили… и вдруг — нате вам?
— Они здесь давно обосновались?
— Да как сказать… скорее — заезжают. Постоянно здесь только их верхушка квартировала, оттого и детьми обзавелись. А все прочие вахтовым методом трудились. Два месяца одни, два месяца — другие. Они же тут не только на рынке промышляли. Лес перекупали, ещё что-то… Мэр их привечал…
— И где же он теперь?
— А хрен его знает… уехал куда-то, на охоту вроде бы. Да так и не вернулся.
— Дело в том, что возможность их дальнейшей «работы» в привычном ключе, я сразу пресёк. И устройство национального анклава среди нас — тоже. А для их верхушки это смерти подобно — они власть теряют моментально. Вот и решились на отъезд, авось, хоть там что-то подобное сотворить смогут.
— А смогут?
— Да черт их знает! Нет, сами таджики — народ трудолюбивый и работать могут. Не должны пропасть — мы же их не голыми и босыми в лес выгнали? Всё, потребное для обустройства, им выделили, даже несколько армейских палаток — на первое время, в машины погрузили. А вот уж как их верхушка завернёт…
— Эти, пожалуй, что и завернут. Они, кстати говоря, не только таджики. Уйгуры есть, ещё кто-то… черт их разберёт… Насмотрелся я на этого деда… — сплевывает на землю полковник. — Ему в руки маузер — так чистый курбаши бы и вышел! Он их жестко держал — шибко не забалуешь! И подручные — ему под стать, такие же головорезы. Но внешне — всё чинно выглядит. Не скандалят, никаких вопросов не задают. Но и с другими не общаются. Вообще. Даже воду — и ту из отдельного крана брали! Человек у них заболел, наш врач к деду, мол, надо посмотреть. Тот как отрезал — аллах, мол, лучше знает, кому и что положено. Так и не пустили врача.
— А больной?
— А что больной? Помер, естественно. Они его сами и похоронили — он, судя по некоторым признакам, нехилую дозу радиации схватил. Залез, надо полагать, куда не следовало, вот и огрёб.
— Да… вовремя мы эту компанию отсюда наладили. Только такого геморроя нам и не хватало…
Но неприятные сюрпризы этим не заканчивались.
— Здравствуйте, — мужчина представительной наружности, с сомнением оглядев стул, осторожно на него уселся.
— Добрый день! Вы хотели меня видеть, у вас есть какие-то вопросы? — рассматриваю я своего собеседника.
Одет он хорошо, выглядит аккуратно и даже несколько вальяжно. Это, несмотря на то, что просидел вместе со всеми на ремзаводе столько времени! Чувствуется — мужик за собою следит. Хотя, в сочетании с лысиной и очками… на начальника он походит мало, и это, по-видимому, ему не по душе.
— Да. Собственно говоря, я не понимаю вообще — на каком основании вы производите составление каких-то списков? Ограничиваете людей в их праве на свободное передвижение?
— Стоп-стоп-стоп! Давайте-ка по порядку. Для начала — хотя бы представьтесь. А то как-то нехорошо получается. Кто я такой — тут уже каждая собака знает. Да и на двери табличка висит — прочитать можно. Полковника Лапина здесь уже тоже никому представлять не нужно.
— Вы меня не знаете? — искренне удивляется визитер. — До сих пор не узнаёте?
— Нет. Вы же не киноактер — это их все население в лицо помнит.
— Сергей Адамович Капышев.
— Очень приятно, Сергей Адамович. Итак — слушаю вас.
— Я про списки!
— Простите, но каким образом вы предлагаете наладить учёт и контроль? Как мы будем организовывать снабжение населения, если не будем иметь этих данных?
— Для этого есть демократически избранные органы самоуправления!
— Отлично! — встаю и подхожу к двери. — Пойдемте?
— Куда?
— Познакомьте меня с этими достойными людьми. Ну? Чего же вы ждёте? Я с превеликим удовольствием спихну на их плечи несвойственные нам обязанности.
В данном случае я над ним откровенно издеваюсь. Никаких следов этих самых органов мы так и не отыскали. А отдельные, обнаруженные нами работники указанных структур были абсолютно неспособны делать хоть что-нибудь. Руководить — это пожалуйста! Но вот брать на себя ответственность… да ещё в такое время… желание отсутствовало напрочь.
Визитёр явно в замешательстве — не ожидал такого поворота событий. Вставать со стула не спешит.
— Э-э-э… но… я полагал, они должны сюда прибыть? Это же их сфера деятельности?!
— Должны… — возвращаюсь на своё место. — Но не прибыли, увы… А как появятся — так сразу же на них всю эту тягомотину и спихну! У вас ещё вопросы есть или всё на этом?
— Есть! — с некоторым вызовом отвечает собеседник. — По какому праву вы устроили депортацию мирных и трудолюбивых таджиков? Это дискриминация!
Ему бы микрофон в руки — телеканалы лбами бы долбились, к себе его затаскивая! Пафос, благородное негодование — трибун! Сейчас «кровавую гэбню» обличать начнёт, вон уже и воздуха в грудь набрал…
Стоп! Так вот это кто! Знаменитый «правозащитник» — прыщ на ровном месте… В телевизоре-то он и попадался…
— Это что ещё за чекистские штучки? — грозно наезжаю на него. — Что за националистические бредни вы себе позволяете, уважаемый?!
Опа! Мужик просто обалдел. Нечасто на него давят его же привычной аргументацией…
— Вы демократ — или кто?! — продолжаю свой наезд.
В углу еле сдерживают смех наши девчонки. Места у нас мало — вот и сидим все вместе. Исподтишка, под столом, показываю им кулак — неча ржать!
— Я вас не понимаю… — теряет нить разговора трибун.
— В соответствии со всеми демократическими процедурами, перед ними, как перед гражданами иного государства, был поставлен вопрос о статусе их дальнейшего пребывания, — продолжаю разговор сухим официальным тоном. — Нами были предложены несколько вариантов их дальнейшего обустройства. Большинством голосов они выбрали тот, который их больше устроил. Разумеется, мы не могли не учесть их пожеланий. Они были снабжены автотранспортом, продовольствием и снаряжением. Даже огнестрельным оружием! Так что, уважаемый, здесь вы неправы! Полностью и безоговорочно!
— И… у вас есть протокол их собрания? Можете предъявить?
— На каком основании я, как представитель иностранного (для них) государства, имею право требовать предоставления мне подобного документа? Укажите прецедент!
— Общественность расследует этот факт!
— Всенепременно! — согласно киваю в ответ. — Самым тщательным образом! Ещё вопросы есть?
— Я обеспокоен судьбой своих молодых сотрудников. Они выехали перед самым… э-э-э… инцидентом в сторону Рудного. И пропали. Мне необходимо организовать их поиски! Это очень многообещающие люди, ценные специалисты!
— Трудно сказать, чем я могу вам помочь… сейчас так много людей пропало без вести… А сколько их было?
— Двое. Молодой человек и его девушка.
У меня в голове словно что-то щелкает. Парень и девушка… на позиции зенитчиков — вот где я про них слышал!
— Боюсь, я не обрадую вас. Они на машине были?
— Да. Светло-серая «Шевроле-Нива».
Всё сходится. Именно такая машина сбила часового на посту у ворот дивизиона противоракет. Так вот кто их послал…
— Ваши… сотрудники самовольно проникли на территорию воинской части…
— Они оба — помощники депутата Госдумы! И имеют право…
— … сбили машиной часового…
— Несчастный случай!
— … и попытались воспрепятствовать запуску противоракет. По выявленным и идентифицированным ракетам противника.
— Ерунда! Ничем не подтверждённая ложь!
— Остались свидетели. Живые.
— Никакой суд не примет их показаний! Это подтасовка фактов!
— А суда и не нужно. Они оба погибли. От тех самых ракет, которые не дали сбить.
Капышев поперхнулся. Даже как-то лицом сник. Видать, что-то его с ними связывало…
На какое-то мгновение я его даже пожалел. В годах ведь мужик. Впереди уж точно ничего светлого не ожидает, только воспоминаниями и жить остается… Но, уловив мимолётным взором холодный блеск его глаз, опомнился. Нет уж, родной, я тебя вконец добью, чтобы и мыслей вредных более не возникало бы! На фиг нам тут пятой колонны не надобно! Хватит, наелись уже!