А стены пещеры продолжали вибрировать, и из когда-то заделанных трещин посыпались мелкие камешки. Бурый гной добрался до дыры в полу и потек внутрь. Что-то мерзко чавкнуло, из пролома вырвался фонтан мутной слизи, ударивший в потолок — а затем края дыры начали обламываться и рушиться, проваливаясь внутрь. Одновременно с потолка в разверзающийся на глазах кратер рухнула первая глыба.
— Отступаем! Бегом! — скомандовал Брэддок. Солдаты не заставили себя упрашивать, и даже Джонс весьма резво вклинился между Джексоном и Эплсвортом.
Полминуты спустя карниз и галерея скелетов одновременно обрушились в разрастающуюся пропасть. Но люди уже бежали наверх по коридору. Бежали изо всех сил, слыша, как с грохотом рушатся камни у них за спиной. К счастью, после того, как пропасть целиком поглотила храмовую пещеру, скорость ее роста замедлилась — однако и ход вел наверх не прямо, а загибаясь вправо, чуть ли не параллельно фронту разрушения. Наконец впереди показался яркий свет — это солдаты, оставленные наверху и, конечно, уже наблюдающие происходящую катастрофу, светили в тоннель, пытаясь понять, живы ли еще их товарищи. Одновременно зеленый индикатор в шлеме показал полковнику, что с ними уже можно связаться по радио.
— Пума-шесть-семь-восемь, бегите в лес на восток, не ждите нас! — приказал Брэддок. Неплохо было бы, если бы они прежде взрывом расширили выход, но — слишком рискованно, может завалить проход вообще.
Бинденмайер, бежавший первым, ужом выскользнул на поверхность. В его руке уже был смотанный трос, один конец которого солдат пристегнул карабином к поясу, а другой бросил вылезавшему следом. Тот тоже пристегнулся и передал эстафету дальше… Оказавшиеся наверху, конечно, не удерживались от искушения взглянуть назад, но, увидав растущий кратер на том месте, где еще недавно стоял их лагерь, лишь прибавляли прыти — хотя это, казалось, было уже невозможно.
Джонс не сообразил пристегнуться к тросу, но, по крайней мере, передал его следующему. К тому времени, как край пропасти достиг бывшего тайного входа в святилище, под землей оставались еще двое — Глебски и Блэкбеар (они убегали не с «балкона», а с галереи, и потому оказались последними). Земля ушла из-под ног Глебски, когда он уже успел пристегнуться, но еще не успел выбраться; одновременно куски рушащегося потолка тоннеля ударили его по шлему и по спине. Блэкбеар в это время уже падал, но успел ухватиться за конец троса; трос мотнулся вперед, апача тоже зацепило падающими сверху глыбами, но вскользь. Остальные солдаты почувствовали, как резко натянулся трос, но сумели дружным рывком выдернуть товарищей из продолжавшей расти пропасти. Блэкбеар сразу же вскочил на ноги, не обращая внимания на ушибы, но Глебски тащило на тросе волоком. Похоже, он был без сознания. Тогда апач подхватил пострадавшего, весившего вместе со всем снаряжением под три сотни фунтов, закинул себе на плечи и побежал вперед.
Кратер продолжал расширяться, но все медленней и медленней. Наконец периметр пропасти достиг края поляны. Несколько старых деревьев с жалобным скрипом накренились и повалились в бездну, одно так и застыло на самом краю с наполовину обнаженными корнями. Потом еще пару минут что-то шуршало и сыпалось — и, наконец, затихло. Рост пропасти закончился. Люди смогли остановиться и перевести дух. Хоренстиин немедленно занялся Глебски. Брэддок, усевшись на траву, развернул антенну спутниковой связи.
— Что с ним? — спросил он медика.
— Шлем защитил голову, в худшем случае легкое сотрясение. А вот травма позвоночника беспокоит меня больше. Судя по всему, его жизнь вне опасности, но чем скорее он попадет в госпиталь, тем лучше.
— Я запрашиваю срочную эвакуацию.
Брэддок и Джонс стояли у края пропасти и смотрели вниз. Смотреть, впрочем, было особенно не на что: тьма — она и есть тьма, и даже приборы ночного видения не сильно помогали. Слышно было, как где-то далеко внизу шумит вода.
— 230 метров, — прочитал полковник показания лазерного дальномера. — Глубоковато.
— Возможно, со временем здесь будет озеро, — заметил Джонс.
— Эх, такая была вертолетная площадка… Ну ничего, поднимемся на борт по лестнице. Не впервой.
В самом деле, это было не впервой даже Джонсу — в тренировочном лагере ему пришлось влезать по веревочной лестнице на зависший вертолет дважды.
— За нами скоро прилетят?
— Примерно через полтора часа.
— По-хорошему, поспать бы пока, ночь все-таки… Но у меня до сих пор сна ни в одном глазу.
— Могу понять. Ладно, док, я отозвал вас в сторонку не ради светской беседы. Мы должны согласовать, что будем докладывать. О моих людях не беспокойтесь, они повторят то, что скажу я. Но мне нужно знать ваши намерения.
— Н-ну… — Джонс попытался улыбнуться, — полагаю, если мы расскажем правду, то окажемся на соседних койках в психушке.
— Не окажемся, — серьезно возразил Брэддок. — Меня отправят в военный госпиталь. Без особых, кстати, заморочек насчет трех независимых экспертов и постановления суда… Но по существу вы правы. В такое никто не поверит. Да оно и к лучшему.
— Вообще-то у меня есть доказательства… — продолжал сомневаться археолог. — Я все заснял. Вот, смотрите, — он переключил камеру в режим воспроизведения и поднес маленький экранчик к шлему полковника. Тот некоторое время придирчиво изучал дергающиеся на экране размазанные тусклые пятна. Крохотный динамик деликатно стрекотал, тщетно пытаясь воспроизвести дикую какофонию боя.
— Фальшивка, — вынес приговор Брэддок, — и очень некачественно сделанная. В любом из этих идиотских фильмов все выглядит во много раз достовернее.
— В подземелье не было софитов и штативов, — вздохнул Джонс. — И демон едва ли согласился бы на съемку дублей.
— Хотите совет, док? Сотрите это прямо сейчас. Тогда у вас не будет искушения. И через десять лет вы сами поверите, что просто надышались подземными газами в пещере, где произошел обвал, а остальное вам привиделось.
— Больше всего на свете я хотел бы, чтобы все так и было! Вы понимаете, что самое ужасное? Не то, что мы чуть не погибли, не то, что Маркуса съели у меня на глазах — он все-таки оказался порядочным мерзавцем, а я-то считал его другом… А то, что все это оказалось правдой. Я всю жизнь был убежденным атеистом и отрицал любую мистику — то есть меня интересовали легенды, но именно как легенды, а не… — ученый сокрушенно покачал головой.
— Понимаю. Я тоже не в восторге от случившегося. Черт, да никогда у меня не было такой неудачной миссии! Один раненый — это еще ладно, случалось и хуже, но я провалил все цели миссии, все три!
— И спасли мир, — улыбнулся Джонс.
— Не стоит преувеличивать. Мы всего-навсего грохнули какого-то майянского дьявола.
— Возможно, не только майянского. Вам это имя — Буульбааль — ничего не напоминает? Или, в другой транскрипции, Булбаал…
— М-м-м… Белиал? — проявил-таки непрофильную эрудицию полковник.
— Именно. «Не имеющий хозяина». Князь подземного мира.
— Но ведь у майя не было контакта с… кто там придумал легенду о Белиале? Евреи?
— Так же, как и с викингами, — кивнул Джонс.
— Только не говорите мне, что это ваше мировое дерево тоже существует!
— Думаю, нет. Его бы уже засекли со спутников.
— Так что же у нас с вами произошло в пещере? — вернулся к теме полковник.
— Карстовый провал, — не моргнув глазом, ответил Джонс. — Как раз в тот момент, когда мы туда спустились. Такое случается в этих местах, я говорил вам, эта равнина — как швейцарский сыр. В 2007 прямо в столице Гватемалы в такую дыру провалились несколько домов вместе с жителями. Там, правда, пропасть получилась поменьше — всего 150 метров в глубину. Но тоже круглая. Случайность. Никто не виноват.
— Вы видели и официально подтвердите, что на доктора Квинсли упал многотонный камень, увлекая его в пропасть, — добавил Брэддок. — Спасти его не было ни малейшей возможности.
— Именно так все и было. Зато ваши грамотные и своевременные действия позволили вовремя эвакуировать остальных.
— Ну а теперь не для протокола. Почему все-таки Квинсли сумел вызвать демона, но не сумел его контролировать? Ведь он знал команды.
— «Команды», — усмехнулся Джонс. — Тут могут быть две причины. Первая — ошибки произношения. Тут до сих пор есть разночтения даже в отношении неплохо изученных языков майя, а уж эта магическая тарабарщина… Но я думаю, что куда более существенна вторая причина. Вы помните, какое сегодня число?
— Двадцать третье декабря… Ах, да. Конец света.
— Именно. Помните, что было сказано в тексте? «Всех убьет, все сокрушит в свое время». В свое время! В IX веке это время просто еще не настало, вот жрецам и удалось в конце концов с ним совладать. Но сегодня Буульбааль явился во всей своей силе, дабы забрать давно ему предначертанное. И вел за собой воинство, способное разрушить весь мир. Так что не преуменьшайте своих заслуг, полковник. Вы действительно остановили вторжение, или предотвратили Армагеддон — как вам больше нравится.
— Ну, мы действительно не дали основным силам противника выйти на поверхность. Но не думаю, что даже в худшем случае то, что смог десяток солдат, не сумели бы повторить куда более крупные армии.
— Вот это для меня, кстати, остается непонятным, — заметил доктор. — Было же сказано, что Буульбааль — это абсолютное оружие, что никакая армия, никакая сила в мире не устоит перед ним! Каким же образом всего несколько солдат…
— Ну это-то как раз очень просто, — осклабился полковник. — В IX веке так оно и было. Ни одна тогдашняя армия, и даже все они вместе, не смогли бы его одолеть. Тогда эти ваши майя справедливо называли его абсолютным оружием, но они не учитывали технического прогресса. В XXI веке с такой задачей справляется всего одно отделение пехотинцев. При помощи, конечно, этой замечательной штуки, — полковник похлопал свое оружие по прикладу, словно старого друга по плечу. — Штурмовая винтовка М16А4, док — рекомендую.
— Вы хотите сказать, — улыбнулся Джонс, — что теперь именно это — абсолютное оружие?
— Нет, — серьезно ответил Брэддок, — я слышал, что уже идет работа над модификацией А5.
2007
Александр Бачило, Игорь Ткаченко КРАСНЫЙ ГИГАНТ
Каурый Черт, плохо кованый, полумертвый от усталости и бескормицы, заметно припадал на левую заднюю, но честно тянул разбитую подводу в гору. — Сгубили коня, — вздыхал ездовой тяжелой батареи Алексеев. — Где ж это видано — кровного аргамака с-под седла да в оглобли! Алексеев шел рядом с подводой, изредка «деликатно» встряхивая поводьями. Погонять Черта было ни к чему. Конь и так исходил паром, скользил сбитыми копытами по заиндевелым голышам, но от колонны не отставал. Выучка. Ходил этот конь под седлом еще третьего дня, носил молодого полковника Плошкина по длинной, как дорожка ипподрома, Арабатской стрелке. Да как носил! Коршуном налетал на серые шинели, что звались отчего-то красными, сбивал грудью, пропускал только справа — под шашку азартного в бою полковника. Ходил в атаку лавой на злых кобылиц, посадивших себе на спины людей с длинными пиками. «Ну, пронеси, Господи!» — кричал Плошкин, и Черт проносил его меж пиками в самую кобылиную гущу, и летели под копыта островерхие шлемы… А вот от красных пулеметов не унес. Обожгло обоих — коня и седока; Черта больно укусил свинцовый овод в ногу, а полковника — не больно, в голову. Лежит теперь Плошкин на мерзлом песке и глядит мертвыми глазами на мертвую зыбь Азовского моря, а раненый Черт тащит подводу с ранеными к берегу моря Черного. Жилы рвет конь, торопится вслед за колонной на трясущихся тонких ногах и словно бы уже и сам понимает, что к смерти своей спешит. На корабль ведь не возьмут, да и красным не оставят. Не скакать ему по степям лихим сумасшедшим галопом, как вон тот резвый да сытый полуэскадрон, что грохочет копытами навстречу!
Один из раненых откинул шинель, приподнялся на локтях.
— Что там, Алексеев?
— Разведка прибегла, — сказал ездовой, — должно, с Феодосии… Разведчики, огибая колонну, взрыли придорожную грязь, чуть прикрытую ледком, и осадили у коляски командира дивизии. Один из них спешился, откинув башлык, приложил ладонь к козырьку измятой фуражки, тяжело шагнул на дорогу. Коляска остановилась, а вслед за ней и вся колонна, не дожидаясь приказа, встала. Еще не слыша доклада, все уже почуяли недоброе.
— Ваше превосходительство! Суда из Феодосии ушли, — негромко произнес разведчик.
— Ушли! — разом колыхнулась дивизия, вся, от передового дозора до обозного аргамака Черта.
— Ушли без нас!
— Что за черт?! Этого не может быть!
— Бросили! А как же штаб фронта?
— Драпанул к чертям собачьим!
— Какого черта?!
— Да стой ты, не дергай! — прикрикнул Алексеев на Черта, слышавшего свое имя со всех сторон.
— Сволочи! — раненый повалился на дно подводы и закрылся шинелью с головой.
— Красные идут от Керчи, — продолжал докладывать разведчик, ротмистр Климович. — Возможно, они уже в Феодосии. Нам остается только Коктебельская бухта. Там могли остаться суда.
— Разве что чудом, — в мрачной задумчивости произнес генерал Суханов.
Он вынул из кармана вскрытый конверт с приказом на эвакуацию.
— По планам Генштаба — ни черта там нет…
— Я отрядил фелюгу из Феодосии, чтобы прошла морем до Судака. Если где-то на рейде еще есть корабли, их направят в Коктебель. На фелюге пулемет. — Климович сделал шаг к коляске, взялся за поручень и сказал совсем тихо: — Петр Арсентьевич! Коктебель — это последний шанс! А планы Генерального штаба… — он сморщился, будто хватил кислого, — нижним чинам на курево раздать… В порту о планах никто и не слыхал, осмелюсь доложить. Там, говорят, такое творилось… Генерала Осташко на трапе убили. Женщин бросали за борт…
…Через два часа колонна повернула на Коктебель. У перекрестка дорог на обочине осталась лишь развалившаяся подвода да труп лошади. Когда колесо подломилось, Черт не удержался и упал, храпя и захлебываясь пеной. Подняться уже не смог. Алексееву пришлось его пристрелить…
— Видите вон тот домик с белой трубой? Где аистиное гнездо…
— Ну? — поручик Грызлов взялся за винтовку, впился глазами в черные жиденькие кущи, над которыми кое-где поднимались крыши коктебельских домиков.
— Мы жили там чуть не каждое лето, — вздохнул юнкер Фогель, — с сестрой и с тетками.
Поручик плюнул и снова улегся на солому.
— Нашел время теток вспоминать! Ты еще дядьку вспомни!
— А какие там сливы были в саду! — продолжал Фогель мечтательно, — и шелковица, и урюк, и даже персики!
— Борща бы сейчас… — пробормотал Грызлов, поднимая воротник шинели, — что-то смена не идет…
— Вот у меня в Мелитополе была тетка, — прапорщик Шабалин перевернулся на спину, заложил руки за голову, — такой, доложу я вам, персик! Если б не путался под ногами дядька, так я бы…
— Дядя к нам тоже приезжал! — сказал юнкер. — У него в Севастополе была яхта, и он катал нас до Судака и обратно.
Все трое, не сговариваясь, повернулись к морю. Узкое корытце бухты от вытянутого Хамелеона до вихрастой громады Карадага заполнял серый, подернутый пенкой бульон, в котором не плавало ни единой съедобной крохи — пароходика или баржи.
— Яхта… — проскрежетал поручик. — Где она, та яхта? Помолчали. Что тут скажешь? Не появятся суда, и придется хлебать этот бульон до смертной сытости…
— М-да, — задумчиво произнес Шабалин. — Белеет парус одинокий… зачем-то в море голубом. Что ищет он в стране далекой, черт бы его побрал, когда он нужен позарез?
— Разве это море? — Грызлов обиженно дернул плечом и отвернулся от бухты. — Вот в Палермо, действительно, море. Яшмового цвета!
— Неужели они не придут? — прошептал юнкер Фогель. — Не может этого быть!
— Под ним струя светлей лазури. От страху, видно, напустил… — продекламировал Шабалин.
— Да ну тебя, в самом деле! — вспыхнул юнкер. — Я за дивизию переживаю, за раненых! Одно дело драться, когда прикрываешь отход своих, а другое дело так — без позиции, без надежды… Пока всех не перебьют.
— Да, позиция, конечно… — прокряхтел поручик, устраиваясь поудобнее на соломе. — Всё перегруппировывались! Последним стратегическим шедевром русской армии будет план обороны Карадага…
Фогель впился несчастными глазами в каменную громаду, будто понял вдруг: забавный петушиный гребень из его детства все эти годы готовил страшную казнь…
— Ну, кхм, мы еще повоюем… — он покашлял, закрывшись рукавом, свирепо потерся лбом о сукно. — Патронов, жаль, маловато…
— Маловато! — хмыкнул Шабалин. — Патронов просто нету! На батареях — по полтора снаряда на орудие. А у красных — екатеринодарские склады ломятся, катера, аэропланы — всего в достатке!
— И что же ты, Миша, предлагаешь? — не оборачиваясь, спросил Грызлов. — Сдаваться?
— Помилуй Бог! Разве я сказал — сдаваться? — прапорщик приподнялся на локте. — Ты, ваше благородие, за идиота меня принимаешь?
Некоторое время он укоризненно смотрел Грызлову в спину, потом снова лег.
— Нет, братцы, мужичкам я не дамся, пока жив. Они, сволочи, того и ждут, чтобы мы лапки подняли! Только я еще в Джанкое видел, что они с офицерами делают, спасибо! Уж лучше залезть на гору повыше, оттолкнуться и улететь к едрене-фене, прямо в небеса, иде же несть ни стогна, ни воздыхания, но жизнь бесконечная!
Тяжелый пушечный удар прокатился по бухте, перевалив откуда-то из-за Хамелеона.
— Аминь, — произнес Грызлов. — Вот и мужички…
— Идут! — всполошился вдруг Фогель. — Там, за кустами! Он вскинул винтовку и тоненьким голоском прокричал:
— Огонь!
Прапорщик Шабалин толкнул его в плечо. Выстрел грохнул, пугнув галок из соседнего сада.