— «Байкалы»! — раздался вдруг в отсеке громкий голос. — Почему вышли на связь по открытому каналу? Что случилось? Докладывайте!
— У нас тут красноармейцы! — закричал Егор. — С винтовками! Яшка и его бойцы ошеломленно крутили головами, ощетинившись штыками во все стороны. ЦУП озадаченно молчал.
— Ну кто тебя просил?! — прошипел Мустафа.
— Пьяные, сволочи, — послышался из динамика усталый голос. — Узнаю, кто пронес водку на борт — выгоню из отряда! А туристов твоих оштрафую! Так что они без штанов домой отправятся!
— Товарищ руководитель полетов! — сказал Мустафа официальным голосом. — У нас на борту посторонние, называющие себя красноармейцами.
— Спокойно, Каримов! — в голосе руководителя полетов зазвучало спокойствие, которое бывает только при чрезвычайных ситуациях. — У вас отравление закисью азота. Перекройте вентиль три-пятнадцать в кислородном отсеке.
— А ну, дай-ка я сам с товарищем поговорю! — сказал вдруг Яшка, оттеснив Мустафу от пульта. — Слушай, браток! Ты донесение Ленину передал? Ты передавай, не тяни! А не то я сейчас сам на паровозе прилечу и лично с вот этого вот маузера, — он ткнул стволом в панель приборов, — за такую твою несознательность посчитаюсь.
— Кто это говорит? — голос руководителя дрогнул.
— Косенков говорит! Яков Филимоныч. Командир отдельного истребительного… В общем, на паровозе мы! Прилетели с планеты имени товарища Бебеля. Передавай немедля, человечно тебя прошу, не доводи до греха!
ЦУП опять надолго замолк.
— Можно вас спрашивать? — произнес вдруг Джеймс Купер, обращаясь к одному из красноармейцев. — Когда вы отбыли с Земли к этот… Бабель-планета?
— Хрен же его пересчитаешь без луны да без солнца! — задумчиво сказал боец. — Когда ночь, когда день — неизвестно! Но так, по износу обмундирования — месяца три назад выходит.
— А год какой? — спросил Джеймс.
— Да что ты прилип, как банный лист! — оборвал его Яшка. — Прошлый год! В аккурат третью годовщину революции справили, Врангеля с Крыму вышибли и полетели вдогон! — он повернулся к Мустафе. — Ну, чего он молчит, телефонист твой?
— Двадцатый год, — задумчиво сказал Мустафа. — Гражданская война. Это было восемьдесят один год назад.
— Чего-о?! — недоверчиво протянул Яшка. — Ты мне зубы-то не заговаривай, а то ведь я и осерчать могу! Ты мне связь с Лениным давай!
— Не могу, — сказал Мустафа, надеясь, что его слышат и в ЦУПе.
— Ленин умер в двадцать четвертом, а сейчас две тысячи первый.
В повисшей тишине оглушительно щелкнул взведенный курок маузера.
— А вот за эти слова, — медленно вскипая, заговорил Яшка, — ты мне ответишь по всей строгости революционного закона! А ну — к стене!
— Внимание, станция «Мир»! — раздался вдруг незнакомый голос в динамике. — Товарищ Косенков у аппарата?
— Здесь Косенков! — гаркнул Яшка.
— С вами будет говорить председатель Совета Народных Комиссаров товарищ Ленин, — торжественно объявил голос.
Бойцы взволнованно загомонили.
— Давно бы так! — Яшка оправил гимнастерку и подтянул ремни.
— Ну-ка, тихо там! — шикнул он на бойцов.
— Здравствуйте, товарищ Косенков! — бодро прокартавил в динамиках знакомый голос Ильича. — Прочитал ваше донесение. Очень, очень рад! Прекрасную новость вы нам сообщили! Спасибо вам, товарищ!
Яшка обернулся к своим и незаметно махнул рукой.
— Служим трудовому народу! — хором проорали бойцы.
— Боеприпасы приготовлены в известной вам пещере под Карадагом! — продолжал Ильич. — Архиважно набрать их как можно больше!
— Паровоз у нас маловат, Владимир Ильич! — пожаловался Яшка.
— Много ли на нем увезешь…
— А вы проявите революционную смекалку, товарищ! — добродушно рассмеялся Ленин. — Желаю вам удачи!
— Есть проявить смекалку, товарищ Ленин! — радостно прокричал Яшка в опустевший уже эфир.
В динамиках раздалось шипение, хрип, затем откуда-то всплыл далекий, едва слышный голос: «Байкалы», «Байкалы», отвечайте! Не слышу вас! — и снова угас.
Яшка сунул маузер в кобуру и повернулся к бойцам.
— Вот такие дела, братва! — глаза его сияли счастьем. — Довелось мне поговорить с самим товарищем Лениным! Сам век не забуду и внукам расскажу! — Он приосанился. — А теперь слушай мою команду! За оружием пойдем на паровозе Михеева. Иди, Петруха, разводи пары!
Яшка еще раз прошелся вдоль отсека, по-хозяйски заглядывая в Люки, ведущие в другие модули.
— Паровоз Сидорчука остается тут, при станции, чтобы эти неустановленные личности, — он кивнул на космонавтов, — ее куда не отогнали. Уж больно они хитрые. Ну, с ними потом разберемся! Ковзун, Тищенко и Парамонов! Всю эту бочку обыскать, шкафы, переборки порубать на куски и вынести к Сидорчуку, пускай выкинет. Грузить будем сюда!
Яшка направился к люку, уже по пояс в шлюзовой камере он еще раз бросил иронический взгляд на экипаж станции.
— Хе! Ленин у них умер! А Ленин-то он вона — живее всех живых!
Меньше чем через час усилиями добросовестных красноармейцев станция и в самом деле начала напоминать пустую гулкую бочку. Беговая дорожка, велоэргометр, стол — все было развинчено, разломано и исчезло в узком отверстии шлюзовой камеры, соединяющей станцию с паровозом Сидорчука. Экипаж «Мира» поначалу сидел в уголке под охраной одного из бойцов, тихонько переговариваясь.
— Чего-то я не понял, командир, — сказал Егор. — Почему актеры сами декорации разбирают? Наше бабло экономят?
— А по-моему, очень убедительно играют, — откликнулся Джеймс, трогая разбитую губу.
— Это не игра, — Каримов болезненно морщился, глядя, как бойцы вместе с кусками обивки отрывают от стен уникальную аппаратуру. — Не расслабляйтесь раньше времени. Мы с вами еще в космосе.
— Какой там в задницу космос?! — скривился Егор. — Невесомости-то нет!
— По-моему, эти их паровозы создают искусственную гравитацию.
— Сам-то понял, что сказал? Где паровозы и где гравитация?!
— Я одно знаю, — Мустафа упрямо наклонил голову. — Это настоящая станция «Мир» в настоящем космическом полете.
— Ты еще скажи, что Ленин настоящий!
— Тс-с! — Мустафа приложил палец к губам, покосившись на охранника. — В ЦУПе тоже не дураки сидят. Там группа психологов на подхвате, и сработали они гениально. С психами спорить нельзя. Если требуют Ленина — надо дать им Ленина.
— О! Это неплохо придумано! — оживился Джеймс. — Господина Яшку на Земле ждет смирный рубашка!
— А к нам на паровозе прилетят спасатели, — уныло буркнул Егор. — Чип и Дейл.
Тут Тищенко, давно поглядывавший в сторону космонавтов, не выдержал и в порыве классовой ненависти к тунеядцам всех четверых, включая часового, приставил к работам.
— Не хрен даром воздух глотать! — сказал он, вручая плоскогубцы Джеймсу Куперу. — Попрацюй-ка на Советску власть, мррда империалистическа!
Джеймса бросили на разборку кают, а Егора заставили таскать обломки к шлюзу.
— Баню тоже разбирать, что ли? — спросил Мустафа, поигрывая гаечным ключом. — Вещь в полете не лишняя. Смотрите, может, пригодится?
— Оце, што ли, баня? — Тищенко скептически оглядел кабинку со стеклянным окошком и сплюнул. — Нэ трэба. Вша у межпланетному пространстви и так дохнэ!
— Кто это вас таким словам научил? — Мустафа с видимым равнодушием принялся отвинчивать болты, крепившие баню к переборке. — «Межпланетное пространство», «Галактика», «кислородная атмосфера»…
— Та був одын дохтур, — охотно пояснил Тищенко. — Дюже разумный! Ну такий вжэ разумный, аж нэ расстреляли! Щэ, бувало, до зирочки нэ долитилы, а вин вже знае, як их звать!
Со стороны модуля «Квант» послышался слабый пневматический хлопок. Большой шлюз для приема грузового «Прогресса» бодро отработал автоматическую стыковку, звякнула, открываясь, крышка люка.
— А ну, принимай, братва! — послышался голос Яшки. — Да шевелись, похоронная команда! Нам еще ходки три надо сделать!
Изумленные космонавты, заглянув в переходный отсек, увидели, как из транспортного люка один за другим появляются деревянные ящики с веревочными ручками. Однако Тищенко живо разогнал столпотворение возле люка. Экипаж поставили в общую цепочку и велели передавать ящики красноармейцам, которые сноровисто набивали ими модули «Спектр» и «Кристалл».
— Откуда это? — спросил Мустафа, принимая ящик от Тищенко и передавая его Егору.
— Хиба ж ты нэ чув? — спокойно отозвался красноармеец. — От Ленина!
— Кто-то говорил, что в ЦУПе не дураки сидят! — ехидно заметил Егор.
— Ничего не понимаю, — растерянно пробормотал Мустафа.
— Та тоби и нэ трэба! — успокоил Тищенко. — Як усэ погрузэмо, зараз и до вас очередь дойдэ!
Прошел еще час, в течение которого паровоз Яшки дважды прибывал на станцию, выгружая новенькие трехлинейки, картонные коробки с револьверами системы «наган», снопы кавалерийских шашек и четыре пулемета «максим» в свежей заводской смазке. Весь этот арсенал занял половину объема главного модуля станции. Грузчики валились с ног от усталости.
— Где они набрали этого старья? — удивлялся Мустафа, разглядывая серпасто-молоткастую маркировку ящиков.
— Сказали же тебе — Ленин прислал! — устало вздохнул Егор.
— Эта амуниция выглядит так, будто только что с завода, — заметил Джеймс.
— Ерунда! — возразил Мустафа. — Нет таких_ заводов, я точно знаю!
— Що ж вы за народ такий! — укоризненно покачал головой Тищенко. — Шепоткують и шепоткують Промеж сэбэ — так бы с нагана и вдарыв! А ну, отойдь от ящикив! — он приблизился к люку. — Катю! Та нэси вже кулеш! Обидать пора, бо скоро Яшка вернэтся!
— Иду, иду! — послышался звонкий девичий голос. В отверстии люка появился обмотанный рушником чугунок. — Возьмите, а то уроню!
— Я тоби уроню! — Тищенко подхватил чугунок. — Сорока! Хлиба давай!
— Сейчас, сейчас! — из шлюзовой камеры ловко выпорхнула тоненькая девушка с пшеничной косой, уложенной вокруг головы, и принялась хлопотать, едва стрельнув изумрудами глаз в космонавтов.
Она быстро застелила ящик чистой тряпицей, бегая к люку и обратно, уставила его глиняными мисками и кружками, принесла каравай хлеба странного зеленоватого оттенка.
Красноармейцы, потирая руки, расселись вокруг стола, потянули из-за обмоток разнокалиберные ложки.
— Ну, сидайтэ и вы, — позвал космонавтов Тищенко. — Поснидаем.
Егор, опасливо принюхиваясь, подошел ближе и заглянул в пускающий пары чугунок.
— А что это?
— Фрикандо! — ухмыльнулся Микола, подставляя миску под Катин половник. — Небось не отравишься!
— Обычная похлебка, — сказала Катя, наполняя миску густой маслянистой жидкостью фиолетового цвета с кусками бледно-голубого желе. — Да вы садитесь, садитесь… Ой! — спохватилась она. — У вас же ложек нет! Сейчас я сбегаю!
— Не стоит, — Егор отодвинулся от стола. — Я этого есть не буду.
— А я, пожалуй, попробую! — Джеймс с интересом разглядывал содержимое миски.
— Я тоже, — сказал Мустафа, подсев к ящику. — Нас на тренировках и не такое есть заставляли…
Он взял принесенную Катей ложку и решительно зачерпнул густого варева. Джеймс последовал его примеру. Егор не без зависти смотрел на дружно чавкающую компанию.
— Ну как? — спросил он Джеймса.
— М-м! Бесподобно! — неразборчиво пробулькал тот, не поднимая головы от миски.
— Может быть, вам все-таки налить? — Катя улыбнулась. — А то не достанется!
— Из чего это приготовлено? — Егор еще боролся с сомнениями.
— Из мокрошерстки, — объяснил Микола, вылизывая миску. — На гнилой глаз ловим…
Ложка Джеймса со стуком упала на пол.
— С-спасибо, — выдавил он, бледнея. — Для меня, пожалуй, достаточно.
— И хорошо берет? — спросил Мустафа, продолжая хлебать.
— Когда как, — со знанием дела продолжал Микола. — По первому солнцу только успевай таскать. А второе взошло — и шабаш! На дно ложится.
— А где это два солнца? — Мустафа перестал есть и внимательно посмотрел на Миколу.
— Зараз сами побачите! — Тищенко спрятал ложку за голенище и вынул кисет. — Два солнца — то ще нэ диво! А вот як доберемось до Червонного Гиганту, тут у вас очи-то и повылазять! — он с удовольствием закурил.
— До какого еще Червонного Гиганту?! — возмутился Егор. — Никуда мы не доберемся! Нас на Земле ждут!
Он вдруг почувствовал на себе взгляд Кати. Девушка стояла возле люка, нервно теребя перекинутое через плечо полотенце. В глазах ее читалась тревога и затаенная боль. Она словно хотела и боялась сказать ему что-то.
— Нихто вас не ждэ! — отрезал Тищенко. — Яшка казав, що вы сюды тайком прибули и ни одна собака про то нэ видае! А потому вышла про вас резолюция: разом со станцией забрать у полнэ наше распорядженне!
— То есть как?! — Джеймс изумленно уставился на Тищенко.
— Чья это резолюция? — спросил майор Каримов.
— Известно чья, — разулыбался Тищенко. — Товарища Ленина!
— Звезды, называется… — Егор сердито отвернулся от иллюминатора и снова улегся на кипу шинелей, остро пахнущих суконно-валяльной химией.
Вот уже третьи сутки по часам Егора картина за иллюминатором напоминала штрих-код на банке кофе — черные и белые полосы, слегка окрашенные допплеровским эффектом. Других признаков полета, вроде вибрации или шума двигателей, не наблюдалось.
— Дурят нашего брата, ох дурят!
Лежать было неудобно. Спускаемый аппарат «Союза-ТМ», и без того тесный, был доверху набит новеньким обмундированием, так что незаполненным оставалось лишь крохотное пространство между иллюминатором и люком. Люк был закрыт.
Егор с остервенением бухнул в него ногой.
— Невесомость включите, сволочи! Все бока отлежал!
Ответа он не ждал. «Союз» был превращен в карцер, куда Егора посадили, чтоб не бунтовал. Перед стартом он устроил потасовку с красноармейцами, требуя немедленно прекратить этот цирк и вернуть деньги. Побили не сильно, синяк под глазом почти зажил, но версия о театральном представлении дала в его сознании заметную трещину.
Неужели, правда, летим? Куда? Зачем? Бред какой-то…
Люк с шипением распахнулся, и в отверстии появилась голова Кати.
— Ну что, арестант, все бузишь? — улыбнулась она.
— А чего еще делать? — вздохнул Егор. — Ободрали, как липку, а вместо космического полета подсунули какое-то кидалово… Ты бы на моем месте не бузила?
— Да… — Катя задумалась, вспоминая. — Я на твоем месте еще и кусалась. Ко мне вообще недели две подойти боялись! Но потом, знаешь, как-то привыкла…
— Били? — спросил Егор.
— С ума сошел?! — Катя резко выпрямилась, чуть не ударившись о кромку люка. — Я — дочь дворянина!
— Да им по барабану… — Егор потрогал желвак под глазом. — У меня, может, дедушка — секретарь райкома был! А мне вломили, как простому буржую…
— Странные понятия… — Катя поджала губы. — Да если бы меня хоть пальцем кто-нибудь тронул, папа бы им показал!
— А папа у тебя что, Дзержинский?
— Какой Дзержинский?
— Ну, Калинин там, Молотов, Каганович… Я уже ничему не удивлюсь!
— Вообще-то он доктор… — сказала Катя.
— Ах, ну да! Как же я сразу не догадался! — Егор отпихнул связку сапог, постоянно сползавшую с шинельной кучи. — Большевики ужасно боятся докторов!
— Дурак! — обиделась Катя. — Могу вообще ничего не рассказывать!
Она скрылась за кромкой люка.
— Эй! Я пошутил! — испугался Егор.
Но Катя и не думала уходить. Она появилась снова, с плетеной из синих прутьев корзинкой, покрытой чистой тряпицей.
— Есть будешь? А то, говорят, ты голодовку объявил.
— А чего там? — Егор потянул носом, приподнимая край тряпицы.
— Плюхарики, — сказала Катя. — Чищеные, без усов.
— Пожалуй, поголодаю еще, — Егор поспешно прикрыл плюхариков тряпицей. — Мне и тюбиков хватает.
— Ну и зря, — Катя пожала плечами. — Ваши за обе щеки уплетают…
— Как они там? — спросил Егор.
— Да уж без дела не валяются! — усмехнулась Катя. — Мустафа у Сидорчука в кабине безвылазно сидит, удивляется. Скоро сам ракетой управлять сможет. Яшка ему доверяет…
— А Джеймс?
Катя обернулась и посмотрела куда-то в глубь станции.
— А мистер Купер, — сказала она тихо, — стал душой кают-компании. Обучил обе паровозные команды покеру, выиграл у Яшки золотые часы и проиграл их Тищенко. Бойцы его теперь чуть не на руках носят. Ты понимаешь, о чем я?
— Еще нет, — Егор разглядывал смуглое, лишенное всяких признаков косметики, но все же очень выразительное лицо Кати. К ней невозможно было относиться с недоверием. С первых минут знакомства Егор понял, что девушка не с «этими», в ее глазах он заметил тщательно скрываемую надежду, ожидание помощи. Она, правда, долго не заводила разговоров, приглядываясь к космонавтам, но теперь, кажется, решилась.
— Майор и мистер Купер ведут себя правильно, — горячо зашептала Катя. — Добиваются доверия. А ты только все дело портишь!
— Какое дело? — Егор придвинулся ближе.
Катя снова оглянулась на узкий проход между ящиками, загромождавшими все пространство станции. Откуда-то издали доносились голоса и смех красноармейцев, по обыкновению травивших байки после обеда.
— Вы должны помочь мне освободить отца… — тихо сказала Катя.
— Ничего не понимаю! — Егор заерзал, подминая под себя многоногую сапожную связку. — Да ты лезь сюда! Неудобно так разговаривать!