Великое разделение. Неравенство в обществе, или Что делать оставшимся 99% населения? - Джозеф Стиглиц 5 стр.


В статье для Time я предложил свое видение программы спасения страны. К сожалению, те действия, которые были предприняты, отвечали интересам и целям банков и представителей Одного процента, в отличие от предложенной мной программы. Восстановление экономики было едва ощутимым. Администрация Обамы может утверждать, что ей удалось предотвратить рецидив Великой депрессии. Так это или нет, очевидно одно: запустить процесс полноценного восстановления не удалось. На момент выхода этой книги в печать, семь лет спустя, доходы большинства американцев по-прежнему ниже докризисного уровня. Уровень благосостояния среднестатистического американца откатился почти на двадцать лет назад, до уровня благосостояния в 1992 году[26]. Программа восстановления экономики была задумана Одним процентом и для Одного процента. В своем ежегодном послании Конгрессу «О положении дел в стране», произнесенном 20 января 2015 года, Обама заявил, что кризис миновал. Но вряд ли даже он осмелится считать, что в стране все благополучно. Размер ВВП сейчас примерно на 15 процентов ниже, чем он мог бы быть, не случись кризиса, и сократить пропасть между тем, где мы находимся сейчас, и тем, где могли бы быть, по-прежнему не видится возможным. Триллионы долларов были бездарно потеряны, пока приводилась в действие программа, выгодная Одному проценту.

Моя программа действий состояла из пяти пунктов. Первой в списке была рекапитализация банков, которая бы позволила банкам возобновить кредитную деятельность и обеспечить американским налогоплательщикам достойные условия за те риски, которые они вынуждены нести. Действительно, рекапитализация банков проводилась. Однако под оказанием помощи банкам я не подразумеваю оказание помощи лично акционерам, держателям облигаций и банкирам. Но в нашем случае рекапитализация решала именно эту задачу.

Когда Международный валютный фонд, Всемирный банк или правительство Штатов дают деньги в долг другим странам, мы выставляем определенные условия: мы хотим быть уверенными в том, что деньги расходуются по назначению. Казначейство США весьма трепетно относится к соблюдению этих условий, однако ирония в том, что когда пришло время диктовать условия американским банкам, Казначейство не стало этого делать.

Идея ясна: важно было сохранить банки, чтобы они могли продолжать предоставлять средства, а экономика, в свою очередь, продолжала функционировать. Но поскольку для них не было установлено никаких условий, полученные ими в качестве финансовой помощи деньги ушли на выплату огромных и, разумеется, незаслуженных бонусов представителям банков. Долгие годы после кризиса уровень кредитной поддержи малому и среднему бизнесу был сильно ниже докризисного.

Администрация утверждает, что потраченная на помощь банкам сумма вернулась в казну, но все это больше напоминает игру в наперстки: деньги из одного кармана перекочевали в другой. Федеральная резервная система давала банкам займы под нулевой процент, которые они, в свою очередь, отдали в долг государству и крупным предприятиям под гораздо больший процент. (Даже двенадцатилетний подросток мог таким образом заработать, для этого не нужно быть финансовым гением, и тем не менее банкиры получали за это бонусы.) Правительство незаметно перевело «плохие» закладные с баланса банков на государственный. Но и в этом случае государству досталась лишь малая доля того, что получили частные инвесторы, как, например, Уоррен Баффет, который вкладывал деньги в банки в разгар кризиса.

Скажем прямо: простые американцы были обмануты. Банкам перепал настоящий подарок – им были предоставлены деньги на гораздо более выгодных условиях, чем всем остальным, и под гораздо более низкий процент, о котором все остальные могли только мечтать. Из-за этого деньги рядовых американцев были переданы состоятельным банкирам. Если бы вина банковского сектора была своевременно признана, у нас осталось бы гораздо больше денег для того, чтобы вложить их в развитие образования, технологий, инфраструктуры, то есть во все то, что помогло бы создать более сильную экономику и всеобщее процветание.

Как и многие другие меры, придуманные Одним процентом для Одного процента, рекапитализация преподносилась как экономика просачивания благ сверху вниз: дайте банкам побольше денег, и от этого выиграют все остальные. Этого не случилось, чего и следовало ожидать[27]. Я, в свою очередь, настаивал на том, что нам необходима экономика просачивания благ снизу вверх – помогите тем, кто находится внизу, и от этого выиграет вся экономика.

Кризис начался с жилищного сектора, и поэтому казалось очевидным, что для того чтобы запустить процесс восстановления экономики, необходимо остановить волну взысканий. Я предупреждал Барака Обаму еще до того, как он стал президентом, о том, что одной только финансовой помощи банкам будет недостаточно. Он должен был оказать помощь американским домовладельцам. Но министр финансов Тимоти Гайтнер, который по совместительству возглавлял Федеральный резервный банк Нью-Йорка, думал в первую очередь о банках, несмотря на то что в тот период они предавались наиболее безответственному поведению. Итогом такой халатности стало то, что миллионы американцев в самом буквальном смысле лишились своих домов. Пока сотни миллиардов долларов выделялись в качестве помощи банкам, лишь небольшая доля средств направлялась на помощь домовладельцам. В их адрес было выделено всего лишь где-то 10 миллиардов долларов, – Казначейство даже не удосужилось озвучить точный размер оказанной помощи в своем отчете перед Конгрессом – поскольку администрация отклоняла одну программу помощи домовладельцам за другой под предлогом их несовершенств. Возможно, тратить огромные деньги на поддержание банков было действительно необходимо, чтобы спасти экономику, и отладка каждой из программ рассматривалась как непозволительная в данных обстоятельствах роскошь. Однако по непонятной причине к помощи домовладельцам и среднестатистическим американцам применялся диаметрально противоположный подход: мы должны продвигаться очень осторожно, чтобы не допустить никакой ошибки. Термин «моральный риск» озвучивался при каждом удобном случае. Якобы существует риск, что финансовая помощь домовладельцам повлечет за собой череду новых опрометчивых заимствований, при этом настоящие моральные риски были связаны именно с банками, которым раз за разом оказывалась помощь.

Классическая экономическая теория, о которой можно прочитать почти в любом учебнике, говорит о том, что в ситуации, когда экономика ослабла, необходимо применять меры финансового стимулирования. Но как мы узнали из истории со снижением налогов для богатых при Буше в 2008 году, плохо продуманная программа оказывается неэффективной. Члены администрации Обамы, среди которых были и те, на ком лежала серьезная ответственность за создание кризиса как в форме активной поддержки курса на дерегулирование, так и в их неспособности контролировать деятельность банков, считали, что для выхода из кризиса необходимы довольно скромные меры: банки испытывают трудности, они нуждаются в серьезном вливании средств, но спустя какой-то период пребывания в лазарете они и экономика вслед за ними пойдут на поправку. Предложенное решение дало лишь временный стимул, банки по-прежнему были насквозь больны. Но поскольку все ожидали, что восстановление произойдет в ближайшее время, никто не придавал особого значения масштабу, формату и продолжительности плана спасения.

Я же настаивал на том, что экономика была больна еще до кризиса и держалась на плаву только благодаря искусственно раздутому экономическому пузырю; что кризис, скорее всего, окажется глубоким и затяжным, особенно если не будут приняты правильные политические решения (они и не были приняты). Более того, политика была ущербна, она не предполагала отступных путей. Если экономика не восстановится, консерваторы скажут, что стимулирование не принесло результатов, и получить второй пакет стимулирующих мер будет не так-то просто. Поэтому я настаивал на том, что нам необходим расширенный комплекс стимулирующих мер[28] – гораздо более объемный, чем тот, который продвигала администрация, и утвердил Конгресс. Этот комплекс должен был быть тщательно продуман (гораздо лучше, чем план Буша по снижению налогов для богатых, который затевался именно как инструмент стимулирования). По факту одну треть пакета стимулирующих мер составило снижение налога. Что еще хуже, администрация, которая явно не отдавала себе отчет в глубине кризиса, предсказала, что с учетом программы стимулирования максимальный уровень безработицы не превысит 7–8 процентов. Когда безработица достигла отметки в 10 процентов, это стало прекрасным поводом для нападок со стороны критиков. Администрации следовало упирать на то, что пакет стимулирующих мер позволил сократить уровень безработицы на 2–3 процента в сравнении с тем, каким он мог бы быть без этих мер. Надо признать, с этой задачей программа стимулирования действительно справилась.

Остальные пункты моей программы, обозначенной в статье для Time, включали реформу систем внутреннего регулирования и создание многостороннего агентства, которое бы координировало процесс регулирования на национальном уровне. К моменту написания статьи уже было понятно, что затянувшийся кризис затронет весь мир и что порочная банковская практика (существующая не только в США, но и в некоторых европейских странах) отразится на всех остальных. Образовавшийся и лопнувший на нашем рынке ипотечный пузырь занес инфекцию в финансовые рынки всего мира.

С последними двумя пунктами связано наибольшее разочарование. Несмотря на то что через два года после начала кризиса законопроект Додда – Франка о финансовой реформе был принят в 2010 году, он при самом благоприятном раскладе затрагивал лишь половину стоящих задач. Несмотря на это банки все равно стремились смягчить для себя условия этого закона. Они были категорически против попыток внедрить систему регулирования. Они неоднократно призывали Конгресс аннулировать многие положения закона и в результате в декабре 2014 года добились своего: было отклонено одно из ключевых положений о регулировании сделок по деривативам и об ограничении производства этих сомнительных финансовых продуктов банками, застрахованными государством.

В глобальном смысле не было организовано ни одного международного агентства. Был лишь учрежден Международный совет по финансовой стабильности, который был создан на базе Форума финансовой стабильности, образованного в конце девяностых после кризиса в Восточной Азии, и продемонстрировал абсолютную неэффективность. Как и в случае с законопроектом Додда – Франка, это была полумера: в некотором смысле положение дел даже улучшилось по сравнению с тем, что было до кризиса, но очень немногие за пределами финансового сектора готовы поверить в то, что таким образом нам удалось устранить существенный риск нового кризиса.

Больше всего все же поражает тот факт, что все обсуждения связаны с тем, как не допустить причинение вреда обществу банками, а не с тем, как сделать так, чтобы они адекватно выполняли те важные функции, которые они и должны выполнять, для того чтобы экономика страны исправно функционировала. В рамках данной книги этот вопрос важен как минимум по двум причинам. Когда страна впадает в кризис, основной удар приходится на простых граждан – рабочих, которые остаются без работы, домовладельцев, которые лишаются своих домов, людей, которые наблюдают, как испаряются их пенсионные накопления, не могут устроить своих детей в колледж и не имеют возможности претворять в жизнь свои мечты. В массовом порядке разваливаются небольшие предприятия.

А на фоне этого крупные предприятия умудряются не только устоять, но и процветать благодаря тому, что зарплаты снижаются, а продажи за границу остаются на прежнем уровне. У банкиров, которые своими руками создали кризис, дела, к слову, тоже идут вполне сносно. Если бы раздутые ими же самими экономические пузыри оказались бы более стабильными, их дела были бы немного хуже. Им бы пришлось променять шале в Швейцарских Альпах на шале где-нибудь в Колорадо, а домик на Ривьере на дом в Хэмптонсе[29].

Необходимость регулирования казалась абсолютно очевидной в свете того, что банки и прочие участники финансового сектора неоднократно демонстрировали склонность к эксплуатации других, будь то манипулирование рынками, инсайдерская торговля, агрессивная политика в адрес держателей кредитных карт, монополистические антиконкурентные практики, грабительское и кабальное кредитование – список можно продолжать до бесконечности. Такими способами заработать деньги легче, нежели более честной деятельностью, как, например, кредитованием малого бизнеса, который бы создал рабочие места. Каждый раз, когда банки кого-то эксплуатируют, они способствуют тому, что обостряется неравенство. Когда они содействуют созданию новых рабочих мест, они помогают это неравенство сократить, одновременно помогая снизить уровень безработицы и повысить зарплаты, что происходит естественным образом, когда уровень безработицы снижается.

Таким образом, от регулирования деятельности банков может быть двойная польза: во-первых, пресечение случаев эксплуатации ими простых граждан, во-вторых, создание мотивации для выполнения ими тех обязанностей, которые они должны выполнять всего лишь посредством сокращения прибыли, которую они привыкли получать альтернативными способами.

Ошибки Обамы и Буша в борьбе с кризисом

Как и сам кризис, ставший предсказуемым и предсказанным следствием экономической политики, проводимой на протяжении десятилетий до него, все то, что произошло в годы после кризиса, было предсказуемым следствием политических решений, принятых в качестве противодействия кризису.

Что можем мы сказать теперь, через десять лет после начала рецессии и девять лет после схлопывания пузыря? Администрации и Федеральному резервному банку приятно утверждать, что они спасли нас от второй Великой депрессии. Возможно, так оно и есть, но им тем не менее не удалось вернуть экономику к процветанию.

Банковская система в основном пошла на поправку, рецессия официально завершена, причем за довольно короткий промежуток времени. Но экономика по-прежнему нездорова. Несмотря на то что экономический рост возобновился, потребуются многие годы, чтобы устранить суровые последствия Великой рецессии и вернуть доходы большинства американцев на тот уровень, которого они должны были достигнуть, не случись этого кризиса. Ущерб, нанесенный кризисом, будет очень долговременным.

Экономические последствия правления Буша

[30]

Когда однажды мы оглянемся назад на ту катастрофу, которой обернулось нахождение у власти администрации Буша, мы задумаемся о многих вещах: о трагедии войны в Ираке, позоре Гуантанамо и Абу Грейб, подрыве гражданских свобод. Ущерб, нанесенный экономике США, не будет ежедневно фигурировать в заголовках статей на первых полосах, но отзвуки кризиса будут слышны еще долгое время после нас.

Я как будто так и слышу раздраженные возражения. Президент Штатов вовсе не довел страну до кризиса за те семь лет, которые он стоит у власти. Безработица держится на приличном уровне в 4,6 процента. Может, и так. Но при взгляде на другие страницы гроссбуха сложно сдержать стоны разочарования: налоговый кодекс, который стал отвратительно предвзят в пользу богатых; национальный долг, который, судя по всему, увеличится на 70 процентов к моменту, когда закончится период правления действующего президента; непрекращающаяся череда дефолтов заемщиков по ипотечным кредитам; рекордный уровень внешнеторгового дефицита в $850 миллиардов; беспрецедентно высокие цены на нефть; ослабление доллара до такой степени, что чашка кофе в заведении Лондона или Парижа или даже в Юконе становится для американца довольно ощутимой тратой.

И ситуация становится только хуже. После семи лет президентства Буша Соединенные Штаты оказались гораздо менее подготовленными к будущему, чем когда бы то ни было. Страна не смогла взрастить нужное количество инженеров и ученых, людей, чьи навыки нам так необходимы, чтобы составить конкуренцию Китаю и Индии. Мы не вкладывали деньги в проведение фундаментальных исследований, подобных тем, что позволили нам стать технологической сверхдержавой в конце XX века. И хотя теперь президент понимает (по крайней мере, он так говорит), что мы должны перестать зависеть он нефти и угля, мы зависим от них еще больше, чем прежде.

До настоящего момента Герберт Гувер, политические решения которого усугубили Великую депрессию, по умолчанию считался основным претендентом на звание «худшего президента», когда речь заходила об управлении американской экономикой. Как только Франклин Рузвельт пришел к власти, он отменил ряд мер, принятых Гувером, благодаря чему экономика в стране начала восстанавливаться. Экономические последствия правления Буша гораздо более губительны, чем последствия правления Гувера; более того, им почти невозможно дать обратный ход, и, по всей видимости, мы еще долго будем их ощущать. Безусловно, не существует риска того, что Америка может утратить свой статус самой богатой экономики в мире. Но наши внуки будут жить и бороться с экономическими последствиями президентства Буша.

Помните ли вы профицит?

С позиции экономики мир был совсем иным, когда Джордж Буш только пришел к власти в январе 2001 года. В ревущие девяностые многие верили, что интернет радикально трансформирует все вокруг. Увеличение производительности, которое в период с начала семидесятых до начала девяностых держалось на уровне 1,5 процента в год, возросло до 3 процентов. Во время второго срока Билла Клинтона увеличение производительности в промышленности иногда превышало 6 процентов. Председатель Федерального резерва Алан Гринспен возвещал эпоху Новой экономики и постоянное увеличение производительности благодаря тому, что Интернет изменил старые модели ведения бизнеса. Другие и вовсе предрекали конец экономическим циклам. Гринспен открыто высказывал свои переживания по поводу того, как он будет проводить кредитно-денежную политику, когда государственный долг будет полностью выплачен.

Назад Дальше