– Пожалуйста, – сказала Аямэ, – поставьте вашу обувь здесь и выберите себе тапочки нужного размера.
Мы оба сняли обувь, надели тапочки и прошли в холл. Тут же появились мужчина и женщина.
– Мои родители, – представила их Аямэ.
Было множество поклонов и улыбок, Аямэ переводила наши попытки сказать друг другу «Здравствуйте». В конце концов, отец Аямэ повернулся к ней и сказал что-то очень серьезным тоном.
– Ах, да, – сказала она. – Отец напомнил мне, что у вас было очень долгое путешествие и тяжелое утро и что вам, наверное, хотелось бы отдохнуть. Я провожу вас в вашу комнату.
Растянувшись на футоне, я не мог поверить, насколько лучше я себя чувствовал, чем всего лишь час назад. Аямэ показала мне мою комнату и затем отвела в мужскую офуро, или ванную, внизу в холле.
– Внутри вы найдете халат, полотенца и туалетные принадлежности на небольшой полке рядом с дверью, – сказала она. – Сначала примите душ, а потом погрейтесь в ванне. Вы можете не спешить, я повешу табличку на дверь, чтобы вас никто не беспокоил.
Помещение, в которое я вошел, оказалось совсем небольшим – пол, покрытый мелкой белой плиткой, деревянные стены с тремя ручными стойками для душа. Перед каждым душем стояла небольшая деревянная табуретка и ведро. В дальнем от входа углу стояла квадратная деревянная ванна, наполненная горячей водой. Ее стенки поднимались примерно на фут над полом, но было ясно, что дно уходит гораздо ниже уровня пола. В комнате было тепло и влажно и приятно пахло чем-то отдаленно напоминавшим запах лимона, позже я узнал, что это был хиноки, японский кипарис. Говорят, масло этого дерева очень полезно.
Несколько минут спустя я погрузился в ванну. Вода доходила мне практически до подбородка. Я прислонился к деревянной стенке и глубоко вздохнул. Ароматный пар поднимался от горячей воды. Жар немного пощипывал кожу, но я чувствовал, как он расправляет мои сведенные плечи и спину.
Без сомнения, это было странное путешествие. Оно было путаным и изматывающим, зато многое я стал понимать. Например, заметки, которые были приложены к талисманам: я знал, что их писали вовсе не для меня и что Джулиан сделал их для своих собственных целей, но он предложил мне прочитать их и дал блокнот, чтобы я записывал туда свои мысли. Должно быть, он предполагал, что они могут повлиять на меня.
Тот первый талисман: подлинность. Честность по отношению к самому себе. Эта мысль действительно запала мне в душу, и я начинал понимать, почему. Было что-то не совсем правильное в моей жизни. Это заключалось не только в том, что я разочаровал Аннишу и Адама. Ведь, чтобы исправить ситуацию, недостаточно было просто извиниться перед Аннишей: нужно было чаще бывать дома и время от времени ходить вместе с Адамом на футбол. Я начинал понимать, что мои проблемы как отца и мужа возникали из-за глубоко скрытого ощущения несчастья. Но не Анниша или Адам тому виной. Это было несчастье моего образа жизни. Словно я тратил все свои силы на гонку, в которой мне было безразлично даже, выиграю я или нет. Я двигался вперед, но не туда, куда хотел двигаться. Мне нравилось работать инженером. Я любил электронные схемы и математические задачи. Я любил технические проекты. И я хорошо в этом разбирался. В лаборатории я чувствовал, что у меня есть цель и моя жизнь имеет смысл. В отделе продаж все шло гладко, но, работая там, я просто не испытывал такой страсти.
Теперь, лежа в тихой комнате рёкана, я знал, что подбираюсь ближе к пониманию того, какой же должна быть моя подлинная жизнь. Нужно что-то основательно поменять. Это была пугающая мысль, но я относился к ней на удивление спокойно. Как будто все это предстояло мне в далеком будущем.
Аямэ оставила для меня одежду на краю футона, пока я принимал ванну. Рядом была записка: «Я одолжила это у друга. Надеюсь, вам подойдет».
Я поднялся с постели и снял халат. Надел мягкую футболку и свободные хакама. В пакете еще оставалась пара белых спортивных носков. Их я тоже надел, перед тем как сунуть ноги в тапочки. Достав блокнот и ручку из тумбочки, я прошел в дальний конец комнаты.
Мой номер был небольшим, но свободным. Полы покрыты татами. Белые стены поддерживал каркас из темного дерева, из-за которого они напоминали бумажные шторы в холле. Рядом с постелью стоял небольшой низкий столик, окруженный стульями без ножек – сиденье и спинка, – расположенными прямо на полу. За ними – сводчатые окна от пола до потолка, с раздвижной дверью, ведущей в садик. Я открыл дверь и вышел на небольшую деревянную веранду. Хоть я и видел часть сада из окна, пока лежал на футоне, он оказался совсем не таким, как я ожидал.
Веранда с трех сторон обрамляла пышный сад. Похоже, в сад выходили все комнаты в гостинице. В центре сада красовалась высокая каменная пагода. Повсюду были скульптуры – несколько журавлей, Будда, сердитая жаба. В дальнем конце сада я заметил крошечный водопад, ниспадающий с каменного выступа. Звук воды наводил на мысль, что внизу есть пруд, но его не было видно за листьями и ветками. На самом деле они практически полностью скрывали от меня землю. Каждое из деревьев у корней было окружено ярко-зеленым папоротником; закругленные ветки с крошечными цветками украшали аккуратно подстриженные кусты.
Рядом со мной стоял плетеный деревянный стул. Я удобно устроился и, положив блокнот на колени, задумался, всматриваясь в зелень, а минуты все шли и шли.
Жаба, казалось, зловеще улыбалась, напоминая мне улыбку того крошечного черепа, что я получил от Антуана. «Прими свои страхи», – говорилось в записке. Ну что ж, я уже сделал многое из того, чего боялся, – даже оставил свою семью и работу ради этой охоты. Я бросился в омут с головой. Но все время продолжал ныть и жаловаться на происходящее. Думаю, что, говоря «прими свои страхи», Джулиан имел в виду, что человек должен быть позитивно настроен, покидая привычную гавань; что его должно бодрить ощущение неизведанного, а не приводить в истерическое состояние. Не так давно я проехал на лифте в первый раз за последние двадцать лет. Но что мне еще следует сделать?
Так, самые большие мои страхи – потерять Аннишу или Адама, – их я точно не хотел принимать. И не думаю, что именно о них Джулиан говорил в своей записке. Но я не мог не заметить иронии. То, чего я больше всего боялся, уже произошло в моей жизни, несмотря на все мои предосторожности. И виной тому мое бездействие. Может быть, если бы я согласился что-то изменить, как предлагала Анниша, отклонить повышение, поменять должность на работе или хоть иногда говорить «нет», хотя мне всегда было страшновато сделать это, – сейчас я не столкнулся бы с этим кризисом. А что, если копнуть еще глубже? Что я действительно хотел сделать, но не смог из-за страха? Я начинал понимать, что, если делать то, что боишься, будущее не так пугает.
Едва закончив записывать свои размышления в блокнот, я услышал тихий стук в дверь моей комнаты. Это была Аямэ, она пришла сказать, что получила мой багаж.
– Кстати, – добавила она, – вы включали телефон? Только что Джулиан прислал мне копию письма, которое он отправил вам, с вашим планом на следующие несколько дней. Определенно вас ждет очень необычное путешествие. Вам очень повезло.
Ужин оказался долгим и сложным мероприятием. Меня проводили в отдельную приемную четы Сато, где нас ждали родители Аямэ. Рассыпавшись в приветствиях с поклонами и улыбками, они жестом пригласили меня к столу. Стол был низким, как и тот, что в моей комнате, и с каждой из четырех его сторон расположились белые подушки. В конце комнаты я заметил небольшую нишу, в которой висел красивый свиток с изображением журавлей и тростника. Перед ним расположились небольшие статуэтки и простой букет цветов. Я направился к подушке напротив ниши, решив что с этой стороны нишу будет отлично видно, но Аямэ слегка покачала головой и провела меня к подушке сбоку от стола, так что мне пришлось смотреть в другую сторону.
– Считается невежливым сажать гостей напротив токонома. Это все равно, что хвастаться: «Смотрите, какие красивые вещи у нас есть».
– Понимаю, – пробормотал я.
Должно быть, мой голос прозвучал разочарованно, поскольку Аямэ поспешила добавить:
– Я бы предложила вам сесть тут, но это заставит моих родителей чувствовать себя очень неудобно. Я надеюсь на ваше понимание.
После того как мы все расселись, молодая девушка принесла поднос горячих влажных полотенец.
– Осибори, – сказала Аямэ, – чтобы вытереть руки. Но не используйте их как салфетки. Не следует вытирать ими рот или лицо.
Когда принесли первые блюда, Аямэ и ее родители сказали в унисон: «Итадакимас».
– Это означает «Я смиренно принимаю», – сказал Аямэ. – Мы повторяем это перед едой. А в конце говорим: Г «отисосама дэсита», что означает «Спасибо за угощение».
Ужин длился до позднего вечера. Меня угощали супом, суши и сашими; темпурой и вареной рыбой; жареной говядиной и маринованными овощами. Последним блюдом был легкий прозрачный суп.
Ужин длился до позднего вечера. Меня угощали супом, суши и сашими; темпурой и вареной рыбой; жареной говядиной и маринованными овощами. Последним блюдом был легкий прозрачный суп.
На протяжении ужина Аямэ продолжала учить меня правилам японского этикета. Она показала, как держать палочки, и объяснила, что их нельзя воткнуть в рис, чтобы не было похоже на то, как благовония ставятся в песок во время похорон. Она также рассказала, почему передавать еду палочками другому человеку считается очень дурным тоном: таким образом кости умерших перекладывают после кремации. И кроме того, нельзя никогда ничего брать толстым концом палочек или класть их таким образом, чтобы они указывали на кого-то, и, наконец, никогда не стоит протыкать палочками еду. Последнее из правил очень меня разочаровало. Это был единственный надежный способ донести еду до рта.
Я также выяснил, что моя привычка макать кусочки суши стороной риса в чашечку с соевым соусом считается дурным тоном. Аямэ пояснила, что так рис впитает слишком много соуса – это будет восприниматься как признак жадности, а также может привести к тому, что рисинки попадут в емкость с соусом.
Но, пожалуй, больше всего мне запомнилось правило, как следует наливать друг другу напитки. Когда нам принесли бутылочку саке, Аямэ налила немного мне и потом родителям. Свой бокал она оставила пустым, так что я подумал, что она не собирается пить. Но затем ее отец взял маленькую бутылочку и, налив немного сакэ в небольшую керамическую чашку, передал ее дочери. Чуть позже мать Аямэ долила саке всем, кроме себя. И на этот раз Аямэ взяла бутылочку и налила немного саке маме. Когда в третий раз стали разливать напиток, я вопросительно взглянул на Аямэ.
– Ах, вы заметили, – сказала она. – Японцы считают очень важным следить за тем, чтобы бокал гостя не пустел, но было бы невежливо наполнять свой собственный. Вместо этого следует дождаться, пока другие заметят, что твой бокал пуст, и наполнят его для тебя.
Я подумал про Аннишу и Адама и про наши совместные обеды. Анниша бы умерла от жажды, если бы ей пришлось ждать, пока я замечу, что ее бокал пуст.
После ужина Аямэ предложила мне прогуляться по окрестностям. На улице было сухо, воздух казался знойным и душным.
– Спасибо, что рассказали мне про правила поведения за столом, – сказал я, пока мы шли по мощеной улочке. – Будь у меня больше времени, думаю, в конце концов я бы приноровился.
Согласно плану Джулиана, послезавтра я должен был улетать в Мексику. Сначала я подумал поискать билет на более ранний самолет, но после такого радушного приема Аямэ это могло показаться довольно грубым.
– Мне было приятно помочь вам. На самом деле, я в восторге от всех этих правил поведения. Как вам, возможно, говорил Джулиан, я довольно много путешествовала и, где бы ни оказывалась, всегда обращала внимание на негласные привычки, общее понимание того, как следует и не следует поступать.
– Вы, без сомнения, более наблюдательны, чем я. Единственное, что я заметил в Стамбуле, это то, что Ахмед никогда ничего не касался левой рукой.
– Во многих странах люди используют одну руку для грязной работы. Так что они не касаются пищи или других людей этой рукой.
«Может, и так», – подумал я.
– Вот интересно, – сказала Аямэ, – те правила, которые нам привили с детства, кажутся естественными, очевидными и логичными. Но, только глядя на них глазами человека иной культуры, мы начинаем задумываться о них. Например, – продолжала она, – я читала, что традиция пожимать друг другу руки появилась когда люди хотели продемонстрировать друг другу, что у них нет оружия и что они не собираются причинять вред другому. Так почему же сейчас, входя в конференц-зал в Нью-Йорке, я протягиваю руку? Хочу ли я показать этим, что не прихватила с собой кинжал?
Это меня рассмешило.
– Не так уж важно, как возникла та или иная традиция. Важнее понимать, как этикет, манеры, правила помогают нам лучше взаимодействовать друг с другом. Привычное поведение упрощает нам жизнь, позволяет проявить уважение друг к другу. Оно направлено на то, чтобы заставить другого что-то почувствовать. Наше ежедневное поведение отражает наши глубокие убеждения.
– Но иногда что-то меняется, – сказал я. – Возьмем, к примеру, обычай открывать женщинам двери. В былые времена ни один мужчина не прошел бы вперед. Нужно было придержать для нее дверь и пройти следом. Но я не уверен, что сейчас всем обязательно так поступать.
– Да, это один из обычаев, которые отмирают на Западе, – сказала Аямэ. – Изначально это служило проявлением уважения к женщине, не так ли? Но затем некоторые женщины начали воспринимать этот обычай как излишнюю опеку, как указание на их слабость, на то, что им нужна помощь даже с чем-то настолько простым, как обычная дверь. И теперь непонятно, насколько вежливо продолжать следовать этой традиции.
– Обычно я просто стараюсь придерживать двери всем подряд, – ответил я. – Так что я не делаю для женщин исключение.
– Да, это хороший вариант, – улыбнулась Аямэ. – По правде говоря, последний раз, когда я была в Лос-Анджелесе, я заметила, что иногда мужчины придерживают двери для женщин, иногда наоборот, а иногда женщины придерживают двери для женщин. Кажется, многие люди меняют свои представления об этой традиции.
Мы уже полчаса гуляли по округе. В темноте улицы выглядели очень мило – сквозь шторки из рисовой бумаги проглядывал свет, золотые фонарики висели перед входом, и лунный свет освещал черепичные крыши.
Мы свернули на небольшую аллею, и я понял, что мы оказались на той улочке, где расположена наша гостиница. Я очень устал, но не был уверен, что смогу заснуть. Тем не менее мне не терпелось побыть одному в моей тихой комнатке.
Когда мы зашли в холл, Аямэ сказала:
– Разрешите, я отдам вам талисман Джулиана сегодня.
Она провела меня к двери в дальнем конце холла. Я последовал за ней, и мы снова оказались на веранде, выходящей в сад. На краю крыши висело несколько фонариков, и небольшой прожектор подсвечивал фонтан; еще несколько ламп освещали скульптуры. Сад выглядел неописуемо, волшебно.
– Пожалуйста, присядьте, – сказала Аямэ, указывая на небольшую деревянную скамейку. – Я скоро вернусь. – И скрылась в гостинице.
Через минуту она вернулась, обеими руками держа небольшой сверток. Он был завернут в толстую бумагу ручной работы и завязан шелковым шнурком. Она протянула его мне, и я бережно взял его двумя руками. Она взглянула на меня и улыбнулась.
– Вы ведь знаете, о чем это письмо, не правда ли? – спросил я.
– Конечно, – ответила Аямэ, смеясь.
Вернувшись к себе в комнату и развязав сверток, я развернул толстую мраморную бумагу. Внутри была записка и крошечный золотой журавль. Я поставил его на ладонь и принялся рассматривать. Изгиб шеи, наклон головы, тонкий клюв. Я сжал его в руке и потом положил в кожаный мешочек, висящий у меня на шее. Затем я достал записку и принялся читать.
Наполните жизнь добротойВажно помнить, что наши слова – это наши мысли, а наши дела – то, во что мы верим. Любые поступки, сколь бы незначительными они ни казались, – не мелочь: как мы поступаем по отношению к кому-то, определяет то, как мы обращаемся со всеми, включая самих себя. Если мы не уважаем кого-то, мы не уважаем себя. Если мы не доверяем другим, мы не доверяем самим себе. Будучи жестокими с людьми, мы жестоки по отношению к себе. Не сумев оценить то, что нас окружает, мы не ценим себя. С каждым человеком, которого мы встретим, во всех своих делах, мы должны быть добрее, чем ожидали, великодушнее, чем рассчитывали, позитивнее, чем могли себе представить. Каждый момент рядом с другим человеком – это шанс проявить наши лучшие качества, повлиять на кого-то своей добротой. Мы можем сделать мир лучше. Каждый из нас может.
«Понятно, почему Джулиан выбрал Аямэ хранительницей этого талисмана», – подумал я, улыбаясь.
Последние двадцать четыре часа я провел словно на американских горках. День начался плохо еще в Париже – или я просто встал не с той ноги. Ныл, сердился, волновался. Я продолжал в том же духе до самого моего прибытия в Осаку и в поезде в Киото. Но все мои жалобы не помогли мне почувствовать себя лучше. Вымещение моего гнева на окружающих не облегчило моего состояния. Мне помогла доброта других. Их достоинства и великодушие смягчили мое настроение. И каким-то образом благодаря этому я смог почувствовать себя лучше. Джулиан написал мудрые слова. Но Аямэ, казалось, была их живым воплощением.
Глава VI
В плане, который прислал мне Джулиан, описывалось далеко не все путешествие и ни словом не упоминалось о том, когда моим приключениям придет конец. Вместо этого в нем были указаны только два следующих пункта. Посмотрев на даты, я тяжело вздохнул. Казалось, Джулиан совсем не спешил, назначая мне встречи с хранителями талисманов.