Чава жестом велел мне отойти от стены:
– Вы не против подняться еще немного?
Он повел меня по извилистой тропинке. То там, то тут мы карабкались по разрушенным лестницам. Чава остановился рядом с вершиной холма и направился к плоской площадке из кольев и камней. Было ясно, что сейчас раскопки здесь в самом разгаре. Нам открылись очищенные от зарослей каменные основания стен, окружавшие сухие грязные ямы. В одной из них молодая светловолосая женщина, присев в углу, аккуратно счищала грязь с какого-то объекта небольшой кисточкой. В другом углу ямы были сложены различные кусочки камней и разбитой посуды, с метками и нумерацией на них.
– Джонатан, – сказал Чава, когда женщина поднялась к нам. – Это Элен. Элен, это Джонатан.
Элен тоже работала на раскопках, помогая команде из американского университета.
– Я как раз рассказывал Джонатану о наших последних открытиях. Возможно, вы могли бы поведать ему об этих домах на вершине холма? – спросил Чава.
Элен кивнула и вытерла лоб платком, который она достала из кармана брюк. Как и Чаву, ее, кажется, не нужно было уговаривать поделиться рабочими новостями.
Она пояснила, что перед нами место приготовления еды. Шлифовальный камень для зерна был прислонен к двери, но не убран. Аккуратно расставленная посуда заставляла предположить, что работа началась, а потом оборвалась на середине. Все было расставлено таким образом, словно люди думали, что смогут скоро вернуться. Они ушли быстро, но на паническое бегство это не было похоже. Все было в порядке, и не было никаких следов хаоса или атаки.
– Ох, – вздохнул Чава, – нам предстоит еще так много работы, прежде чем мы сможем разрешить эти загадки.
– Кстати, – сказала Элен, – я надеюсь, вы позволите мне вернуться к ним. Я хотела бы успеть сделать еще кое-что до конца дня.
Мы неподвижно стояли на вершине холма, всматриваясь в кроны деревьев. Я обернулся и взглянул на Элен, склонившуюся над работой. Наверху было меньше тени, и, хотя солнце стояло уже не так высоко, все еще было довольно жарко.
– Я только одного не понимаю, – сказал я Чаве.
Он поднял голову.
– Работа, – сказал я. – Раскопки. Кажется, она продвигается так медленно. Я считал проектирование электронных приборов очень трудоемким, но это… – Я махнул рукой в сторону Элен. – Раскопки продвигаются десятыми долями дюйма. Как вы с этим справляетесь?
– О да, я понимаю, – улыбнулся Чава. – Вы можете проработать весь день, а в конце задаться вопросом: что я сделал? Просто переложил несколько футов песка, и все.
Я пожал плечами.
– Легко относиться к своей работе несерьезно. Американцы часто называют себя «винтиками». Но мы все стараемся не забывать, что в нашей работе нельзя спешить и нужно запастись терпением. И, самое главное, мы должны работать осторожно, аккуратно и профессионально, даже если нам скучно или тревожно. Ведь иначе можно случайно разрушить или упустить важные артефакты.
Чава направился обратно к ступенькам и обернулся ко мне:
– Каждый из бережно раскопанных участков может казаться совсем небольшим, Джонатан, но вместе они могут привести нас к историческому открытию, огромному прорыву в знаниях. Я привык думать, что, если каждый «винтик» будет хорошо справляться со своей работой, наши совместные скромные усилия могут привести к чему-то поистине важному. Мы действительно сможем разрешить величайшие загадки.
На обратном пути Сикина настояла, чтобы я сидел ближе к окну, а она расположилась между мной и Чавой. Я оставил окно открытым и время от времени высовывал голову наружу, как бестолковый золотистый ретривер. Порывы сухого воздуха были великолепны. А когда мы петляли по улочкам Ошкуцкаба, у меня появилась еще одна причина высовываться из окна – соблазнительный аромат стряпни. Я понял, насколько сильно проголодался, но, так как мы отсутствовали весь день, не приходилось надеяться, что горячий ужин будет ждать нас в духовке, когда мы вернемся.
– Я тут подумал, – сказал я Чаве и Сикине, – почему бы нам не поужинать где-нибудь в городе за мой счет? Вы ведь потратили целый день, развлекая меня.
– Ой, нет! – воскликнула Сикина. – Но мы не можем. Нас ведь ждет Зама.
Насколько я понял, мы направлялись в гости к замужней дочери Чавы и Сикины. Она и ее супруг приготовили для нас грандиозный ужин.
Это был многолюдный и шумный прием. Помимо Замы, ее мужа и трех их маленьких детей за столом оказались еще и соседи, заглянувшие поздороваться. Играла музыка, моя чашка пустела и наполнялась вновь, а на тарелке лежала гора еды. Пока дети играли во дворе, я засмотрелся на шестилетнего сына Замы по имени Емэ. Он был чуть младше Адама, но его звонкий смех и то, что он ни секунды не мог спокойно усидеть на месте, напомнили мне моего сына. После еды, пройдясь по дому, я вышел на пыльную улицу, где было немного потише. Я попытался позвонить домой, но с тех пор, как я приземлился в Мексике, связь была неважной, и я не смог дозвониться. Я написал Адаму сообщение:
Привет, приятель!
Я видел здесь совершенно потрясающие вещи. Когда будет время, я обязательно расскажу тебе о них. Но прямо сейчас я просто хочу, чтобы ты знал: я люблю тебя.
Сообщение будет отправлено, как только появится связь. Я вернулся на вечеринку, но мысли мои были далеко.
Кажется, Чава заметил, что я притих, так что вскоре предложил нам отправиться домой. Позже, когда я уже лежал в постели, записывая впечатления от встречи со счастливой семьей Чавы, мое сердце сжималось в тоске по дому. Я бы все отдал за то, чтобы оказаться рядом с сыном. Как я мог не ценить такие моменты, когда они доставались мне так просто?
Следующим утром, едва рассвело, мы с Чавой отправились к парковке. В голове вертелась мысль, что можно попросить Сикину отвезти меня обратно в аэропорт в Мериде и попробовать найти более ранний рейс из Мексики, но тут мне вспомнились слова Аямэ. Видимо, Джулиан неспроста распланировал путешествие именно таким образом. Более того, Чава, казалось, собирался продолжать мое образование, и мне не хотелось просить его закончить поскорее. Он настоял, чтобы мы приехали в Ушмаль еще до рассвета:
– Когда взойдет солнце, будет слишком людно. А на это лучше смотреть в одиночку. Или почти в одиночку.
Чава знал многих, кто работал на площадке, так что охранникам велено было встретить нас у входа в здание, которое служило проходом к храмам и руинам. Мы увидели силуэт работника в униформе у входа в музей.
Когда мы подошли, они обменялись с Чавой несколькими фразами на языке майя, и охранник открыл для нас дверь. Затем он указал на вестибюль и сказал что-то еще.
– Я знаю дорогу, – ответил Чава. – Идите за мной.
Десять минут спустя мы стояли перед величественной пирамидой, освещенной тусклым светом. Метров в тридцать высотой и минимум в шестьдесят шириной. В отличие от небольших пирамид, которые я видел вчера, и изображений пирамид майя, у этой было овальное основание.
– Храм Волшебника, – сказал Чава.
Пока мы смотрели на нее, у нас за спиной вставало солнце. Его лучи освещали камни пирамиды, вспыхивавшие золотом, словно внутри нее разгоралось необъятное пламя.
Чава наклонился ко мне и тихо сказал:
– Невероятно, правда? Знать, что люди создали такое чудо. Обычные люди, такие как вы и я, способны на такие совершения, такое великолепие.
Я кивнул, ошарашенный открывшейся передо мной красотой.
Мы любовались пирамидой, пока небо постепенно светлело. Затем Чава пошел вперед. Он направлялся к пирамиде.
– Туристам не разрешается подниматься выше по этим ступенькам, но у нас есть специальное разрешение.
Чава не пошел к ближайшей лестнице, а обошел пирамиду. Мысль о том, что мы сможем забраться наверх, была очень волнующей. Я порадовался, что Чава решил столь серьезно подойти к вопросу моего образования.
– С другой стороны удобнее подниматься, – пояснил он.
Стоя у основания, пока все это каменное строение возвышалось надо мной, я ощутил, насколько оно было ошеломляюще высоким. Это будет непростой подъем. Чава пошел первым, а я последовал за ним. Мы медленно двигались по гладким твердым ступенькам. Они были крутыми и узкими, и я боялся потерять равновесие, двигаясь по огромной открытой лестнице. Чава сказал, что на многих пирамидах были специальные металлические цепочки, за которые можно было держаться при подъеме. И я понимал, зачем они могли понадобиться. Когда мы наконец добрались до вершины, я вспотел так, словно только что пробежал марафон.
– Отсюда открывается лучший вид на Ушмаль, – сказал Чава. – Присядьте, полюбуйтесь, отдохните.
Чава положил рюкзак на землю и присел. Я последовал его примеру.
Ушмаль простирался на сотни акров вокруг. Большая часть древнего города все еще была скрыта зарослями растений. И только плоские участки и квадратные насыпи напоминали о том, что когда-то здесь были дома и дороги. Однако прямо перед нами были развалины нескольких массивных камней.
Ушмаль простирался на сотни акров вокруг. Большая часть древнего города все еще была скрыта зарослями растений. И только плоские участки и квадратные насыпи напоминали о том, что когда-то здесь были дома и дороги. Однако прямо перед нами были развалины нескольких массивных камней.
Чава сказал мне, что, когда в Ушмале еще жили люди, город простирался до самого горизонта. Он указал на пирамиду, наполовину покрытую зарослями, которая называлась Великая пирамида, и рассказал о раскопках подробнее.
– Вы когда-нибудь слышали легенду об этих пирамидах? – спросил Чава после рассказа о городе, лежащим у наших ног.
Я отрицательно покачал головой.
– Существует много разных версий этой истории, – сказал Чава.
Легенда, которую вспомнил Чава, гласила, что много лет назад короля Ушмаля предупредили, что, когда он услышит звук гонга, его империя падет перед человеком, не рожденным женщиной. Однажды по городу и вправду разнесся звук гонга, и король ужаснулся, узнав, что в гонг ударил карлик, вылупившийся из яйца в доме старой бездетной женщины. Король призвал карлика к себе во дворец, собираясь казнить его, но передумал. Он решил дать ему невыполнимое поручение. Если он сможет за одну ночь построить королю великолепный храм, выше всех других зданий в городе, то останется в живых.
Проснувшись следующим утром, король был поражен, увидев перед собой величественную пирамиду. Жизнь карлика была спасена, а пирамиду назвали храмом Волшебника.
– Согласно другим версиям, сам карлик был создан старухой всего за одну ночь. Или ему пришлось пройти много испытаний, включая строительство пирамиды. Но все версии сходятся на том, что эта невероятная конструкция была создана всего за одну ночь.
Чава достал из рюкзака две бутылки воды. Одну он передал мне и, сделав большой глоток из другой, вытер рот тыльной стороной ладони.
– Возможно, все дело в моей работе, – продолжал он, – но эта история восхищает меня. В ней говорится о наших мечтах и желаниях. Чего хотел король? Нет, ему совсем не нужен был очередной храм. Он в любой момент мог приказать построить такой. Он хотел, чтобы строение появилось за ночь!
– Кажется, с тех пор ничего не изменилось, – сказал я, смеясь, – все мечтают получить все и сразу!
– Вот именно, – сказал Чава. – Но это просто невозможно, не так ли? В конце концов, то, что карлику удалось выполнить задание, доказывает только, что он был волшебником. Обычному человеку не под силу сотворить что-либо по-настоящему великолепное за один миг. Людям нужно терпение. Люди должны создавать вещи медленно, по кирпичику. Как бы нам ни хотелось быстрее чего-то достичь, мир устроен иначе. Гениальность – это процесс.
Чава положил свой рюкзак на колени и принялся искать что-то внутри. Спустя несколько секунд он вытащил небольшой тряпичный пакетик и протянул его мне.
– Мне лучше открыть это сейчас? – спросил я.
Чава кивнул.
Сверху красный плетеный мешочек был завязан шнурком. Я повозился с узлом, пока наконец не развязал его и не высыпал содержимое мешочка себе на колени. Внутри была записка и крошечная поделка из красной глины. Я поднял ее и присмотрелся. Это оказалась миниатюрная копия пирамиды.
Развернув лист бумаги, я прочитал:
Каждый день понемногу двигайтесь к своей целиТо, как мы справляемся с мелкими делами, определяет то, как мы справляемся со всем остальным. Успешно выполняя простые задачи, мы также преуспеем и в грандиозных планах. Тогда мастерство станет нашим образом жизни. Но более того – каждое крошечное усилие строится на следующем, и так, кирпич за кирпичиком, мы можем создать великолепные творения, достичь уверенности и привести к исполнению наши мечты. Мудрец поймет, что даже самые скромные ежедневные изменения приведут к невероятным результатам через какое-то время.
Солнце уже успело подняться гораздо выше. Жар окутывал меня. Я поднял край рубашки и вытер вспотевший лоб.
Чава посмотрел на меня и немедленно поднялся.
– Простите, что продержал вас здесь так долго. Я знаю, вы еще не успели привыкнуть к температуре. Давайте возвращаться. По пути обратно я хочу показать вам еще кое-что.
Мы начали спускаться, и это показалось мне еще сложнее, чем наш путь наверх. Шагая вниз по крутым узким ступенькам и глядя на лежащую впереди площадь, я задумался о той высоте, на которую мы забрались, и об отсутствии каких-либо ограждений, которые могли бы спасти меня от падения с этих гладких каменных ступеней. Я вздохнул с облегчением, когда Чава велел не спускаться дальше, а пройти по боковому проходу. Он шел впереди меня, но в конце концов остановился у большого сводчатого проема с одной из сторон пирамиды.
– Здесь, – Чава указал рукой в дверной проем, – скрыта ирония той легенды, насколько я знаю.
– Правда? – воскликнул я.
– Эта пирамида должна была быть построена за одну ночь, но это очень далеко от правды, – сказал Чава. – Вместо этого ее строили несколько сотен лет. И перестраивали снова и снова. Пять раз! Каждый раз возводя новую пирамиду поверх предыдущей. Мои предки полагали, что это наделяет храм накопленным могуществом и величием всех его предшественников. Эта дверь осталась от одной из более ранних пирамид, расположенных здесь. То, что вокруг, было достроено уже позже.
– Ничего себе! – Я во все глаза смотрел на мистические создания или, возможно, богов майя, вырезанных на дверном проеме.
Это была сложная и искусная работа. Было немыслимо сделать такое за несколько месяцев, что уж говорить об одной ночи!
– Вчера я говорил вам, что моя работа, возможно, поможет найти ключ для разгадки тайны падения империи майя, – произнес Чава. – Но на самом деле меня гораздо больше интересуют их истоки – как все это появилось на свет. Вы говорите, что работа археолога очень трудоемка, но подумайте о создании цивилизации, строительстве больших городов, даже этих пирамид – вот что такое медленная, трудоемкая работа.
Я кивнул, и с минуту мы оба молчали.
– Важно помнить, – почти прошептал Чава, – что каждая большая мечта начинается с малого.
На следующий день Чава довез меня до аэропорта Мерида. Ехать пришлось часа два, но, поговорив около получаса, мы замолчали. Я достал телефон, но связи все еще не было. Я решил пролистать фотографии и задержался на снимке Адама в футбольной форме, неуверенно опиравшегося ногой на мяч.
Чава обернулся ко мне:
– Вы, наверное, соскучились по дому?
– Ага, – ответил я.
– Вы на пути домой, Джонатан, – ответил он немного погодя. – На пути домой.
Мы проехали мимо небольшого городка под названием Тикуль, мимо заброшенных ферм и каменистых пастбищ. Мы сидели молча еще какое-то время, прежде чем я достал из рюкзака блокнот и развернул самую последнюю записку. В блокнот я записывал свои впечатления о поездке, о талисманах и о текстах, которые к ним прилагались, как меня и просил Джулиан. Но я еще не разобрался со своими мыслями о последнем талисмане.
Чава посмотрел на блокнот у меня на коленях и сказал:
– Джонатан, Сикина рассказывала вам о нашем сыне, Авали?
– Только то, что он живет в Мехико и что она скучает по нему, – отозвался я.
Чава расхохотался. Я вопросительно посмотрел на него.
– Извините, – сказал он. – Не поверю, что она на этом остановилась. Авали работает врачом, и Сикина очень им гордится. Обычно это первое, о чем она рассказывает людям при встрече.
– Я понимаю, – сказал я, – ей есть чем гордиться.
Помолчав немного, Чава продолжил:
– Когда Авали было лет восемь, он подошел ко мне и сказал: «Папа, я хочу стать доктором и помогать больным людям. Как мне это сделать?» Что я мог ему ответить на это? Ни Сикина, ни я никогда не учились в университетах. Большая часть моей семьи не закончила и младшей школы. Никто из нас не выезжал с Юкатана. Я понятия не имел, как стать врачом. Но малыш Авали, полный своих детских надежд, хотел получить ответ, и я понял, что кое-что знаю. Я усадил его себе на колени и сказал: «Сынок, я знаю, с чего тебе следует начать. Завтра ты пойдешь в школу и будешь слушать все, что скажет учитель. Ты будешь трудиться усерднее, чем обычно. А потом ты придешь домой и расскажешь мне, чему ты научился».
Чава мечтательно улыбнулся, словно вновь видел своего маленького сына перед собой, качнул головой и продолжил:
– Так он и начинал. Про каждый тест, каждое задание я говорил ему: «Сделай как следует, и ты продвинешься еще немного к своей цели стать врачом». Никто из нас не знал всего пути до цели, так что мы сосредотачивались на каждом шаге, который делали. Когда он стал старше, мы советовались со всеми, кого знали, – археологами и научными работниками на площадке, с которыми я работал, с медсестрами и докторами в больницах, даже с туристами, которых встречали около руин или в городе. Медленно, но верно Авали, Сикина и я определяли наши следующие шаги. И прежде, чем я успел опомниться, Авали уже окончил университет в Мехико.