Спустившись вниз по покосившейся лесенке, попутно прикрыв за собой люк, я привычным движением снял с крюка керосиновую лампу, похлопал себя по дырявым карманам замызганных штанов и… со злостью хлопнул себя ладонью по лбу. Нет, память Рика меня явно подводит. Точнее долгое отсутствие привычки использовать стихии.
Разогретый воздушный поток, тонкий, словно игла, воспламенил фитиль лампы и по стенам заметались беспокойные тени. Но вот, пламя выровнялось и я смог рассмотреть подвал моего бывшего дома во всех подробностях. Он почти не пострадал от прогремевшего над ним взрыва. Разве что несколько банок с соленьями разбились, попадав с полок, да рухнула гора всякого хлама, которую отец уже год как обещал матери разобрать…
Втянув носом воздух, стараясь удержаться от слёз, я чуть постоял на месте и, двинулся вглубь подвала. Да уж, пошутил тот Голос… «Родня гнобить не будет»… Ур — род!
Воздух рванул от меня во все стороны и я, лишь огромным усилием воли смог удержать стихию, кажется, готовую разнести всё и вся вокруг. Нет… так дело не пойдёт. Надо вплотную заняться своими возможностями, а то чёрт знает что получается… Но с этим потом. Пока, нужно определиться с тем, что здесь имеется, потом понять, где и как жить дальше, а уж там…
Одно радует, от голода в ближайшие месяцы я не помру. Тут одних консерв года на три, вообще‑то… Помню я их, в лётный паёк входят. Сколько мы их с батей из матросских захоронок вынесли, у — у! На списанных военных дирижаблях «каботажных» серий, что на нашей верфи переделывали в «грузовики»… и каперы, кажется, в каждом втором тайнике пара банок тушёнки да найдётся. Поневоле задумаешься о том, что на флоте личный состав голодом морят.
От идеи поселиться в подвале собственного дома, меня удержали звуки выстрелов, донёсшиеся с улицы. Аккуратно приподняв крышку люка, я выглянул в получившуюся узкую щель и… охнул. У двери почти не пострадавшего дома через дорогу, валялся человек в форме полицейского, а спрятавшиеся за перевёрнутую телегу посреди улицы, двое его коллег палили из пороховых револьверов в дверной проём. Неужто, каперы кого‑то из своих здесь забыли?!
Но тут, один из полицейских подал голос… и я понял, что оставаться в Меллинге мне не хочется. Совсем.
— Край! Лучше выходи сам! Всё равно ведь и тебя и дочку твою вытащим. Выходи, глядишь, живым останешься.
— Выбл…к! Я тебе уд отрежу и в жопу вставлю! — Голос дядьки Края, отставного флотского старшины я знал хорошо. А вот то, что вечно усмехающийся, весёлый сосед может быть таким злым, стало для меня откровением. — Дочку тебе мою? А вот этого не хочешь?
Из дверного проёма вылетело что‑то тёмное, округлое… А потом грохнул взрыв и я, не удержавшись на шаткой лестнице, скатился на пол подвала.
Глава 2. Рик, который живёт…
М — да, если уж полиция сорвалась с нарезки и начинает терроризировать город, который должна была охранять, значит, дело плохо.
Как оказалось в дальнейшем, я был прав. Гарнизон, высаженный в Меллинге линкором, не имел никакого отношения к венедскому флоту. Если быть точным, город оказался под властью германского императора. Я вспомнил, какую территорию занимал Рейх в «Том» мире, и не удержался от ухмылки. Здесь он втрое меньше, и это без учёта колоний. Но «империя», етить…
И этому гарнизону не было никакого дела до выживших горожан. Нет, они никого не притесняли, но и жалоб не принимали. В результате, вскоре народ побежал. И первыми сбежали бывшие власти, разумеется… Тем более, что на чугунке, как она здесь зовётся, кто‑то словно открыл клапан, и в Меллинг хлынули отбросы всех мастей, большей частью из всё той же Германской империи. Это было последней каплей.
Я бы тоже куда‑нибудь сбежал. Но куда?! Куда деваться двенадцатилетнему пацану без документов и с коробкой венедских гривен, найденной в отцовом тайнике в подполе? Да меня пристрелят по дороге и никакой Воздух не поможет! Про любимые руны вообще не заикаюсь.
Нет, конечно, можно было бы присоединиться к дядьке Краю, перестрелявшему наших полицейских, когда те нацелились на его дочь. Ни сам Край, ни Хельга мне бы не отказали. Но в том‑то и дело, что когда я созрел до этой мысли, то есть, на следующий день после его сражения с полицией, отставной флотский уже успел отправить дочь к родне на восток, а сам остался в Меллинге, и уезжать почему‑то, явно не торопился. Остальные соседи, что могли бы мне помочь, либо были убиты пиратами, либо бежали ещё до того, как я добрался до руин моего дома.
Нет, разумеется, я обратился к Краю, но… Увидев меня живым и здоровым, бывший флотский старшина искренне обрадовался, а когда услышал мой вопрос, резко посмурнел и развёл руками. Дочь, под охраной его двоюродного брата уехала проходящим поездом, рано утром. От греха подальше… А он остался. Дела.
— А твои? — Покосился на окно Край Бронов, кряжистый, почти квадратный мужик, с широченными ладонями и круглым, некогда улыбчивым, но сейчас хмурым лицом, когда я напоенный чаем с горячими блинами, осоловело клевал носом за столом на кухне его дома.
— Я из школы возвращался, когда те дирижабли ударили. Как раз к перекрёстку со стороны Цветочной подошёл. — Вздохнул я. — Мама с папой дома были. Их первым выстрелом и накрыло. Словно специально целились…
— Понятно. — Хмуро кивнул Край. — А родня? Отец твой говорил, что его кум где‑то на Фабричке живёт…
— У них и останусь, если уехать не получится. Я уж с дядькой Милом договорился. — Кивнул я. Говорить, что дом отцова кума, моего крёстного пуст, я не стал. Зачем? С Края станется поселить меня у себя, а я… Я не хочу. Интуиция, чуйка, называйте как угодно, но это чувство не раз меня спасало в «том» прошлом, и я привык ему доверять. Сколько раз я избегал очередного визита в реанимацию, как минимум, просто потому, что решал сменить маршрут, которым возвращался с обеда в свою комнату? Не перечесть. Вот и сейчас, то самое предчувствие зудело и настаивало на том, что селиться под одной крышей с Краем, затея дурная и опасная. Да и вообще, оставаться в городе нельзя. Ни в коем случае. Чувство опасности было настолько острым, что я и не подумал ему противиться. И правильно сделал. Собственно, подтверждение этому я получил через несколько недель, увидев, как гарнизонные шерстят дом Края, а двое солдат в тёмно — серой форме уводят избитого соседа куда‑то вниз по улице. И это был не первый местный житель, чем‑то не потрафивший новой власти. Уж что они там искали, бог весть… В следующий раз, я встретил бывшего соседа только через месяц, когда он, кряхтя, наводил порядок в своей скобяной лавке, на соседней улице. Отпустили его германцы… К тому времени, я уже успел найти себе жильё на «китовом кладбище». А что? Место тихое, спокойное… и никаких соседей с ненужными вопросами… Комфорт? Так ведь не зря я полтора года на верфи работал, так что подобрать удобное место для жилья, особого труда не составило. Да и знания руники никто не отменял. Обосновался я в остове небольшого высотного «курьера», очень удачно сидевшего на брюхе, так что никаких проблем с перемещениями по его внутренностям не было. Но главное было не в этом. «Курьер», это не каботажник, хотя по размерам и похож. Но летает он, как «киты», на запредельных высотах и времени на посадки для дозаправки водой у него нет. Всё ради скорости. Вместо этого, как и на «китах», на курьерах устанавливают рунные водные конденсаторы. И конкретно на этом, найденном мною на свалке стареньком «Тайфуне», конденсатор имеется в наличии. Рабочий. Почему его не сняли? А зачем? Модель древняя, на другой «высотник» его не переставишь, да и снимать огромную трубу, проходящую вдоль оси корабля от бака до кормы, замучаешься. Это ж весь корпус разбирать надо! В общем, невыгодно и никому не нужно. Понятное дело, что работать на земле с той же эффективностью, что и в небе, этот конденсатор не может. Нет набегающего потока воздуха. Но мне ведь много и не надо, а для душа и питья, его мощности вполне хватит.
Вообще, здешние рунные механизмы меня несказанно порадовали. Почему? Да потому, что руны тут ничем не отличаются от известных мне по «тому» миру. А уж рунику я учил на совесть! Надо ж было как‑то скомпенсировать свою слабость в стихиях… да и интересно мне было.
Правда, и здесь мир смог меня удивить, когда, восстановив несколько повреждённых участков конденсатора, я попытался активировать этот агрегат. Честно говоря, включая трубу, я надеялся только проверить её работоспособность. На это моих собственных сил должно было хватить… каково же было моё удивление, когда замкнутый контур вдруг стал всасывать энергию из окружающего пространства. Сам! Я‑то всё голову ломал, где мне найти приличный накопитель, а тут… Это был самый натуральный шок. Зато, стало немного понятнее, почему я не могу привычно оперировать энерго — информационным полем. Оно слишком «густое»… и неподатливое. Настолько, что удержать над ним контроль практически невозможно. Всё равно, что пытаться голыми руками отклонить струю воды из брандспойта. Сносит! Вывод один. Оперировать Эфиром без помощи рун, здесь практически невозможно.
Но, включая конденсатор, кое‑что я всё‑таки упустил. А именно: водопровод. Увлёкшись восстановлением агрегата, я как‑то позабыл, что конденсатор питает не только штатный водопровод курьера, но и непосредственно двигательный отсек. Его и затопило. Несильно, но пришлось ждать двое суток, пока вода уйдёт в землю. Тем временем, я облазил всю водопроводную систему курьера, а это несколько километров труб, между прочим, и, воспользовавшись утащенными из подвала отцовыми инструментами, изолировал ненужные мне части системы, заодно и дышавший на ладан бак утилизатора в порядок привёл. Теперь и о запахе канализации беспокоиться не надо… года три, как минимум. А там, что‑нибудь придумаю.
А потом была долгая и упорная борьба с местным аналогом системы освещения. Убил бы «гения», что её создал. Поначалу, я хотел восстановить штатную проводку, но разобравшись в её рунах, плюнул на этот бред и, вооружившись отодранными от обшивки пластинами, за два дня сработал собственную «времянку». Получилось очень даже неплохо. Металлические листы с выцарапанными на них Воздухом рунами, послушно излучали не очень яркий, но ровный свет, стоило соединить их между собой небольшой перемычкой, на которой я вывел недостающую на пластинах часть рун. Есть контакт между группами рунескриптов — есть свет. Контакта нет, и свет гаснет. Всё просто… ну, для тех, кто хоть что‑то понимает в рунике.
Ещё несколько дней у меня ушло на то, чтобы перетаскать из подвала все домашние припасы и… каюсь, не удержался, полазал в домах слинявших из города соседей. Хорошо ещё, что в царившей тогда в городе суете, никому не было дело до таскающегося туда — сюда ребёнка.
Но кто бы знал, сколько нервов и сил я убил на то, чтобы перетащить в свой новый дом одну — единственную кровать! Нет, разумеется, я её предварительно разобрал, но… телу‑то всего двенадцать и сил у него, как у двенадцатилетнего! М — да, придётся вспомнить о тренировках…
Но дотащил. С матом, вымотавшись до дрожи в коленях и заработав не один синяк, пока перетаскивал упрямую «сетку» через завалы на свалке, я таки допёр её до своего нового дома и, глянув на мостик, над моей головой, глухо застонал. Чтобы затащить будущую кровать на двадцатиметровую высоту, придётся вывернуться наизнанку… А куда деваться? Потащил…
Да, в курьере я обосновался не в капитанской каюте, как можно было подумать, а на мостике. Почему? Потому что жилых отсеков здесь просто нет. При разборе, монтажники вынесли всё, вплоть до переборок. Так что, остался только металлический каркас, трюм, да два «непродуваемых» объёма. Собственно, мостик и двигательный отсек. Остальное же… прикрытые драной обшивкой «рёбра» основного корпуса, с узкими мостками, протянутыми на разной высоте… и с кучей труб оплетающих это пространство, словно невиданные железные змеи. Неуютно… А на мостике шик и блеск. Помещение небольшое, обогреть легко. Стёкла вставил, бронежалюзи починил… ну и наличие запасных выходов тоже не стоит со счетов сбрасывать.
Глава 3. Будни трюмной крысы
Как и предполагала моя чуйка, дела в городе месяц от месяца шли всё хуже. Не у всех, понятное дело. Гарнизон и вахтовики, привезённые очередным германским дирижаблем для работы на верфи, чувствовали себя довольно вольготно. А вот местные…
В городе по ночам шла стрельба. Грохотали ружья и револьверы, припозднившихся прохожих резали, как свиней, обирая до нитки. Гарнизону было плевать. Защищать старожилов они не собирались. Но когда накопившаяся в Меллинге, криминальная шушера решила «пошерстить» Фабричку — район, где поселились вахтовики, солдаты, охранявшие эти кварталы быстро надавали оборзевшим бандитам по щам. Проще говоря, перестреляли всех и… свалили трупы на центральной площади, прямо перед обгоревшим зданием ратуши. Твари намёк поняли, и больше в расположенную на отшибе Фабричку не лезли, ограничившись «общей» частью города. Старожилы тоже смекнули куда ветер дует и… проходящие через Меллинг поезда снова заполнились бегущими от такой жизни жителями недавно процветавшего городка.
Было ещё одно место, которое гарнизонные взяли под свой присмотр. Рынок, куда фермеры свозили свои продукты с окрестных сёл. Но бандиты туда изначально не совались, быстро объяснив более тупым «коллегам» всю пагубность нападений на хуторян и сельчан. Жрать‑то всем надо. Правда, было ещё ворье… Так, где его нет?
В общем и целом, жить в городе стало «весело». Настолько, что я старался заглядывать туда только для того, чтобы пополнить свои запасы и разжиться необходимыми для нормальной жизни вещами. Отцовы деньги я не трогал. Зачем? Если ещё во времена оны, мы с друзьями бегали на свалку за всякой мелочёвкой, которую у нас с удовольствием принимали кладовщики на верфи. Власть в городе сменилась, сменились и кладовщики… но вот аппетит у них остался прежним, так что я ни на секунду не сомневался, что их заинтересует мой «товар». И не ошибся.
— Тебе чего, малец? — Сидящий за столом в небольшом домике за складами, заведующий взглянул на меня поверх очков. По — немецки спросил. Что ж, этот язык я учил. Пусть не здесь, а Там, но… мал — мала говорить могу.
— Вот, дяденька. — Я забрался с ногами на стул, и вывалил перед опешившим кладовщиком кучу свёрнутых в двигательных отсеках «китов» измерительных приборов. Почищенных и проверенных на работоспособность, разумеется.
Кладовщик смерил взглядом немаленькую кучку блестящих надраенной латунью деталей, поворошил её пальцем и, сняв очки, вздохнул.
— И?
— Мы с мальчишками раньше на свалке такие вот штуки искали и приносили сюда. Вот видите, это манометр! У нас дядька кладовщик такой приборчик за полгривны брал! — Радостно сообщил я. А мой визави сверкнул глазами. Есть поклёвка! Ну да, новый — ты полторы стоит…
— Половина венедской гривны… это же получается две марки… Он рабочий? — Грузный кладовщик подозрительно постучал по стеклу манометра ногтем и снова воззрился на меня.
— А как же! — Закивал я.
— И чем же ты его проверял? — Недоверчиво поинтересовался кладовщик. Ну, это просто…
Я выудил из кармана небольшую металлическую пластинку с двумя резиновыми «усиками», один из которых присобачил к штуцеру. Стрелка дёрнулась, а глаза кладовщика поползли на лоб.
— Это что? — Ну, не объяснять же ему, что прежний кладовщик сам проверял работоспособность притащенных нами деталей и приборов, в том числе и манометров, а поскольку я не доверяю новому «контрагенту», то сварганил эту вот игрушку за полчаса, буквально на коленке.
— Это нам Риткин отец сделал, специально, чтобы мы хлам не таскали. Инженер он… был… — Я натурально всхлипнул… а кладовщик неожиданно отвёл глаза. Однако…
— Понятно. Хорошее дело ты придумал, малыш. — Чуть помолчав, заговорил мой собеседник и, пожевав губами, тряхнул головой. — Но не могу я тебе по полгривны за них платить. Дорого, не позволят мне столько из кассы потратить…
Ну да, как же, из кассы, ага! Так я и поверил…
— А как же быть? — Я уселся на стул. — У меня же… мне же надо…
— Погоди — погоди, малец. — Засуетился кладовщик, явно почуяв приближающийся слезоразлив. — Давай, я заберу у тебя эти вот приборчики… по… по марке за штуку? Это хорошая цена, соглашайся! У тебя здесь раз, два, три… пять… двенадцать… ага, двадцать манометров. Это двадцать марок. У нас рабочие на верфи, столько за неделю зарабатывают. Ну?
— Правда?
— Конечно. — Кладовщик, как ему казалось, незаметно вздохнул, а я посмотрел на кучу приборов на столе, помялся и неуверенно кивнул. Мой собеседник тут же усмехнулся и, выудив из кармана портмоне, брякнул на стол две монеты по десять марок. — Держи! Заработал. Найдёшь ещё что‑нибудь интересное, тащи. О цене договоримся.
— А вы не могли бы меня с охраной познакомить, а то с рюкзаком через дыру в заборе продираться неудобно. — Прибрав монеты, спросил я, уже стоя на пороге. Кладовщик хмыкнул.
— Так вот как ты сюда попал… Ладно, скажем, что ты сын моей знакомой. Как мамку зовут?
— Гелла с Цветочной. Её там все знают! — Похвастался я. Есть, есть такая Гелла. И сын у неё есть моего возраста. Такой же светловолосый и худощавый… нас частенько путали в школе.
— А, слышал о такой. — Усмехнулся кладовщик. Ещё бы, кто ж не слышал о теперь уже бывшей бандерше первого борделя Меллинга? — А ты, значит, её сын?
— Влад. — Кивнул я.
— Ну ладно, Влад… меня можешь звать дядькой Кристианом. — Кладовщик поднялся с кресла и потопал к выходу. — Идём, с охраной познакомлю. Так… в следующий раз, моя смена в среду… Понял?
— Понял. Приду в среду… — Кивнул я.
— Молодец. Иначе охрана не пропустит… и вот ещё что… — Кристиан притормозил и внимательно взглянул мне в глаза. — Сейчас подойдём к охранникам, потом проводишь их человека к той дыре в заборе, чтоб её заделали?