И всё-таки вёсла раз за разом погружаются в чёрную бездну. Раз за разом, равномерно, держать темп, держать!..
Ветер резко усиливается, ты слышишь хлопки над головой, но посмотреть вверх нет сил. Ты отдал себя одному движению — опустить вёсла и подтянуть к себе, опустить и подтянуть, и опять, и вновь…
Товарищ испуган, он прикрывается руками. Опасность в воздухе. Слишком рядом. Но вверх смотреть нельзя — собьёшься с ритма, и тогда…
Резкий толчок швыряет лодку метров на десять вперёд. В полёте она чуть наклоняется, вода льётся, потом удар, брызги, ты на вёслах, порядок, товарищ кричит что-то, не разобрать что.
Тебе должно быть страшно, но нет, ты рад, потому что лодка теперь пойдёт легче — воды в ней меньше, да и вас осталось двое. А если б ты один… Ты прогоняешь эту подлую мыслишку. Кто-то должен грести, а кто-то вычёрпывать воду. Грести и вычёрпывать. Грести и…
Опять ветер и хлопки над головой.
Товарищ уже не кричит, его рот открыт, он похож на рыбу, выброшенную на берег штормом. Он знает, кто следующий. На лице его подобие улыбки, он будто извиняется перед тобой.
И тогда ты бросаешь вёсла.
И поднимаешь глаза.
И видишь свою смерть, её зубастый оскал.
Но за миг до того, как громадные когти смяли бы тебя, страшный удар снизу разламывает лодку надвое. Ты проваливаешься в жидкий лёд, он накрывает тебя с головой. Ты кричишь от страха и холода, ты хочешь жить, но у тебя не получается.
Холод скользит по гортани, врывается в лёгкие. Ты видишь рядом что-то большое, чёрное и в бугристых наростах. Длинные толстые усы — или это змеи?! — колышутся у громадной пасти, которая запросто проглотит тебя целиком. Левиафан могуч, его хвост — крыло самолёта, глаза — полусферы в прожилках вен. И в глазах тех любопытство. Левиафан ещё не видел таких, как ты.
А ты идёшь ко дну, ты не умеешь плавать.
Ты не умеешь дышать под водой!
Мгновение — и левиафан уже рядом, можно прикоснуться к нему. И ты не хочешь, нет, но тело решает иначе, руки хватаются за плавник чудовища. И оно тут же взмывает вверх.
Ты прошиваешь головой границу жидкого льда. Ветер обжигает лицо. Туман далеко, вторая лодка в каких-то метрах от тебя.
Ты делаешь хриплый вдох и…
Сайгон проснулся в холодном поту Или очнулся? Ведь, кажется, он потерял сознание…
Сон был настолько реальным, что Сайгон минут пять не мог избавиться от уверенности, что это он сам участвовал в тех событиях: обжигающе холодная вода, громадная тварь, по всему — сом-мутант, товарищи, которые едва затянули в лодку его полумёртвое тело…
Во сне он купался голышом, у него была чёрная кожа, его товарищей тоже не назовёшь альбиносами. Это не Сайгон, это каннибал по кличке Лектор плыл по Днепру и тонул… Точно! Нигериец! Этот кошмарный сон — эпизод из прошлого Лектора, не иначе. Да уж, не хотел бы Сайгон оказаться на месте бродяги. Но ведь оказался?..
Как такое может быть?!
— Где я? Что, чёрт побери, со мной происходит?! — спросил Сайгон темноту, что окружала его. Хоть открывай глаза, хоть закрывай — без разницы, видимость нулевая.
Последнее его воспоминание: он обнимает рыжеволосую кокетку, а потом…
Потом он оказывается в лодке посреди могучей реки.
А дальше — вот.
Чёртовы амазонки! Что они с ним сделали? Куда засунули? Ощупывая пол — каменный, ровный, — Сайгон на четвереньках двинул вперёд и почти сразу уткнулся головой в решётку. Сталь, толстая, не погнёшь, не сломаешь. Мышцы отозвались болью, когда он напрягся, пытаясь вырвать прутья. Никак. Он обследовал темницу по периметру и убедился, что решётка отсекает его от прочего мира с четырёх сторон. До потолка не достал даже в прыжке…
А потом он что-то услышал. Какой-то звук… странный. Он, как любой крот, мог отличить шаги крысы-самки от поступи крысы-самца. Не спрашивайте как, просто мог, проверено. А тут… Сайгон никогда не слышал ничего подобного.
Он перестал дышать, вслушиваясь во мрак.
Хм, тихо… То есть вообще ничего. Показалось? Но когда Сайгон решил, что это из-за переутомления, звук повторился — по левую руку от него. Сайгон развернулся, приготовившись встретить опасность лицом к лицу, но тут прозвучало вновь — позади. И опять — слева. И вновь — справа. Сайгон вертелся, как юла. Неведомые враги окружали его! Уже окружили!
Ополоумев от страха, он вцепился в решётку и хотел позвать на помощь, но не смог выдавить из себя ни звука! Он готов был ползать на коленях, моля амазонок о милости…
И вдруг темнота тяжело задышала у самого его лица:
— Не бойся, красавчик. Это я.
Он отпрянул, хотя голос показался знакомым. Барби, это же Барби! Вот уж никогда не подумал бы, что так обрадуется визиту рыжей амазонки. А ведь из-за неё Сайгон угодил в эту богадельню!
— А я и не боюсь, Барби. С чего ты взяла? — Дар речи вернулся так же легко, как и пропал.
— Тут акустика такая, что любой обделается от шороха шагов. И я не Барби, меня зовут Гильза! — Темнота обиженно засопела.
— А нормальное имя у тебя есть?
— Это и есть нормальное. — Рождённые в метро без пиетета относятся к Ф. И. О. В отличие от старшего поколения, которое изо всех сил цепляется за устои прошлого.
Сайгон отчётливо представил себе девушку. Лет восемнадцати, небольшого роста, не то чтобы худощавая, но и не пышка. Всё при ней, кожа чрезмерно светлая, как у всех, кто родился под землёй…
В темноте мозг страдает из-за отсутствия информации. Чтобы не сойти с ума, надо хорошенько постараться. Этому приему Сайгон научился в лагере мародёров. Надо предельно точно воспроизвести по памяти картинку и заставить её двигаться, добавив звуки и запахи.
Попробуем? Сайгон мысленно перенёс амазонку к себе на ферму и в свете карбидки заставил медленно раздеваться и ласкать себя. Маленькая месть за причинённые рыжей неудобства.
— Ты красивый. Ты мне сразу понравился.
— Продолжай! — хмыкнул Сайгон, с интересом мысленно наблюдая за изгибами молодого тела.
— Ты так похож на моего мужа…
На воображаемой ферме внезапно появилась Светка, смерила взглядом Гильзу и тут же двинула муженька кулаком в глаз. Воображение Сайгона обладало такой силой, что его буквально опрокинуло на спину, он схватился за лицо. Ну вот, теперь синяк будет!
Ферма вместе с рыжей бестией сгинула во мраке.
— Мой муж… он погиб. — Гильза затихла, похоже удалившись в собственный мир, как это только что сделал Сайгон. Единственное отличие — он грезил наяву, а она вернулась в собственное прошлое. — И я… стала другой. Я ушла от жестоких мужчин, которые убивают друг друга. На Нивках только женщины, тут мир и справедливость. Каждой девушке рады, как родной сестре. Так мне говорили. И я поверила! Ты не представляешь, что мне довелось пережить, чтобы оказаться здесь. Но я ошиблась. Я больше не могу находиться среди этих извращенок! Мне здесь не место! Я задыхаюсь, я хочу уйти, понимаешь?! — Гильза шептала с таким жаром, что Сайгон едва вновь не перенёс её на ферму. В последний момент передумал. Не рискнул. Из-за супруги.
— Так уходи, если тебе так плохо.
— Одна я боюсь! Что-то таится в туннелях по обе стороны от Нивок! Опасно! Люди пропадают. Пройти можно только караваном…
Что творится в туннеле на Святошин, Сайгон уже знал. А вот насчёт пути к Берестейской — это новость. И новость не слишком приятная.
— Что ты хочешь от меня, Барби?
— Я не Барби, красавчик! Меня зовут Гильза. И я могу выпустить тебя из клетки, а могу не выпускать. Могу провести через станцию и все засады за её пределами, а могу не делать этого… — Девушка замолчала.
Сайгон не выдержал:
— Что ты хочешь от меня, Гильза?
— Ты поклянёшься своей женой, которую так любишь, что отведёшь меня на Берестейскую.
— Клянусь! — тут же выпалил он и сам понял, что дал слово слишком торопливо. Спешка в таких делах не вызывает доверия. Прочистив горло, он добавил: — Обещаю сделать всё, от меня зависящее, чтобы ты, Гильза, попала на станцию Берестейская.
Некоторое время девушка молчала, будто не она Сайгону, а он ей сделал предложение и теперь надо хорошенько его обдумать, взвешивая все за и против.
Наконец зазвенели ключи в связке. Сайгон облегчённо вздохнул.
— Зажмурь глаза. Я подсвечу.
Чиркнула спичка. Вспышка резанула по глазам даже сквозь веки. Послышался щелчок замка, дверь скрипнула. Свобода! — Раздвинув плечи, Сайгон вышел из темницы.
И тут что-то кинулось на Гильзу из темноты.
Глава 5 ДВАДЦАТЬ ВТОРОГО ИЮНЯ
Сверкнуло лезвие ножа.
Рискуя напороться на заточенный металл, Сайгон оттолкнул девушку и перехватил руку убийцы, который тут же вырвался и отступил назад. Повезло — кончик лезвия лишь оцарапал шею амазонки, выступила алая капля. Спичка погасла. И тут же загорелась новая. Нападение было неожиданным, но Гильза не ударилась в панику. Без огня никак. Бой в темноте с тем, у кого ноктолопия,[5] — чистейшее самоубийство. И потому — вторая спичка, сразу. Сайгон это оценил. Теперь бы девушке выхватить пистолет и направить на высокую чёрную фигуру… Но, похоже, Гильза безоружна — сдала арсенал после боевого дежурства, такое практикуется на многих станциях, на Святошине тоже.
— Не надо, — тихо произнёс Сайгон, обращаясь к чёрной фигуре, которая действительно была чёрной. Если ты на враждебной станции, лучше не привлекать к себе внимания громкими звуками, верно? — Это Лектор, мой напарник, — представил он девушке нигерийца. — А это, прошу любить и жаловать, комсомолка, спортсменка и просто красавица. Зовут Гильза. Она пойдёт с нами на Берестейскую. Такие дела, братишка.
Лектор (это он едва не отправил амазонку к праотцам) протянул руку:
— Лектор.
— Гильза. Приятно познакомиться.
Ответное рукопожатие было не по-женски сильным — разминая кисть, Лектор едва заметно поморщился. Он вновь удивил Сайгона: сначала предупредил о червях-мутантах, потом явился освобождать напарника, хотя выгоды ему от этого никакой, одни лишь хлопоты.
— Чем это меня уделали? — спросил Сайгон. — Хлоп — и отдыхаю.
— Электрошокером. — Лектор отлучился за границу света очередной спички. Послышалось узнаваемое журчание. — Девчонкам, которые в засаде, шокеры выдают. На случай близкого контакта с врагом. Я хотел предупредить, но…
— Брось. Я сам виноват, — прикусил губу Сайгон.
Гильза подожгла новую спичку от предыдущей и подула на обожжённые пальцы.
— Не стоит мешкать. Надо скорей покинуть станцию.
Она слишком бодро расходовала дефицитный товар, произведённый в Балабаново. А ведь один коробок жетонов на двадцать потянет, а то и больше. Сайгону никогда не нравились расточительные девушки.
— Согласен, — поддержал амазонку Лектор. — Валить отсюда надо.
— Без рюкзака и оружия никуда не пойду! — Сайгон был настроен решительно: он не оставит обитателям Нивок с таким трудом нажитое добро.
Нигериец молча протянул ему нож. Тот самый, сапожный. Заточенный так, что бумагу на лету можно резать. Другое дело, что Сайгон ни за что не станет портить целлюлозу просто так, она ведь жетонов стоит…
— Этого мало. — Сайгон вернул лезвие в самодельные ножны на голени.
— Всё здесь. — Ботинки и одежда, рюкзак, лук с колчаном, пистолет и шестерни перекочевали к фермеру. — Но цепь я оставлю себе. Если ты не против, босс.
Сайгон опешил:
— Нет… То есть я не против… Но как ты сумел всё это добыть?!
Лектор улыбнулся:
— Ловкость рук, босс. И никакого мошенничества!
* * *На правой кисти зеленела роза. На левой — ромашка. Отлично сделанные татуировки. Профи расстарался, высокого класса умелец, а не зёма из соседней роты, употребивший для храбрости полбанки «белой».
Вился дымок, весело потрескивало пламя. Сайгон неспешно подкладывал в костёр трухлявые доски, найденные нигерийцем в боковом ответвлении туннеля — это была опалубка; монтеры бетонировали что-то ещё до войны.
Гильза сидела напротив, скрестив ноги. На шее — длинный ремешок ридикюля, в котором поместилось всё приданое девушки. Она дремала в ожидании то ли ужина, то ли завтрака — со временем в метро полный бардак, а Сайгон разглядывал её и строил предположения о прошлом Гильзы. На привале-то заняться особо нечем, так почему бы и не поразмышлять о том о сём?..
Неужто мадам родом с Вокзальной и там её прописка до последнего звонка? Это многое объяснило бы — повадки, подозрительную склонность к феминизму… Все жители Вокзальной — сидельцы, расписные, что твои матрёшки: с затылка до копчика, от ногтей до корней волос. Глянешь на кожные покровы — лучшие художники времен от бизона до Барбизона и рядом не приседают. К примеру, у того вора в законе, что преподнёс Сайгону лук, на груди была выбита Джоконда, а классический фон дополнял собор без крестов. Нет, серьёзно: улыбка имбецила, скромное платьице, все дела. Прям репродукция из учебника по зарубежной культуре — чётко снято, класс!..
— Чего уставился? Татушки мои понравились? — Оказывается, Гильза вовсе не спала.
— Типа того, — почему-то смутился Сайгон.
— Это цветы, — словно маленькому пояснила Гильза. — Они до войны на поверхности везде-везде росли. Это роза, а это… — Она замешкалась, вспоминая слово. — А это… барашка. Да, барашка.
— Ромашка, — не подумав, поправил Сайгон и заметил, как зло блеснули глаза амазонки.
— У тебя, может, и ромашка, а у меня барашка!
— Извини. — Он отвернулся, сообразив, что Гильза никогда цветов не нюхала и букетов ей не дарили, ведь родилась она в подземке, а из всего, что тут растёт, цветами назвать можно разве что грибы и картофель, что, конечно, в корне неверно. — Перепутал, наверное. Просто видел когда-то похожий цветок, и он так назывался.
— Правда видел? — Глаза Гильзы округлились.
— Правда. — Сайгону показалось, что в голосе девушки прорезалось уважение.
— Ромашка… — Амазонка покатала слово на языке. — Ромашка, да?
— Угу, — кивнул Сайгон.
Разговор о пестиках-тычинках его малость утомил. Раздав еду и угостив спутников водой, он сунул руку под рюкзак, а лук определил так, чтобы в любую секунду можно было его задействовать. Он уже почти заснул, когда Гильза шепнула ему в ухо:
— А точно везде-везде?
Сайгон не сразу сообразил, о чём речь.
— А-а. Ну да, везде. Сплошняком. И дома, и машины, и… Везде, короче.
— Я так и знала! — Щеки Сайгона коснулась прядь рыжих волос. — Так и знала! Ну, ничего! В метро тоже будут цветы расти! Согласен?
— Угу… — ответил Сайгон и провалился в сон.
…Он был рад, что троица без проблем покинула Нивки.
За последней засадой, где Гильза долго о чём-то шепталась с высокой худющей девицей, Сайгону почему-то бросился в глаза светофор, который был перекрещен двумя планками. Светофор сломался ещё до начала войны, об этом-то и говорила метка-крест. Сайгону, как и многим обитателям подземелья, казалось, что до войны всё было идеально, а вот поди ты — сломанный светофор. Ерунда вроде, а всё-таки. Не боги, нет, обычные люди тогда жили.
Прям как сейчас…
Сети освещения на станциях и в перегонных туннелях управляются дистанционно — из диспетчерских пунктов. Об этом не говорят, но знают все. Если на руководство найдёт блажь, обесточенная станция погибнет. Это любому понятно. Поэтому на ответственные посты допускают только проверенных, уравновешенных людей. Сайгону пост главы Святошина явно не грозит. Хотя…
В «кабинете» Матвея Алексеевича, начальника станции Святошин, есть телевизор. Каждый день Матвей Алексеевич включает его часа на два, не меньше. Экран неизменно показывает серую рябь, звук сломался давным-давно, но Матвей Алексеевич никому не позволяет прикасаться к телевизору, так что о починке и речи быть не может. Антенна выведена на поверхность. Матвей Алексеевич до сих пор надеется. Двадцать с гаком годков миновало, а он каждый день садится перед «ящиком» и два часа пялится в экран. А вдруг?
И после этого начальник Святошина — человек уравновешенный?
Безумие, вот чем болеет всё метро.
* * *Проснулись, поели, двинули в путь.
Шли молча просто потому, что разговаривать было не о чем. Слишком уж разных людей свёл Хозяин Туннелей. То и дело поправляя рюкзак, Сайгон вспоминал, как однажды к Майору явился новобранец с Университета, шибко умный парень, который вовсю пользовался тамошней библиотекой, но не научной её частью, а собранием развлекательного чтива — фантастики, детективов и лавстори с комиксами…
«— Сталкеры? — Майор окинул юнца презрительным взглядом. — Да какие мы, тля, сталкеры?! Мародёры мы. Ма-ро-дё-ры. Трупы обираем, квартиры выставляем. Шакалим, проще говоря. Хочешь сталкером быть или ещё кем — пшёл нах отсюда, у меня в отряде такой сволочи не водится! Вопросы есть?
Паренёк громко сглотнул и, поправив на носу очки, быстро завертел головой из стороны в сторону.
— Вопросов нет, — улыбнулся Майор и хлопнул себя по пятнистому колену. — Отлично. На том и порешим: ма-ро-дё-ры. Сволочи мы и гады. Но остальным, чистеньким и благородным, без нас никак. Мы им нужны. Вот такие дела…»
Сайгон мгновенно вынырнул из воспоминаний, услышав, как тонкий детский голосочек проникновенно выводит под завывания баяна:
— Что за чёрт? Вы слышите?! — Сайгон завертелся на месте, пытаясь определить, с какой стороны доносится звук.
Лектор мотнул головой. Гильза вообще не удостоила Сайгона вниманием.
— Ну как же так?! Ребёнок поёт. Слышите?!
Гильзу вдруг затрясло, зубы её отчётливо клацали, она развернулась, явно намереваясь кинуться прочь.
— Эй, ты чего? — Лектор схватил её за плечо.
— Это… это… это… — У Гильзы зуб на зуб не попадал.
Сайгон шагнул к ней и влепил пощёчину. Помогло. На глазах у девушки блеснули слёзы.
— На Нивках, если рождается ребёнок с отклонениями, его… его… — Девушка разрыдалась.