Я почувствовал, что ситуация сложилась достаточно неприятная. С одной стороны, была нарушена неписаная этика адвокатов. Но стоит ли обращать внимание на такую мелочь? Тут женщина встала со стула. Сергей тоже поднялся из-за стола. Повисла неопределенная тишина. Я решил разрядить ситуацию.
– Коллега, – обратился я к Сергею, – пусть клиенты сами решают, с кем работать.
– Мы выбираем вас, – не раздумывая, ответила женщина. – Мы к вам первому подошли.
Я пожал плечами. Но Сергей, крепко вцепившись в томик УПК, словно это была палочка-выручалочка, стал тянуть его к себе.
– Но вы уже в кабинете, – стал торопливо говорить он, обращаясь к посетителям, – стоит ли вам выходить?
– Я готов уступить тебе, – пожал плечами я и повернулся к выходу.
Но женщина громко сказала:
– Нет-нет, мы пойдем с вами!
Почему она выбрала именно меня, непонятно…
– Хорошо, – ответил я, – пойдемте, я вас приму.
Мы перешли в мой кабинет. Усевшись у стола, женщина начала оправдываться:
– Извините, что так получилось… Но он сказал нам, что вы уехали… Мы ведь описали вас ему и кабинет ваш показали…
– Ничего страшного, – улыбнулся я, – он просто перепутал. Давайте перейдем к делу.
– Нам нужна защита. Точнее, нам нужен адвокат на суд. Ну, Дима, – женщина посмотрела на парня, – давай, рассказывай, как все было! И ничего не утаивай, ведь это твой адвокат.
– Да, собственно, что рассказывать… – тихо проговорил парень.
– Начни, например, с того, как твое имя и сколько тебе лет. – Я приготовился записывать.
– Девятнадцать лет мне…
– В армии служил?
– Нет, – парень покачал головой.
– А теперь – по делу. Я внимательно тебя слушаю!
– Примерно два месяца назад мы с приятелем пришли в гости к нашему товарищу. Мы с ним вместе в школе учились… У него родители отдыхать уехали, вот он и собрал небольшую компанию. Сидели, разговаривали, слушали магнитофон, с девчонками танцевали… И так получилось, что ребят было пятеро, а девчонок – только трое.
– И что дальше?
– А дальше – после танцев все разбрелись по комнатам, а мы с Игорем Огурцовым – я его раньше не знал, – остались вдвоем. Ну, сидели мы, выпили чуть-чуть. Потом решили развлечься. Игорь сказал: «Пойдем, постреляем» и достал из шкафа два охотничьих ружья. Отец нашего товарища, – пояснил Дима, – был охотником. Ну, мы взяли ружья, патроны…
– А патроны кто брал? – уточнил я.
Дима пожал плечами:
– И я брал, и Игорь… Потом мы вышли из дома.
– Сколько времени тогда было?
– Около часа ночи…
– И куда вы пошли с этими ружьями?
– Знаете, в районе Строгино есть спуск к Москве-реке. Вот мы туда и двинули. Поставили банки и стали палить по ним из ружей.
– Значит, и ты стрелял, и Игорь?
– Да, совершенно верно, оба стреляли. А потом… Потом приехала милиция. Милиционеры закричали: «Стоять! Руки вверх!»
– И дальше что было?
– Выстрелили в милиционера… попали в ногу. Тут же нас арестовали. Просидел я около месяца в следственном изоляторе в Бутырке. Потом меня освободили. Сейчас – суд.
– Диме вменяют две статьи: хулиганство, – вступила в разговор его мать, – и сопротивление сотруднику милиции.
– Неплохо! – покачал я головой. – А вы знаете, какой срок по совокупности этих статей?
– Да-да, – закивала головой мать, – мы знаем, что большой…
– Давай-ка мы уточним, – обратился я к Диме, – кто стрелял в милиционера – ты или Игорь?
Дима замялся.
– Вообще-то стрелял Игорь… Но на следствии мы так и не сказали, кто стрелял. Мы с ним договорились.
– А инициатива скрыть эту информацию от кого исходила?
– От Игоря.
– У него есть адвокат?
– Да, адвокат очень опытный.
– Хорошо… Когда суд назначен?
– Через неделю. В Московском городском суде.
– Да, ничего хорошего я не вижу, – медленно проговорил я. – А у тебя нет сейчас противоречий в показаниях с твоим подельником?
– Нет.
– Все ясно. Я готов взяться за твое дело. Хотя… Все, что вы рассказали, – это основные события. Мне необходимы уточнения.
– Пожалуйста, мы вам все, что нужно, расскажем, – быстро заговорила женщина, – бумаги представим – обвинительное заключение…
– Вы его не принесли? – спросил я.
– Нет, так получилось…
– Хорошо. Давайте оформим договор – соглашение об оказании юридической помощи. И самое главное – мне необходимо встретиться с адвокатом Игоря.
– Конечно! Хоть сейчас можно с ним встретиться! Он работает… – женщина назвала номер юридической консультации в районе Красной Пресни.
– Тогда звоните ему. Если он сейчас принимает, то поедем к нему на разговор.
Женщина вышла из кабинета. Вернувшись через некоторое время, она развела руками:
– Он сегодня не принимает, только завтра. Я созвонилась с Игорем, договорилась встретиться завтра в консультации. Вам в какое время удобно?
На следующий день мы встретились в юридической консультации на Красной Пресне. Консультация располагалась почти в таком же помещении, как наша, и тоже входила в состав Московской городской коллегии адвокатов.
В коридоре меня уже ждали Дима, его мать и еще один парень, высокий, с длинными волосами. Это и был Игорь, подельник Димы. Мы поздоровались.
– Сейчас мой адвокат освободится, – сказал Игорь.
Через несколько минут дверь кабинета открылась. Передо мной стоял худощавый мужчина лет пятидесяти, с короткой ухоженной бородкой и небольшой лысиной. В руках он держал портфель.
– Проходите, пожалуйста!
Мы познакомились.
– Сколько лет работаете в адвокатуре? – спросил адвокат.
– Недавно, – я опустил глаза, – еще полугода нет…
– Так у вас еще опыта нет, – разочарованно протянул адвокат.
Я понял, что поступил опрометчиво. Конечно, теперь клиенты могут отказаться от моих услуг, услышав, что я неопытен…
– А я уже около двадцати лет работаю, – с гордостью сообщил адвокат, – вхожу в «золотую десятку» лучших адвокатов Москвы. Фамилия моя – Князев. (Фамилия изменена. – Авт.) – Мне очень приятно, – сказал я. Впоследствии выяснил, что ни в какую десятку этот адвокат не входил. Да и вообще, есть ли такая?
– Давайте, коллега, – продолжил адвокат деловым тоном, – разработаем нашу общую позицию. Она, в принципе, проста. Я предлагаю такой вариант: каждый отрицает, что стрелял в милиционера. Вы согласны?
Я пожал плечами.
– Раз они сами решили… Я согласен.
– То есть, – подытожил Князев, – пусть суд – именно суд – определяет, кто из ребят стрелял в милиционера. Поэтому я предлагаю следующее. – Он посмотрел на Диму. – Дима, если тебя спросят, стрелял ли ты в милиционера, ты ответишь отрицательно. Если судья задаст вопрос, стрелял ли Игорь, ты ответишь, что не знаешь. Соответственно, те же вопросы, – адвокат перевел взгляд на Игоря, – могут быть заданы и тебе. Ты ответишь так же. То есть получится, что никто не скажет, что он стрелял в милиционера, и вы оба не видели, кто стрелял.
– Подождите, но ведь они вдвоем пришли, – прервал я Князева и обратился к ребятам: – Третьего не было?
Ребята дружно замотали головами.
– Какая разница, коллега? – перебил меня Князев. – Мы все решили и больше к этому вопросу возвращаться не станем.
– Хорошо, – согласился я, – пусть будет так.
– Тогда все вопросы решены, – заулыбался Князев. – До встречи в суде! – Он встал, показывая, что разговор окончен.
Мы вышли из консультации. Тут я вспомнил свое высказывание о стаже.
– Знаете, у меня действительно небольшой стаж работы адвокатом, – обратился я к матери Димы. – Если хотите, вы можете пригласить другого коллегу. Я готов отказаться. Ведь дело ваше действительно серьезное и сложное…
– Нет, что вы, нам лучше с вами! Мы вам верим! – произнесла женщина.
Через три дня состоялся суд. В зале судебного заседания народу было немного – мать и отчим Димы, родители Игоря и мы, адвокаты. Остальные – свидетели, работники милиции, какая-то незнакомая женщина и еще несколько человек.
Судья-мужчина, так же как и представитель прокуратуры, представился и начал зачитывать дело. Наконец дошло до допроса подсудимых. Я решил опросить свидетеля – женщину, которая вызвала милицию. Она жила в доме рядом, в квартире, окна которой выходили на Москву-реку. Она рассказала, что около двух часов ночи услышала выстрелы со стороны спуска к реке. Выглянув в окно, увидела, что два парня стреляли из ружей. Тут же она вызвала милицию. Вскоре приехал наряд. Больше женщина ничего рассказать не могла.
Судья поинтересовался, слышала ли свидетельница какие-либо нецензурные слова со стороны стрелявших. Я понимал, что он ищет признаки хулиганства.
– Да, – ответила женщина, – они ругались.
Когда пришло время задавать вопросы мне, я сразу же спросил, на каком расстоянии находится дом от спуска к реке. Женщина ответила, что около ста метров. Я достал фотографии и схему и показал, что мы замеряли расстояние – дом от места преступления находится в 430 метрах. Поскольку дело было зимой и окна плотно закрыты, женщина не могла слышать слов. Никакого смысла ругаться нецензурными словами нашим подзащитным не было.
– Да, – ответила женщина, – они ругались.
Когда пришло время задавать вопросы мне, я сразу же спросил, на каком расстоянии находится дом от спуска к реке. Женщина ответила, что около ста метров. Я достал фотографии и схему и показал, что мы замеряли расстояние – дом от места преступления находится в 430 метрах. Поскольку дело было зимой и окна плотно закрыты, женщина не могла слышать слов. Никакого смысла ругаться нецензурными словами нашим подзащитным не было.
Судья что-то отметил в своем блокноте.
Теперь мне хотелось опросить еще одного человека. Я спросил:
– Господин Огурцов, вы готовы дать показания?
Игорь хотел было встать, но адвокат остановил его и произнес, обратившись к судье:
– Ваша честь, если вы не возражаете, пусть сначала допросят его подельника Дмитрия… – Посмотрев на меня, он добавил: – Если, конечно, его защита не возражает.
Я пожал плечами:
– Пожалуйста, я не возражаю, пусть он будет первым.
Судья обратился к Диме:
– Меня интересует только одно. Это ты стрелял в милиционера?
– Нет, я не стрелял, – ответил тот.
– Значит, если ты не стрелял, то по логике выходит, что это был Огурцов?
– Нет, я не знаю, кто стрелял.
– Почему ты не знаешь?
– Потому что я стоял спиной и не видел, кто это сделал.
– То есть получается, – продолжал судья, – что и ты не стрелял, и Огурцов не стрелял. Так кто же это сделал?
Дима пожал плечами.
– Но тебе должно быть известно, что… – и судья стал говорить что-то об искренности показаний, о смягчающих факторах и тому подобное. Но Дима, как мы и договаривались, твердо стоял на своем.
– Хорошо, – кивнул головой судья. – Давай теперь выслушаем твоего напарника-подельника.
Игорь поднялся и вышел вперед, опустив голову. Я почувствовал, что здесь что-то не так. Монотонным голосом он стал произносить заученный текст о том, как он не хотел ехать на день рождения, как не хотел доставать ружья, как не хотел идти на Москву-реку и, наконец, как он не хотел стрелять… – Получалось, что все он делал против своей воли? – подумал я, внутренне усмехаясь.
– И что? – вступил в разговор судья. – Приехали работники милиции…
– Да, они приехали, – кивнул Игорь. – Я стоял впереди Дмитрия и держал ружье. Он стоял сзади. И тут раздался выстрел. Я повернул голову и увидел, как Дмитрий стрелял в работника милиции.
– Стоп! – сказал я про себя. – Вот оно, нарушение нашего соглашения! Такой подставы и такого спектакля я не ожидал…
– Хорошо, – сказал судья. – Значит, вы утверждаете, что вы не стреляли, а это сделал Дмитрий Орлов?
– Да, ваша честь, я это утверждаю, – повторил Игорь.
– Прекрасно! И что же было дальше?
– А дальше – мы побежали… Точнее, я побежал.
– А работники милиции?
– Они кричали вслед: «Стой, стой!» Но я убежал… И ружье выбросил.
– Да, это нам известно. Ружье на следующий день нашли на стройке рабочие и сдали его в отделение милиции. Ну что же, – судья помолчал, – картина мне ясна. У защиты есть какие-либо вопросы?
– Да, ваша честь! – ответил адвокат Игоря. Поднявшись, он начал юридически обосновывать показания своего клиента.
– Кстати, Огурцов характеризуется только с положительной стороны, – сказал он. – Вот характеристика из института, вот – с места жительства. Тут говорится, что он любит животных, заботится о старших…
Мне стало смешно. Какое это имеет отношение к случившемуся той ночью?
– Хорошо, – кивнул судья. – Мы все бумаги приобщим к делу. Еще есть вопросы?
– Да, ваша честь, – поднялся я. Внимательно посмотрел на судью и понял, что его уже не интересует это дело, ему все понятно и ясно. Один из подсудимых показал на другого, и теперь осталось одному срок уменьшить, а другому – по полной программе. Я заметил, что он равнодушно перелистывает бумаги. Князев же улыбался, глядя на родителей Игоря. Я громко заговорил:
– Я хотел бы спросить Огурцова только об одном. Я прекрасно понимаю, что ответ никак не повлияет на ход заседания. Мне просто интересно его услышать.
Судья, оторвавшись от бумаг, удивленно посмотрел на меня.
– Пожалуйста, спрашивайте, – кивнул он.
– Скажи, пожалуйста, Игорь, – обратился я к Огурцову, – если ты утверждаешь, что не стрелял в работника милиции…
– Да, – кивнул головой Игорь.
– Ты утверждаешь, что стрелял мой клиент, – продолжил я, – Дмитрий Орлов?
– Да, – он снова кивнул головой.
– Так почему же ты не положил ружье на землю и не показал сотрудникам милиции, что в стволе у тебя остался патрон, а убежал, да еще и ружье выбросил?
Парень не ожидал такого вопроса. И адвокат его занервничал.
– Ваша честь, я бы хотел… – начал он. Но судья прервал его:
– На самом деле, что вы тут спектакль разыгрываете? Думаете, мы не понимаем, что вы вводите нас в заблуждение, обманываете суд? Действительно, почему вы не показали, что у вас в ружье остался нестреляный патрон, а убежали и выбросили ружье? Кстати, патрон в ружье был стреляный, – добавил он.
Ситуация изменилась. Судья, казалось, встал на нашу сторону и скептически воспринимал все, что говорили Игорь и его адвокат.
Когда стали опрашивать следующих свидетелей, я сумел раскрутить милиционеров на признание того, что сотрудники в ту ночь были одеты в гражданские куртки, а фуражки забыли в машине. Кстати, и на машине, на которой они приехали, не было никаких опознавательных знаков.
– Таким образом, – обратился я к судье, – подсудимые не знали, что имеют дело с сотрудниками милиции.
В заключительном слове я сказал, что в связи с тем, что в ходе заседания обнаружилось много неясностей и неточностей, прошу направить дело на доследование. Судья так и поступил.
Таким образом я одержал свою первую победу.
Зал мы оставили молча. Адвокат Князев и Игорь с родителями быстро ушли. Я же прекрасно понимал, что они как союзники для нас потеряны. Но с другой стороны…
– Спасибо вам большое! – Мать Димы протянула мне конверт. Видимо, в нем лежали деньги. Выставив ладонь, я сказал:
– Нет, не нужно. Вы уже все оплатили. Притом, дело еще не закрыто.
– А что значит «дело направлено на доследование»? – спросила женщина.
– Это значит, что судом найдено много недочетов, и следователь станет снова разбираться.
– Но может, это будет хуже? – испуганно спросила женщина.
– Нет, что вы, это будет лучше, и намного! Неужели вы этого не понимаете?
– Я понимаю… Просто мы не ожидали, что такое может быть.
– Да, и я не ожидал, что со стороны Игоря может быть такая подстава! – Я повернулся к Диме: – Как только появятся новые следователи и тебя вызовут на повторный допрос, тут же звони мне. Поедем вместе.
– Хорошо, – кивнул Дима. – А сейчас что мне делать?
– Лучше не попадать в такие компании. А еще лучше, – я усмехнулся, – сидеть по вечерам дома.
Прошло время. Мои клиенты не звонили. Только потом, через несколько месяцев, торопясь к новому клиенту, в Бутырке я неожиданно встретил родителей Димы. Мать, увидев меня, подошла и поздоровалась, опустив взгляд.
– Что вы тут делаете? – спросил я. – Что с Димой?
– Он тут сидит…
– Сидит? Его что, арестовали по тому случаю?
– Нет… То дело было прекращено. Он… Он машину угнал.
– Как угнал?
– Вышел с ребятами гулять. А они решили покататься. И он попался. А поскольку он тогда находился под испытательным сроком, его сразу арестовали.
– Но я же предупреждал его, просил, чтобы дома сидел!
– Я понимаю, мы виноваты, не углядели… – тихо сказала женщина.
– Теперь я ничем вам помочь не могу. Занятость очень большая.
– Так получилось, – повторила женщина.
Я вошел в следственный изолятор. Заполняя листок вызова, думал: получилось, что, вроде бы, я вытащил Диму, спас от тюрьмы, а он опять загремел, да еще так глупо! А может, ему суждено было попасть в тюрьму? И даже лучше, что за угон машины, а не за какое-нибудь тяжкое преступление?
Прошли первые полгода моей работы адвокатом. За это время я провел несколько дел. Были среди них удачные, были проигрышные, когда все мои старания не признавались и судья выносил обвинительное решение. В конце того года у меня сложилось впечатление, что девяносто процентов выносимых приговоров имеют обвинительный характер. Конечно, у нас нет той системы, которую мы видим в американских фильмах, где идет настоящее состязание сторон – обвинители бьются с адвокатами на равных. А у нас что? Адвокат выносит свои просьбы, а они отклоняются судом, в то время как ходатайство обвинения обычно удовлетворяется. Зачастую ты выискиваешь в ходе предварительного следствия какие-то недоработки, а судья их тщательно «замазывает» – выполняет функции помощника следствию, которое имеет только одну цель – обвинить человека и посадить его в тюрьму. Не знаю, откуда это, может, из далекой сталинской эпохи с ее традициями… Но это есть. И оправдательных приговоров – меньше одного процента…