Лик их был ужасен и приводил наблюдателей — пешеходов и автолюбителей — в состояние оторопи и, как следствие, очень способствовал выполнению своих обязанностей. Одним словом все шло хорошо. Колонна почти уже дошла до самого полигона, машина с лейтенантом Крокодилом стояла метрах в пятистах от последнего железнодорожного переезда, ожидая подхода колонны. Второй грузовик позади собирал регулировщиков, лейтенант расслабленно курил возле машины, с удовольствием думая, что с первой же ответственной задачей сумел справиться без происшествий.
Так он думал, пока рядом не притормозил уазик начальника штаба полка. Из него выскочил всклоченный подполковник, набрал в легкие побольше воздуха и заревел, как взлетающий истребитель:
— Лииииийтина–а–ант!!! Твою же мать!
— А? Что?! — слабо вскрикнул лейтенант Крокодил и выронил сигарету.
— Ты знаешь, что творится??
— Никак нет, товарищ подпо…
— А почему ты не знаешь, что творится?? Ты у меня сейчас всё, бля, узнаешь!!! Бестолочь! Такое простое дело умудрился запороть! Бегом… нет, пулей! Пулей к переезду и разбирайся там, как хочешь! — подполковник пыхтя запрыгнул в уазик и скрылся в облаке пыли. Лейтенант Крокодил, практически буквально «теряя тапки и роняя кал», помчался к переезду.
Первое, что бросилось в глаза, неправильное такое, это стоящий пассажирский поезд. Колонна как шла, так и продолжала идти нескончаемым потоком, а поезд стоял. Подумаешь, может остановка тут у него. Длительная. Очень.
Так успокаивал себя лейтенант до тех пор, пока не увидел надпись, извещающую, что поезд таки скорый. И таки да, пассажирский. И станции поблизости нету никакой. Это значит, что дрессированные абреки каким–то образом остановили пассажирский состав и пустили перед ним технику, пугая чехов–пассажиров. Лейтенант схватился за голову — забыл! Забыл же им сказать, что поезда нельзя останавливать, это же огромная неустойка за опоздание и срыв графика движения! И кто платить будет?
Когда Крокодил подбежал к переезду, то застал там Худыйбердыева в позе пугала (руки раскиданы в стороны, морда глуповато–зверская, форма мешковатая, бормочет что–то ругательное), машиниста поезда, который молитвенно возносил очи небу и что–то кричал, судя по всему, тоже нецензурное. Завершал композицию командир полка, утирающий слезы, выступившие от смеха, и периодически вскрикивающий:
— Боец! Хи–хих…. Ой не могу! Худыйбердыев, блин! Я ПРИКАЗЫВАЮ, слышишь меня? Тха–ха–ха! Блин, кому расскажешь, не поверят же. А, вот и ты, лейтенант, наконец–то. Гы–гы, блин.
— По вашему приказанию прибыл…
— Хи–хи… слышь, лейтенант, ты его как так обучил, а? Он же меня не слушает вообще! Вот погляди. Эй, рядовой! Худыйбердыев!
Застывший в агрессивно–пугающей позе кривоногий степняк даже не повел ухом на окрик.
— Видал? А теперь ты попробуй.
Лейтенант подошел ближе, а потом вдруг заорал:
— Худыйбердыев, бля! Какого х*я?! Я тебя чему учил, рыцарь без страха и упрека? Я из тебя еще сделаю достойного члена общества, бл*ть! — услышав знакомый голос и интонации, солдатик вздрогнул, подпрыгнул, повернулся, приложил клешню к каске и прокаркал:
— Стравия жилаю, таварища лийтинанта!
Командир полка позади буквально загибался от смеха, едва не скребя ножкой шпалы:
— Лейтенант, убери этого… а–аха–хаха… потомка Чингисхана с путей, блин. Пусть поезд пройдет. У нас уже и колонна вся ушла, а он стоит, состав не пускает.
* * *На самом деле лейтенант Крокодил так и не понял тогда причин дикого веселья командира. На следующий день, когда прибыл командующий армией, к Крокодилу подбежал посыльный и сообщил:
— Вас срочно к командиру!
Подходя к командирской палатке, Крокодил услышал доносящийся из него громогласный смех и голос командира:
— Подъезжаю, короче, к переезду, притормаживаю, смотрю, поезд идет. Ну, думаю, пропустим сейчас и уже почти приехали. А тут этот… гы–гы–гы… как его, шизоид этот… выскочил на пути и замер истуканом. Под шлагбаум пролез, ножки свои куриные расставил пошире, лапки в стороны раскидал… Александр Македонский, бляха–муха… и стоит. А поезд идет. Дал гудок — степняк стоит, набычился только. Дал второй гудок, подлиннее, типа свали пока не поздно, а то размажу по рельсам! Боец стоит! Мало того, жезл вскинул и пошел навстречу поезду!!! Нет, вы только представьте, товарищ генерал! Я бы там от страха обосрался, а этот в атаку с жезлом на поезд! — раздался оглушительный взрыв смеха, потом командир полка продолжил, — Поезд по тормозам! Искры из–под колес, мат–перемат, я там уже небоевые потери себе представил, все ужасы. А машинист смог–таки остановиться. Буквально двух метров не хватило! Высовывается и как давай на Худыйбердыева орать, мол, уйди, дурашка, мы же опаздываем, нельзя так! Этот орел степной ухом не ведет. Думаю, пора вмешаться, вылезаю из машины, иду к нему, а он только покосился на меня и всё, никаких эмоций и реакций. Стоит как статуя Петру Великому в Ленинграде — хрен сдвинешь!
Дождавшись паузы в рассказе, лейтенант Крокодил робко кашлянул и сунулся в палатку:
— Товарищ генерал! Разрешите обратиться?
Командующий армии, багровый от смеха, обмахивающийся фуражкой, махнул разрешающе рукой.
— Товарищ генерал, так вот он, лейтенант, который так выдрессировал степняков! Они теперь только ему подчиняются! Да и то, если рявкнуть как следует!
Генерал всхлипнул и сказал:
— Молодец, лейтенант! Будешь ты толковым командиром, ха–ха, это видно сразу. Дай ему батарею, через месяц другой, полковник, посмотрим, что получится. Да! И этих абреков, которые теперь только его и слушают, к нему в батарею переведи, — генерал лукаво посмотрел на Крокодила, — Ну что, сынок, не подведи меня. Твоя батарея должна будет стать лучшей, ясно?
— Так точно, товарищ генерал! — рявкнул лейтенант.
Так оно и стало. Так и началась карьера будущего полковника Крокодила.
«Истребителю танков…»
Вот представьте себе, вы — командир артиллерийской батареи, на дворе 80‑е, вы служите в Чехословакии и вам, вместо нормальных, толковых призывников, пригоняют целый вагон «выходцев из Азии», которых отловили где–то в степях и отправили Родине служить. А они даже по–русски ни бум–бум. Представили? Так мой отец служил. Далее, его словами:
— Да пи*дец! Ну как ты ему втолкуешь, что такое буссоль и с чем ее едят? Что такое Основное Направление и какую рукоятку крутить, да на что нажимать надо, чтобы орудие бабахнуло? Он же по–русски ни бельмеса. Во! То–то! Практически никак! Одно странно, все эти товарищи волшебным образом понимали не менее волшебный русский мат.
Обычно как все было? Прихожу, запускаю взвод по секундомеру, смотрю, что Худыйбердыев и Мудаев тупят (не удивляйся, я их фамилии на всю жизнь запомнил), и ору: «Сержант Казаков, ко мне! Какого, мать твою, х*я, эти долбо*бы них*я не справляются? А? Я тебя спрашиваю! Даю сутки! Чтоб завтра все пучком было! Истребители танков, мать вашу!» и ухожу, или издалека наблюдаю, как сержанты «учат». Так сказать, передача эстфетной «палки» сверху вниз:
— Худыйбердыев, сука, ты куда снаряд потащил? Положи обратно в ящик! Что–о–о? «Не понимай»? Бля, иди сюда, сука, истребитель танков, ёп твою мать!! Ты чо, совсем тупой? Ты чо выставил? Почему пузырьки съеб*лись? Почему не на середине? Я тебе что говорил, орангутан, бля? Основное сорок пять ноль, а ты чо выставил? — и такой отеческий подзатыльник. — Муда–а–аев! Иди сюда. Бегом! Почему подшива грязная, ты, предок человека? Не успел??? Что ты сказал? Бегом марш подшиваться! Мля, истребители танков!
В результате, несмотря на незнание языка, эти «дети природы» от зубов знали уставы и боевую работу.
Как–то раз, проводили совместные учения, мы и чехи. Создали сводные дивизион — моя батарея и две их. Лучшие батареи Западного и Восточного округов. Выезжаем на огневую. И ведем огонь. Долго ведем. Тут следует команда: «Стволы вверх, от орудий. К орудиям не подходить!»
Ну все, думаю, накрыли не то что–то…
Через полчаса на огневую прибывают Министр Обороны Чехословакии со свитой и наших генералов куча, построил батарею, докладываю. А чехи, оказывается подумали, что мы в мою батарею переодетых офицеров засунули, чтоб, значит, их уделать, так хорошо отстрелялись. Не верили, что личный состав штатный.
— Твои? — спрашивают.
— Так точно, мои!
Ходит их Министр перед строем, по–русски шпрехает довольно сносно, у каждого солдата останавливается, вопросы задает, а я за ним иду.
— Точно твои? — спрашивает.
— Могу по каждому солдату сообщить личные данные. Мать, отец, женился, крестился, и так далее.
Чех останавливается напротив бойца и с подозрением спрашивает фамилию, должность и прочее. Не верит, что перед ним обычные солдаты.
— Твои? — спрашивают.
— Так точно, мои!
Ходит их Министр перед строем, по–русски шпрехает довольно сносно, у каждого солдата останавливается, вопросы задает, а я за ним иду.
— Точно твои? — спрашивает.
— Могу по каждому солдату сообщить личные данные. Мать, отец, женился, крестился, и так далее.
Чех останавливается напротив бойца и с подозрением спрашивает фамилию, должность и прочее. Не верит, что перед ним обычные солдаты.
И тут он добрался до Худыйбердыева:
— Фамилия?
— Худыйбердыев я! — солдатик выпучил глаза от усердия и глухо добавил, — Бы–ы–ыля.
Министр вскинул брови:
— Должность?
Заминка на несколько секунд, потом Худыйбердыев выпалил одним махом:
— Истрыбытэл танков, ёп тваю мать! — единственное, что накрепко засело ему в память.
— Пи*дец… — потерянно прошептал сержант Казаков.
Некоторое время Министр Обороны Чехословакии потрясенно молчал, потом махнул рукой:
— Всё, я верю, это штатная батарея.
И ушел.
ЗЫ. За отличное выполнение задачи по ведению огня всему личному составу батареи были вручены ценные подарки. Худыйбердыев получил командирские часы, на которых заботливый сержант потом собственноручно выгравировал надпись «Истребителю танков…».
Как полковник Крокодил к генералу ходил
Командиром полка быть почетно, но непросто. Это и так все понимают. Ты между двух огней — с одной стороны подчиненные, их немало и всех их нужно накормить, обустроить, одеть, научить…
С другой стороны над тобой всё командование вплоть до Москвы, всевозможные армейские чинуши, штабисты, генералитет, и все они чего–то от тебя хотят, потому что ты кормушка. Ты хозяйственная единица, тебе выделяют деньги и прочие материальные радости, и каждому золотопогонному хочется погреть руки на твоих складах. При этом для всех генералов ты кто–то вроде крепостной души, обязан быть безответным, подобострастным и уметь при случае радостно и зычно орать «Ба–ари–ин прие–ехал», изображая преданную стойку жополиза на задних лапках.
Как правило, от такой жизни большинство командиров полков и становятся такими дуболомно–злыми и даже, при особом усердии, превращаются в генералов. Многие, но далеко не все. Если командир полка умен и бит жизнью, то он сумеет организовать свою жизнь и жизнь вверенной ему части таким образом, чтобы часть эту и командира оной уважали как подчиненные, так и начальники всех мастей. Орать, брызгать слюной, брыкаться ножкой и изображать имбецила в таких случаях просто бесполезная трата времени, гораздо лучше подойти к вопросу установления своей репутации с умом…
Полковник Крокодил, командир артиллерийского полка и мой отец, имел территориально выгодное место расположения. Полк находился почти в полусотне километров от штаба дивизии, то есть непосредственное начальство не так чтобы далеко, если вдруг необходимо решить какой–нибудь срочный вопрос, но и не то, чтобы близко — если кому–то вдруг захочется посмотреть, чем живет Крокодил и его полк, то можно успеть подготовиться к встрече.
Одно напрягало — генерал, по дурости своей, или из лени, а может и жизненного интереса ради, обожал командовать, глядя подчиненному непосредственно в очи. Так он острее ощущал свое превосходство, видя, как взмыленные полковники вытягиваются перед ним в струнку и изображают любовь. Потому Крокодилу приходилось чуть ли не ежедневно, а то и по нескольку раз в день седлать своего верного коня японского производства и мчаться к обожаемому командиру. Однажды ему это надоело.
Зазвонил телефон. Полковник Крокодил, наученный опытом, поднял трубку и установил ее примерно в тридцати сантиметрах от уха:
— Командир N‑го артиллерийского полка, полковник Ж. слушаю.
— Твою мать!!! — заорала трубка. Это был командир дивизии, — Ах ты (вырезано цензурой), деревенщина! Какого (вырезано цензурой) техника не готова к проверке (вырезано цензурой)??? Ты что там, совсем (вырезано цензурой)? А ну, (вырезано цензурой) живо ко мне!
— Не могу, товарищ генерал.
— Чего (вырезано цензурой)??? Живо, сказал!
— Согласно приказу командующего округом за номером…, — принялся наизусть зачитывать Крокодил, — Командир не имеет права пользоваться в служебных целях личным автомобилем, равно как и служебным в личных. Правда, служебного автомобиля у меня нет — УАЗик вы мне уже год как обещаете, но так и не выдали, все топливо распределено на караульный грузовик и медичку. Не могу же я нарушать приказ командующего?
Генерал, видимо удивленный такой речью, в которой пестрели страшные слова «Приказ номер» и «Командующим округом», молчал. Потом он справился с собой и проскрипел:
— Умный, что ли? Лови тогда попутки, понял? Поезда останавливай (вырезано цензурой)!!!
— Есть, товарищ генерал! — ответил Крокодил и положил трубку.
После разговора он засек время, основательно собрался, запер кабинет и вышел из штаба. По пути он отловил своего зама и сказал ему:
— Значит так, Андрюха. С этого момента ты за меня. Будут спрашивать, куда я делся, отвечай, что убыл к командиру дивизии. Ясно?
— Так точно, товарищ полковник!
Потом Крокодил отправился домой. По дороге он купил пива и рыбки, по прибытию хорошо поужинал и устроился у телевизора.
На следующий день Крокодил встал часикам к двенадцати дня, упорно игнорируя истошные телефонные звонки. Надел форму, взял с собой вещмешок, в котором были уложены все необходимые по тревоге принадлежности, нацепил на себя сумку с противогазом и в таком виде залез в свою машину.
Неторопливо и спокойно, соблюдая все правила дорожного движения, полковник Крокодил добрался до штаба дивизии, не доезжая до него с километр вылез и дальше отправился пешком. Перед дверями штаба он тщательно присыпал ботинки и брюки дорожной пылью и поднялся к кабинету генерала.
Там орали. Стены тряслись, окна норовили прогнуться и лопнуть от звукового удара. Штабной писарь, сержантик, который должен был нести на подпись командиру какие–то документы, уже битый час околачивался у двери, не решаясь постучаться и войти, поскольку попасть под горячую руку ему вовсе не улыбалось.
Генерал буйствовал, цветы в кадках вяли от мата, штабная кошка, и так не раз получавшая от генерала пинка, спряталась в подвале и тихонько вздрагивала от доносящегося голоса. Во всех остальных кабинетах царила полнейшая тишина, только скрипели по бумаге шариковые ручки — то впечатленные штабники записывали за генералом его витиеватую речь, чтобы потом выучить наизусть и блеснуть при случае.
— Найдите мне этого несчастного полковника! К ноге, к ногтю! Перед троном мне его поставьте и нагните раком! Не желаю ничего слушать! Доставить! Живьем, из–под земли, спецназ на поиски! (Вырезано цензурой), (Вырезано цензурой), (Вырезано цензурой), (Вырезано цензурой).
— Ур–р–роды!!! — чуть переведя дыхание, продолжал генерал, — Потеряли командира? Потеряли, спрашиваю?? Где ваш командир?? МА–АЛЧА–АТЬ! Доставить его ко мне! На кресте! В терновом венке! Я его буду мучить! Пытать я его буду! Всю вашу часть я буду пытать раком! Вас не спасет НИЧТО!! Вам понятно?? (Вырезано цензурой).
Полковник Крокодил дождался очередного перерыва в монологе, коротко постучал и толкнул дверь вперед. Войдя в кабинет, полковник Крокодил отчеканил три строевых шага до огромного генеральского стола, мельком глянул на портрет президента, что висел на стене, приложил руку к фуражке и доложил:
— Товарищ генерал–майор! Полковник Ж. по вашему приказанию прибыл! — Крокодил застыл, словно изваяние.
Командир дивизии растерянно смотрел на «пропащего» командира, открыв рот. Картина маслом — «возвращение блудного сына», плавно переходящая в полотно «Иван Грозный убивает своего сына».
— Э–э–э, — выдавил генерал. Телефонная трубка в его руках трепетно молчала. — Нашелся, твою мать…
— Так точно, товарищ генерал!! — преданность во взгляде, пожираем начальство глазами. Многолетние тренировки этого взгляда не прошли даром. Генерал смутился, но зато быстро отошел от удивления.
— Ты (вырезано цензурой), осел! (вырезано цензурой) где был?? (вырезано цензурой) я тебя спрашиваю!!! Тебя же пол армии ищет! Да я же прокуратуру на уши поставил! Да я же тебя с говном съем!
— Разрешите доложить?
— Что? Доложить?? Ну–ка рискни! Давай–ка!
— Вчера, в шестнадцать нуль нуль, я получил от вас приказ прибыть на доклад. Поскольку нарушать приказ командующего округа о запрещении пользования личным автомобилем я не имею права, то решил последовать вашему совету и добираться поездом. После сборов и проверки вещевого мешка, а так же предписанного уставом технического обслуживания противогаза (а вы, естественно знаете, что на марше у военнослужащего обязательно должен быть противогаз), я убыл из своей части в направлении ближайшей железнодорожной станции. Приказа выписать мне военные проездные документы не поступало, потому поезд я пытался ловить как попутку. Разумеется, ни один поезд не остановился.