Глава III
Нас ждут мраморные гробы!
– Ничтожества! – раздраженно произнес барон. – Какого черта их спасать? Зачем они нужны? Им наплевать на все, лишь бы спасти свои никчемные жизни. Все их громкие признания в любви к Германии – обычная ложь. Вы знаете, что сказал перед тем, как прикончить своих детей, этот приволакивавший ногу уродец Геббельс?.. Германский народ оказался недостоин своих вождей, объявил он, и потому пусть гибнет вместе с ними… Как вам это нравится, господин советник?
Подтянутый мужчина, стоявший у окна, заложив руки за спину, пожал плечами.
– Мне это не нравится, господин барон. Но я знаю и другое – Геббельс был гением пропаганды. И его уроки нам еще понадобятся.
– Неужели вы надеетесь, что немцы еще раз клюнут на идеологию нацизма?
– На идеологию, в которой не будет крайностей, которые позволили себе Гитлер и Гиммлер. Уж мы-то с вами знаем, что в так называемом гитлеризме было многое, что существовало в сознании немцев и до него. И будет существовать дальше. Тут не о чем даже спорить.
Барон решительным жестом пресек разговор.
– Это все теории и философские дебри. Давайте отложим их для лучших времен. А сейчас надо заниматься вещами практическими. Например, «альпийским золотом».
Человек, которого барон назвал советником, не стал спорить.
– Вы хотите его найти и вывезти из Германии?
– Боюсь, сейчас нам не удастся это сделать. А я не фантазер. Поэтому наша задача – не допустить, чтобы оно попало в руки русских и американцев. Согласны?
– Что мы имеем? О золоте из оставшихся в живых могут знать Борман, Геринг, Лей… Борман исчез и хорошо, если он мертв, а не находится в руках русских или американцев. Геринг… Если бы он знал, то он бы не утерпел и давно уже торговался с американцами, но этого, по нашим сведениям, не происходит. Значит, он просто не знает. И это объяснимо – все-таки Гитлер ему не доверял в последнее время.
– Он что-то мог знать до их ссоры с фюрером.
– Его сведения просто устарели. Золото перепрятывали последний раз, когда между ним и Гитлером пробежала черная кошка. А теперь – Лей… Мне сообщают, что в тюрьме он мучается проектами послевоенного устройства мира, как будто его кто-то об этом спросит! Но американцам нужно от него совсем другое. Пока он молчит, но психика хронического алкоголика особенно после того, как ему не дают пить, вещь ненадежная.
– Конечно. Самое разумное в этой ситуации – нейтрализовать его, – спокойно сказал советник и спросил: – Как охраняется тюрьма?
– Неплохо, хотя… Американцы достаточно беспечны. Чувство победителя расслабляет. А зачем вам это? Неужели вы все-таки хотите попытаться освободить их?
– Господин барон, я знаю о вашем отношении к осужденным. Но, не буду скрывать от вас, на Тайном совете, в который я вхожу, принято решение попытаться вытащить кое-кого из тюрьмы. Мы уже нашли находящихся на свободе людей из группы Отто Скорцени, это лучшие специалисты по диверсиям. К тому же во Дворце юстиции и тюрьме работает довольно много немцев – пленных и гражданских. Если ими заняться… Да, а совсем рядом с Нюрнбергом несколько лагерей с пленными из частей СС.
– Вы знаете мое отношение к этим людям в тюрьме, – непримиримо сказал барон. – Я считаю большой ошибкой всякую попытку спасти их. Пусть отвечают. Они должны стать искупительной жертвой.
– Мы все знаем, – пожал плечами советник. – Больше того, некоторые члены Тайного совета разделяют вашу позицию. Но решение принято.
– Ну да, в дело вступает знаменитая немецкая дисциплина! Но ответьте мне – зачем они нам на свободе? Что с ними делать? Они вовсе не Наполеоны… Вспомните, советник, большинство из них выдали американцам сами немцы. Они не нужны никому! Неужели вы думаете, что найдутся желающие воевать за них?
– В том-то и дело, что найдутся.
– Наверное, наверное, найдутся отчаянные головы. Но как только вы вылезете, союзники введут военное положение и разнесут все, что еще не успели разнести.
– Но зато мы не допустим процесса, который переломит хребет Германии. Мы продемонстрируем силу нашего духа. Это главное!
– Господи, опять эта мистика! Вы еще расскажите мне, что надо вернуть Копье Судьбы, потрясти им и мир снова будет у наших ног.
– Но ведь он был у наших ног, барон, – напомнил советник. – Люди верили Гитлеру, потому что он сам верил в свое предназначение. И сегодня, когда немцы деморализованы и сходят с ума им нужен новый символ веры… Нужно продемонстрировать, что у нас есть силы и возможности, что мы не бараны, которых гонят на бойню или собираются кастрировать.
Барон тяжело вздохнул.
– О’кей, как говорят наши друзья американцы. Не буду вас и ваш Тайный совет разубеждать. Вперед, и пусть Копье принесет вам удачу.
– Хорошо бы его найти для начала, – засмеялся советник.
– Ах, у вас его и нет еще!.. А где же оно?
– Похоже, у американцев. Но мы попробуем его достать. Нужны символы, господин барон, символы! Вы слишком материалистичны, а общаясь с американцами, и вовсе превратитесь в бизнесмена. А немцам нужны символы духа. Так уж они устроены. Нам нужен не сам Гитлер, который в конце превратился в дряхлую развалину, а та сила, которая вознесла его на вершину. И отвернулась от него, когда он перестал слушать ее.
– Ох уж эти мне немцы!
– А чем же собираетесь заниматься вы, господин барон?
– Думаю, самое реальное, что мы можем предпринять, – дискредитация самого процесса. Немцы, весь мир должны увидеть, что это не настоящий и справедливый суд, а просто сведение счетов и месть победителей.
– Вы тоже немецкий мечтатель, господин барон. Найдете адвокатов, которые докажут, что Кальтенбруннер и Геринг – ангелы во плоти? Вы представляете, какие документы будут предъявлены? Чьи свидетельства? Какое впечатление они произведут?
– Представляю. Но у союзников на совести тоже масса грехов. И если в них покопаться, взять хороших адвокатов, доказать, что победители и побежденные одним миром мазаны… Процесс можно затянуть и профанировать.
– Вряд ли это нам позволят сделать, но попытаться можно, – согласился советник. – Давайте будем действовать с двух сторон.
Советник прошелся по кабинету. Улыбнулся каким-то своим мыслям.
– Кстати, Геринг говорит, что через пятьдесят лет германский народ признает его и всех остальных подсудимых героями, перенесет полуистлевшие кости в мраморных гробах из могил в национальный храм и будет молиться на них.
– Ого, толстый и жадный Герман записался в святые! Его надо было упрятать в тюрьму гораздо раньше, чтобы на его совести было поменьше грехов. А что касается их костей… Он ошибается, после того, как их повесят, союзники позаботятся, чтобы их трухлявые кости не нашел никто и никогда. Их просто уничтожат.
Советник засмеялся.
– Герингу сказали то же самое. И знаете, что он ответил? Что тогда возьмут чьи-нибудь кости, выдадут за кости Геринга и все равно возложат в мраморные гробы. И потекут миллионы паломников, чтобы приложиться к мощам великомучеников…
– О господи, кем себя вообразил этот толстяк!
– Сейчас он худ, как чучело. Кожа висит складками, как у слона. В них можно даже устроить тайник.
– Б-р-р… Какая мерзость! – передернул плечами барон. – Хорош символ нации!
Проводив гостя, барон вернулся в дом. Сверху по лестнице навстречу ему спустился Олаф.
– Ну, ты слышал? – поинтересовался барон.
– Да, и теперь мне понятно, зачем и от кого Гюнтер Тилковски получил команду перебазироваться со своими людьми ближе к Нюрнбергу…
– Думаешь, его хотят использовать?
– Ясное дело – они готовят нападение на Дворец юстиции. Именно этому их и учили. А каковы будут наши действия, господин барон?
– Наши действия? Наблюдать.
– И только?
– Пока да. Там видно будет. Посмотрим, что у них получится. Хотя я уверен, что у них не получится ничего.
– Осмелюсь заметить, господин барон, вы не знаете, на что способен Гюнтер и его люди.
Барон изучающе посмотрел на Олафа.
– Тебе что – хочется еще поиграть в войну? И получить от американцев пулю?
Олаф виновато опустил голову.
– Надо трезво и серьезно смотреть на вещи, мой мальчик.
– Но надо и что-то делать…
– Дело для тебя есть. Меня сейчас больше всего занимает старый пьяница Лей. Этот любитель витать в облаках и мастер высокопарных речей ни о чем… Американцы могут вытащить из него сведения о золоте, пообещав ему участие в каком-нибудь химерическом проекте. Его просто обведут вокруг пальца. Или применят к нему какие-нибудь спецсредства, которые развяжут ему язык помимо воли.
– И что же нам надо делать?
– Нам надо лишить его всех иллюзий. Прежде всего – относительно его собственной судьбы. Тогда он замкнется в себе и уйдет в свои мечтания, а там… Мы можем это сделать?
– Мне нужно подумать.
– Начинай прямо сейчас.
Постскриптум«Немецкий народ периодически производит на свет агрессивных лидеров, а затем слепо следует за ними. Детальное изучение личностей этих лидеров позволит получить больше информации о характерных и привычных устремлениях народа Германии, которая может оказаться полезной для тех, кто будет заниматься реорганизацией и преобразованием Германии.
– Но надо и что-то делать…
– Дело для тебя есть. Меня сейчас больше всего занимает старый пьяница Лей. Этот любитель витать в облаках и мастер высокопарных речей ни о чем… Американцы могут вытащить из него сведения о золоте, пообещав ему участие в каком-нибудь химерическом проекте. Его просто обведут вокруг пальца. Или применят к нему какие-нибудь спецсредства, которые развяжут ему язык помимо воли.
– И что же нам надо делать?
– Нам надо лишить его всех иллюзий. Прежде всего – относительно его собственной судьбы. Тогда он замкнется в себе и уйдет в свои мечтания, а там… Мы можем это сделать?
– Мне нужно подумать.
– Начинай прямо сейчас.
Постскриптум«Немецкий народ периодически производит на свет агрессивных лидеров, а затем слепо следует за ними. Детальное изучение личностей этих лидеров позволит получить больше информации о характерных и привычных устремлениях народа Германии, которая может оказаться полезной для тех, кто будет заниматься реорганизацией и преобразованием Германии.
Рекомендуем расстреливать осужденных не в голову, а в грудь, поскольку для изучения желательно получить минимально поврежденные тела, а в особенности – совершенно неповрежденный мозг».
Из обращения Комитета американских психиатров и неврологовГлава IV Почему Руденко?
На нюрнбергское кладбище Святого Иоганна вели кованные металлические ворота. За ними – тесно приставленные друг к другу старинные могильные плиты, кресты, редкие деревья, кирпичный забор. Неподалеку на полметра над землей возвышалась надгробная плита с двумя металлическими гербами, украшенная надписью, из которой следовало, что это могила великого немецкого художника Альбрехта Дюрера…
Постояв у самой знаменитой могилы Нюрнберга и несколько раз оглядевшись вокруг, Ребров подошел к дереву, росшему у могилы напротив и запустил руку в дупло. Нащупав там что-то, он быстро сунул сжатую в кулак руку в карман. Еще какое-то время проведя у дюреровского надгробия, быстро ушел.
Старинный Дворец юстиции, отделенный от улицы железной оградой, напоминал гигантский офис– бесконечные коридоры со стенами из холодного серого камня и бесчисленные двери кабинетов по обе стороны. По коридорам сновало множество людей с бумагами, папками, тяжелыми портфелями. Только в отличие от обычного гражданского учреждения здесь было много военных в мундирах разных стран, американских солдат из «МР» – военной полиции. Особое своеобразие этой толпе придавали молодые мужчины с носилками, метлами, кистями, одетые в зеленовато-коричневые маскировочные комбинезоны, на спинах у которых желтой краской было крупно выведено – PW. На английском это означало сокращение от «военнопленный». Американцы широко использовали для подготовки Дворца к суду над нацистскими главарями пленных эсэсовцев.
Надо признать, что янки не поскупились на траты: армия прислала целый полк для обеспечения работы трибунала – шоферов, шифровальщиков, телефонистов, копировальщиков, охранников… Во Дворце открыли пункт почтовой и телефонной международной связи, пункт обмена валют, ателье по ремонту и пошиву одежды, парикмахерскую, несколько баров и даже ночной клуб. Американцы не желали отказывать себе ни в каких удобствах и радостях жизни.
Советская делегация занимала отдельную секцию, при входе в которую красовалась внушительная табличка с надписью «Делегация СССР».
В одном из кабинетов Ребров колдовал над доставленной с кладбища Святого Иоганна шифровкой.
– Ну, закончил? – нетерпеливо спросил ворвавшийся в кабинет Филин.
– Да, Сергей Иванович, практически расшифровал…
– Так давай читай!
– Заключенных в тюрьме слушают и записывают круглосуточно – в камерах, в столовой, во время свиданий. Сведения о них спецслужбам и следователям так же поставляют работающий с заключенными тюремный психолог Келли. В последнее время американцы особенно активно работают с Робертом Леем. Они считают, что он может знать, где спрятано золото нацистской партии. В обмен на «альпийское золото» Лею намекают на свободу и жизнь в Южной Америке.
Ребров поднял голову.
– Все, товарищ генерал.
– Значит, они трясут Лея…
Филин прошелся по кабинету. Потом направился к двери.
– Будут спрашивать, я у Александрова.
Возглавлявший следственную часть российской делегации Георгий Николаевич Александров вполне мог сойти за родного брата Филина. Худой, лысоватый мужчина с внешностью классического русского интеллигента так же мало походил на военного человека, как и Филин. Они явно испытывали друг к другу симпатию, и потому между ними сразу установились вполне дружеские отношения.
– Что, еще не погиб под горами бумаг? – улыбнулся Филин, входя в кабинет. – Ты над ними тут как Кощей чахнешь.
– Скорее, как Скупой рыцарь, который ощущает всю мощь находящегося перед ним богатства, – привычно отшутился Александров.
Вид у него был усталый, но несомненно приподнятый. Филин это тут же отметил.
– Ну, давай хвались – я же вижу, ты весь аж светишься от радости. Чего нашел? Чего раскопал во глубине фашистских руд?
– От тебя ничего не утаишь! Мы нашли «Барбароссу» – план войны против СССР… Причем во всех деталях!
– Поздравляю. Здорово. Если учесть, что они будут доказывать, что это мы готовились напасть на них, вся их защита рушится… Ты в Москву уже сообщил?
– Готовлю донесение. А у тебя что?
– Американцы затеяли какую-то возню с Леем.
– На предмет?
– Считают, что он может знать секрет «альпийского золота». Лей сейчас выглядит самым подходящим для разработки на сей счет.
– А Геринг?
– Геринг по их мнению пребывает в сумеречно-агрессивном состоянии, с ним потребуется много возни. Неизвестно, сколько времени на это уйдет, что он потребует взамен… Его не так-то легко запугать. А Лея легко сломить, обмануть. Алкоголик с переломанной психикой. К тому же он уверен в возможности сотрудничества с американцами.
– Ну, знаешь, в этом они все уверены! Теперь они себя представляют не иначе как светлыми воинами Запада, оборонявшими его от коммунистической угрозы… Ну и какие предложения?
– Вы можете потребовать допроса Лея и задать ему вопрос о золоте?
– Прямо при американцах? – удивился Александров. – Ведь все допросы проходят по их разрешению и в их присутствии…
– Именно при них. Пусть знают, что у нас тоже есть информация на сей счет… Правда, я уверен, что нас к нему сейчас не допустят. Он сейчас даже не в камере, а в тюремном госпитале, куда они его поместили. Когда дело доходит до золота, все ворота закрываются…
– Да они их вообще открывают со скрипом. Первый раз позволили нашим допросить кое-кого из этой шайки только в конце июня. А сами их допрашивали с начала мая, сразу после интернирования…
– Союзники. Одно слово – второй фронт… Наш агент раздобыл текст послания Госдепартамента английскому послу Галифаксу. Там прямо было сказано: «До тех пор, пока информация, полученная от пленных, представляет ценность, допросы должны производиться исключительно английскими или американскими офицерами. В интересах США заключенные, взятые в плен американской армией, не должны допрашиваться в этот период ни польскими, ни советскими офицерами…» Вот так.
– Ну, мы тоже не все свои тайны демонстрируем. Есть еще новости? – прищурился Александров. – Ты же не только ради пьянчуги Лея пожаловал.
– Есть новости… Главным государственным обвинителем от Советского Союза назначен Роман Андреевич Руденко, прокурор Украины.
– То есть не Вышинский…
– Вышинский будет руководить работой советской делегации из Москвы, как председатель Комиссии при Политбюро. Ну, разумеется, будет наведываться и сюда.
– Значит, Руденко, – задумчиво произнес Александров. – Как думаешь, почему? В тридцать восемь лет – Главный обвинитель от Советского Союза? На небывалом в истории процессе!
Тут такой масштаб! Вон американский обвинитель Джексон считает, что для него это прямой путь к президентскому креслу…
– Руденко так считать не будет. Ему такое и в голову не придет. Никогда. Хочешь знать мое мнение? Решение политически очень грамотное. Появление Вышинского сразу вызвало бы ненужные ассоциации с процессами перед войной. Я думаю, в Москве это учитывали. А что касается Руденко… Что он видел, этот твой Джексон? Своими глазами? Читал в Америке газеты, да хронику смотрел. А Руденко всю войну был рядом с передовой. Он сам видел, что творили фашисты. Своими глазами. К тому же уже участвовал в судебных процессах над нацистами и их пособниками. Уже есть опыт, представляет, как они себя могут вести…
Постскриптум«Нужно сделать так, чтобы жизнь немцев на колонизируемых восточных землях как можно меньше соприкасалась с жизнью местного населения… учитывая, сколько там в каждой семье детей, нам будет только на руку, если их девушки и женщины будут употреблять как можно больше противозачаточных средств. Нужно не только разрешать неограниченную торговлю ими, но и всячески поощрять ее, ибо мы ни в малейшей степени не заинтересованы в росте численности местного населения»