– Ой, да какая разница! Пусть негры, фиг с ними. Вот, ты видишь несчастного африканского негра с одной стороны и злобного жадного магната с другой. И ты думаешь, что это разные люди, которые по-разному поступают. Но это не так. Это одно и то же. Стоит дать твоему несчастному негру возможность стать магнатом, как он тут же радостно ею воспользуется и из угнетаемого сам станет угнетателем. Разорит того магната и сделает его таким же несчастным, каким был сам. Ты не врубаешься, что негр и магнат – это не разные существа, а просто два разных состояния одного и того же существа – человека. И существо это Бог создал не из глины, а из говна. Просто в Библии слово «говно» кому-то показалось неприличным, и его заменили словом «глина».
– Прикольная философия, – оценил Влад. – По крайней мере, ее можно подтвердить рядом фактов. Я знаю как минимум одного негра, который был несчастным и голодающим в Африке, а потом стал президентом США и уничтожил почти под корень несколько народов.
– Он же вроде не в Африке родился… – попробовал восстановить справедливость Андрей.
– Какая разница?! – Рита пожала плечами. – Суть вопроса это не меняет. Наливай!
Андрей снова разлил виски по стаканам.
– Не все люди такие, – уверенно заявил Кирилл. – Взять мою маму. Да хоть что ей предлагай, она не станет делать других несчастными. Скорее собой пожертвует.
– Да, такие есть, – неожиданно согласилась Рита. – Но они встречаются не чаще, видимо, чем один на миллион. И знаешь, что я думаю насчет них? – Девушка понизила голос. – С ними ни фига не случится после этого апокалипсиса. Они выживут. Именно потому, что сделаны не из говна, а из прочной добротной глины.
– Вирусу по херу, – уверенно заявил Кирилл. – Он не выбирает целей, всех стрижет под одну гребенку.
– Противоречит фактам! – Влад тут же вступился за девушку. – Если бы он стриг под одну гребенку, то не было бы трех разных вариантов заражения. Одни дохнут, другие мутируют, а третьим как с гуся вода. Может, выжившие и есть те, о ком говорит Рита? Может, если следовать ее образу, вирус пожирает говно, а глину не трогает?..
– Обалдеть, как ты загнул, – Рита усмехнулась. – Но так тоже не может быть. Потому что треть выживших – слишком до фига. Тех, о ком мы говорим, тех, кто откажется от собственных благ ради блага другого, тех, кто с радостью пожертвует собой, не треть уж точно, а гораздо, гораздо меньше. И я уверена, что они, именно ввиду своих человеческих качеств, найдут решение и выживут. Еще и других, может, спасут. А если спасут и мир не очистится от людей полностью, это будет уже другой мир. Они уже не дадут ему стать таким говенным, каким был наш.
– Так, может, за них и выпьем? – предложил Андрей. – Хотя мне эта теория кажется просто философией на пустом месте. По мне, так просто миру пришел капец. Рано или поздно это должно было произойти. Или вулкан бы какой-то всех убил, или астероид…
– Это не вулкан и не астероид, – уверенно заявила Рита. – Вы заметили, что ни одна птица, ни одна собака не сдохла и не мутировала? Только люди. И то, что я тут вам говорю, это не пустая философия. Что, если этот вирус не случайность, не зараза из недр Земли, не мутировавший грипп? Что, если он и не оружие в прямом понимании, направленное на конкретного противника?
– А что тогда? – не понял Андрей.
– Вот взял кто-то и смастырил универсальный очиститель Земли от говна. Нет? Исключаете такую возможность? Смастырил и выпустил на волю. С целью разобраться, кто из чего слеплен.
– Антинаучно. – Кирилл покачал головой. – Невозможно сделать вирус с такой генетической избирательностью. Да и есть ли вообще гены, отвечающие за альтруизм, самопожертвование, жадность? Не думаю. Но тост поддерживаю. Правда, давайте выпьем за тех, кто слеплен не из говна!
Чокнулись, выпили.
– Чувствую, меня развезет такими темпами, – с усмешкой заявила Рита. – Не жрали же почти ничего, кроме этой гадской перловки. Только я вас прошу, мальчики, если я напьюсь в сосису, а это возможно, не насилуйте меня, пожалуйста, пользуясь моей беспомощностью! Я потом сама из вас кого-нибудь выберу и дам ему. Может, и не одному. Но сама! Ладно?..
Парни на несколько секунд потеряли дар речи от такой откровенности.
– Хорошо… – прервал Андрей затянувшуюся паузу. – Я слышал, конечно, что москвичи отжигают не по-детски, но не думал, что это вообще такой адский ад. Снимаю шляпу. Может, кинчик какой посмотрим? А то этот ретромузон вводит меня в состояние плохо контролируемой паранойи.
Никто не был против.
– Что будем смотреть? – спросил Андрей, открывая шкафчик с дисками.
– «Обитель зла»! – не сговариваясь, ответили все.
– Ага, поддерживаю, – роясь в дисках, кивнул Андрей. – И следующий тост за фильм, в один день превратившийся из фантастики в учебное пособие.
В это время руководству бункера было не до веселья. Измайлов понимал, что необходимо собрать старший офицерский состав на совещание, но решил провести его не в командном центре, а на верхнем уровне, в зале наружного мониторинга. Но за стенами бункера уже воцарилась угасающая белая ночь, и видимость для камер была никудышная. Пришлось заставить себя вернуться в свой жилой модуль, такой же большой, как у Андрея, но обустроенный с куда меньшей роскошью.
Выпив полстакана водки из холодильника, полковник разделся и устало улегся на диван. Но усталость одолевала его не от возникшей огромной ответственности, а исключительно из-за непривычно насыщенного дня. До него служба командира внутреннего гарнизона представляла собой череду одинаковых дней без всяких перспектив. Если бы не свалившийся как снег на голову апокалипсис, так бы и пришлось кочумать до самой пенсии.
Но катастрофа, низвергнувшая цивилизацию в бездну, вознесла самого Измайлова, сделав его важным и значимым. Из никому не известного офицера, сторожащего, как старый пес, будку советского бункера времен холодной войны, он стал настоящим властителем – в древнем понимании этого слова, когда нет ни конституции, ни начальства сверху, ни парламента, способного ограничить твои решения. Возможно, он стал вообще единственным выжившим властителем нового мира. Но даже если не единственным, это все равно не имело значения, так как новый мир не был цельным. Если даже и выжил кто-то еще, в других подобных бункерах, то теперь эти островки жизни разделяют десятки километров зараженного пространства, кишащего мутантами. По сути, они разделены расстоянием и опасностями так же, как города-государства Шумера, где каждым из городов правил свой властитель, свой царь.
Ощущение было странным, но щемяще-приятным. Ты – царь. И у тебя пятьсот подданных, чья жизнь целиком зависит от твоего решения. Или даже от прихоти.
С этой мыслью Измайлов и уснул.
Наутро, после завтрака, он явился в зал внешнего мониторинга, в котором собирался побеседовать с главными заместителями. Обстановка там напоминала центр управления космическими полетами, только в значительно меньшем масштабе. На стене висел трехметровый светодиодный экран, на который проецировалось изображение с одной или нескольких выбранных операторами камер, а также данные о состоянии атмосферы, наружной температуре, внешней электромагнитной активности и ряд других параметров. Перед основным монитором располагался широкий подковообразный стол, на котором были смонтированы около двух десятков мониторов поменьше, на каждый из которых выводилось изображение с одной камеры. Некоторые показывали картинку снаружи, а на некоторых экранах виднелись бетонные коридоры, склады, машины в техническом ангаре. Перед экранами в креслах сидели операторы из рядового и сержантского состава, в том числе несколько женщин, служивших по контракту. У дальней стены, отгороженное от остального пространства прозрачной стеной из триплекса, располагалось помещение для старшего вахтенного офицера, дежурного и пяти начальников секторов. Кроме столов там был смонтирован массивный пульт наподобие звукорежиссерского, с которого старший вахтенный офицер мог получить доступ к информации с любой камеры или датчика.
Измайлов, войдя в отгороженное помещение в сопровождении офицера для поручений, осмотрелся и приказал:
– Прошу вас временно перебраться в основной зал. Всех, включая вахтенного офицера. Мне необходимо провести совещание. Как я могу с вами связываться, если мне нужна будет конкретная картинка на мониторе?
– По селектору, – ответила вахтенный офицер. – Вот кнопка. Связь в дуплексном режиме.
– Понятно, спасибо. Можете выполнять.
Когда вахта покинула помещение, Измайлов отправил порученца пригласить остальных участников совещания. Среди них были майор Милявская, майор Грохотов, а также начальник службы материально-технического обеспечения капитан Звягин, в ведении которого находились склады и системы очистки воды и воздуха.
Когда офицеры расселись, Измайлов занял место за пультом и сказал:
– Первое и главное – потеряна связь с Кронштадтом. Причина неизвестна. Причем почти одновременно и с теми, кто на земле, и с подводной лодкой «Выборг». С подводной лодкой более или менее понятная ситуация, потому что на их канале пробивается несущая частота. Наш главный радист утверждает, что потеря модуляции при отсутствии потери несущей может означать физическое уничтожение внешнего антенного комплекса. В этом случае сигнал идет, но его эфирной мощности не хватает для передачи модуляции на большое расстояние.
– Мутанты, – уверенно заявил Грохотов. – Забрались на борт толпой и принялись все крушить. Судя по сообщениям полковника ФСБ Бориса Рощина, мутанты склонны нападать настолько большим числом, что способны блокировать даже мощную технику, банально прижимая ее к земле сотнями тел.
– Разве такое возможно? – поразилась Милявская.
– Более чем. Сто тел – это, грубо говоря, тонна, – прикинул Грохотов. – А мутанты буквально облепляли машину, цепляясь друг за друга, образуя слоистую гору. Даже тонна – это немалая нагрузка для легковой машины, а десять ее просто раздавят, если она не бронированная. Так что этот фактор нельзя не учитывать.
– БТР выдержит, мне кажется, любое число мутантов, – подумав, произнес капитан Звягин. – В смысле, на него не заберется мутантов больше, чем он выдержит. Места столько нет.
– Переоцениваете вы возможности БТР, – покачал головой Грохотов. – Если мутанты создадут баррикаду из тел, с ходу БТР ее не возьмет. Численное преимущество и согласованность действий – большая сила.
– Пока у нас нет данных о какой-то разумной согласованности мутантов, – резонно заметила Милявская. – Все очевидцы утверждают, что они просто со всех сторон набрасываются на добычу и пытаются выцарапать ее из-под брони. Так что все это из области догадок.
– Что толку об этом рассуждать, если мы не можем выйти наружу? – Звягин пожал плечами.
– Вот как раз для обсуждения возможности выхода наружу и необходимости такой вылазки я вас и собрал, – сообщил Измайлов.
– В такой необходимости нет сомнений, – уверенно заявил Звягин. – На складах достаточно продуктов, но все равно не безграничное количество. Если не найдем способа пополнять запасы пищи и воды, ни о каком выживании, в глобальном понимании, и речи быть не может.
– Дело не только в этом, – поддержала капитана Милявская. – Нам обязательно надо изучить инфекционный агент, чем бы он ни был. Возможно, это бактерии, возможно, вирус, может быть, даже микроскопический паразит. Неважно. Я склонна, в качестве рабочей версии, считать инфекционный агент вирусом, поскольку он вызывает высокоскоростные мутации, что невозможно без воздействия на генетический код жертвы. В любом случае, пока мы не поймем, что это, пока не выделим инфекционный агент в препарате, бункер будет находиться под вероятностно растущей угрозой заражения.
– Думаешь, герметичность не является гарантией? – Измайлов удивленно поднял брови.
– Герметичность – это не абсолютное, а относительное понятие, – уверенно заявила Милявская. – Если преграда, например бетон, непроницаема для воздуха, это еще не значит, что она непроницаема для вируса. Дело в том, что бетон на микроуровне имеет пористую структуру, которая может отсыревать практически насквозь.
– Наш бетон не отсыревает насквозь, и он непроницаем для воды, – заверил ее Измайлов.
– Чушь! Он просто очень медленно проницаем, и проницаем только на молекулярном уровне. Но вирус – это и есть молекулярный уровень. Я не исключаю возможности, что в каких-то местах вирус, с влагой или сам по себе, может, микрополость за микрополостью, преодолеть бетонную преграду и оказаться в атмосфере бункера. Это только теория, не более. Но вероятность такого развития событий не равна нулю, и, как любая вероятность, со временем только растет. То есть чем больше времени проходит, тем более вероятным становится заражение, вне зависимости от его причин.
– Хорошо, согласен. – Полковник кивнул. – Но что нам в этом плане даст вылазка, кроме резко возрастающей вероятности заражения?
– Мы сможем взять образцы грунта, растений, животных. Возможно, даже образец ткани мутанта, если получится его добыть. Имея препарат вируса, принимая, конечно, все меры предосторожности при обращении с ним, мы сможем выяснить пределы его жизнеспособности. При каких температурах он погибает, действуют ли на него известные обеззараживающие средства? Имея такую информацию, мы сможем не только принять ряд профилактических мер против заражения бункера, но и разработать систему безопасного возвращения в бункер после вылазок. Возможно, мы научимся обеззараживать еду и воду, добытые снаружи. Подобными перспективами нельзя пренебрегать. Неизвестно, насколько устойчив инфекционный агент, как долго он будет существовать в окружающей среде. Если это на десятилетия, то ваш план по превращению бункера в новую колыбель человечества просто невыполним. А план у вас именно таков. И я двумя руками за него.
– Мы все за него, – подтвердил Звягин. – Потому что другого смысла в нашем выживании просто нет.
Грохотов хмыкнул, но возражать не стал.
– Хорошо… – Измайлов пробарабанил пальцами по поверхности пульта. – Ира, у нас хватит ресурсов на полноценное изучение вируса?
– Вполне, – без сомнений ответила Милявская. – Их и не нужно много. У Грохотова есть полноценная лаборатория для исследования состояния среды после нанесения ядерного, химического, или бактериологического удара. Микроскопы, реактивы, боксы, контейнеры. У меня есть все необходимые средства по медицинской части. Я считаю, что можно смело готовить вылазку.
– Говоря о ресурсах бункера, которые можно бросить на изучение вируса, вы забыли о главном, – заявил Звягин. – Мы не можем вернуть в бункер ни группу после вылазки, ни сами контейнеры с образцами. Мы не можем опалить их высокотемпературным пламенем, как поступили с бронированными машинами прибывших.
– Да, это факт… – Измайлов нахмурился. – Вот уж задача так задача…
– Надо думать, – кивнул Грохотов.
– Я об этом думала весь день, – призналась Милявская. – И пришла к выводу, что нам необходимо смонтировать исследовательскую лабораторию не в бункере, а в одном из запасных шлюзов. Сколько их у нас?
– Четыре, кроме основного, транспортного, – не задумываясь, ответил Звягин. – Но через них нельзя провести технику, и выводят они сразу в бункер, у них нет чего-то похожего на транспортные ангары.
– Но их размеры не меньше этого отгороженного помещения?
– Даже больше! – осмотревшись, прикинул капитан.
– Такой площади хватит с избытком, – заключила Милявская.
– Хватит на что? – прервал ее рассуждения Измайлов. – Поясни суть идеи, Ира.
– Идея простая. Смонтировать лабораторию прямо в шлюзе. Выпустим людей через него штатно. Понятно, что, когда откроем внешние ворота, шлюз окажется заражен. Но нас это не должно волновать…
– Это как раз решаемая проблема, – добавил Грохотов. – Шлюз без людей мы запросто сможем очистить от вируса, уже есть опыт. Надо только заранее провести туда трубы для топливной смеси и дистанционные заменители.
– Вот да! – Измайлов достал из кармана блокнот и хотел было сделать пометку огрызком карандаша, но Милявская его остановила:
– Не сможем мы там работать огнем! Что за чушь? Я же говорю, нам необходимо в шлюзе смонтировать лабораторию! С тонким оборудованием! С микроскопами, сканерами, компьютерами. Ничего из этого не выдержит дезинфекции огнем. Так что сейчас, на этапе планирования, шлюз лучше считать зараженным. И принять меры другого характера, например установить постоянно работающие газовые горелки у герметичных стыков внутренних ворот, чтоб слово «герметичность» не сыграло с нами злую шутку.
Измайлов все же сделал пометку в блокноте.
– Я не понимаю логики! – честно признался Звягин. – Если мы выпустим людей наружу, они соберут пробы, но не смогут вернуться в бункер. Как мы исследуем эти пробы?
– Для этого и нужна лаборатория в шлюзе, – терпеливо пояснила Милявская. – Чтобы люди, вернувшись с образцами, могли их исследовать в шлюзе, не возвращаясь в бункер.
– Да это нереально! – запротестовал Грохотов. – Вы что?! Во-первых, нам тогда придется отправлять туда специалистов, способных управиться с этим оборудованием. Не рядовых солдатиков, которых можно пустить на убой, если что. Во-вторых, даже если послать спецов, вы представляете, как они будут работать в защитных комплектах? В противогазах, в перчатках… Это немыслимо! Вы, дорогая моя, сами-то химзащиту не надевали ни разу! А как они будут есть? Как они будут пить? Вы думаете, исследование уложится в один день?