Я тянусь вперед и позволяю воде заливать мои глаза и рот, а спина у меня пульсирует, как будто по ней бегают тысячи крохотных ножек. До этого момента я не понимала, насколько измучено мое тело. Болит каждая его клеточка, руки и ноги покрыты темными синяками.
Я понимаю, что уже смыла все, что можно было смыть, и дрожу от холода, но все равно не могу заставить себя выйти из-под воды. Это хороший холод, он очищает.
Но возвращаться надо. Я так ослабла, что подтягиваюсь на платформу только со второй попытки. С меня стекает вода, а на бетоне остаются мокрые следы от моих ног. Я отжимаю руками волосы, и даже это обычное естественное действие доставляет мне радость.
Потом я надеваю джинсы и подворачиваю один раз на талии, чтобы не свалились, но они все равно болтаются на бедрах.
И тут я слышу шаги за спиной. Я оборачиваюсь и одновременно прикрываю руками грудь.
Из темноты выходит Джулиан.
Продолжая прикрывать грудь одной рукой, второй я хватаю футболку.
— Не двигайся, — окликает меня Джулиан.
Оттенок в его голосе, как будто он приказывает мне сделать что-то крайне необходимое, заставляет меня остановиться.
— Не двигайся, — уже мягче просит он.
Нас разделяет двадцать футов, но от того, как он на меня смотрит, у меня такое чувство, словно мы стоим лицом к лицу. Я кожей чувствую его взгляд. Это как легкое покалывание. Я точно знаю, что должна надеть футболку, но не могу пошевелиться. Я даже дышать не могу.
— Я никогда раньше не видел такое, — просто говорит Джулиан и делает еще один шаг в мою сторону.
Косые лучи света падают ему на лицо, я вижу нежность в его глазах, вижу, как они затуманиваются, и от этого взгляда меня бросает в жар, тело мое начинает таять от удивительного ощущения теплоты и покоя.
И в то же время слабый голос где-то на краю моего сознания начинает кричать: «Опасность, опасность, опасность».
А за ним как эхо: «Алекс, Алекс, Алекс».
Так когда-то на меня смотрел Алекс.
— У тебя такая тонкая талия, — говорит Джулиан.
И все, больше он ничего не говорит, да и эти слова произносит так тихо, что я с трудом могу их расслышать.
Я заставляю себя отвернуться. Трясущимися руками я надеваю спортивный бюстгальтер, потом футболку. Когда я снова поворачиваюсь к Джулиану, мне почему-то боязно на него смотреть. Он подошел совсем близко. От него пахнет дождем.
Он видел меня без бюстгальтера.
Он смотрел на меня так, словно любовался.
— Лучше стало? — спрашивает Джулиан.
— Ага.
Я смотрю под ноги и осторожно провожу пальцем по порезу на шее. Рана в полдюйма длиной и уже подсохла.
— Дай посмотрю.
Джулиан тянется ко мне, но потом его рука замирает возле моего лица. Я смотрю ему в глаза. Он как будто спрашивает у меня разрешения. Я киваю, и тогда Джулиан мягко приподнимает мой подбородок, чтобы посмотреть на порез.
— Нам надо сделать повязку.
Нам. Теперь мы на одной стороне. Джулиан не собирается припоминать мне о том, что я его обманывала, и о том, что я не исцеленная. Интересно, как долго это продлится?
Он отходит к рюкзаку и вытаскивает оттуда медикаменты, которые мы украли из складской комнаты, — широкий пластырь, пузырек с перекисью водорода, антибактерицидную мазь и несколько ватных тампонов.
— Я сама могу, — говорю я.
Но Джулиан отрицательно качает головой.
— Давай я.
Первым делом он смачивает ватные тампоны перекисью и осторожно промокает рану. Перекись щиплет, я вскрикиваю и отшатываюсь назад.
Джулиан удивленно поднимает брови.
— Перестань, — говорит он и растягивает губы в улыбке, — Это же не больно.
— Нет, больно, — упорствую я.
— Вчера ты схватилась с двумя маньяками-убийцами. А сейчас не можешь просто чуть-чуть потерпеть?
— Это другое, — Я пытаюсь испепелить Джулиана взглядом. — Вчера был вопрос выживания.
Я догадываюсь, что он надо мной смеется, и мне это совсем не нравится.
Джулиан приподнимает брови, но ничего не отвечает и просто еще несколько раз промокает ватным тампоном мою рану. На этот раз я стискиваю зубы и терплю. Потом Джулиан выдавливает тоненькую полоску мази на пластырь и аккуратно прилепляет его к моей шее. Однажды Алекс также оказывал мне первую помощь. В ту ночь был рейд, полицейский пес укусил меня за ногу и вырвал кусок мяса из щиколотки. Мы с Алексом тогда спрятались в маленьком сарайчике. Я очень давно не вспоминала о той ночи, и сейчас, когда Джулиан прикасается к моей шее, у меня вдруг перехватывает дыхание.
Наверное, так люди становятся близкими — они залечивают друг другу раны.
— Ну вот, теперь как новенькая. — Джулиан смотрит на серое небо над решетками. — Ты сможешь идти?
Я киваю, хотя все еще чувствую слабость и у меня кружится голова.
Джулиан протягивает руку и сжимает мое плечо. Интересно, что он думает, когда прикасается ко мне? Чувствует он, как электрическая дрожь пробегает по моему телу? У него нет опыта общения с девушками, но его, кажется, это не смущает. Он переступил границу. Что он сделает, когда мы наконец выберемся отсюда? Конечно же, вернется к своей прежней жизни — к отцу, к АБД.
Может, он сдаст меня властям.
Мне становится дурно, я закрываю глаза и немного покачиваюсь.
— Ты уверена, что сможешь идти?
В голосе Джулиана столько нежности, что у меня сердце вот-вот разлетится на тысячу осколков. Это не входило в мои планы. Этого не должно было произойти.
Я вспоминаю о том, что сказала ему ночью.
«Ты и не должен ничего знать».
Жестокая, невыносимая и прекрасная правда.
— Джулиан… — Я открываю глаза, хотелось бы мне, чтобы мой голос звучал увереннее, — Мы разные. Мы по разные стороны. Ты же понимаешь это?
Взгляд Джулиана становится жестче, даже в полумраке я вижу, как блестят его глаза. Но когда он говорит, голос его звучит все так же спокойно и тихо.
— Я больше не знаю, на чьей я стороне, — говорит он и приближается еще на шаг.
— Джулиан… — Я с трудом произношу его имя.
И тогда я слышу это — приглушенный крик в одном из туннелей и тихий топот. Джулиан замирает на месте, и, когда мы смотрим друг другу в глаза, мы все понимаем без слов.
Это стервятники.
Ужас настигает меня, как внезапный удар в солнечное сплетение. Голоса доносятся именно из того туннеля, откуда мы пришли вчера вечером. Джулиан подхватывает рюкзак, я быстро втискиваю ноги в кроссовки, даже не надеваю носки и поднимаю с пола нож. Джулиан берет меня за руку и тащит за собой вперед, мимо деревянных ящиков к дальнему краю платформы. Мы всего в пятидесяти футах от ящиков, а уже почти ничего не видно, нас снова проглотила темнота. Она как пасть чудовища, но я стараюсь прогнать страх, потому что только темнота и способна укрыть нас от стервятников. Но меня преследует мысль о том, на что мы можем там наткнуться — на крадущиеся шаги, подвешенные к трубам тела.
В конце платформы начинается туннель, такой низкий, что мы с Джулианом вынуждены горбиться. Через десять футов мы натыкаемся на металлическую лестницу, она ведет в более просторный туннель с железнодорожными путями, но, к счастью, без текущей по стенам воды. Каждые несколько шагов Джулиан останавливается и прислушивается.
И вот оно, теперь точно ближе. Чей-то голос рычит:
— Сюда.
Звук этого голоса лишает меня дыхания. Альбинос. Я мысленно проклинаю себя за то, что убрала пистолет в рюкзак. Это так глупо, так глупо, но теперь в темноте и тем более на ходу нет времени его доставать. Я крепче сжимаю нож в руке, его тяжесть и твердая рукоятка придают мне уверенности. Я ослабла, у меня кружится голова, я голодная и вряд ли смогу серьезно постоять за себя. Мысленно я молюсь, чтобы стервятники потеряли нас в темноте.
— Сюда!
Голоса становятся все громче и громче. Гремят металлические ступеньки лестницы. От этого звука у меня кровь холодеет в жилах. А потом я вижу на стенах зигзаги света, желтые вспыхивающие щупальца. Ну конечно, у них фонари. Теперь понятно, почему они продвигаются так быстро. Стервятникам не надо думать о том, чтобы их увидели или услышали. Они — хищники.
Мы — дичь.
Спрятаться. Это наша единственная надежда. Нам надо спрятаться.
Справа от нас сводчатый проход, в нем темнота еще чернее. Я стискиваю руку Джулиана и тяну его туда, в проход справа, а через него в другой туннель. Этот туннель на фут ниже того, по которому мы шли, и по нему растянулись лужи с вонючей стоячей водой. Мы на ощупь пробираемся в темноте. Стены гладкие, спрятаться негде — никаких углублений, ниш или завалов из деревянных ящиков. Паника начинает набирать силу. Джулиан, должно быть, чувствует то же самое, потому что он теряет равновесие и соскальзывает ногой в узкую длинную лужу. Слышен громкий всплеск.
Мы замираем на месте.
Стервятники тоже. Ни звука шагов, ни голосов.
Мы замираем на месте.
Стервятники тоже. Ни звука шагов, ни голосов.
А потом свет прокрадывается в черный сводчатый проход и, как голодный зверь, «обнюхивает» землю. Мы с Джулианом не двигаемся с места. Он один раз сжимает мою руку и отпускает. Я слышу, как он снимает с плеча рюкзак, и понимаю, что он решил достать пистолет. Бежать дальше нет смысла. Вообще-то и драться тоже… Но так мы хотя бы заберем с собой пару стервятников.
У меня вдруг все плывет перед глазами, и я встряхиваюсь. Слезы щиплют глаза, я вытираю их тыльной стороной запястья.
В голове только одна мысль: «Не здесь, не так, не под землей, не с крысами».
Свет становится ярче — к первому лучу присоединился второй. Теперь стервятники двигаются тише, но я чувствую, что они специально тянут время, это доставляет им наслаждение. Так охотник, натянув тетиву лука, замирает, прежде чем пустить стрелу в цель. Последние секунды перед убийством. Я чувствую присутствие альбиноса. Здесь темно, я ничего не вижу, но знаю, что он улыбается. Я сжимаю в потной руке нож, рядом тяжело дышит Джулиан.
«Только не так. Только не так».
В моем сознании проносятся обрывки ощущений и воспоминаний: пьянящий запах летней жимолости; гудение пчел; ветки деревьев склонились под тяжестью снега; Хана бежит впереди меня, она смеется, ее светлые волосы раскачиваются за спиной.
Странно, но в эту самую секунду, когда я уже не сомневаюсь в том, что умру, меня сражает мысль: больше в моей жизни не будет ни одного поцелуя. Делирия, боль, все беды, которые мы из-за нее перенесли, все, за что мы сражались, все забирает прилив, и больше для меня этого не существует.
И когда лучи фонариков превращаются в яркий и слепящий свет фар, а тени за ними приобретают очертания реальных людей, меня захлестывает волна неудержимой ярости. Меня ослепляют плавающие в темноте яркие цветные вспышки. Я прыгаю вперед и, ничего не видя перед собой, размахиваю ножом. Крики, вопли, рев бьют в грудь и вибрируют на зубах, как металлическое лезвие.
Вокруг меня горячие тела и тяжелое дыхание. Чей-то локоть бьет меня в грудь, мощная рука обхватывает, сжимает и не дает дышать. В рот забиваются грязные сальные волосы, бок пронзает острая боль. Вонючее дыхание на лице, чьи-то гортанные крики. Я не могу понять, сколько здесь стервятников. Три? Четыре? И не знаю, где Джулиан. Я, не глядя, наношу удары, я борюсь за каждый глоток воздуха. Я в плотном кольце человеческих тел, и бежать некуда. Я колю, режу, полосую ножом человеческую плоть, а потом мне выворачивают руку, я кричу, и у меня отбирают нож.
Огромная рука нащупывает и крепко сжимает мое горло. Объем воздуха в моих легких сжимается до размеров булавочной головки. Я пытаюсь хватать ртом воздух, но у меня ничего не получается. Высоко надо мной плывет в темноте крохотный пузырек света или воздуха. Я тянусь к нему, пытаюсь вырваться из засасывающего меня мрака, но мои легкие забиты илом, и я иду ко дну.
Я тону. Я умираю.
Я слышу тихую частую-частую дробь, наверное, опять начался дождь. А потом вокруг меня снова вспыхивают огни, они кружат, двигаются, танцуют, как живые. Огонь.
Внезапно железная хватка на моем горле ослабевает. Воздух вливается меня, словно холодная вода. Я жадно ловлю его ртом и чуть не захлебываюсь. Потом я становлюсь на карачки, и в какой-то момент мне кажется, что все это только сон. Я стою в реке из меха, из потока маленьких тел.
А потом у меня в голове проясняется, и я понимаю, что туннель полон крыс. Их сотни, крысы бегут, перескакивают друг через друга, врезаются мне в руки, тыкаются носом в колени. Два выстрела эхом разносятся по туннелю. Кто-то кричит от боли. Надо мной силуэты каких- то людей схватились со стервятниками. У этих людей в руках огромные факелы. Пламя пахнет грязным маслом. Люди орудуют своими факелами, как фермеры косой. Дальше только отдельные картинки: Джулиан согнулся под углом девяносто градусов и держится рукой за стену; стервятница с искаженным лицом кричит что-то, ее волосы вспыхивают от одного из факелов.
Это страшно, но страх уже другой. Я замерла, стоя на коленях, а вокруг меня кишат крысы, они бьются о меня, скользят, пищат и хлещут хвостами. Меня парализовало от гадливости и страха.
Этот кошмар мне снится. Это не может быть реальностью.
Крыса забирается мне на колени. Тошнота подкатывает к горлу, я кричу и отшвыриваю крысу в сторону. Крыса с глухим стуком бьется о стену, верещит, а потом присоединяется к общему потоку и бежит дальше. Это так мерзко, что я не могу пошевелиться. Я начинаю хныкать, как маленькая. Может, я умерла и попала в ад и это наказание за делирию и за все нехорошие поступки, которые я совершила. Теперь моя жизнь, в наказание за непокорность, как и написано в руководстве «Ббс», превратилась в мерзость и хаос.
— Вставай.
Я поднимаю голову. Надо мной стоят два монстра с факелами. Да, именно так они и выглядят — подземные твари, только наполовину люди. Один из них просто гигант. Настоящий Рэтмен. У него бельмо на одном глазу, а второй черный и блестит, как у дикого зверя.
У второго монстра горб, похожий на перевернутую вверх килем лодку. Длинные грязные волосы скрывают его лицо, и трудно сказать — мужчина это или женщина. Он (или она) завел Джулиану руки за спину и связал проводом. Стервятники исчезли.
Я встаю. Пластырь на моей ране отклеился, я чувствую, что шея стала влажной.
— Шагай.
Рэтмен указывает факелом в темноту у меня за спиной. Я замечаю, что он слегка согнулся и держится за правый бок. Я вспоминаю о выстрелах и о том, как кто-то кричал. Может быть, он ранен?
— Послушайте, — говорю я дрожащим голосом и умоляюще складываю руки, — Я не знаю, кто вы и чего вы хотите, но мы просто пытаемся выбраться отсюда. У нас почти ничего нет, но вы можете забрать все, что захотите. Просто… отпустите нас. Пожалуйста. — У меня срывается голос. — Пожалуйста, отпустите нас.
— Шагай, — повторяет Рэтмен.
Он снова тычет факелом в темноту, на этот раз так близко от меня, что я чувствую жар от огня.
Я смотрю на Джулиана. Он едва заметно качает головой, по глазам можно прочитать: «А что мы можем сделать?»
Я поворачиваюсь и иду, куда приказано, позади меня идет Рэтмен с факелом, а впереди сотни крыс бегут в темноту.
Тогда
Мы не знаем, что будет на третьей стоянке и будет ли она вообще. Тэк и Хантер не вернулись в хоумстид, поэтому неизвестно, сумели они закопать провиант на окраине Хартфорда, штат Коннектикут, примерно в ста восьмидесяти милях от Рочестера, или с ними что-нибудь случилось в пути,
Я не представляю, что мы будем делать, если на третьей стоянке не окажется еды. Рейвэн тоже волнуется, хоть и не говорит об этом. Никто из нас не говорит об этом. Мы просто упрямо двигаемся вперед.
Но страх с нами. Когда мы добираемся до Хартфорда и идем между руинами разбомбленных домов, которые напоминают высохших насекомых, я не чувствую никакой радости. Наоборот, мы все чувствуем тревогу, она гудит между нами, как электричество в проводах, и лес вокруг кажется зловещим. В сумерках притаилась угроза, тени длинные, каждая как указующий перст. Целый лес черных рук. Завтра мы придем на третью стоянку, если она есть. Если стоянки нет, кто-то из нас умрет от голода прежде, чем мы двинемся дальше на юг.
И еще, если стоянки нет, можно будет перестать надеяться на Тэка и Хантера, потому что это будет означать, что они наверняка погибли.
Рассвет какой-то болезненный, воздух наэлектризован, как это обычно бывает перед грозой. Мы идем в абсолютной тишине, слышно только, как скрипит снег у нас под ногами.
Наконец мы у цели. Это место, где должна быть третья стоянка. Но здесь нет никаких знаков, которые должны были оставить для нас Тэк и Хантер. Ни зарубок на деревьях, ни привязанных к веткам обрывков ткани, ничего, что бы указывало на место, где зарыта еда и другие припасы. Это то, чего мы все боялись, но все равно я буквально физически ощущаю, как рухнула последняя надежда.
Рейвэн коротко и зло что-то выкрикивает, как будто ей дали пощечину. Сара оседает на снег и без конца повторяет «нет, нет, нет, нет», пока Ла не говорит ей, чтобы она заткнулась. У меня такое чувство, словно меня выпотрошили.
— Тут что-то не так, — говорю я, и мой голос звучит неестественно громко, — Это наверняка не то место. Мы ошиблись.
— Никто не ошибся, — тихо говорит Брэм, — Это то место.
— Нет, — я не собираюсь отступать, — мы где-то не туда свернули. Или Тэк нашел более подходящее место.
— Помолчи, Лина, — говорит Рейвэн, она до крови скребет ногтями виски, — Мне надо подумать.
— Мы должны найти Тэка.
Я понимаю, что только мешаю, и близка к истерике, но голод и холод выстудили из головы все мысли. Осталась только одна.
— У Тэка наша еда. Надо его найти. Нам надо…
— Тссс, — говорит Брэм, и я умолкаю.