– Думаешь?
– И когда люди умирают каждый месяц, это же не то что «мертвый» тянет к ним руки и убивает. У «мертвого» есть чувства, у него достаточно воспоминаний, чтобы полностью влиться в общество, и он понятия не имеет, что он «мертвый». Потому-то его и нельзя вычислить.
– Хмммм. Но тогда… – и я медленно задал следующий вопрос. – Хоть в какой-то момент можно все-таки понять, что именно этот и есть «лишний»?
– Да. Говорят, это всегда узнают после выпуска.
– И как же?
– Лишний просто исчезает. И, говорят, все документы и воспоминания людей тоже становятся такими же, как раньше были.
– А те люди, которые входят в класс как «мертвые», они кто? Они имеют или нет какое-то отношение к классу?
– Точно не знаю… а, но есть что-то вроде правила.
– Правила?
– Это всегда кто-то, кто раньше умер как часть этого «явления». Или бывший ученик класса три-три, или его младший брат или сестра, или…
– Тогда кто был в первый раз, двадцать пять лет назад? Сам Мисаки, который умер в прошлом году? Но тогда разве кто-нибудь не…
Кто-нибудь наверняка понял бы, что «Мисаки здесь», не так ли? Видимо, эта мысль доказывала, что я по-прежнему не мог отбросить «рациональное мышление».
– Столько изменений и подчисток происходят сами собой, так что, думаю, ничего удивительного не было бы, даже если бы это действительно был Мисаки, – ответила Мей. – Но, насколько я слышала, в тот год было другое.
– Тогда кто?
– Младший то ли брат, то ли сестра Мисаки. Этот человек погиб вместе с Мисаки… и был на год его младше, так что в том году как раз должен был учиться в третьем классе.
– Младший брат или сестра Мисаки… понятно, – повторил я, а потом не удержался от того, чтобы лишний раз уточнить: – Ты хочешь сказать, что целый год никто – ни учителя, ни ученики – не замечал, что в классе учится человек, который умер в прошлом году? Они это так и приняли, как будто ничего особенного?
– Именно это я и хочу сказать, – кивнула Мей, потом протяжно вздохнула и закрыла глаз – живое воплощение опустошенности. Секунды три прошло, прежде чем она пробормотала:
– Но… – ее правый глаз самую малость приоткрылся. – Действительно, как бы я ни старалась все объяснить, историю эту трудно понять, если только начать над ней думать.
– То есть?
– В общем… – Мей смолкла, размышляя, что сказать, но, когда она снова заговорила, речь потекла без запинки. – После целого года, когда это происходит, конечно, все помнят, что много людей умерло, но, похоже, страдают воспоминания о самих этих событиях. Особенно о том, кто был «лишним» в классе. У всех это происходит по-разному: некоторые забывают сразу же, но, как правило, воспоминания просто затуманиваются со временем, и наконец…
– …Они всё забывают?
– Я слышала от одного человека такой пример. Представь себе, что река прорывает дамбу и затапливает город. Потом вода отступает. Сам факт наводнения в памяти остается, несомненно, но воспоминания о том, что именно было затоплено и насколько сильно, постепенно стираются. И здесь как-то так. Думаю, их не «заставляют забывать» – они просто «не могут не забывать».
– …
– Двадцать пять лет назад – это для нас как байка, мы тогда еще даже не родились, но в глобальном смысле это было совсем недавно. Но если воспоминания всех, кто был с этим связан, стираются так быстро, то все получается, как ты сказал, Сакакибара-кун. История становится всего лишь страшилкой.
Губы Мей немного расслабились, но тут же ее лицо вновь застыло.
– В первые два года в этой школе до меня только обрывки слухов доходили. Как только нас распределили по классам на третий год, сразу устроили собрание, и там была пара ребят из класса три-три, которые как раз заканчивали год. Было что-то вроде «передачи эстафеты». Там я впервые услышала, что та легенда – на самом деле правда…
Ее голос звучал без запинок, в нем не было ни намека на эмоции, и все равно чувствовалось, что в сердце у Мей эмоции просто бушуют.
– Они нам все объяснили, и я поняла, что это не вранье, не шутка; что, может быть, нам следует это все воспринимать всерьез. И все равно в глубине души я верила не до конца. Что касается остальных – кто-то поверил сразу, кто-то не поверил вовсе…
В комнате вдруг зазвучала легкая мелодия – она шла из овальных часов, висящих над телевизором. Шесть вечера. Что, уже так поздно?
Не удивлюсь, если скоро мне начнет звонить бабушка: «Где ты?», «С тобой все в порядке?»
«Ужасная машинка».
Мне пришли на ум слова Мей – когда она их сказала?
«Ты можешь быть где угодно, но все равно ты не один. Тебя могут достать».
Я сунул руку в карман брюк и отключил мобильник.
– В общих чертах это вся предыстория, – сказала Мей и примостила узкий подбородок на ладони. – Хочешь узнать остальное?
– А, ага. То есть…
Как же можно не хотеть? Давай продолжай.
– Расскажи, пожалуйста, – попросил я и снова выпрямился.
10
– Вот уже двадцать пять лет происходит этот «аномальный феномен», хотя и не каждый год. Несложно догадаться, что люди пытались придумать что-нибудь, чтобы ему противостоять.
Мей начала рассказывать «остальное». Ее голос звучал так же отстраненно, как и прежде, однако чувствовалось, что она не без труда подбирает нужные слова.
– Но такая сумасшедшая тема, совершенно несовместимая с нормальной логикой… пожалуй, ее можно назвать сверхъестественной… такую историю не обсудишь со школьной администрацией.
– Это уж точно.
– Поэтому в самом начале все обсуждения стратегии шли на уровне тех, кто был непосредственно вовлечен в «проклятие класса три-три».
– И что за стратегия, экзорцизм какой-нибудь?
Простейшая идея, пришедшая мне в голову.
– Может быть, они и это пробовали, – ответила Мей без тени улыбки. – А еще – к примеру, сменить кабинет. До того класс три-три учился в старом здании – нулевом корпусе. Они думали, что, возможно, проклятие привязано к месту, к кабинету.
– Ага.
– Но ничего не вышло. Тринадцать лет назад построили новые корпуса, и кабинеты третьих классов переехали в корпус С. Видимо, они тогда надеялись, что все на этом и закончится. Но, как видишь, не закончилось.
– То есть ты хочешь сказать, что проблема не в кабинете и не в здании, а чисто в самом классе три-три?
– Именно это я и хочу сказать.
Мей ответила так же, как незадолго до того, потом снова протяжно вздохнула и закрыла глаз.
На миг мне показалось, что ее дыхание стало белым от чересчур усердной работы кондиционера. Сам того не сознавая, я вновь принялся тереть руки.
– И вот тут мы наконец подходим к главному, – произнесла Мей, приоткрыв правый глаз. – Говорят, это произошло десять лет назад. Непонятно, кому эта идея пришла в голову и он высказал ее вслух, но, так или иначе, они нашли стратегию, которая работала. Если ее придерживаться, можно уберечься от беды. Стратегия, при которой люди не умирают каждый месяц.
– А…
После этих слов некая смутная идея насчет этой «стратегии» начала формироваться у меня в голове. Вот почему. Вот. То есть…
– Мы обращаемся с кем-то, как будто «его нет»; вычеркиваем его вместо «лишнего».
Слова, сорвавшиеся с губ Мей, в точности совпали с тем, что я вообразил.
– Так в классе снова становится столько людей, сколько должно быть. Баланс сходится. И беда не приходит… благодаря этому талисману.
Интерлюдия II
Похоже, этот год «обычный». Слава богу.
В день вступительной церемонии парт было ровно тридцать, учеников столько же…
Лишнего у нас нет.
Просто здорово.
Прошлый год тоже был «обычный», помнишь? Интересно, раньше было, чтоб два года подряд ничего не было?
Тебе не нравится, что это выпало именно нам?
Нравится-нравится. Может, оно становится слабее.
И все же… неужели на самом деле, когда это начинается, каждый месяц кто-то умирает? Мне до сих пор с трудом верится.
Но смотри, они даже «передачу эстафеты» устроили, так что это не просто байка, скажи?
Да, и еще – два года назад из этого класса несколько ребят умерло, помните? То ли аварии, то ли самоубийства. И кто-то в их семьях тоже…
Это да, но…
Так страшно, что родные тоже могут умереть.
Опасней всего родителям и братьям-сестрам. И вообще кровным родственникам до второго колена – такое вот правило, насколько я знаю.
До второго колена? То есть бабушка с дедушкой тоже?
Вроде да.
Но, говорят, более дальние в безопасности – всякие там дяди-тети, двоюродные братья-сестры.
А что насчет того, что если ты живешь в другом городе, тебе ничего не угрожает?
Да, я тоже слышала.
И я. То есть, если что, можно уехать из города…
Да ладно.
Ну да, когда учишься в средней школе, не очень-то разъездишься.
Даже если я расскажу предкам, кто мне поверит?
Ладно, слушайте, в этом году не началось, чего теперь волноваться?
Я так рада, правда.
Если бы у нас был лишний, нам бы пришлось выбрать из наших кого-то, кого «нет», правда?
Это просто ужасно.
Но, говорят, когда такое происходит, учителя помогают.
…Все равно сложно как-то.
Как думаешь, кого бы тогда «не было»?
Кандидата безопасники выбирают, разве нет? Они небось уже выбрали кого-то на весенних каникулах на случай, если это «такой» год…
…Наверно.
Я вот думаю, может, Мисаки-сан?
А, ты тоже так думаешь?
Ну, у нее же фамилия Мисаки, и вообще! И еще я слышала, ее семья живет в районе Мисаки.
Знаю, да. В том страхолюдном кукольном музее.
Она вообще странная, Мисаки-сан, да?
И друзей у нее, по-моему, мало.
Когда я пытаюсь с ней говорить, она всегда такая, не знаю, холодная…
И всегда с этой повязкой ходит. У нее левый глаз искусственный, поэтому. Он синий.
Уэээ, правда?
Вообще не знаю, как с такими общаться.
И я.
И я тоже…
*
Слышал, к нам новенький переводится?
Ага. Вроде на следующей неделе?
Уже половина апреля прошла. Странное время для перевода.
Да уж… И есть подозрение, что у нас проблема.
Проблема?
Тебе не кажется, что это может оказаться опасно?
Что?
Не тормози, я про это.
Чего… не, не может быть.
Раз к нам придет новенький, значит, со следующей недели народу в классе будет больше и нам будет не хватать одной парты. То есть…
Ты хочешь сказать, этот год – на самом деле «такой»?
Говорят, вполне возможно…
Стоп. Народу станет больше, только когда новенький придет? Стало быть, в начале апреля у нас никого лишнего не было…
Это да, но вдруг у нас сейчас другой принцип, которого раньше не было, мало ли?
Хмммм. Зачем вообще понадобилось новенького запихивать именно в класс три?
Наверняка есть зачем.
Ну дают…
В конце концов, эта история не на слуху. Я слышал, директор об этом вообще почти не в курсе.
Хммм…
Да, и еще… вроде этого новенького зовут Сакакибара.
Уаа. Нехорошая фамилия. Но это еще не повод говорить…
Но он же и правда…
*
Я слышала, Кадзами-кун и Сакураги-сан вчера ходили в больницу.
Навестить этого Сакакибару-куна?
Ага. Навестить и разузнать кое-чего.
И что узнали?
Ну, он вроде по каким-то семейным обстоятельствам сюда приехал. Но он сказал, что никогда раньше в Йомияме не жил.
Ну…
И даже не останавливался здесь надолго.
Ну тогда…
Так что во всяком случае это вряд ли он – так они сказали.
В смысле, он не «мертвый»?
Во-во. Кадзами-кун ему руку пожал, чтобы проверить.
Пожал руку? Не помню, это что значит?
Вроде говорят, что если пожать руку «мертвому» при первой встрече, сразу почувствуешь. Говорят, его рука совершенно ледяная.
Ты уверена?
Он сказал, что у Сакакибары-куна рука была не холодная.
Пфф. Ну и… что это значит?
Это кто-то другой, не он.
А… ну да, наверно.
Но, возможно, кто-то у нас все-таки «лишний». Он сказал, что это все равно надо обдумать.
Безопасники над этим работают?
Похоже, нам придется всем вместе собраться и обсудить. И тогда, скорей всего…
Бррр. Честно говоря, понятия не имею, насколько вообще в это верить.
Думаю, все так. Я и сама тоже не понимаю… Но если это правда начнется, будет паршиво.
Ага…
Кто-то будет умирать каждый месяц. И эту проблему нам ни на кого не перекинуть…
…Ты права, да.
Ага. И поэтому мы…
*
Новый ученик, Коити Сакакибара-кун, придет к нам на следующей неделе, шестого мая.
С учетом его перевода – возможно ли, что это начнется на месяц позже, но все равно начнется? Такого никогда не было, однако на данный момент эта интерпретация выглядит разумной… Для надежности следует ориентироваться именно на нее. Так я считаю.
Но ситуация аномальная; возможно все-таки, что этот год – «обычный». Хотя, конечно, если это окажется не так, исправить ошибку будет уже трудно, так что…
…
…Как уже упоминалось, два года назад в «мерах по противодействию» была допущена большая оплошность. В результате скончалось семь учеников класса три-три и членов их семей.
…
…
…Значит, все согласны?
По решению класса, с самого начала мая мы должны вести себя так, словно Мисаки-сан в классе нет. Это требуется соблюдать неукоснительно и постоянно – как минимум на территории школы. Всем ясно?
Ээ, сэнсэй?
Да, Сакураги-сан?
Другие учителя об этом знают, кроме вас и Миками-сэнсэй?
Я рассчитываю на их полное сотрудничество. Однако обсуждать эти вопросы с другими учителями, помимо нас, категорически запрещается.
И не только с учителями. С кем угодно, кто не в классе три-три.
Вот именно. Прошу всех воздерживаться от упоминания этой темы, насколько возможно. Как нам сказали, нарушение этого правила приведет к непоправимой катастрофе. Можно сказать, это «конфиденциальное решение», секрет, который не должен покинуть пределы класса три-три. Раскрывать его без очень веской причины нельзя ни в коем случае.
Сэнсэй?
Да, Ёнэмура-кун?
Это и к нашим семьям тоже относится? Ни родителям, ни братьям тоже нельзя рассказывать?
Правило гласит, что рассказывать нельзя никому.
Но…
Я непонятно выразился? Школа – общественное образовательное учреждение, она никогда открыто не признает, что для предотвращения такого иррационального явления, как «проклятие», была применена столь алогичная мера. Несмотря на то, что в прошлом действительно произошло много смертей. Вот почему в течение многих лет эта система передается как секретная традиция данной группы людей. От всех, кто не входит в эту группу, секрет должен оберегаться. Ясно?
…
…
…
Мисаки-сан. В каком-то смысле, возможно, тебе этот разговор кажется совершенно абсурдным. Вероятно, тебе придется очень трудно, но… ты справишься?
…
Ты будешь сотрудничать?
Если я сейчас скажу «нет», вас это остановит?
Ну… конечно, мы не можем тебя заставить. Ты имеешь право отказаться. Однако если «контрмер» не будет, а «катастрофы» начнутся…
Да… знаю. Я понимаю.
Ты будешь сотрудничать?
…Буду.
В таком случае прошу всех с первого мая приложить все усилия, чтобы выполнить решение класса. И тогда мы сообща преодолеем все трудности и в марте успешно закончим год в добром здравии…
*
Тебе не кажется, что это опасно? Ну, что Сакакибара вытворяет.
Кажется.
Я думал, ему учителя вправили мозги еще до того, как он сюда пришел.
Это выглядит логично, но они же учителя. Возможно, они решили, что ученики сами между собой разберутся…
И еще Акадзавы нету. Болеет она, что ли? Если б она тут была, мигом бы навела порядок.
Возможно.
Ты бы тоже старался поактивнее. Ты же тоже безопасник, ага?
Но я и подумать не мог, что он так быстро это сделает…
Думай не думай, но он уже трепался с ней на большой перемене. Хотя ее типа как нет. Это значит, планам крышка?
Надо было не ходить вокруг да около, а рассказать ему раньше.
Кто бы говорил. Вы с Сакураги должны были все ему вколотить в башку, еще когда в больнице с ним виделись, ну или еще когда.
Нет, в тот день… тогда атмосфера была неподходящая, чтобы просто так затевать такие разговоры.
Тогда давай сейчас?
Стоп. Это…
Чего?
Смотри: если мы объясним ему ситуацию сейчас, это автоматически будет означать, что мы признаём, что она есть… а это плохо, не так ли?
Хммм…
Лично я думаю, что это будет очень плохо.
Может, если расскажем где-нибудь вне школы, это сойдет?
Возможно… а если нет, что тогда?
Эй, если начнешь сомневаться во всем подряд, мы ваще ничего никогда не решим.
И все же как-то надо Сакакибару-куна привести в порядок. Сделай что-нибудь, чтобы он перестал с ней общаться, иначе…
Ладно, попробую.
Что именно?
…Подумаю.
На «подумаю» мы положиться не можем.
Но не забывай вот чего. Он пошел против «решения», так что, если в мае никто не помрет, значит, и проблемы нету. Мы тут паримся, но если окажется, что этот год «обычный», то мы свободны.
Да.