Не время для славы - Юлия Латынина 23 стр.


Третий вопрос заключался в том, что жертвой оказался именно Заур. Кемировы оба были приговорены; оба были кровники Булавди. Но, насколько Кирилл знал, на Заура не было ни одного покушения. На Джамала – были. На Хагена охотились регулярно, как на бешеного волка, были покушения на Ташова, Гаджимурада. Но все-таки тот, чьей целью была месть, с куда большей вероятностью постарался бы убить Джамала. А вот тот, чей целью был шельф, несомненно, убивал бы президента республики.

Именно поэтому был так важен тот человек, которого видел Кирилл. Если покушение было делом рук Булавди, то киллер был почти наверняка смертник. Так, как сейчас сообщала официальная версия: подъехал шахид в дорогом «мерсе», заплел уши охраннику, – и снес кортеж вместе с собой, «мерсом» и будочкой. Если покушение было делом рук спецслужб, то смертника не было: был придурок. Придурок, которого лощеный человек в начищенных ботинках и черной кожаной куртке оставил болтать с охраной, – и пошел вперед, якобы в зал, а на самом деле, подальше от места будущего взрыва, сжимая за пазухой дистанционный пульт.

То есть не то чтобы Булавди не мог использовать придурка. Но смертник – это было сто процентов Булавди. А лощеный кавказец в начищенных темно-коричневых ботинках – это были варианты.

«Пять процентов от „Голубого костра“.

Пять процентов компании с потенциальной капитализацией в пятьдесят миллиардов долларов. Если Заура убили за это, то сколько стоит теперь жизнь Кирилла Водрова?

Если Заура убили за это, то как его брат собирается сохранить власть? В республике, в которой по лесам бегают сепаратисты, где половина подростков мечтает стать киллерами, а половина взрослых – президентами, где Кремль назначит президентом того, кто сожрет проект, потому что Кремлю были нужны Кемировы, которые содержали республику на собственные деньги, но ему совершенно не нужна республика, которая содержит сама себя…

Внизу, под окном, горели фары и факелы, и Кирилл вдруг увидел Джамалудина. Он шел, по-прежнему в черном высоком свитере, по расчищенному от снега двору, между вооруженных людей и молчащих чиновников, и вдруг Кирилл увидел, как из шеренги высоких бойцов к нему ступил Хаген. Хаген что-то закричал, по-аварски, Кирилл тщетно напряг лоб, пытаясь разобрать гортанные, резкие слова.

Хаген закричал снова. Крик его подхватили бойцы. Джамал остановился. Возле него внезапно оказался высокий, в барашковой шапке старик. Кирилл вдруг понял, что это, наверное, тот самый устаз, по крайней мере, перед кем еще Джамал мог опуститься на колени?

Барашковый старик заговорил. Откуда-то явился Коран. Теперь говорил Джамал. В морозном воздухе сверкали фары бронированных «мерседесов», и из рожков, вделанных в кирпичную стену, рвалось пламя факелов.

Джамал встал с колен и закричал – хрипло, яростно, и вместе с ним закричал Хаген и его бойцы, а потом ряды ОМОНа. Хаген подошел к Корану и положил на него руку: Кирилл понял, что он клянется в верности Джамалудину Кемирову.

За Хагеном подошел мэр Бештоя Гаджимурад Чарахов. За Чараховым – племянник Джамала, Амирхан. Люди подходили и подходили. За бойцами потянулись чиновники, за чиновниками – гости. Кирилл молча наблюдал, как Дауд Казиханов, сопровождаемый четырьмя своими сыновьями, клянется на Коране в верности Джамалу.

Кирилл не сомневался, что Дауд нарушит эту клятву, если будет выгодно. Но нарушить клятву – не то, что ее не давать.

Последним тридцатишестилетнему Джамалу присягнул Сапарчи Телаев. Кирилл бы не удивился, если бы услышал, что Сапарчи проглотил половину слов.

Во дворе поднялась суматоха. Люди стреляли в воздух, и кто-то читал нараспев Коран. «Он подготовил это заранее, – понял Кирилл, – он срежиссировал все, от Хагена до устаза. Он не собирается быть президентом этой страны. Он собирается быть ее владыкой. Горе тому, кто осмелится нарушить данную сегодня клятву, и горе тому придурку в Кремле, который решит, что президентом можно сделать кого-то другого».

– Кирилл Владимирович, – повторил Алихан, – нам лучше уехать. Вы совсем больны.

Кирилл кивнул и повернулся, чтобы идти. Поворачиваясь, он хотел переложить в карман фотографию киллера, – он до сих пор держал ее в руке, но пальцы его задрожали, Кирилл споткнулся, глянцевый листик вылетел из ладони и заскользил по паркету. Алихан мгновенно кинулся его подбирать.

– Откуда она у вас, Кирилл Владимирович? – сказал Алихан.

– Ты знаешь этого человека?

Мальчик молчал несколько секунд.

– Это тот, который привел нас к Белой Речке. Его зовут Максуд.

* * *

Фотография Косого Максуда вовсе не случайно оказалась на столе Джамалудина меньше чем через сорок часов после смерти брата.

События, приведшие к ее появлению, начали разматываться с неумолимостью якорной цепи, выброшенной сухогрузом на рейде, сразу после того, как эксперты установили характер и тип взрывного устройства, уничтожившего машину Заура Кемирова.

То, что взорвалось в багажнике черного «мерса», было не самодельное взрывное устройство и даже не переделанный фугас. Это была морская донная мина МДМ-3, длиной полтора метра и калибром 450 мм, такая же, как та, которую вынес сель на дорогу перед Хагеном.

Это обстоятельство привело к существенным переменам в судьбе четырех молодых людей, трое из которых происходили из села Хагена, а четвертый был сыном главы Верховного суда республики.

Ко времени покушения на Заура все четверо уже были на свободе; дело о их перестрелке с Сапарчи развалилось на стадии следствия, а мины им никто официально не предъявлял. Все жили себе спокойно в своих домах, и один даже устроился в службу судебных приставов. Спустя три часа после покушения, – даже раньше, чем смерть Заура была официально подтверждена, у четырех домов остановились машины АТЦ, и люди, вышедшие из них, забрали парней с собой. Сын председателя Верховного Суда жил вместе с отцом, но отца даже слушать не стали.

Еще через три часа два БТРа и джипы заехали в Тленкой к Мураду Кахаури, тому самому чемпиону мира среди юниоров, который хотел уйти с Алиханом в Чечню. Тогда на Белой Речке Мурад тоже остался жив, и его выпустили еще месяц назад.

Мурад не был расположен сдаваться живьем, и после того, как вышел из СИЗО, всегда носил на себе пояс смертника. Но так получилось, что на Белой Речке ему прострелили копчик, и с тех пор время от времени у Мурада отнимались ноги. И вот за день до этой истории у Мурада отнялись ноги, и он лежал дома у сестры и смотрел телевизор, а его сестра, которая очень не любила, когда Мурад ходит в поясе шахида, взяла эту опасную в хозяйстве вещь да и зарыла во дворе. И вот, когда Мурад увидел, что через забор прыгают бойцы АТЦ, он пополз с кровати и стал шарить по дому в поисках пояса, но пояса нигде не было, и в результате вместо рая он оказался в багажнике.

А на следующее утро приехал сам Джамалудин.

К этому времени уже было известно, что парни купили донную мину у Мурада, а Мурад, в свою очередь, был не владельцем, а посредником. Мину ему продал Косой Максуд.

Этого Максуда Джамалудин знал давно, еще с девяносто шестого года. Они вместе шкодили в Москве, и когда Максуда объявили в федеральный розыск, Джамалудин сам посоветовал ему убираться в Чечню. Максуд убрался, а через два года Джамалудин встретил его на каком-то выкупе: Максуд толковал Коран и просил двести штук за пленника.

– Тебе ли толковать Коран! – возмутился Джамалудин, – ты сюда сбежал от статьи, а туда же!

Уже после взрыва в роддоме Джамалудин снял с Максуда розыск. Ему был нужен осведомитель среди боевиков, и Максуд отработал свои деньги. По некоторым признакам Джамалудин догадывался, что Максуд подрабатывает на ФСБ, а заодно и киллером по найму. Так было всегда: уж если человек был гнилой, то он был гнилой везде.

Поехали домой к Максуду, но Максуд исчез сразу после Белой Речки, понимая, что этого ему не простят никогда. Родных его было брать в заложники бесполезно, было понятно, что Максуд такой человек, что сам зарежет и сына, и мать, – не то что поменяется с ними смертью. Отец честно рассказал все, что мог. По результатам его рассказов навестили гараж на окраине Торби-калы, и нашли там еще одну мину, чистенькую, готовенькую, 87-го года выпуска.

Неожиданно получалось, что мина действительно приехала из Торби-калы. Однако Максуд пропал, а может, его уже и убили. Сама же личность Максуда нисколько не указывала на заказчика: им мог быть и Булавди, и ФСБ, и вообще кто угодно. Максуд был как общественная заправка: были бы деньги, заправим и ваш «запорожец», и их «мерседес».

Мурада пытали так, что крики его были слышны на другом конце села, но в конце концов Джамалудин отпустил всех пятерых: и Мурада, и ребят из Андаха. Никто не знал, почему он их отпустил, но Джамалудин в эти дни был вообще не в себе. Он ничего не ел и не пил, и все время, которое он не допрашивал людей, он проводил ничком на могиле Заура.

На третий день, когда он лежал у могилы и читал Коран трем воробьям, которые клевали рядом крошки, к нему пришел его брат Магомед-Расул и попросил назначить его главой Navalis Avaria.

– Нет, – ответил Джамалудин.

Тогда Магомед-Расул напомнил, что он теперь старший в семье, и что Джамалудин обязан его слушаться.

– Старшим в семье всегда будет Заур, – ответил Джамалудин.

Тогда Магомед-Расул напомнил Джамалу, что, согласно договору между Navalis и республикой, Кирилла Водрова нельзя уволить с должности управляющего компанией без права пересмотра условий финансирования, и что мины, подобные той, которой взорвали Заура, выпускались заводом, который попал в руки Кирилла.

– Этот человек с помощью Заура стал хозяином проекта, – сказал Магомед-Расул, – а теперь Заура убили у него на глазах, и он говорит о каком-то чеченце, которого никто не видел. По мне, так он сам нажал кнопку!

Тогда Джамалудин поднялся и сел: лицо его посерело и ввалилось, глаза стали цвета венозной крови.

– Давай позовем Кирилла, – сказал Джамалудин, – и ты скажешь ему это в глаза. Никто не будет рассказывать мне о моих друзьях за их спиной.

* * *

Джамалудин Кемиров появился в Кремле через четыре дня после смерти Заура. Его приняли очень тепло.

Президент России выразил Джамалудину соболезнование в связи с трагической гибелью брата, и заверил его, что ФСБ, МВД и Служба внешней разведки приложат все усилия к тому, чтобы найти убийц, которые, как предполагается, уже скрылись за рубежом. Президент России заявил, что в случае, если эти убийцы будут обнаружены в Турции, Азербайджане или даже Лондоне, он, не колеблясь, лично даст санкцию на их ликвидацию. Президент России высоко оценил заслуги его брата в деле развития и укрепления российской государственности, и выразил твердую уверенность в том, что проект «Голубой костер» будет осуществлен.

Он также предложил отложить пока, в силу сложности ситуации, назначение нового президента республики. Согласно Конституции, в таком случае исполняющим обязанности президента становился председатель парламента республики, то есть – Сапарчи Телаев. Председателем правительства президент предложил назначить Христофора Анатольевича Мао.

– Что же касается вас, Джамалудин Ахмедович, – сказал президент, – то вы – наша опора в республике, знамя нашей совместной борьбы. У Семена Семеновича есть точные данные, что вслед за вашим братом террористы попытаются уничтожить вас. Мы не может позволить себе вас потерять. Почему бы вам не переехать в Москву, где ФСО сможет обеспечить вам надежную охрану? Вы могли бы стать представителем республики в столице.

Джамалудин пришел на прием к президенту в неправильном виде. Так получилось, что приказ поступил срочно, и он прилетел в той же одежде, в которой он ночевал на могиле. Проще всего будет сказать, что эта одежда была не очень свежей. Джамалудин выслушал это лестное предложение, чуть наклонил голову и ответил:

– Я родился в горах и умру в горах. Мой прадед сказал: «живя на равнине, живи, словно ты в горах». Моего брата убил Булавди Хаджиев, и мое дело – поймать Булавди. Я останусь дома.

Президент России помолчал и сказал:

– Что же, если вы не хотите переезжать в Москву, может быть, вы займете должность заместителя председателя правительства? Я уверен, что вы сработаетесь с Христофором Анатольевичем. Он прекрасный человек, и с глубоким государственным подходом.

Джамалудин Кемиров повернулся к Забельцину и Мао, и в черных его глазах ничего нельзя было прочесть, как на засвеченной фотобумаге.

– Это большая честь для меня, – сказал Джамалудин, – быть замом у Христофора Анатольевича. Я с радостью принимаю это предложение.

Еще Джамалудину в этот день дали Звезду Героя – за борьбу с сепаратистами и, как особо было отмечено в пресс-релизе, – «за беззаветную защиту российской делегации от террористов» на Красном склоне в апреле позапрошлого года.

* * *

В понедельник, через пять дней после смерти Заура, Христофор Анатольевич Мао прилетел в республику спецрейсом авиакомпании «Россия».

Зимнее солнце было как горлышко конвертера, из которого текло и плавилось, и огненные струи обливали золотым и алым склоны белопенных гор, по ближним отрогам взбирались игрушечные коробочки домов, и на взлетке, под трапом, стояли машины, бойцы, и люди. Они сгрудились у красной дорожки, как куры у поилки.

Он сделал это.

Эти люди, эти нечесаные дикари, которые издевались над Россией, которые ставили ей условия, брали ее в заложники и тыкали ей автоматом в висок, – они стояли внизу, покорные, черноволосые, а он стоял вверху, над белым крылом победы, и синим небом, припечатанным круглой желтой печатью.

Кто бы ни ликвидировал человека, чей портрет висел на здании аэропорта в траурной рамке, – он оказал великую услугу России. Этот человек готовил государственный переворот, этот человек был враг, предатель, этого человека так долго не удавалось разоблачить и поймать, потому что он купил всех, он блокировал любое расследование, он, даже уличенный, вывертывался из ловушек и силой и деньгами заставлял людей брать показания обратно, – и вот он теперь лежит, мертвый, и всеми плодами его интриг воспользуется Россия.

Кирилл Водров не хотел пускать Мао на порог – ну что ж, теперь посмотрим, что скажет Кирилл Водров, когда ему придется иметь дело с Мао в должности премьера.

Христофор Мао сошел с трапа на красную дорожку, и чиновники сбежались к нему, как куры к кормушке, и девушки в узорчатой парче станцевали для него, полоща рукавами.

Когда танец окончился, и девушки расступились, Христофор увидел, что в конце красной дорожки стоит журавлиный изломанный силуэт в черных брюках и глухой черной водолазке под черным пиджаком. Джамалудин Кемиров.

Террорист. Боевик. Враг. Ты думал, что ты купил меня? Ты думал, что российскую власть можно топтать ногами, брать в заложники, тыкать в висок автоматом, – а потом подарить «порше-кайенн» и успокоиться?

Ну, и что же ты скажешь? Ты, волк с бешеным норовом, который таскает людей, как кур, и думает, что ему все позволено? Предъявишь мне за брата? Объявишь кровную месть?

– Рад вас видеть, Христофор Анатольевич, – сказал Джамалудин, – вы приехали в нашу республику в сложное время, и я счастлив чувствовать вашу поддержку. Брат был мне вместо отца; теперь президент России стал мне вместо брата.

Помолчал и добавил:

– Кстати, где вы будете жить?

Христофор сбился с шага. Раньше он останавливался в гостинице «Авартрансфлота». Теперь, конечно, об этом не могло быть и речи.

– Почему бы вам не пожить в резиденции брата? – сказал Джамалудин, – наш дом – ваш дом.

* * *

Кабинет премьера потрясал. Кабинет премьера уходил вдаль, как взлетная полоса, и посередине кабинета палубой авианосца тянулся стол для совещаний, кончавшийся короткой стартовой площадкой, откуда, как из катапульты, должны были вылетать убийственные палубные штурмовики постановлений и «МиГи» бьющих насмерть указов. Стены кабинета были отделаны удивительным розовым порфиром, ручки были хрустальные с золотой позолотой, и подоконники бронированных окон были из китайского нефрита, белого и нежного, как бараний курдюк.

Этот кабинет делал для себя покойный Гамзат Асланов, а Заур не захотел в нем селиться и отдал премьеру – и вот теперь в этот кабинет ступил Христофор Мао.

Он был совершенно один – холуи, вместе с Джамалом Кемировым, остались в приемной. Мао приподнялся на цыпочки и провальсировал по наборному паркету. Он скользнул в душистое кожаное кресло, дернул за ухо российский триколор, и провел пальцем по кремовой трубке телефона, на которой было написано: «АТС-1». Боже мой, по этой трубке он может позвонить президенту РФ! Было даже странно, что в этом кабинете нет спецсвязи с Аллахом.

Христофор Мао торжественно поправил галстук, представил себя, дающим интервью CNN, раскрыл воображаемую папку с распоряжениями, – и тут Христофор Анатольевич понял, что он абсолютно, совершенно не знает, – как, собственно, всем этим управлять. Его вообще не учили управлять. Его учили разоблачать врагов, а это, согласитесь, не всегда одно и то же.

Христофор ошарашенно смотрел на белые пузыри телефонов, на бронированные окна и на наборный паркет, и в мозгу его впервые засвербил простой вопрос: а что дальше?

В дверь тихонько заскреблись.

Мгновенная паника овладела Мао. Он хотел крикнуть: «Я занят», но в эту секунду дверь отворилась, и в нее просунулась черноволосая голова. Вслед за ним просунулось и все тело; в руке тело держало объемистый чемоданчик.

– Вот, – сказала голова, показывая глазами на чемоданчик, – хотелось бы, так сказать… мой брат, чувствуя призвание охранять закон… У нас сейчас свободно место начальника службы судебных приставов…

Начальник службы судебных приставов республики Асланбек Кемиров, двоюродный брат Заура, был с ним в машине.

Назад Дальше