Добрынин тоже с интересом наблюдал за этой сценой. Вторая проститутка использовала возможность отдохнуть и села на пол. Тогда Андрей поднялся, обнял Максима и прошептал прямо в ухо:
— Жирный убивает шлюх.
— Что? — переспросил Максим, хотя отлично все понял.
Подмигнув, Андрей протянул Максиму стакан:
— Слышь, Максимен, а найди мне в Москве богатую жену. Я даже на эту согласен, как там ее, Аглая?
Запах подгорелых макарон преследовал Максима на улице, в такси. Только в квартире на Мытнинской набережной пахло одеколоном отца, мебельным лаком, отглаженным бельем, и Максим наконец справился с тошнотой. Бросив одежду в стиральную машину, он встал под душ. Вспомнил жену. И некрасивую девушку, которая начала признаваться ему в любви. «Моя девчонка с фабрики, одета без затей, но сердце мое тянется, эх, к розочке из Йоркшира…»
Он закрыл глаза, попытался вспомнить Татьяну, но мягкие очертания ее лица совместились с чертами погибшей Ларисы, матери его жены. Этот образ казался чарующим и жестоким — Нефертити, загадочный сфинкс, соединяющий власть и безмятежность, небесное и животное существо. Максим с отвращением представил Радика, сующего свой член в рот тощей проститутке, вспомнил шепот Добрыни и ощутил горячий прилив крови к животу. Он начал мастурбировать и уже через минуту почувствовал, как глаза его с силой закатываются под веки, а тело сотрясает судорога оргазма.
Медуза
Наследством Коваля Георгий занимался больше года, и чем понятнее становилось устройство обширной паутины связей покойника, тем плотнее внутри души сбивался ком отвращения к этому человеку, в котором алчность выжгла все прочие свойства. Коваль одновременно сотрудничал с разведуправлениями нескольких стран и, вероятно, имел доступ к большим государственным секретам. Он выступал посредником в рискованных и грязных сделках — торговал компроматом, разгонял по частным счетам кредиты международных фондов, выданные на восстановление экономик беднейших государств, подвозил воюющим повстанцам партии оружия в обмен на золото и героин.
Долгие годы ему удавалось держаться в тени своих публичных покровителей, но следы крупных финансовых афер, в которых он принимал участие, вели к бурлескным героям российских девяностых. Коваль кормился на тризне теперь уже вымерших обаятельных тираннозавров, но при удобном случае выгодно продал своего хозяина, по странному стечению обстоятельств тоже окончившего жизнь у воды — в собственной ванной.
Георгий смог разгадать только часть записей Коваля и до сих пор размышлял над схемой увода денег с выморочных счетов. Он не знал, кто и зачем утопил Майкла Коваля в бассейне на итальянской вилле среди цветущих азалий два года назад. На голове медузы-алчности извивались тысячи змей, и причин задушить одну из них было сколько угодно — от распила миллиардных займов МВФ до личной ссоры. Жизнь Коваля напоминала игру в гольф на минном поле, рано или поздно он должен был совершить ошибку. Но с некоторых пор Георгий Максимович чувствовал себя так, словно и сам оказался на том же газоне с клюшкой в руках.
Было диковато вспоминать ту неделю на Сицилии, когда они с Игорем вскрыли сейф Коваля, и он забрал оттуда жесткий диск и синюю тетрадь с личными записями. На диске хранилась вся бухгалтерия — выписки со счетов, налоговые отчеты, уставные документы фондов и венчурных компаний. В тетрадь Коваль записывал личных должников и кредиторов, обозначая инициалами и сокращениями. Разобраться в пометках было непросто, но Георгий постепенно расшифровывал данные.
Только Марков был отчасти посвящен в детали этого приключения, он помогал вести расследование. Нити финансовой паутины Коваля тянулись куда-то на самый верх. Георгий старался действовать осторожно, но Саша в пылу азарта забывал о мерах безопасности. Когда Георгий вернулся из Петербурга, Марков зашел к нему в кабинет и достал из кармана свернутые трубкой листы, отпечатанные на принтере.
— Помнишь английского лорда, который выпрыгнул из своей квартиры на девятом этаже? Тут аналогичный случай. Что показательно, из сейфа тоже исчезли все бумаги.
Саша разложил на столе распечатки лондонских газет.
— Секретарша мне перевела. В общем, еще один терпила крупно вложился в российские проекты — металлы, нефтянка, но в основном строительство. А потом начал везде трубить, что его киданула русская мафия. На четыреста миллионов. Объявил себя банкротом по всем обязательствам. Это было года три назад. А в этом году его жена подала на развод и заявила в суде, что бабки он не терял и никакая мафия его не разводила. Напротив, русские помогли ему спрятать хрящ бабла в Панаме. Куда он и собирался сдристнуть от жены с двадцатилетней темнокожей моделью по имени Кукумара Бабийо. А схомячить бабки от жены, налоговой и кредиторов помогал ему… кто?
— Я понял.
— Вот именно. Эта крыса, сидевшая на зарплате у всех секретных служб земного шара.
Саша перетасовал свои распечатки.
— Скажу больше. Еще один уважаемый британский бизнесмен утонул этим летом. Влил в себя бутылку виски и решил покататься на яхте по озеру Лох-Несс. Понятно, лох свалился за борт, а команда ничего не заметила. Труп нашли через два дня.
— Чудовище не стало жрать?
Саша хмыкнул:
— Кто будет жрать говно? Есть еще одна странная смерть. Вот, четыре года назад. «Миллиардер задохнулся дымом в собственном доме». Неисправная проводка, пожар. Всех их консультировал. кто?
— Игра «Как стать миллиардером».
— Во-во. И все банкроты! Документы бесследно исчезли. Так действует русская мафия!
Глаза Саши сияли детским восторгом. Он с нежностью обнял Георгия за плечо.
— Прикинь, минхерц, жирные пиндосы настряпали офшоров, чтоб сосать ресурсы слаборазвитых стран. А сами-то чем лучше нигерийских князьков? Золотой, блять, миллиард! Русская агрессия! Тогда чего ты крутишь с русскими левые дела? Нет, они еще нашей агрессии не видали, — Саша выставил кулак, резанул ребром ладони по сгибу локтя. — Сосите, да не подавитесь. Поучили нас ковыряться в носу, и хватит. Теперь мы вас поучим. Так, душа моя?.. Скажи, что у меня паранойя.
— Нет, Саша, — возразил Георгий. — У тебя здоровый светлый ум.
Случайно или нет, Владимир Львович появился в кабинете Георгия на другой день после этого разговора. Оставил охрану внизу. Пояснил, что решил заехать в гости с благотворительного приема в помощь украинских беженцев. На щеках его играл румянец, бледные губы порозовели.
— Найдется выпить? — спросил он Георгия. — Можно водки. Или коньяка.
Георгий вынул из бара початую бутылку кальвадоса, наполнил рюмки, ожидая, что тот поделится какой-то важной новостью. Но политик начал рассуждать про мировые оси напряженности, падение рынков и сокращение экономического роста. По его поручению пару месяцев назад Георгий начал активно заниматься оценкой и продажей зарубежных активов холдинга. Всего в ходе офшорной амнистии планировалось вернуть в Россию порядка двух миллиардов долларов, включая доли в концессиях и фондах. Пока что готовились инвестпроекты по доходному вложению в российские предприятия перерабатывающей промышленности, инфраструктуру и медицину. То, что этот процесс Георгий целиком взял под свой контроль, серьезно беспокоило команду Глеба Румянцева.
— Ты должен знать, я полностью доверял своей жене. Тебе я доверяю тоже, — Володя сделал паузу. — Но есть еще Феликс, Алена, Глеб. У них на этот счет свое мнение.
— Не сомневаюсь, — произнес Георгий, выдерживая взгляд его серо-коричневых глаз с пятнами на радужной оболочке.
— Я все время слышу, что Измайлов забрал много власти. Что Измайлов принимает рискованные решения. Что из-за тебя мы теряем доходы. Что тебя нужно остановить.
— И что ты думаешь по этому поводу?
— Я думаю, когда у человека слишком много власти, значит, он в состоянии эту власть удержать. Значит, он на своем месте.
— Просто когда человек что-то делает, он совершает ошибки. А чтобы подмечать чужие ошибки, не надо большого ума.
Володя неопределенно кивнул. Заметив на столе каталог с выставки этрусской бронзы, протянул руку, начал рассеянно листать страницы.
— Ты записываешь наш разговор?
Георгий попытался пошутить.
— Для истории?
— Я бы на твоем месте записывал все. Аппаратура стоит копейки, — он поднял глаза. — Это правда, что у тебя хранятся секретные тетради Майкла Коваля?
Первая мысль была: «Дать Саше по рогам», но тут же Георгий сообразил, что информация могла дойти до политика и другими путями. Например, из Лондона.
— Ты записываешь наш разговор?
Георгий попытался пошутить.
— Для истории?
— Я бы на твоем месте записывал все. Аппаратура стоит копейки, — он поднял глаза. — Это правда, что у тебя хранятся секретные тетради Майкла Коваля?
Первая мысль была: «Дать Саше по рогам», но тут же Георгий сообразил, что информация могла дойти до политика и другими путями. Например, из Лондона.
— Я раздобыл кое-какие документы, но ничего секретного там нет. Ты знаешь, тяжба с фондом Коваля началась еще при Ларисе, сейчас его дела ведет Азарий Слезник. Почему ты спрашиваешь?
Владимир Львович взял рюмку, сделал глоток. Прополоскал рот и горло яблочным коньяком.
— Послушай, что я думаю об этом. Майкл Коваль — ленточный глист, вылезший из кишок перестройки. На твоем месте я бы тоже его ненавидел. Нет, я бы вырвал ему яйца и затолкал в глотку. Смешно? А я не шучу. Но ты не первый в очереди из тех, кому он остался должен. У всех есть наследники. У всех сыновья.
Политик ткнул пальцем в одну из фотографий каталога. Там была изображена статуэтка женщины со змеями на голове.
— Медуза, богиня подземного царства. Она карает человека за чрезмерную уверенность в себе. За презрение к богам и традициям предков…
Георгий терпеть не мог его иносказаний, он прямо уточнил:
— Ты что, Володя, пугаешь меня? Так я не Юра-музыкант, я срок мотал.
Владимир Львович изобразил удивление:
— Это так теперь называется? До следствия на белой хате. Сервелат, шоколад.
— Понимаю, многим хочется отправить меня лет на десять шить рукавицы под Воркутой.
Он усмехнулся:
— Ты слышал про Царские градусы на карте Москвы? Москва-сити, тринадцать-тринадцать под градусом Скорпиона, — Володя притопнул ногой, словно пытаясь вдавить каблук в землю, игнорируя то обстоятельство, что под его подошвами лежал пробковый пол и еще двадцать этажей бетонных перекрытий. — Место силы, здесь людям открываются тайные законы вселенной.
Было трудно понять, верит ли он сам в то, что говорит, или просто забавляется произведенным впечатлением. Он поднес рюмку ко рту:
— Теперь все собирают магические камни, обереги. Египет, Шумеры, Древний Китай. Драконы, жабы, единороги. Деньги, власть, здоровье. Артрит, невроз. Все лечатся у колдунов.
— Я не верю ни в магию, ни в колдунов, — проговорил Георгий. — Просто антиквариат — неплохое вложение.
— Зато ты веришь в любовь. Это ведь тоже магия своего рода. Правда, что документы Коваля украл для тебя твой мальчик?
С того дня, как Георгий согласился войти в ближний круг Владимира Львовича, его не покидало чувство, что политик держит его словно крючьями под ребра. Максим нуждался в защите. Игорь, на которого Коваль повесил убийство вора в законе, был готовой жертвой. Расследование было прекращено, но Георгий понимал, как просто было возобновить уголовное дело.
При этом сам Володя обходился без корней и привязанностей. Его партийное окружение, дочери, жена, погибшая внезапно и странно, его белокурые мальчишки-охранники были лишь фрагментами пейзажа и значили для него не больше, чем химический состав его мочи. Владимир Львович привычно купался в роскоши, но лично не имел касательства к деньгам и почти не интересовался источником их поступления. Он был изнежен и, очевидно, как всякий живой, боялся боли. В теории его можно было подвергнуть пыткам и унижению. Но мистический купол власти защищал от подобной угрозы.
«Да ты сам как медуза, бесформенный и скользкий».
— Поделись, кому так интересны документы Коваля? Просто хочется знать.
Взгляд Владимира Львовича потух, лицо постепенно обретало привычное выражение брезгливой усталости.
— А мне хочется отдать тебя на съедение гигантским улиткам.
Володя уставился на него своими выпученными ледяными глазами, а затем громко засмеялся, заставляя Георгия подумать о том, что у неприятных людей смех тоже всегда бывает вымученным, деревянным, неблагозвучным.
— Ведь ты живешь где-то рядом? Напротив, в той башне? Любопытно заглянуть к тебе в гости.
— В любое время, — проговорил Георгий, с отвращением ощущая свои влажные от пота подмышки, тесноту новых туфель, хлопотливость лица.
— Как-нибудь вечером. Твой Игорь придет ко мне голый и сделает массаж ступней?
Человек-медуза смотрел ему в лицо беспощадным взглядом, словно сжимал мошонку железными клещами. Запах чужого страха возбуждал его, как наркотик. К нему снова вернулась веселость, разноцветные зрачки вспыхнули лукавым блеском.
— Шучу. Жертва всегда должна быть добровольной. Жертва — это тайна.
Наслаждаясь минутным оцепенением Георгия, он прошелся по кабинету, провел чуткими пальцами по корешкам энциклопедий:
— Кстати, как ты смотришь на то, чтобы снова устроить на Красной площади лобное место для публичных казней?
— И кого ты собираешься казнить?
— Разумеется, врагов Отечества.
Сделав в воздухе неопределенный жест, человек-медуза попрощался кивком и вышел к ожидавшей его за дверью охране.
Марков позвонил минут через пять.
— Народ на ушах. Чего хотел, зачем приезжал?
Георгий налил себе и выпил один вторую рюмку коньяка. Он чувствовал злость на себя за минутную слабость, за потные подмышки и поджатую мошонку. Подумал: «Я тебе запомню этот массаж ступней», вслух сказал:
— Все то же, импортозамещение. Давай до завтра. Не телефонный разговор.
— Понял. Базар фильтруем, как и воду, меньше проблем с почками.
Георгий Максимович попросил секретаршу перенести на утро совещание с аналитическим отделом. Можно было до ужина заглянуть в бассейн, обычно в шесть часов там было пусто. Про Майкла Коваля и Глеба Румянцева Георгий решил подумать завтра, на свежую голову. Он не верил в мистическую чепуху, но не первый раз замечал, каким обессиленным чувствует себя после каждого разговора с Володей.
Садясь в машину, он обнаружил на заднем сиденье карманное издание «Острова Крыма» Аксенова.
— Извините, это я читал, — обернулся к нему новый шофер.
Открыв наугад, Георгий выхватил взглядом фразу: «Кальмар натуральный обезглавленный» — и, захлопнув, возвратил книгу водителю.
Часть вторая
Бюро путешествий
Заканчивался затяжной слякотный ноябрь, и после дня рождения сразу два потерянных человека вынырнули из водоворота жизни Игоря. Фиона вернулась в Москву из Германии — она писала, что будет поступать в аспирантуру, а если не получится, выйдет замуж. Одновременно объявился Шурик Баранов по прозвищу Бяшка, обозленный на скаредных немцев и бестолковых итальянцев, на пуэрториканских сутенеров и узбекских трансвеститов, отбивающих у русских проституток хлеб, на обнаглевших негров и америкосов, которые перестали платить, но продолжали требовать для себя красную ковровую дорожку к лимузину. Приятель решил попытать счастья в Москве, в этом новом Вавилоне предприимчивых людей. Посреди недели, когда Георгий улетел в Ханты-Мансийск, Игорь назначил встречу двум искателям приключений, которые еще не были знакомы друг с другом.
Фиону он забрал на машине от метро «Динамо». Ее лоб и шея от корней волос золотились смуглым загаром, пальцы с обкусанными ногтями были унизаны восточными кольцами, но в остальном она не изменилась. Все так же кусала заусенцы, жадно курила и листала на планшете фотографии из Камбоджи, где жила полгода с очередным героем своей любовной одиссеи.
Бяшка ждал их в центре, у Маяковки. Он тоже курил, втягивая щеки, подергивая плечами и по-воробьиному попрыгивая в короткой клеенчатой куртке и тесных джинсах с нашлепками на заднице. Выглядел он скверно: кое-как замазанная простудная язва на верхней губе, сумрачный взгляд. Нацистская прическа — бритый затылок, обесцвеченный ежик волос надо лбом — придавала его курносой физиономии клоунский вид.
Фиона была настроена на приключения. Ей хотелось попасть в подпольное казино или в закрытый гей-клуб, погрузиться в опасную ночную жизнь Москвы. Прагматичный Бяшка интересовался ресторанами, где ужинают министры и депутаты. Игорь не успел пообедать и предложил для начала посидеть в итальянской траттории, где он бывал с Георгием. Там готовили быстро и вкусно и нередко можно было встретить какую-нибудь знаменитость.
Компания не внушила доверия официанту, тот хотел дать им столик возле кухни, но Игорь настоял, чтобы их посадили у окна. Пока Фиона листала меню, Бяшка цепко оглядывался по сторонам, словно изюм из булки выколупывая потенциальных жертв из десятка жующих и болтающих посетителей. Под его взглядом начал нервно двигать стулом плотный весельчак в красном джемпере, заторопились с оплатой два юноши в узких брючках, в конторских очках.