– Номер дома так на дисплее и высветился?
– На нем, да. И через какое-то время приезжает мамочка того парнишки. Такая дама, фу ты ну ты, на «девятке». Я к ней выскочила, глянула – батюшки, она никакая не фу ты ну ты, а Танька Боева! Мы с ней раньше работали вместе в ресторане. А парнишка ее сыном оказался, представляешь? Ну, она Вадьку забрала, а сама обещала позвонить, насчет работы. Обещала, а не звонит и не звонит. А потом позвонила все-таки. Говорит, приходи, мол, для тебя место есть, у нас тут женщину одну кто-то удушил, так что без тебя никак. Я и пришла! А она мне все рассказала, а их директриса Ивская самолично сказала, что если я убийцу найду, она меня в должности повысит.
Плюх задумчиво смотрел в пустую тарелку и что-то соображал. Потом взглянул на нетронутый борщ Зинаиды и решил:
– Ты давай, сейчас ешь, а потом мне подробно расскажешь про убитую женщину.
Зинаида облегченно вздохнула и быстро заработала ложкой.
После того как она отнесла пустые тарелки на кухню, а Юлька притащила им две пузатые чашки с чаем, Зинаида подробно рассказала про убийство Софьи Филипповны. Игнатий просто рассказом не успокоился. Он пытал Зинаиду вопросами, выяснял какие-то неинтересные детали, просил что-то рассказать по нескольку раз, а когда Зинаида уже окончательно озверела, отвалился на спинку дивана, раскинул руки и заявил:
– Вот уж не знаю, повысят тебя или нет… Не найдешь ты преступника, точно тебе говорю. По крайней мере, без меня. Вот с чего ты к той Валентине приклеилась?
Зинаида нацепила на лицо самое серьезное выражение и сказала мягко, но убедительно:
– Она… она странная и загадочная. Она мне не говорит, кто убил ее мать.
– Оч-чень веский довод, – проникся Игнатий. – А ты не можешь на одну только секундочку представить, что она и сама не знает?
– Ага, не знает! – вскочила Зинаида. – Про то, что матери дом по завещанию достался, тоже не знает? И что избушку скоро сносить будут, она тоже не ведает? А чего она вообще знает-то?
Плюх почесал ухо и уставился в потолок.
– Я, конечно, не Мегрэ, но перво-наперво начал бы с Вадьки. Ведь ты смотри: парня бьют зверски, затем переодевают, что-то там карябают на руке, потом везут в лес, и он при этом все время находится в бессознательном состоянии. Но стоило только тебе свалиться к нему под бок…
– Я вообще-то на голову ему свалилась, – внесла поправку Зинаида.
– Хорошо, стоило тебе к нему сигануть, как он немедленно пришел в сознание! Как-то все вовремя. Только я почему-то не слишком верю, что он не успел разглядеть ни одного нападавшего.
Корытская заегозила на диване. Разорванная юбка опять издала противный треск, и Зинаида замерла. Еще не хватало, чтобы на ней вещи стали распадаться на глазах у Плюха! Ведь подумает мужчина черт-те что! Плюху хорошо: вот так пришел, услышал и решил. Вот, на Вадьку уже подумал. Вадька! Три раза ха-ха! Если бы Вадим не был сыном Татьяны, Зинаида, быть может, тоже бы засомневалась в его рассказе. Но ведь парень-то свой! Чего думать?
– Я вот что придумал… – не обращая внимания на смятение подруги, продолжал Игнатий. – Ты говорила, к парню доктора наведываются. Давай-ка я тоже к нему зайду. Глядишь, как врач, чего дельного посоветую, а заодно присмотрюсь – может, парнишка боится чего?
– Ага, а я завтра же к Валентине! Сообщу ей, что она мать убила, и, может, признается… – тут же придумала Зинаида.
Плюх дернулся, будто его хлыстом стегнули.
– Ты… это… Я бы настоятельно не советовал! Настоятельно! Ты умеешь язык за зубами держать?
Зинаида на всякий случай поболтала во рту языком и утвердительно кивнула.
– Вот и хорошо, и держи. Работай себе, присматривайся. Очень мне не нравится этот скромненький лозунг: «Я не такая!» Ишь, пишут его все, кому не лень. Приглядывайся!
– Ой, и точно! – хлопнула в ладоши Корытская. – Кстати, у нас в субботу показ моделей будет, там все соберутся. Так сказать – весь театр в одном флаконе. Можно будет посмотреть, как они друг с другом общаются. Там же все будут в костюмах, в платьях… Короче, на какое-то время все бухгалтеры, швеи, парикмахеры превратятся в фотомоделей!
Плюх не удержался:
– И ты?
– Да ты чего, совсем? – дернулась Зинаида. – Мне на том подиуме не посчастливилось дефилировать. У нас же кто на «язык» пойдет? Кто толстенький, маленький или наоборот – худой, высокий, нескладный. А меня не берут – у меня ничего нет выдающегося, стандартная фигура, кого теперь такой удивишь…
И так ей было обидно, что она даже протяжно вздохнула.
– Ладно, хватит жаловаться, иди, думай, когда мне с Вадимом встречу устроишь, – прервал тяжкие ее думы безжалостный Плюх.
Зинаиду не надо было долго уговаривать. Она подошла к телефону и стала набирать знакомый номер.
– Алло, Тань? Чего так долго трубку не брала? Как к тебе ни позвоню, ты все время спишь!
– Корытская! Ну, не сволочь ты, а? – уже не ругалась, а стонала Татьяна. – Да что ж у тебя за мания такая – звонить мне после полуночи? Мне вставать рано, у меня сын больной…
– А я как раз по поводу сына, – прервала подругу Зинаида. – Я тебе врача нашла – золотые руки! Только что из Мюнхена вернулся, хирург с мировым именем, Игнатий Олегович Плюх!
– Странное у него, однако, мировое имя – Плюх.
– Дурочка! Ну ни черта человек в медицине не смыслит, а туда же! Немедленно говори, когда он может завтра навестить нашего больного?
Татьяна помолчала, потом осторожно спросила:
– А он правда из Мюнхена?
– Ты же меня знаешь, я тебе дерьмо какое-нибудь не подсуну!
Плюх, зачем-то вышедший в коридор, заслышав некоторые моменты разговора, смущенно крякнул.
– Тогда давай так – завтра в десять утра. Идет? – предложила Зинаида и сама же ответила: – Идет! Все, до завтра.
Зинаида уже хотела было порадовать Игнатия, что у него с десяти утра начнется серьезная работа, но того нигде не наблюдалось.
– Игнатий!
– Давайте-давайте… – вдруг раздался голос Плюха в соседней комнате.
Зинаида заглянула к Юльке с Игорем и увидела странную картину: босой Игорек в боксерских трусах бегал вокруг своей кровати, а Юленька в ночной сорочке таскалась с подушками, и на ее лице было выражение вселенской скорби.
– А что у вас тут такое? – поинтересовалась Зинаида. – Юль, чего ты вещи собираешь? С Игорьком поссорилась, что ли?
– Если бы! – со слезами в голосе откликнулась та. – Вот так стараешься, стараешься… А потом тебя из собственной постели выгоняют!
– Да кто тебя гонит? – не понимала Зинаида.
– Чувство долга, – пояснил Игнатий.
Он уверенно шагал по соседской комнате и спокойно наблюдал, как ее обитатели носятся с матрасами. Ему это, как казалось, даже удовольствие доставляло.
– Понимаешь, – изумлялся он, – ребята только устроились спать, как вдруг – раз! – к ним залетела неприятная мысль: а на чем же будет сегодня спать наша любезная хозяйка? И Игорь с Юлей не могли дальше нежиться на перинах! Они отдают тебе свою кровать, пока не вернут твою. Настоящий поступок!
– Молодцы! – похвалила Зинаида. – Кстати, а ту гильотину, кровать то есть раритетную, вы можете забрать себе. У вас она моднее смотреться будет.
Молодые только поочередно швыркали носами и таскали постельное белье.
Уснуть Зинаиде удалось лишь часам к трем. Пока установили кровать, пока проводили Плюха, пока она семь раз сказала: «На новом месте приснись жених невесте!», время упрямо бежало. Зато, когда успокоилась, на новой кровати уснула мгновенно.
Зато проснулась с плохим настроением. Во-первых, спать пришлось совсем немного, во-вторых, где-то ворочалась совесть, что она так бесстыдно отобрала у молодых их брачное ложе, а в-третьих, ей приснился не Плюх, как она того ждала, а страшенный бык. Отчего-то он был в ярко красных сапогах, и на боку животного чернела надпись: «Я не такая!» Бык явно собирался Зинаиду затоптать, а она ему популярно объясняла, что не бычачье это дело – в сапогах за дамами гоняться.
– Вот ведь, приснится же такая ересь… – бормотала Зинаида, спешно накрашивая ресницы.
Ей хотелось сегодня выглядеть необычно. В конце концов, если человек красив, умен и имеет кучу достоинств, почему бы эту кучу не показать окружающим?
Зинаида распустила волосы, и те покрыли плечи… нет, совсем не шелковой волной, как того бы хотелось, а каким-то пухом. Да, с волосами ей не совсем повезло, хотя… Стоит их только немного сбрызнуть пенкой, потом начесать, затем посильнее залить лаком, и можно смело выходить на улицу, тогда любой решит, что господь наделил женщину замечательным волосяным покровом. Правда, если не будет ветра. Зинаида проделала все задуманные манипуляции, накрутила замысловатую прическу, понадеялась на штиль и, легкая, как авиалайнер, понеслась на работу.
– Ну, ты сегодня… – распахнула глаза Татьяна при виде подруги. – А почему губы коричневые? Хотя, ничего, к сапогам подходят. Все, Зинаида, давай за работу. Давай-ка столики в один большой соединим, они здесь работать будут. Нет, эти два не трогай, там Ия Хорь сядет, наш бухгалтер, а вон там, в уголке – девчонки-швеи. Поторапливайся, сейчас еще тихо, а вот к вечеру…
Татьяна не ошиблась. К вечеру в маленьком баре собрался весь коллектив театра. Сначала прибежали уже знакомые три женщины, быстренько схватили по старому бутерброду и уселись за самый дальний столик.
– Это наши швеи, – фыркнула Татьяна. – Вот понять не могу, Ивская такие деньги им платит, а они, кроме бутербродов с килькой, никогда ничего не берут! Им бы не швеями, а экономистами к нам.
Потом забежала кругленькая Данилова и сразу же прилепилась к витрине с пирожными. Не больно выбирая, она заказала половинку торта с черносливом, кофе – обязательно с сахарозаменителем, чтоб не полнеть, уселась поближе к Зинаиде и принялась жаловаться:
– Уйду я, наверное, – быстро работала она маленькой ложечкой, перекладывая торт с тарелочки в себя. – Понимаю: работа интересная, денежная, но когда рубят на фиг творческие крылья… Лучше журналы пойду продавать!
Зинаида навострила уши – ага, стали вылезать конфликты между сотрудниками. А в подобных случаях иногда такое узнается…
– И что там у тебя с творчеством? – ловко выставляя на витрину новую продукцию, поинтересовалась Татьяна. – С Агаповой поцапалась? У нас с Альбинкой все цапаются, на то она и модельер.
– Ха! Модельер! – с трудом проглотила кусок Данилова. – Ткнуть пальцем в журнал и я бы могла. А если мне хочется самой фасон придумать? А если я уже его придумала?
Тут же она преобразилась и, размахивая ложечкой, далеко раскидывая крошки торта, принялась расписывать, какой замечательный фасон она себе вообразила:
– Вот тут, на груди, такие воланы, воланы, а потом они – раз! и обрываются, и вот так лохмотьями, лохмотьями свисают, а здесь…
– Йидия Никоваевна, говубушка, какую хъень вы выдумываете ежесекундно? – прервала ее картавая благочестивая дама с острыми ключицами, с совершенно худенькими ручками, зато с тучным, объемным задом. – Куда вам вованы? А тем боее вохмотья? Вы же и так, будто кочан!
На кофточку дамы прилетел кусочек промасленного торта от ложки, и она в растерянности растопырила руки – просто не понимала, как с эдакой бедой бороться.
– Йидия Никоваевна! Что это у вас изо гта выскакивает? Нет, ну совегшенно испогчен нагяд!
Лидия, которая только что браво размахивала ложкой, от неожиданности замерла и даже перестала жевать. Так и стояла – с полным ртом, с выпученными глазами, боясь оглянуться.
– Альбина, – ласково защебетала Татьяна и одним щелчком скинула ужасный кусочек с кофты дамы. – Ты что заказывать будешь?
Модельерша скучным взглядом окинула полки и лениво проронила:
– Тоник. Тойко тоника немного, буквайно вожку. Ах, Татьяна, вы же понимаете, у меня довжен быть светвый газум!
После чего Альбина снова принялась поедать взглядом Данилову. Та старательно не дышала.
– Простите, – решила проявить внимательность Зинаида. – А вы заказ только ложками делаете? Может, вам еще чего?
Альбина Агапова вытаращилась на новую официантку, как на лягушачью икру – с нескрываемым отвращением.
– Что значит, заказ вожками? Это мне тоника вожку! А остайное – водки!
Зинаида крякнула и поспешно стала натирать стаканы. Черт их поймет, этих творческих личностей…
Неожиданно в зале легким ветерком пронеслось оживление, и в баре появилась Елена Сергеевна Ивская в сопровождении огромной бухгалтерши Ии Львовны. Ия расположилась за столиком, а Ивская прошла прямо к стойке.
– Танечка, дай мне кофе, пожалуйста. А вон там у тебя что? Сырная соломка? И соломки, – распорядилась директор. Потом вдруг узрела Данилову, которая так и сидела, ни жива ни мертва, будто жук на булавке. – Лида, а ты чего здесь? Надо к столу садиться, у нас столько костюмов! И когда мы их успеем обсудить…
– Я извиняюсь, Еена Сеггеевна, но «ха» вам в йицо! Наша Данивова ничего не собигается обсуждать! – вальяжно поправила Агапова безупречную прядку. – Она жаждет тогговать газетами!
Зинаида удивленно дернула бровями. Данилова рассказывала о своих планах только им с Татьяной, Агапова не могла их слышать! У нее что, тут «жучки» понатыканы? Однако саму Данилову этот факт не взволновал. Она вдруг распетушилась, задышала глубоко и возмущенно и кинулась в нападение.
– А вот и да! И пойду! А что еще делать, если мне не дают самовыразиться?
Чопорная Альбина осекла ее на самом взлете:
– А я не позвою вам так непотгебно самовыгажаться! У вас в посъеднее вгемя отчего-то все выгажения нецензугные! – рыкнула модельер Агапова. – Нет, Еена Сеггевна, вы тойко подумайте! Вы тойко на секундочку вообгазите! Она хочет выйти в топе, в коготенькой юбке пйиссе и с откгытой бгюшиной! Дайте мне наган, я застгеюсь себе в ухо!
– Да! – со слезами вскричала Данилова. – А если я хочу? А если я себе пирсинг в пупке сделала и даже туда сережку из уха вкрутила?
Зинаида с Татьяной горько переглянулись. Конечно, Данилову по-человечески жаль, однако стоило только представить многопудовое Даниловское брюхо, украшенное ввинченной серьгой…
– Настоятейно гекомендую ввинтить в пуп якогь, иначе вашего подвига с сегежкой пгосто не заметят, она утопнет в ваших сквадках, юбезная! – безжалостно пригвоздила Данилову к стулу Агапова.
– Все, – вдруг совершенно спокойно заявила Данилова. – Меня уже оскорбляют, я ухожу. Немедленно, прямо после получки. Елена Сергеевна, выпишите мне завтра расчет и премию.
Заслышав про премию, от своего столика начала медленно подниматься бухгалтер. Присутствующие затихли, как перед цунами. Ситуацию вмиг разрядила Ивская. Она поставила пустую чашечку на стойку и тихо заявила:
– Что ж. Я зарядилась, давайте приступим к обсуждению показа.
И все потянулись к большому столу. Споры затихли, слышался только шелест бумаг и шарканье стульями по полу. За столиком откуда-то появились еще женщины, и все увлеченно стали разбирать чертежи, рисунки и какие-то наброски, которых Зинаиде так и не удалось разглядеть. Татьяна даже музыку сделала тише, дабы не спугнуть процесс творческих поисков.
Однако мирная рабочая обстановка продолжалась недолго. Очень скоро стали слышаться выкрики, потом дамы кинулись друг другу что-то доказывать, а после и вовсе подняли невероятную бучу.
– А ты вообще себя видела в этих колготках? Больная анаконда, ни дать ни взять!
– Нет, ну этот стрем я ва-а-аще не натяну! Альбина, не надо на меня давить… А я говорю – не дави на психику-у!.. – громче всех орала Вероника. – Елен Серге-евна-а! Я точно говорю – стрем этот не натяну-у! Позо-ориться, что ли? Лучше ва-аще на «язык» не па-айду!
– Еще как пойдет, – фыркнула Татьяна, толкая Зинаиду в бок. – И натянет. Вероника у нас любит выпендриться, ей надо, чтоб ее поуговаривали, хоть ты тресни.
– А мне в прошлом месяце премию не дали, так что я вообще сейчас могу не выходить! – орала тетка с мужской фигурой. – И вспомните, господа, вспомните! У вас ведь больше нет такой фигуры, как у меня! А я не выйду! Потому что не выдали!
Татьяна опять сжала губы, чтобы не рассмеяться:
– И в этом месяце не выдадут. Она девчонкам ляпнула, что любовник бухгалтерши ее за бока щипал, теперь Ия ее со свету сживает.
– А у меня вообще модель пропала! – пищала серенькая мышка. – Мне ее специально моделировали, а теперь пропала. Елена Сергеевна, скажите Даниловой, чтобы новую сшила.
– Фиг тебе! Я сама себе еще не дострочила!
Татьяна снова толкнула в бок Зинаиду.
– Сейчас ей Ивская задаст. Зарвалась Лидочка. У Наташки одно плечо кривое, ей специальную накладку на спину делают. Очень показательная модель, а Лидка шить отказывается!
Однако Ивская не стала распыляться на Данилову, а просто пригвоздила ту одной фразой:
– Сделаешь!
Зинаида смотрела на весь этот агрессивный улей, и глаза у нее становились все шире.
– Тань, и как Ивская с ними со всеми управляется? Железная женщина.
Татьяна как-то странно на нее посмотрела и неопределенно хмыкнула:
– Не знаю, не знаю… Это она здесь…
Что имела в виду Таня Боева, Зинаида поняла вечером.
Часам к десяти вечера, когда модельные дела, вероятно, определились, и дамы теперь сидели, просто обмениваясь колкостями, неизвестно с какого перепугу, Данилова снова подняла болезненный вопрос:
– А закончить дефиле можно вот таким фейерверком – выходит на поклон Елена Сергеевна, а ее под ручку веду я, в топике и в юбке. У меня, значит, такая прическа…
– Пагдон, Йидия Никовавна, пагдон! Но отчего это вы Еену Сеггевну под гучку? Она газве у нас немощная? А, у нее будто инсуйт от вашего топика, да? – старательно выговаривала Агапова. – А может, вучше я пойду? Я ж, некотогым обгазом, модейег!
– И правда! – взвизгнул еще кто-то. – Ты, Лидка, перед своим мужем в топике кривляйся. Точно, девчонки?
По бару прокатился хохот.
– Нет, ну он не будет смотреть. Говорит, что это срам для нашей семьи, – понуро объясняла Данилова. – А я такую сережку в пупок ввинтила…