Она с облегчением выдохнула и, ухватив тяжелого Мурзика, прошла к себе в комнату. Там уже вовсю командовал Плюх. Из кухни он притащил чайник и степенно разливал по чашкам кипяток. Пока Игнатий искал сахар, Зинаида сумела-таки рассказать ему про сегодняшнее приключение.
– А самое главное, – для пущего эффекта понизила она голос, – самое интересное, что когда я поднимала с полу листок, я увидела, что на нем нарисовано! Знаешь, что?
– Знаю! – так же зашептал, открыто издеваясь, Плюх. – «Утро стрелецкой казни». Угадал?
Зинаида посмотрела на него, как на нагадившего щенка – носом ткнуть или сам поймет?
– Вот неотчего веселиться-то! Там было изображено платье. И не какое-нибудь, а то самое, в которое Вадька наряжен был. Вот!
– Ого! – присвистнул Плюх.
– Не свисти, денег не будет. Я же никогда не свищу и… и денег у меня никогда нет, – неизвестно к чему добавила Зинаида. А потом сообщила: – Я хорошо помню, даже расцветка та же самая!
– И что сие означает?
– А то! Вадьку избил кто-то из театра. И платье оттуда стащил, чтобы его нарядить, – делилась соображениями Корытская, осторожно глотая горячий чай. – А я еще тогда обратила внимание, что парень был в нем какой-то горбатый. А это просто платье такое – с горбом.
– Замечательная модель! – прищелкнул языком Игнатий. – А костюмы с грыжей не шьете?
– Ой, ну очень остроумно! Мурзик, смейся, давай, видишь, дяденька старается! – фыркнула Зинаида и принялась терпеливо объяснять: – Я ж тебе говорю: у Наташки одно плечо кривенькое. Ну, короче, тетка по всем статьям не удалась. Она и так вредная, да еще кособокая, а уж на лицо…
Игнатий нетерпеливо застучал ложечкой о чашку. Зинаида вздрогнула и прилежно продолжила уже по теме:
– Я и говорю: не повезло… Так вот ей специально такие накладки делают, чтобы плечи зрительно выровнять. Здесь подкладывают, здесь вот так поднимают, а здесь… Только, как ни крути, а вредность никак не скроешь. Но вот если это платье с накладками на нормальную фигуру напялить…
– На мужскую, к примеру…
– Неважно, на чью, просто на нормальную, то получится как раз, что человек горбатый – накладка-то выпирает. Вот на Вадьке это платье и было! И наверняка похитил его кто-то из театра. Теперь только надо узнать, кто именно.
Несмотря на подколки, Игнатий слушал Зинаиду очень серьезно, но когда она закончила, повел себя непростительно легкомысленно: завалился в кресло и рассеянно окинул глазами комнату.
– Ты о чем сейчас думаешь? – настороженно спросила Зинаида.
– Я? Я вот думаю: куда ты могла сахар задевать… Не могу чай горький пить, и все! Что ты тут будешь делать…
– Сахар на кухне, – резко оборвала его подруга. – Но нам сейчас некогда думать о сладкой жизни – преступник на свободе. И наверняка пытает сейчас бедного Вадика!
Игнатий не стал развивать тему про пытки. Он направился на кухню за сахаром и только в дверях обронил:
– Никто не пытает вашего Вадика. И вообще, сдается мне, Татьяне завтра же позвонят и попросят денег. Зин, я завтра, наверное, не смогу прийти – работы много, так если позвонят, ты мне на сотовый звякни. Где, ты говоришь, у тебя сахар?
Пока Плюх искал на кухне сахарницу, в голове у Зинаиды шла трудная работа: она обдумывала тяжелую, неприятную мысль. И едва Игнатий вернулся с сахаром, она его сразу же огорошила результатами своих изысканий:
– Игнатий, хочу тебе сообщить отвратительный вывод! – торжественно поднялась она с дивана и даже чашечку с чаем отставила на тумбочку. – Игнатий – ты подлец!
Тот обескураженно вертел в руках сахарницу и не мог придумать: после эдакого заявления ему следует уходить или же пытаться убедить даму в обратном?
– Не моргай на меня глазами! Ты, мягко говоря, сволочь, – с печальным лицом развивала мысль Зинаида. – Не хотелось верить, но… С чего это ты так спокойно отнесся к похищению Вадика, а? Не отвечай! Я догадалась сама! Ты только что мне сообщил, что завтра у Татьяны потребуют выкуп. Откуда ты знаешь? Можешь не отвечать, я опять сама додумалась. Ты, пользуясь несчастным случаем, позвонишь завтра сам и потребуешь денег, вот! А несчастный Вадик…
– Зина, у тебя валерьянка далеко? – с жалостью посмотрел на нее Плюх. – Я как врач настоятельно рекомендую. Ты сегодня перенервничала, время позднее, отсюда, как следствие, – сдвиги, приступы шизофрении, паранойи, мысли идиотские. Нельзя так голову напрягать. Я не обижаюсь. Так где у тебя лекарства?
Зинаида резко дернула головой и по-царски выкинула руку к дверям:
– Вон! Вон там на кухне аптечка!
Плюх согласно покачал руками – дескать, понял, понял, не бушуй – и удалился.
Пришлось Зинаиде все передумывать заново. И в самом деле: на кой черт Плюху какой-то там выкуп от несчастной Таньки, когда у него у самого деньги не переводятся? Он ими и распоряжаться-то не умеет. Ни одежду себе новомодную не приобретет, ни в какой-нибудь круиз с молоденькой девочкой… Так, стоп! Девочки не надо! И хорошо, что Игнатий за деньгами не гоняется, значит, и выкупа никакого просить не станет. Нет, все же нельзя думать о людях гадости, а о Плюхе и вовсе не хочется.
Зинаида подскочила к зеркалу, поправила растрепавшуюся прическу и направилась на кухню. Сейчас она подойдет к Игнатию со спины, вот так погладит рукой по плечу… Нет, лучше вот так, нежнее! И сознается, что была не права. А потом… Нет! А чего это она все за него придумывает? Пусть сам думает, что потом!
И решительным шагом она промаршировала на кухню.
Подойти со спины не получилось по той простой причине, что Игнатий вовсе и не стоял, а лежал на куцем диванчике, подложив руки под щеку, и сладко посапывал. Интересно, а как же валерьянка? Зинаида решила рассердиться, но… сначала Плюха надо было затащить к себе в комнату – не дело это, порядочными мужиками разбрасываться. Она уцепилась за руку сердечного друга и потянула его, будто пень из земли. С тем же успехом – Плюх не вытягивался.
Зато он вдруг отчаянно замахал руками, задрыгал ножкой и забормотал:
– Анна! Я бы попросил вас меня не домогаться! Уб-берите ваши руки, прямо пиявка какая! И вообще! Я… запомните уже! Я очень люблю свою жену, и… и у меня алименты!
Зинаида ошарашенно смотрела на Игнатия и по инерции дергала его за руку. Такого откровения она не ждала. Ну, что ж… что ж… сегодня пусть спит, а завтра… Черт, алименты-то она как-нибудь переживет, а вот что делать с женой любимой? Ладно, она потом придумает ему наказание, а пока пусть валяется на кухне. Нечего всякую дрянь к себе в комнату тащить. Пусть тут спит! Без одеяла!
Она направилась к себе в комнату, намереваясь как следует взгрустнуть. А еще… Еще завтра она сразит его красотой и оставит без внимания. Да! Оставит без внимания! И вообще, что-то ей подсказывало, что она совсем скоро отыщет себе прекрасного принца, например по объявлению в газете, и тогда этот Плюх… Дальше она додумать не успела – так и уснула, сжав кулаки и сурово сдвинув брови.
Утром, как ни странно, Зинаида даже не проспала на работу, а напротив, вскочила раньше обычного. Вспомнив вчерашние происшествия, а также вероломное предательство возлюбленного мужчины, она пружиной вылетела из кровати и на цыпочках понеслась в ванную. Включив ледяной душ – Зинаида читала, что только ледяной возвращает утраченную молодость и придает бодрости, – она мысленно перекостерила всех мужчин в целом, а Плюха индивидуально, и нырнула под струи. В первый миг женщина задохнулась. Кажется, даже сердце ее остановилось, не ожидая от хозяйки такого истязательства над своим организмом. А уже в следующую секунду стены старого дома потряс мощный рев – визжать Зинаида не умела. В стены забарабанили чуткие соседи. Правда, Юлька с Игорем так и не взволновались – будильник еще не звенел, а больше ничто не могло нарушить их молодой сон.
– Ух! – растиралась полотенцем дрожащая Зинаида. – Надо думать, выгляжу я сейчас на тридцать лет, не старше! И это еще не все!
Она быстренько навертела бигуди, снова на цыпочках пронеслась в комнату и уселась перед зеркалом. Отчего-то лицо на тридцать не тянуло. Даже при большом воображении. Совсем, пожалуй, наоборот – вмиг покрасневший нос нагло врал, что его хозяйка неравнодушна к алкоголю, выпученные глаза наводили на мысль о нездоровом образе жизни, а щеки с лиловым оттенком прибавляли еще лет эдак с десяток.
– Вот и как после этого жить? – спросила у своего отражения Зинаида. – Как верить прессе? А хотелось сразить красотой!
По-настоящему сейчас ей больше всего хотелось крепкого, горячего кофе, однако она уже решила, что появится перед Плюхом только в полной неотразимости.
На макияж ушло около получаса. Кое-как замазав синеву под глазами, нарисовав себе выразительные брови и густо намалевав губы, Зинаида отправилась наконец на утреннюю встречу с Игнатием.
Она уже придумала, как сядет за стол, закинув ногу на ногу, как мельком попросит его сегодня не приходить, так как у нее намечается встреча с одним… банкиром. Да, с банкиром! А потом возьмет и напомнит ему, чтобы он и вовсе возле нее не крутился, потому что жена, вероятно, дома беспокоится. Нет, надо как-то резче…
– Вот и как после этого жить? – спросила у своего отражения Зинаида. – Как верить прессе? А хотелось сразить красотой!
По-настоящему сейчас ей больше всего хотелось крепкого, горячего кофе, однако она уже решила, что появится перед Плюхом только в полной неотразимости.
На макияж ушло около получаса. Кое-как замазав синеву под глазами, нарисовав себе выразительные брови и густо намалевав губы, Зинаида отправилась наконец на утреннюю встречу с Игнатием.
Она уже придумала, как сядет за стол, закинув ногу на ногу, как мельком попросит его сегодня не приходить, так как у нее намечается встреча с одним… банкиром. Да, с банкиром! А потом возьмет и напомнит ему, чтобы он и вовсе возле нее не крутился, потому что жена, вероятно, дома беспокоится. Нет, надо как-то резче…
Зинаида еще размышляла, как она красиво построит беседу, а глаза уже тупо пялились на пустой диванчик.
– Не поняла… – растерялась Зинаида. – Игнатий Олегович! Плюх! Сейчас не время играть в прятки, я на работу опаздываю! Если вы в санузле, то хоть крякните!
Никто не крякнул.
– Удрал, – констатировала дама, и подбородок ее затрясся. – Мог бы и не торопиться, я и сама его хотела выставить…
Зинаида налила себе кофе, бухнула в чашку две столовые ложки сахара и задумалась. Да! И пусть! Она теперь сама узнает, кто убил Софью Филипповну, кто избил Вадьку и кто его похитил… Какой, однако, парень невезучий! То его бьют, то воруют… А она тут страдает из-за какого-то сбежавшего мужика. Фи! Да она… сегодня же она направится ко всем работникам театра по очереди. Хватит уже сидеть, помощи ждать неоткуда. И вот когда она наконец станет менеджером… О! Как славно! У нее уже с легкостью вылетает из уст ее будущая должность!
В прихожей ожил телефон и разлился громкой трелью. Звонила Татьяна.
– Зин, ты сегодня за меня отработаешь, а?
– Конечно, я и сама хотела предложить! – с жаром согласилась Зинаида. – А что, Вадька так и не вернулся?
– Не-а… Вот я и хочу дома посидеть, вдруг позвонят… – нервно проговорила Татьяна на другом конце провода. – Господи! Ну чего им от парня надо? Уже всего измучили! Он же больной!
– А в милицию не звонила?
– Ты чего? Там же ясно написано – убьют! Прямо и не знаю, что делать… Зин, я вечером перезвоню, – швыркнула носом Татьяна и отключилась.
На работе Зинаида чувствовала себя уже достаточно уверенно. Она лихо шлепала по рукам студентов, когда те хватали бутерброды с икрой, вместо оплаченных – с килькой, грозно стрясла с Аркадия Валерьевича лишний стольник себе на чай – а зачем он своим воем спугнул совершенно приличную пару, заглянувшую в бар? И даже пообещала одной стареющей леди включить завтра запись Утесова.
Вечером в зале бара снова собрались театральные трудяги. Модели, как и вчера, капризничали и ломались, швеи отказывались исправлять огрехи, и все вместе требовали вина, фруктов и денежной премии.
Фрукты в баре кончились еще на прошлой неделе, Татьяна в угаре семейных дел так и не сподобилась их заказать, но клиентки упрямо требовали яблок с ананасами. Тогда Зинаида попросту вспорола жестяную банку с консервированным ананасом и принесла каждому по креманке.
– А почему ты сегодня одна? Боева отлынивает? А за зарплатой придет? – строго спросила Ия Львовна, пододвигая к себе сразу две вазочки – свою и Вероники.
– Да понимаете… – замялась Зинаида. – У Татьяны семейные проблемы…
– У нее еще нет проблем, – поджала губы вредная тетка и шлепнула по руке Веронику Моткову, когда та потянулась за своей креманкой. – У нее проблемы появятся, когда она за деньгами придет. Кстати, Елена Сергеевна! Одна моя знакомая мужа выгнала. Представьте – пьет, как верблюд, и добро бы воду! Подозрение на алкоголизм. Вот она и выгнала. Я могу вас с ним познакомить. Так-то он мужчина отзывчивый… Ну, а что? Вон, я видела, даже крокодилов люди в доме заводят и прочую нечисть. А чем алкоголик хуже? Та же нечисть!
Зинаида отошла от столика. И все же вопрос, куда подевалась Татьяна, волновал многих. То мельком спросят, то специально остановят – Татьяна просто так никогда из бара не пропадала. Подбежала Лидочка Данилова:
– Зин, а Татьяна где? Я ей хотела рецепт одного коктейля дать. Представь, вчера мой разлюбезный с похмелья мучился и попросил морсика. Я намешала малинового варенья и вдруг увидела, что там плесень. Говорила ведь маме, когда она варенье варила, – не жалей сахара, а она для моего мужа всегда жмется, вот и появилась плесень. Пришлось добавить размятой клубники, сока облепихи – свекровь привезла, потом горчицы… С горчицей случайно вышло: схватила ложку и давай все это перемешивать, а потом оказалось, что она вся в горчице была. Чтобы окончательно отбить запах плесени, я еще и водки плеснула… полбутылки. А потом льда бросила! Ну и тот морсик мужу сунула. Ты не представля-а-а-аешь! Он выпил, глаза из орбит высунул и прохрипел: «Лидка… что там у тебя в брюхе болтается? Давай показывай!» И ему понравилось! Вот, ей-богу, не вру! Теперь хочу рецептом поделиться. Деньги нужны, а так бы ни за что секрет не продала. Я такие сапожки видела… В них бы в субботу по «языку» пройти – закачаешься! Нет, ты не подумай, я рецептом бескорыстно поделюсь, всего за полторы тысячи. Как думаешь, даст Татьяна? А, кстати, где она?
– Понимаешь, Лида, у Татьяны сегодня… не рабочий день. Ну, звезды так встали, что работать ей никак нельзя!
Данилова скисла. Самое неприятное, что она уже купила эти сапожки, взяв деньги из заначки мужа. Тот копил на зимнюю резину для машины и складывал сбережения в старую утятницу. Каждый раз, когда Лида готовила курицу в утятнице, она заботливо вытаскивала перемотанные деньги, а потом складывала их обратно, уже в чистую. И всегда считалось, что никто и не догадывается, где таится заначка. Сегодня Лидия просто была уверена, что такой рецепт Татьяна без внимания не оставит. Если честно, она специально выдумала его вчера вечером, после того как принесла домой сапоги и сказала мужу, что купила их на премию. А теперь что будет, если супруг решит заглянуть в утятницу? Страшно представить!
– Слышь, Зин, а может, мы ей домой позвоним? А то вдруг я рецепт кому другому продам? Жалко же! – безнадежно ныла Данилова.
Зинаида вдруг приблизилась к самому лицу Лиды и проговорила:
– Вот что, давай сделаем так: ты мне вот на этот листочек напишешь адреса всех работниц, а я завтра же переговорю с Ивской, чтобы она тебе срочно выписала премию. Идет?
– Ага, так она тебя и послушала… – недоверчиво пробубнила Лида. – Если бы так, то я и сама б могла…
– Ты б не могла, – утешила ее Зинаида. – А меня она послушает, потому что… Неважно почему. Короче – тебе сроку до завтрашнего вечера.
Только теперь до Даниловой что-то дошло. Она вдруг глубоко вздохнула, и ее арбузная грудь уехала к подбородку, да там и осталась, потому что выдохнуть Лида не решалась.
– Я поняла… – с замиранием сообщила она. – Ты расследуешь убийство Софьи, да? Мне девчонки говорили! О-бал-деть! Слушай, а чего ты мучаешься? Знаешь, кто Софью придушил? Вероника!
Зинаида сглотнула ком в горле, и ее лоб вмиг покрылся испариной.
– По… кх… почему ты так решила? – от волнения просипела она. – Почему ты думаешь, что Вероника?
– А кто? – изумленно вытаращилась Лидия. – И потом она, паразитка, такая вредная, пусть в тюрьме посидит, может, подобреет.
– И все? Только поэтому? Ф-фу ты, я думала, и в самом деле. Иди, выполняй. Да, кстати, чтоб ты знала: тюрьма еще никого добрее не сделала. А уж невиновных… Иди, перепиши адреса.
Данилова охотно кивнула, потрусила от стойки, и зал бара тут же наполнился ее криками:
– Девчонки! Все немедленно ко мне! Давайте-давайте, мне надо ваши адреса переписать, у вас убийцу искать будут. Вероника, тебя это особенно касается! К тебе первой придут!
Зинаида от огорчения чуть не расколола фужер. Не зря говорят: заставь дурака…
Неожиданно Лидка поперхнулась на самой высокой ноте.
– Вау! – присвистнула Моткова Вероника, а под седалищем Ии Львовны скрипнул стул.
Даже Альбина Агапова срочно втянула живот и жеманно сквасила губы сердечком.
Зинаида оглянулась: прямо к ее стойке направлялся Игнатий Плюх. Черное шикарное пальто английского пошива развевалось, как бурка у казака, прекрасно уложенную прическу не растрепал даже ветер, светлый пуловер, исключительно стильные брюки и… войлочные ботинки. Что ж, ну, недотягивал Плюх до модели! Да их, те ботинки, и не видно было вовсе, если не приглядываться.
– Привет, – хмуро поздоровался он с Корытской. – Решил тебя встретить, а то чего доброго дел наворотишь. Да и приглядеться к вашему коллективу надо. Давай мне… Слушай, у тебя зубы болят, что ли? Чего ты такая… перекошенная?
Зинаида вовсе и не перекошенная была. Еще утром, желая сразить Плюха своей неприступностью, а также красотой и умственными способностями, она отработала легкую ироническую усмешку, добавила в нее чуть-чуть превосходства, самую каплю цинизма и даже крошку презрения. Получилось нечто среднее между улыбкой Джоконды и усмешкой гуимплена. Но Зинаиде нравилось. А Плюх все старания способен осмеять.