Пиф, еще на что-то надеясь, положил больную на спину, натянул за нижний край рубашку и легко, почти не нажимая, провел пальцами по животу сверху вниз.
Когда пальцы «доехали» до низа, Богданова вскрикнула от боли. Он так и называется, «симптом рубашки».
– Ты решил все перебрать? — недобро спросил хилер. — Сын говорил, больше ста симптомов известно.
– А вы не сможете помочь? — Надежды Пифа умирали последними, но — умирали.
– Нет, — жестко ответил Николас. — Я не хирург.
– Я тоже, — взмолился Светлов.
– Значит, она умрет, — подвел итог хилер.
– А самолет? — спросил Пиф у подошедшего Антонио. — Я готов лететь с вами.
– Я не готов, — буркнул губернатор.
Его можно было понять: полет на легкой «Сессне» в такую бурю вряд ли оставил бы им шансы. А в том, что за окном разыгрывается настоящая буря, сомневаться не приходилось: даже алюминиевые стены ангара дрожали, с трудом сдерживая ураганные порывы. Самолетик вряд ли взлетит, потом вряд ли долетит до Пакано и, наконец, уж точно не сможет там сесть при таком ветре.
В общем, расклад был ясен. Острый аппендицит положено оперировать, и чем раньше, тем лучше. Оснований для перехода к консервативному лечению только два: отказ самого больного или инфильтрат — осложнение, когда и слепая кишка, и отросток, и соседние органы слипаются в результате воспаления в единый конгломерат, который просто невозможно разделить.
Хотя и в этом случае активно лечат и ждут рассасывания инфильтрата, после чего аппендикс все-таки удаляют.
А еще Пиф вспомнил — он был хороший студент, что смертность у оперированных на второй день в разы выше, чем на первый. А до третьего многие могут просто не дожить.
– Возьми себя в руки и работай, — поставил точку Николас.
Пиф склонился над Ольгой Николаевной, которая, пересиливая боль, что-то пыталась ему сказать.
– В плохих американских фильмах герою говорят, — прошептала она ему в ухо: — «Ты сделаешь это!»
– И что? — не понял Пиф.
– В хороших фильмах говорят то же самое, — улыбнулась она.
– Но я ни разу не удалял аппендикс сам! — чуть не заплакал министр здравоохранения острова Нандао, одновременно судорожно стуча по клавишам компа — связи, соответственно и Интернета, не было. Видно, буря поработала с антеннами на вышке.
– Сколько еще это будет длиться? — бросив бесполезное занятие, спросил Пиф у губернатора.
– Может, день, — ответил тот. — Может, неделю. Муссоны!
Ну, вот и все. Выбора не оставалось. Ждать — уменьшать шансы на Ольгино выживание. Не оставаться же Вовчику круглым сиротой!
Пиф посмотрел на свои руки — они перестали трястись.
– Давай, мальчик! — весело сказала Имельда. Даже под маской видно, когда она улыбается.
– Всем лишним выйти, — сказал Светлов. — Вы — останьтесь, — это уже хилеру.
Губернатор увел дрожащего Богданова.
Началась подготовка к операции. Инструментов было достаточно. Все необходимое имелось: зажимы, крючки, ножницы, пинцеты, множество разнообразного стерильного материала.
Имельда подготовила больную, умело выбрив ей живот и продезинфицировав операционное поле. Потом ввела успокоительное и вместе с Николасом помогла женщине доехать на кресле до операционного стола и лечь на него.
Включились бестеневые люстры. Все, поехали.
Анестезия. Новокаина не жалеть.
Имельда тут же готовит новые шприцы с длинными иглами.
С местом входа Пиф мудрить не стал. Боль же четко локализована. Десять сантиметров, стандартный косой разрез в правой паховой области. Некоторые вытаскивают отросток и через гораздо меньшие отверстия, но лучше не экспериментировать — он же не лапароскопом работает. Кто там из великих говорил: большие хирурги — большие разрезы? Правда, сейчас, в век не разрезов, а проколов, говорящего бы не поняли. Если, конечно, не работать в бурю на малообитаемом острове.
Техника операции, разумеется, новостью не была. И учил, и сдавал, и даже кое-что делал сам у Балтера, но ни разу целиком, с начала до конца. «Хорош трястись», — сам себя остановил Пиф. У любого хирурга всегда бывает свой первый аппендицит.
Вскрыта кожа, подкожная жировая клетчатка, поверхностная фасция. Все это надежно удерживает крючками Николас. Имельда подает инструменты и выполняет указания босса.
Пиф отслоил апоневроз наружной косой мышцы и рассек его. Все пока хорошо, но пот заливал глаза. Не успел Пиф придумать, как бы его без нарушения правил асептики стереть, как чья-то рука с тампоном мгновенно решила проблему.
Августин, сын Николаса.
Старается не смотреть на рану. Надо же — сын хилера и боится крови! Ничего. Зато дипломированный доктор. Лишним точно не будет.
Ольга Николаевна лежала успокоенная. Видимо, устала от боли.
Пиф, тупыми концами ножниц расслоив внутреннюю косую и поперечную мышцы, уверенно рассек их, добравшись до собственно брюшины. Правда, теперь в рану из мышц вылился обильно введенный ранее новокаин, но Имельда быстро осушила ее тупфером, после чего операционное поле снова стало хорошо видимым.
Напряжение спало, Светлов работал легко и свободно. Даже пот не требовалось вытирать. Приподнял брюшину анатомическим пинцетом, проверил, не зацепил ли какой внутренний орган. Рассек брюшину. Слава тебе, господи! Вот она, слепая кишка, характерного серого цвета, лежит, где положено, прямо под разрезом. А могла бы быть, не про нас будь сказано, где угодно, даже слева.
Пиф осторожно, нежно даже, вывел кишку вместе с отростком из раны наружу. Аппендикс на ее куполе был с выраженным воспалением. Но не перфорированный и не гангренозный.
Теперь разобраться с брыжейкой отростка. Гадкий этап, опасный — она любит кровоточить, Батлер называл ее ласково — брыжеечкой. Вообще-то он не оперировал аппендициты, но чего не сделаешь для любимого ученика?
Анестезия тщательно проведена, здесь до черта нервных окончаний, кровоостанавливающие зажимы наложены, брыжейка лигирована толстым кетгутом и отсечена.
Дальше — самое главное.
Пиф четко и уверенно наложил вокруг отростка, на стенку слепой кишки, но пока не затягивая, кисетный шов — туда потом уйдет культя аппендикса. Он даже вспомнил, что говорил по этому поводу Батлер. Нить — тонкая, шелковая; игла — круглая, кишечная. Все делать быстро, но ласково. Как с любимой, когда торопишься — у доктора частенько проскальзывали не вполне пристойные сравнения. Интересно, на каких примерах он теперь Варю учит?
Теперь собственно аппендикс.
Имельда все же здорово соображает: сама подала зажим Кохера с «зубастыми» планками. Им слегка «раздавливают» отросток у основания, потом перевязывая по бороздке кетгутом. Выше этого места Пиф снова наложил зажим, а между ними скальпелем аккуратно отсек отросток.
Десять сантиметров взбунтовавшейся воспаленной плоти полетели в тазик «для грязного» — все равно никаких исследований содержимого производить не будут.
Имельда ловко обработала культю, и Пиф, переборов внезапно вернувшийся страх, аккуратно погрузил ее внутрь слепой кишки. Затем, затянув ранее подготовленный кисетный шов, наложил сверху Z-образный.
Какая же она молодец, его операционная сестра: четко и точно отсекла длинные концы нитей, а Светлов, затаив дыхание, ввел слепую кишку с культей в ее куполе обратно в брюшную полость. Переведя дух, проверил турундой в длинном пинцете, нет ли крови в малом тазу. Все было чисто. Значит, с брыжейкой все-таки сделано как положено.
Далее — в обратном порядке. Пиф испытывал такой подъем, что готов был убрать еще десяток аппендиксов. Однако, когда закончил зашивать кожу, почувствовал, как трясутся ноги.
Имельда, опять же вовремя, подставила табуретку: у нее было просто дьявольское чутье.
Пиф взглянул на Ольгу Николаевну.
– Ненавижу хирургию, — извиняющимся тоном произнес он.
– Ты сделал это, — одними губами сказала она.
И хотя фраза была напрочь дискредитирована тысячами идиотских картин, сейчас она предстала перед Пифом во всей своей красе.
– Я сделал это! — гордо подтвердил он.
И маленький коллектив медиков удостоил своего юного предводителя жидковатыми, зато совершенно искренними аплодисментами.
19
Марат прилетел в Манилу поздно вечером из Гонконга. Прошел паспортный контроль и, не выходя из аэропорта, на рейсовом небольшом, двухмоторном джете тут же вылетел в Пакано. Там его должны были подобрать соратники. Можно было объединиться и в Макао, но он не хотел долго светиться с яхтой. Не боялся — Марата вообще трудно было чем-нибудь напугать, однако все последние действия — он отлично это понимал — шли против стратегических интересов Семьи, а потому Кураев-младший был намерен совершать их с наименьшим риском. Раз уж совершает… Отказаться же от своего плана он был не в состоянии.
Приземлившись после короткого перелета на длинной бетонке — Пакано приличный город, с сотней тысяч жителей, — Марат первым делом позвонил отцу, справиться о здоровье.
Слава богу, все оказалось неплохо: Балтер удалил опухоль чисто, абластически, и теперь есть высокая вероятность того, что ни рецидива, ни метастазов не будет. А даже если и будут, то пока ситуация под контролем.
Этот доктор Балтер как специалист действительно внушал доверие. Хотя для Марата он все равно оставался связанным с ненавистным Пифом и с подлым похищением Дуняши.
Своих бойцов в Пакано нашел сразу. В порту стояло до черта лодок, половина — иностранные: к местным красотам всегда тянулись яхтсмены из Европы и даже Америки, но лишь с одной несся русский мат и кавказский шансон.
«Флибустьеры, блин», — зло подумал Кураев, взглянув на имевшийся людской ресурс. Вменяемыми выглядели лишь Иван и его бывший сослуживец. Остальным больше пристало гонять по Москве на наглухо затонированных дешевых иномарках и сшибать бабло с колхозников, приехавших продавать картошку на столичный рынок. Но выбирать не приходилось.
Зато лодка понравилась, и не только за неожиданный серо-черный дизайн. Кураев придирчиво оглядел навигационный комплекс, чуть ли не ощупал принайтовленный на корме катерок-тендер (от него будет многое зависеть), потом спустился посмотреть дизеля. Похоже, судно не подведет.
– Что с оружием? — спросил Марат у Ивана.
– Порядок, — ответил тот. — И стрелковое, включая «эсвэдэшку», и гранатометы.
– Отлично, — вычеркнул из виртуального плана сделанную работу Марат. Снайперскую винтовку он заказал лично. Ему даже во сне снилась рожа Пифа — в оптическом прицеле. Он бы с удовольствием подвинул ствол вниз — возможно, с отстреленной мошонкой бывший одноклассник Дима Светлов бесил бы его меньше.
Кураев пока не стал сообщать Озерову, что небольшой контейнеровоз, доставивший стремную посылку, тянущую по местным законам на много лет тюрьмы, остался по его приказу — и за немалые бабки — в здешних водах. Если надо будет быстро и бесследно исчезнуть — лучше варианта не придумать. Яхточка подходит за две-три мили к судну, он с Иваном — и с Дуняшей? — пересаживаются на тендер и добираются до транспорта. Подобную операцию даже из космоса не засечь.
Коллега Ивана вряд ли поплывет с ними. В Москве такие, много знающие, Марату вообще не нужны. Кураев намекнул об этом Озерову еще до отъезда. Тот сказал, что все участники аттракциона совершеннолетние и понимают, чем рискуют. Тем более его доля — случись что с бывшим сослуживцем — только возрастала.
Как поступать с остальным сбродом, Марат пока не решил: слишком многое зависело от последующего развития событий, да и с Вахтангом Габриэловичем не хотелось лишних проблем.
– Отчаливаем, — приказал он Ивану, закончив осмотр судна и заваливаясь прямо в ботинках в широченную кровать мастер-каюты.
– Прямо сейчас? — удивился Озеров.
– Прямо сейчас, — отмел скрытое возражение Кураев. — Завтра закончим весь этот бардак. Вот координаты, — он протянул подчиненному бытовой навигатор с нанесенным маршрутом. — Остановишься милях в десяти от цели. Зарядите удочки только. Там сейчас таких лодок тьма. Может, и твои дебилы сойдут за рыбаков.
Иван без энтузиазма, но подчинился. Марат слышал, как теперь уже Озеров мотивировал своих подчиненных — кроме мата, донесся и отчетливый звук затрещины. Не нарвался бы на нож, от этих детей гор всего можно ожидать. Впрочем, Иван тоже большой мальчик, сам сообразит, как лучше работать с вверенным ему личным составом.
Марат растянулся на кровати, в последний раз обдумывая план действий и сводя воедино всю собранную информацию.
А ее теперь имелось очень немало. Отец помог, несмотря на негативное отношение к малополезным действиям сына, и у самого Кураева-младшего за последние годы появились возможности в подобных вопросах. Оказалось, Пиф действительно работает прислужником серьезного человека. Настолько серьезного, что даже Марат задумался, стоит ли продолжать. И если бы не клятвенное обещание информированного парня из онкоцентра на Каширке, то, пожалуй, жесткую морскую операцию отменил бы. Но парень гарантировал — именно так! — что нежданный могущественный союзник его врага-одноклассника либо уже мертв, либо вот-вот будет мертв. Потому что с таким диагнозом и в такой стадии более месяца, как правило, не живут. Не сможет же Пиф и после этого состязаться с Семьей! Кишка тонка у лекаря-недоучки. Вот почему Марат сейчас здесь, на яхте.
Еще очень полезными оказались связи с айтишниками. Если человек звонит по мобильному, он тем самым высылает умным людям свое точное геоположение. С помощью таких умных людей Кураев знал, где искать сладкую парочку, — при мысли о том, что это чмо имеет его жену, у Марата темнело в глазах от бешенства. Ничего, скоро все получат то, что заслуживают.
Успокоившись, продолжил свой мысленный обзор.
Прояснились и вопросы, связанные с предстоящей силовой операцией. Это стоило денег, но… это стоило денег, усмехнулся про себя Марат. Его не пугал охранник, приставленный к Пифу, — о нем уже тоже было известно. Его не напугали бы и десять охранников.
Планируемое надлежало сделать быстро, резко и безвариантно. После чего следовал мгновенный отход — вот где могли пригодиться все немереные узлы быстроходной лодки. Если избежать прямого столкновения со слабой береговой охраной, то шансы на успех оказываются достаточно велики. А даже если и не избежать, вряд ли эти обезьяны рассчитывают поймать с прогулочной яхты несколько кумулятивных гранат в свой борт.
Но лучше, конечно, до баталий не доводить, Марату Пёрл-Харборы ни к чему. Одного — прикончить, другую — изъять. И точка.
Что потом делать с другой, изъятой, он так до сих пор и не решил.
Для Пифа утро началось не лучшим образом. Нет, не так.
Утро как раз началось самым лучшим.
К нему подошли Богдановы, выдвигавшиеся, пока не жарко, на пляж. Вдвоем — Вовчик удрал далеко вперед со своим неразлучным друганом Фердинандом.
Ольга Николаевна двумя руками обняла Пифа за голову и поцеловала в лоб.
– Все, Димочка. Перевязка не нужна. Я полностью здорова.
А Богданов ничего не сказал, лишь смущенно и благодарно смотрел на доктора Светлова.
Вот за такие мгновения и есть смысл тратить лучшие годы жизни на это неблагодарное чудовище — медицину.
Зато потом началось.
В планах Пифа было умотать в океан на собственном тримаране с любимой женщиной. После трех дней ежедневных скандалов — вплоть до угроз покинуть остров — Антонио обещал убрать назойливую охрану. Правда, в ответ Светлов обещал губернатору не уплывать дальше Мальчика-Нандао, крошечного острова с песчаными восточными берегами и поросшим мангровыми деревьями западным. До островка было три мили, в хорошую погоду можно разглядеть без бинокля.
Зато если, сойдя на берег, отойти на двадцать метров вглубь, да еще залечь в мягкую траву, то и в бинокль ничего не разглядишь.
У Пифа теплилась надежда, что в этот раз Дуняша согласится лечь с ним в траву. Она и в самом деле как будто возвращалась из какого-то долгого и не слишком приятного путешествия и все больше становилась его Дуняшей. Только его. Как когда-то, в третьем классе, в восьмом, да и в десятом тоже, пока не приехал этот…
Нет, Пиф никоим образом ее не торопил. Но мечтать себе запретить не мог. И в этих мечтах он давно был с ней. И в траве Мальчика-Нандао, и в постели их замечательного особняка, и… да где угодно, лишь бы с ней.
А Дуня, словно чувствуя и поощряя его ощущения, становилась все мягче, спокойнее. И нежнее.
Вот почему, когда он в очередной раз мечтал о своей женщине — одновременно проверяя мотор и навигатор тримарана, — настроение его было самым что ни на есть замечательным. Навигатор, конечно, вряд ли понадобится. Но, беря на борт свою главную ценность, Дима не собирался рисковать ничем.
Именно в этот момент его и нашел Антонио.
– Слушай, там на базе проблема, — сказал он, передавая Светлову телефон.
– Что там у вас? — не сумев скрыть досады, спросил Пиф.
– Молодой чистил оружие и выстрелил себе в ногу, — четко доложил невидимый и незнакомый пока собеседник.
– Кость задета? — Вот он, злобный оскал профессии. Вместо долгожданного плавания к Мальчику-Нандао, возможно, предстоял полет на военную базу. Впрочем, надежда пока оставалась: если пуля прошила, например, икру, фельдшер справится без него.
– Да он все себе разворотил! — Фельдшерский ужас прорвался наружу. — В бедро вошла, в пятке вышла.
– Из чего ж он пальнул? — окончательно расстроился Пиф.
– «Кольт-Коммандер», — кратко объяснил тот.
Все ясно. Мальчик-Нандао на сегодня отменяется, по крайней мере на первую половину дня. А может, и на весь день, если придется сопровождать стрелка-неудачника в больницу Пакано.