— Я никуда не поеду…
Но спорить с этой старушкой было невозможно. К тому же мне вдруг стало любопытно увидеть доктора Жакоба в домашней обстановке. Может, он и дома сидит в чалме на остриях гвоздей или созерцает нирвану, как это делают, говорят, йоги?
— Хорошо, сдаюсь, — сказала я. — Сейчас вызову такси, и едем…
— Зачем такси? У нас есть своя машина, она ждет у подъезда.
Матушка Мари преспокойно заняла место за рулем. В полной растерянности я села рядом с ней. Мотор взревел, и мы рванулись с места.
Матушка Мари остановила машину перед небольшим особняком, прятавшимся в зелени густо разросшегося садика на одной из окраинных улочек возле набережной, и победно посмотрела на меня.
Навстречу нам по усыпанной гравием дорожке уже спешил от дома доктор Жакоб. Он широко улыбался — наверняка видел из окна, как лихо мы подкатили.
— Здравствуйте, мадемуазель… — поклонился oн. — Простите, наше вчерашнее знакомство получилось несколько сумбурным, так что я даже не успел спросить, как вас зовут.
— Клодинa Дрейгер, — сухо ответила я.
— Очень приятно, — он снова учтиво поклонился. — Прошу.
Сегодня он выглядел вполне прилично, и его в самом деле можно было принять за доктора: отлично сшитый костюм, безукоризненная рубашка, хорошо повязанный галстук модных тонов. Вот только, пожалуй, кажется, еще моложе без вчерашнего грима, да улыбка не сходит с губ, не солидно.
Мы поднялись на крылечко из трех ступенек, вошли в тесноватый, но уютный холл.
— Вам наверх, а я пойду прямо на кухню, — скомандовала матушка Мари. — Надо скорее приготовить завтрак, а то наша гостья умрет с голоду.
— Но я завтракала, — всполошилась я и умоляюще посмотрела на доктора Жакоба, но он только развел руками:
— С ней не поспоришь. Я, во всяком случае, давно уже не пытаюсь — с детства. Прошу вас.
Признаться, я перешагнула порог двери, которую он предупредительно распахнул передо мной, с некоторой опаской. Кто их знает, этих факиров! Может, они держат дома удава или коллекцию огрубленных голов?
Но кабинет, в который мы вошли, оказался вполне обычным и современным. Над письменным столом аккуратная табличка:
«Мы так далеки от того, чтобы знать все силы природы и различные способы их действия, что было бы недостойно философа отрицать явления только потому, что они необъяснимы при. современном состоянии наших знаний. Мы только обязаны исследовать явления с тем большей тщательностью, чем труднее признать их существующими.
Лаплас».
Никакой таинственности и восточной роскоши. Я даже разочаровалась.
Мы сели в кресла.
— Чем больше я размышляю о вашем деле, тем все подозрительнее оно мне кажется, — начал доктор Жакоб. — Поэтому я даже решил отменить гастроли, не уехал, чтобы нынче непременно повидаться с вами.
— Спасибо, вы очень любезны, но, наверное, это напрасная жертва. Ведь вы сами вчера сказали, что тут нужен психиатр.
— В этом следует еще разобраться, — задумчиво проговорил он, закуривая сигарету.
Я не сводила с него глаз. Заметив это, он рассмеялся,
— Не бойтесь, я не стану вас пугать больше. Ведь сегодня у меня нет выступления.
— А как вы это делаете?
— Очень просто. Вот так, — и, насмешливо сверкнув глазами, доктор Жакоб ловко продел горящую сигарету сквозь щеку.
Я не спускала с него глаз.
— Н-да, — сказала я. — А вы в самом деле доктор?
— Предъявить вам диплом Сорбонны? Или Цюрихского университета? Я их оба окончил и в самом деле специалист- психолог. Вот мои научные труды, — он небрежно махнул в сторону книжных полок.
— А зачем вы занимаетесь всякими фокусами? — Я неопределенно покрутила у себя перед носом растопыренной пятерней. — Зачем выступаете в каких-то балаганах?
— Потому что мне это нравится. Увлекаюсь, с детства благородным искусством волшебных иллюзий и магических пре вращений. Напрасно вы отзываетесь о нем так презрительно. Это весьма древнее искусство. Еще в библии пророк Моисей соревнуется в чудесах с профессиональными фокусниками — египетскими жрецами,
— Но все-таки… доктор философии одурачивает доверчивых простаков в варьете. По-моему, это противоестественно.
— Наоборот, знакомство с магами и волшебниками помогает моей научной работе. Я занимаюсь изучением скрытых резервов человеческого организма, человеческой психики прежде всего. «Познай самого себя» — этому мудрому завету две с лишним тысячи лет, а мы пока еще очень мало знаем о себе. Знакомство с удивительными достижениями моих славных друзей — цирковых фокусников, факиров, современных йогов, как вы выражаетесь, — дает немало интересного материала для исследований в этой сложной области. Я у них многому научился.
— Я имела удовольствие в этом убедиться. Но как вы ухитряетесь лежать на этих ужасных гвоздях?
— Очень просто. Немножко элементарной физики и арифметики. Болевые ощущения возникают, если на одно острие приходится груз в пятьсот-шестьсот граммов. Площадь моего лежащего тела — около двух тысяч трехсот квадратных сантиметров, на каждый из них приходится по одному острию, а вешу я семьдесят килограммов. Если вы возьмете карандаш и сделаете несложный подсчет, то убедитесь, что на каждое острие приходится всего-навсего по тридцать граммов тяжести. Так что я лежу как на диване.
— Так просто? — разочарованно протянула я. — А сабли? Ведь они острые?
— Острые, — согласился он. — Только заточены и направлены особым образом, так что я ступаю по ним без риска порезаться. Конечно, нужна тренировка.
— Значит, все сплошное жульничество…
Кажется, он обиделся, потому что поспешно ответил:
— А освобождение из цепей и пут? Таких мастеров — мы называем их на своем профессиональном жаргоне клишниками — немного осталось на свете. Тут весь фокус в том, чтобы при сковывании умело напрягать мускулы, значительно увеличивая их размер, а потом уметь быстро их расслабить, Я могу при этом даже смещать кости в суставах и задерживать дыхание на две минуты. Такое владение своим телом дается лишь после многолетней тренировки.
— Да, это ловко у вас получается, — согласилась я. — Но как же все-таки вы ухитрились так быстро выбраться из запертого сейфа? Вы в самом деле умеете проходить сквозь стены?
— Умею, — улыбнулся он.
— Как? Научите меня!
— Ну, во-первых, этому сразу не научишься. Начинать надо с детства. А потом: я не имею права разглашать посторонним все профессиональные секреты. Таков у нас кодекс чести, у фокусников…
Он неожиданно взмахнул рукой, словно ловя надоевшую муху- и в руке у него откуда-то взялась новая сигаретка. Жакоб стал прикуривать, держа зажигалку в некотором отдалении. Сигарета вдруг стала тянуться к огню и превратилась в сигару!
Я захлопала в ладоши и, как девчонка, закричала:
— Еще! Еще!
Но тут дверь открылась, на пороге появилась раскрасневшаяся от кухонного жара матушка Мари в белом накрахмаленном передничке и грозно спросила:
— Долго я буду вас ждать?
Мы прошли в маленькую столовую, сели друг против друга за стол.
— Вы ловкий человек, доктор. Но чем вы можете помочь моей тете? — спросила я.
— Да, вот именно, вернемся к вашей тете, — усмехнулся он. — Я должен посмотреть ее. Вполне возможно, у нее обычное психическое расстройство. Тогда мы поищем более опытного специалиста, раз вы мне не доверяете, и он ее быстро вылечит.
— Но она давно ничем не болела. За последний год, насколько я помню, обращалась к врачам только дважды, и то по пустякам — к дантисту да к глазнику. Доктор Ренар, местный врач, который каждый день бывает у нас и давно стал как бы членом нашей семьи, считает, что у тети прекрасное здоровье для ее возраста!
Жакоб задумался, отсутствующим взглядом уставившись в свою тарелку, потом поднял голову и спросил:
— Как же проявляются галлюцинации у вашей тети, расскажите толком.
— Ну, началось все с того, что месяца три назад она стала слышать по ночам какой-то голос. Он требовал, чтобы тетя покаялась в грехах, одумалась, переменила свою жизнь и посвятила остаток ее богу. Потом он начал всячески нахваливать секту «Внимающих Голосам Космического Пламени» и потребовал, чтобы тетя им помогла. Она уже дважды переводила им в Берн довольно крупные суммы, и каждый раз голос хвалил ее за это.
— Откуда она узнала адрес, по которому переводила деньги?
— Голос назвал. Проснувшись утром, она его прекрасно помнила, хотя вообще-то память у нее не очень хорошая на цифры и адреса.
— Любопытно, — пробормотал Жакоб, — Очень любопытно. А сама она посещала сборища этой секты?
— Нет. Ни разу у нее не возникало такого желания.
— Откуда она узнала адрес, по которому переводила деньги?
— Голос назвал. Проснувшись утром, она его прекрасно помнила, хотя вообще-то память у нее не очень хорошая на цифры и адреса.
— Любопытно, — пробормотал Жакоб, — Очень любопытно. А сама она посещала сборища этой секты?
— Нет. Ни разу у нее не возникало такого желания.
— Странно… А как ей слышится этот голос — звучит внутри или доносится откуда-то извне?
— По-моему, она просто слышит его — и все. Как мой голос.
Доктор Жакоб недовольно хмыкнул, потом спросил:
— На головные боли не жалуется? Не говорит, будто ее голову словно распирает изнутри?
— Нет.
— И на бессонницу не жалуется?
— Нет, она спит крепче меня.
— А других галлюцинаций у нее не бывает, кроме этого «небесного голоса»?
— Вы знаете, последнее время с ней стало твориться что-то странное. Однажды она вдруг якобы увидела в саду цыгана с ручным медведем. А на прошлой неделе ей показалось, что в сад забежал волк и прячется в кустах. Все это ей, конечно, пригрезилось.
— Это, может быть, и болезнь, — в глубокой задумчивости, забавно наморщив лоб, пробормотал доктор Жакоб. — Но я сильно подозреваю, что ваша любимая тетя стала жертвой каких-то ловких мошенников.
— Каким образом? — испугалась я.
— Вот это-то нам и предстоит узнать. Уж больно подозрительны эта небесные голоса», дающие совершенно конкретные и весьма земные приказания. Ваша тетка богата?
— По-моему, да, хотя я никогда не интересовалась особенно…
— Вы ее единственная наследница?
— Послушайте! — вспыхнула я.
— Не обижайтесь, я вовсе не хочу вас уличать в каких-то корыстных замыслах. Я вполне верю, что вы искренно любите свою тетю и хотите ей добра. Но мне просто надо знать, есть ли кто-нибудь на свете, кому было бы выгодно, чтобы деньги тети перешли в руки этих жуликов.
— Не знаю и не хочу обсуждать эти вопросы, — резко ответила я. — Одно могу сказать совершенно твердо и определенно: никого из членов этой секты тетя не знает. Упрекать людей, которых вы совершенно не знаете, в преступных намерениях — это, мне кажется, бесчестно.
— Странно, что она и не пытается с ними познакомиться, — пробормотал он, не слушая меня. — Похоже, они готовят себе алиби… А вы верите, будто ваша тетя в самом деле слышит некий божественный голос свыше? Забавно! Но почему этот «глас небесный» советует давать деньги именно этой секте, а не какой-нибудь иной? В этом очень интересно разобраться. Я материалист, медик, психолог, в небесные голоса и божественные откровения не верю, поэтому первым делом я задаю вопрос римских юристов: «Qui prodest?» — «Кому это выгодно?» Вам — явно нет. Доктору Ренару? А что касается ловкости шарлатанов, — добавил он, — то, верьте мне, я их повидал куда больше вашего. Свыше сотни разоблачил и посадил на скамью подсудимых…
Я расхохоталась, потом сказала:
— Доктор философии, ловкий факир, обманщик и фокусник, да к тому же беспощадный разоблачитель шарлатанов — и все это в одном улыбающемся лице. Невероятно! Как вы ухитряетесь совмещать все это?
— Я не обманщик, а иллюзионист, — нахмурившись, наставительно сказал он. — Мы выступаем на сцене или цирковой арене перед зрителями, которые хотят, чтобы их развлекали интересными фокусами. Они хотят быть обманутыми, для этого и приходят. А шарлатаны и жулики обманывают простаков, спекулируя на их суеверии. И я считаю своим долгом разоблачать таких проходимцев. Для меня это, если хотите, своеобразная форма атеистической пропаганды.
— Но вы в самом деле думаете, будто моя тетка стала жертвой каких-то мошенников? Каким образом?
— Чтобы выяснить это, нам придется поехать к вам. Вы меня приглашаете?
Я на какой-то миг помедлила с ответом, но он сразу заметил мои колебания и спросил;
— В чел дело? Ведь вы же специально приехали ко мне за помощью? Вы мне не доверяете?
— Нет, что вы! — поспешно ответила я. — Просто подумала: может, все-таки лучше предупредить тетю?
4. ЯВЛЕНИЕ АПОСТОЛА
Через четверть часа мы уже сидели в машине.
Доктор Жакоб вел свой синий «мерседес» на хорошей скорости, очень плавно и мягко и, не отрывая глаз от серой ленты шоссе, расспрашивал меня о тете, о нашей жизни. Сперва я немножко насторожилась: уж не устраивает ли он мне допрос? — и отвечала суховато, односложно. Но постепенно он сумел разговорить меня.
— А кто еще живет у вас в доме?
— Прислуга.
— Много?
— Трое.
— И они давно у вас служат?
— Давно. С детства, — ответила я и тут же поспешила поправиться: — То есть с моего детства, конечно.
Рассказала я ему и о докторе Ренаре, как он каждый день обедает с нами, попыхивая неизменной глиняной трубочкой, а потом украдкой дремлет где-нибудь в укромном местечке, в саду, и как он рисковал жизнью, высасывая в детстве из моего горла чуть не задушившие меня дифтеритные пленки…
— Вы рано потеряли родителей?
— Да. Мама умерла, когда мне было десять лет, А отца я совсем не помню,
— Значит, тетя вас вырастила и воспитала… Скажите, у нее хороший характер? — спросил Жакоб, помолчав.
Я покосилась на него и хотела сказать: «Какой же вы психолог, если задаете такие вопросы?..» — но промолчала. Можно ли в двух словах описать характер человека?.. Но он ждал ответа на свой вопрос, и я коротко сказала:
— Я ее очень люблю, свою тетю.
Он молча кивнул.
А я думала свое: как ужасно, что теперь тетя так страдает и в нашем милом доме все переменилось…
— Мы не проскочили поворот к вашему дому? — прервал мои мысли доктор Жакоб. — Кажется, это должно быть уже где-то близко.
Я оглянулась по сторонам.
— По-моему, второй поворот направо. Там еще будет маленькое кафе.
— Ясно. Можете дремать дальше.
— Я не дремлю, — сухо ответила я.
Через десять минут мы уже остановились перед нашим уютным домом, окруженным столетними дубами.
— Милости прошу, — сказала я не очень уверенно.
Тетка оказалась в хорошем настроении и приняла нас приветливо. Доктора Жакоба я представила ей как своего старого знакомого, инженера, недавно вернувшегося из Франции.
— Он производит приятное впечатление, — шепнула мне тетя. — Не слишком красив, правда, но теперь вообще нет красивых мужчин. Тебе полезно развлечься.
Мне не очень понравилось, как внимательно осматривал все вокруг доктор Жакоб — словно заправский сыщик, выискивающий преступников. Но когда мы вышли на террасу, он меня обрадовал, сказав:
— Хорошо здесь у вас, уютное местечко. Строгая, мужественная красота, не такая конфетная, как у нас, на местном Лазурном берегу.
К ужину, как обычно, пришел старенький доктор Ренар, и, как всегда, за столом начал ругать современную медицину. Жакоб не выдавал себя, не ввязывался в спор и весьма правдоподобно изображал полного профана в медицинских вопросах.
Но был момент, когда, показав подозрительную осведомленность в вопросе фрейдизма, чуть не подвел и себя и меня.
В общем ужин прошел вполне благополучно. Только в самом начале я с тревогой заметила, что тетя вроде бы становится рассеянной и задумчивой.
Мы с доктором Ренаром украдкой переглянулись.
Но, к счастью, ничего не произошло. Мы встали из-за стола и с доктором Жакобом вышли в сад. И тут я спросила его с замиранием сердца:
— Ну?
— По-моему, ваша тетушка здорова. Конечно, стоило бы проверить у нее рефлексы и сделать ей кое-какие анализы… Никаких патологических отклонений я не заметил. По-моему, она совершенно нормальна.
И тут мы услышали за кустами цветущей жимолости напряженный, прерывающийся от неподдельного волнения тетин голос:
— Да, моя вера все укрепляется. Последние сомнения исчезают, ваше… Простите, но… Я не знаю, как же вас называть? Апостол? Просто апостол? Странно, а я хотела вас назвать словно епископа: ваше преосвященство… Я сделаю все, что требует Голос. Вы могли бы и не приходить, зачем вам было беспокоить себя…
Я осторожно раздвинула кусты и увидела тетю, стоящую на коленях посреди пустой лужайки. Она была совершенно одна. Но смотрела прямо перед собой так пристально, словно видела кого-то и разговаривала с ним:
— Да, конечно, вы правы. Порой меня все еще одолевают сомнения, но теперь я окончательно уверилась. Как я могу не верить сам?!
Тетка вдруг обернулась в нашу сторону.
— Это ты, Клодина? — с облегчением спросила тетя. — Фу, как ты меня напугала! Что за скверная детская привычка подкрадываться исподтишка.
И тут, спохватившись, она повернулась к пустоте, низко поклонилась:
— Ради бога, простите ее, апостол. Она еще так неразумна. Потом тетя повернулась ко мне и строго сказала: