Анатолий Трушкин О вечном: о любви, о воровстве, о пьянстве...
Предисловие
Автор убежден, что всякую секунду писать надо о вечном: о воровстве, о пьянстве, о жадности, о пошлости и тому подобном – это и солидно, и никогда не испишешься, и всегда найдешь благодарного читателя.
Поскольку о вкусах не спорят и автор не может знать, на какие пороки читатель смотрит исподлобья, на какие – с любопытством, на какие – с восхищением, то пороки эти и не рассортированы никоим образом, а так... схвачены, что под руку попалось, горстями, и разбросаны по книге, мелочью всякой – репризами, байками пересыпаны (как нафталином – зимние вещи).
Читайте себе на здоровье. Что понравилось– перечитывайте, а что нет – забывайте.
А какие пороки окажутся вечными, посмотрим вместе с вами лет через двести–триста.
* * *Молитва
Господи, Господи, помоги мне! Сделай так, чтобы я больше никогда никому не завидовал.
Спасибо, Господи, чувствую, что уже стал добрее и щедрее, я даже готов молиться за тех, кому вчера желал зла.
Вот прошу тебя, Господи, за Осипова, он знает больше, чем я, потому что много читает, у него зрение – плюс пять. Пусть он знает еще больше, больше всех! Пусть зрение у него, Господи, станет плюс девять.
Сидоров нищий и тощий, ему никто не завидует, кроме меня. У меня нет детей, а у него много. У него талант: он дотронется до жены – она в положении. Пятеро ребят, ему ходить не в чем – он случайно дотронулся до жены шестой раз. Теперь еле дышит, потерял дар речи, говорит только: «Всё, ухайдокался». Но детей любит безмерно. Дай ему, Господи, еще троих.
Петров, Господи, так здоров, что ни разу не болел. Лицо красное постоянно, босиком ходит по снегу, ест молоко с селедкой, ни в чем меры не знает, сам своему здоровью удивляется и пугается даже. Не пугай его, Господи. Нашли на него хоть насморк, а лучше тиф.
К Петушкову, Господи, тянет женщин, как будто у него есть какой-то магнит. Ему хочется, чтобы все знали о его похождениях, но по радио ведь не объявишь. Сделай, Господи, чтобы хоть близкие его узнали, хотя бы жена.
У Пузатова две судимости, но он – влиятельный политик и очень богатый человек, у него два завода, три фабрики, четыре футбольные команды. Дай ему, Господи, еще один завод, одну фабрику, одну футбольную команду... и еще одну судимость с конфискацией имущества.
Я, Господи, был плохой человек, я завидовал даже птицам – нигде не работают, но едят, летают куда хотят бесплатно, всего и дел, что гадят людям на голову. Смотрел на них и тоже хотел летать, но теперь не хочу. Пусть только птиц будет побольше.
Вспомню, Господи, каким я был, вижу, каким стал, и дивлюсь переменам в себе. Благодарю, Господи, за благодать Твою.
Всегда я завидовал Николаеву, его жизнерадостности. Когда он сломал ногу, я злорадствовал, но он стал еще жизнерадостнее и веселее. Потом он сломал вторую ногу и стал совсем счастливым. Господи, да пусть он сломает себе еще обе руки! А лучше, Господи, пусть свернет шею. Очень прошу Тебя.
Спасибо Тебе, Господи, за всё. Знаю, что стал другим человеком и уже свечусь изнутри. Сам посуди – раньше я завидовал Кошкину за то, что его любят звери, особенно собаки, их не отогнать от него. Как только я перестал завидовать, меня тоже полюбили, пусть не все еще, но уже от меня не отогнать ни мух, ни клещей, ни комаров.
Если и дальше так пойдет, Господи, клянусь: в Твою честь поставлю храм или часовенку, а лучше своими руками сделаю поклонный крест. А хочешь, поставлю Тебе самую большую свечку. Но это, конечно, не сразу. Если не хочешь ждать, поставлю маленькую свечку, у меня есть... почти целая.
Спасибо тебе, Господи, славься ныне, присно и во веки веков. Ты всесильный и всемогущий, я даже завидовал Тебе, но теперь, Господи, когда Ты занялся мною, я Тебе уже не завидую.
Слава Тебе, слава Тебе, слава Тебе! Аминь.
Ангел
Вечером к дому подхожу, смотрю – по штакетнику ходит не то птица, не то человек. Птица, наверное, – крылья, хвост... но в галстуке и лицо человечье. Перья свалялись, лицо наглое, галстук набок, и сильно вином тащит.
Остановился я, оторопел, конечно. Птица говорит:
– Ну и где тебя носит, Николай?
Меня Николаем зовут. Голос у птицы пропитой, мужской. Птица – самец. Сигарету достала из-под крыла, закурила.
Я окончательно остолбенел, спрашиваю:
– Ты кто хоть?
– Кто, кто... Твой ангел без пальто.
– Ангел-хранитель?!
– Да.
У меня слезы из глаз, потом кое-как взял себя в руки, говорю:
– Где же ты раньше был, гаденыш?
– Когда, например?
– Например, когда я женился. Она оказалась не дочь министра, а лимитчица.
– Я отлетел на время, самого тогда чуть не охомутали. И вообще не надо никогда на министров надеяться, на себя надейся.
Я говорю:
– Погоди. Как отлетел? Твоя обязанность, твоя специальность – меня охранять, беречь от неприятностей.
Он:
– Ты вспомни, когда ты женился-то?.. Начало девяностых. В стране все перевернулось, вообще никто по специальности не работал. Горбачев всем устроил.
Я ему:
– А в девяносто восьмом почему не предупредил насчет дефолта? Я за один день все потерял.
Он мне:
– Мы никого не предупреждали, запрещено было.
– Как никого?! Сколько проходимцев успели свои деньги спасти, пристроить с выгодой.
– Это не ангелы, это – черти, которые дефолт устроили. Они своих всех предупредили.
– Та-ак. Теперь Ельцин виноват. А где ты был, извращенец, когда я оставшиеся деньги отнес к Мавроди? Тоже отлетел?
– Я в это время свои пристраивал в банк «Тибет». Каждый тогда хотел разжиться неизвестно за чей счет. Надо было на себя рассчитывать, а мы всё на чужого дядю. Ну что, – говорит, – теперь прошлое ворошить. Видишь, мне тоже досталось.
Я отвернулся, чтобы только не смотреть на него, и вижу: огни мигают – «Казино» – рядом с домом.
– Подожди, – говорю, – минуту, я сейчас.
Поднялся в квартиру, взял все деньги, что скопил за последние годы, спустился.
– Пошли, – говорю, – в казино. Поможешь. Может, я тебя и прощу.
Он сел мне на правое плечо, – а его, кроме меня, никто не видел, – пошли в казино.
Я достал все деньги, спрашиваю:
– На какую цифру ставить?
Он:
– Ставь на двенадцать!
Я поставил, выпало двадцать один. Всё потерял за секунду, всё до последней копейки.
Вышли на улицу, он отлетел сразу подальше, говорит:
– Цифры точные – один и два! Только и делов-то, что я их местами не так поставил.
Не помню, как у меня в руке камень оказался, размахиваюсь. Он:
– Не надо! Мы, русские, потому так и живем, что у нас все время кто-то виноват, только не мы; мы всё на кого-то надеемся, только не на себя.
Я прицелился ему в бочину и камнем со всей силы!.. Но он увернулся, а откуда-то «Лексус» выскочил, и я «Лексусу» точно в лобовое стекло – ба-бах!
Оттуда четыре мордоворота выскакивают – и за мной. Я бегу, ангел надо мной летит, кричит:
– Ни на кого никогда не надейся, понял?
Я говорю:
– Понял.
– Только на себя надейся. Понял?
– Понял.
Вижу – слева что-то вроде рощицы, я туда.
Ангел:
– Беги направо, идиот!
Ну что, ему сверху виднее, и я скорее направо – там тупик. Мордобои, вот они... в трех шагах... в двух. Я еще успел подумать: «Учит, учит нас жизнь, и всё без толку, всё мы на кого-то надеемся».
* * *Чудеса
Избирательная кампания... Где цирк-то! Теперь обещай не обещай – словам уже никто не верит. Народ говорит: «Никого не надо выбирать. Всё равно все будут воровать». Уже чудеса нужны, чтобы тебя избрали. Предвыборные технологии поэтому и шагают вперед.
Я был на нескольких встречах, сам видел: кандидат ходил между избирателями и у каждого деньги доставал – у кого из кармана, у кого из ушей, из лифчиков, из волос на голове. У одного с лысины снял пять тысяч! Говорил в зал: «И себе, и вам – всем достану денег, только изберите меня».
Чего-то я сомневаюсь – достанет он на всех-то... Мне кажется, вряд ли.
Другой денег не мог достать, но из ста рублей делал сто долларов. Не прятал никуда! В руке держал. Дунет – вместо рублей у него доллары!.. Я дунул – у меня ничего, были рубли, и остались рубли. Он говорит:
– Дунь посильнее.
Я дунул – сто рублей улетели, никто не вернул. Он дунул – у него доллары, на доллары дунул – у него евро. Говорит:
– Всех научу, только изберите меня.
Но народ теперь тоже не дурак, сомневается:
– Это, наверное, фокусы. Сотвори настоящее чудо.
А технологии предвыборные на тот момент отставали от жизни, и он не смог сотворить чудо. Но буквально через неделю пошли мы с женой на встречу с одним кандидатом.
Тот, как все, обещает и обещает, народ набычивается и набычивается. Кандидат тогда карты достает:
– Вот карта у меня, а вот она уже у того дяди с шестого ряда.
Как она там оказалась? Я сам видел – никто не передавал. Не знаю, как она там оказалась.
Народ говорит:
– Ну и что? Вот до вас избрали одного в депутаты. У него через год коттедж, яхта, «Мерседес». Не успела прокуратура глазом моргнуть, уже коттедж не у него, а у дяди... по отцу, яхта – у дяди по матери, «Мерседес»– у тети.
Но кандидат хорошо подготовился, говорит:
– Зря вы мне не верите, я что обещаю, делаю.
И останавливается возле слепого. Слепой спрашивает его про пенсию. Кандидат:
– Если меня изберете, увеличу всем пенсию в четыре раза, а ты, слепой, прозрей и иди.
Коснулся его, тот глаза распахнул:
– Я вижу, вижу! Голосуйте за этого кандидата!
Повезло слепому. Жена мне еще сказала:
– Тебе бы там сесть с твоим геморроем-то.
Вот такие уже технологии. Но бывают и сомнительные чудеса. Женщина одна:
– Я лечусь уже десять лет, а детей у меня нет и нет. Бог не дает.
Кандидат:
– Я дам!.. Если меня изберете. – И рукой повел в ее сторону.
Она:
– Ой, я на третьем месяце! Голосуйте за него!
Мне чего-то кажется, что здесь подстава была. Уж больно быстро она... Но народ у нас простоватый пока, многие все равно поверили.
А вообще с подставами опасно работать. Одному кандидату сделали подставу – «инвалида» хромого. Кандидат должен был подойти, ударить его палкой по ноге, сказать: «Ты здоровый, иди работай». Тот должен был крикнуть: «Ой, я здоровый!» – и убежать работать.
А оппозиция заманила «подставу» в буфет, на его место посадила настоящего хромого.
Кандидат спускается в зал:
– Я не потерплю возле себя проходимцев, я всех заставлю работать!
И палкой хромого по больной ноге. А тот из бывших десантников. Прицелился костылем и по спине ему ка-ак хрястнет!.. Но немного промахнулся, попал в висок. Кандидат внешне ничего – наверное, ему что по спине, что по голове, но все-таки он забыл, что хотел обещать, и заврался... Проиграл, короче.
Нет, теперь как кампания избирательная – мы на все встречи всей семьей. Интересно, до чего технологии дойдут.
Хотя я не знаю, в принципе-то можно доказать, что если тебя изберут, то ты-то уж точно воровать не будешь?
Мне кажется, все равно, если даже докажут, – хоть немного, а будут подворовывать.
* * *Исповедь атеиста
Инкассатор в универмаге поскользнулся – сам в одну сторону, сумка с деньгами в другую, где я стоял.
Выскакиваю на улицу – день как на заказ: сухо, солнечно, народу никого. Всего человек пять... бегут ко мне с автоматами.
Я как заору:
– Господи, помоги! Никогда больше на чужое не позарюсь!
Так орал, что Он услышал. Сперва замерло все, потом на улицу ворвался ветер, принес откуда-то колокольный звон и вместе с ним не то туман, не то дым – стоишь, носа не видишь. Правда, сумку все-таки кто-то увидел, вырвал.
Я вышел из тумана и скорее в церковь – свечку поставить за избавление от беды.
Иду, вдруг сверху – кошелек. Голову задрал – на балконе старичок стоит. Я кошелек поднял. Старичок сверху кричит:
– Это мой!
Я ему говорю:
– Дедушка, я не слышу ни черта.
Он на весь квартал:
– Это мой кошелек!
Я ему:
– Я не знаю, дедушка, какая это улица.
И пошел... к церкви. Но заблудился, вышел к пивной. Зашел, взял сосисок к пиву. А голодный ведь! Первую сосиску запихал в рот и подавился. Хриплю, задыхаюсь. Сознание уходит – кислород в мозг не поступает. Когда поступает-то, сознания мало, а тут ни грамма кислорода. Нелепая смерть. Успел только прохрипеть:
– Господи, прости за всё, если можешь, помоги в последний раз.
И в ту же секунду как будто кто-то крылом меня... по голове. Ка-ак грохнусь со стула. Сосиска вылетела, я задышал.
Вышел на улицу, иду, славлю Бога. Не за то, что кошелек исчез, а за то, что жив остался.
Как очутился в зоопарке, не помню. Помню только... мальчик какой-то стоит... ест гамбургер... Мальчик маленький, гамбургер большой... Я взял гамбургер... мальчик заплакал... Из кустов вышла его бабушка с собакой... Бабушка меньше мальчика... собака больше... Япобежал... собака за мной, за собакой мальчик, за мальчиком бабушка.
Как она пасть разинет!.. Собака, в смысле. Как я заору:
– Господи, помоги! В самый последний раз!
И может, мне показалось, но будто голос раздался:
– А-а-а?
Я:
– Помоги в последний раз!
Голос:
– А-а.
И я – хоп! – ногой на доску. Из земли доска торчала. Меня подбросило, я через забор какой-то перелетел, стою, гамбургер ем. Думаю: доем, пойду во славу Господа добрые дела делать.
Мальчик подбегает, говорит:
– Отдай гамбургер.
Я говорю:
– Хрен тебе.
Бабушка подбегает:
– Отдай гамбургер.
Я говорю:
– Хрен вам обоим.
И слышу – сзади шорох какой-то. Оглянулся – крокодил! И он цап меня за ногу. Я быстро-быстро говорю:
– Господи, Господи, Господи! Клянусь: буду помогать сирым и нищим, всем, кто бы о чем ни попросил.
Тишина наступила... Стало слышно, как дышит космос. Короче, у крокодила оказался кариес. Он на мне последние зубы потерял. Я ногу выдернул – ни одной царапины.
Выбрался из зоопарка, иду к церкви. По дороге нашел рубль, три раза по пять рублей, пять раз по десять и десять раз по пятьдесят. Что значит встал на хорошую дорогу.
Подхожу к церкви – нищий сидит на земле, полметра... одна рожа, просит подать на лечение от насморка.
Я говорю:
– Хрен тебе собачий, а не лечение.
Он встал – чу-уть меньше церкви. Размахивается. Как хрястнет!.. И серой запахло. То ли у него изо рта, то ли у меня что-то из ушей вылетело. И деньги тоже все из меня вылетели. И он снова размахивается. Я как заору:
– Господи, твоих бьют! Помогай!
И в ту же секунду... рожа как хрястнет! И я понял, что космос пустой, просто мне весь день сказочно везло.
На этом мои религиозные искания кончились, я понял, что Бога нет.
А рожа деньги подобра-ал, морду наглую задра-ал и сказал:
– Спасибо тебе, Господи!
* * *Доброе утро
– Доброе утро, дорогие друзья! В эфире «Новости». Сначала о главном. Всё выше уровень жизни россиян, всё радостнее и веселее смотрят они в будущее. Если раньше предметы первой необходимости были для большинства роскошью, то сейчас наоборот – предметы роскоши становятся для многих предметами первой необходимости. О других новостях. В Дальнерайском районе после затяжных проливных дождей, паводка и спуска воды из местной ГЭС несколько сёл оказались под угрозой наводнения. Слово нашему собственному корреспонденту в Дальнерайском районе... Вам слово, Сергей... Сергей, вам слово.
– Алло.
– Говорите, Сергей. Слушаем вас.
– Алло.
– Мы вас прекрасно слышим, Сергей. Здравствуйте. Говорите.
– Алло.
– Говорите, Сергей. Слушаем вас.
– Слушаю вас, Михаил.
– Доброе утро, Сергей. Говорите, мы вас слушаем.
– Да, Михаил, спасибо. Добрый вечер.
– Что нового у вас, Сергей? Почему плохая видимость?
– Да, Михаил. Хорошо видеть мешает дым от пожарищ.
– Если что-то горит, Сергей, значит, не всё под водой?
– Да, Михаил, иначе бы оно не горело.
– Что же местные жители? Много ли пострадавших от наводнения и пожаров?
– Да, Михаил, вы правы – пострадавших много, но местные жители говорят: «Ничего, бывает и хуже». Ловят рыбу и тут же ее на огонь.
– Так ведь это очень удобно, Сергей.
– Да, Михаил. Я не пробовал.
– Вот видите, есть свои выгоды и в этом положении. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. А кто еще помогает, Сергей?
– Да, Михаил. Помогает то, что дожди кончились, воду с ГЭС уже всю спустили, больше нет воды.
– Я не понял. Вообще нет воды в районе?
– Вода есть, но больше не будет.
– А зачем больше, Сергей?
– Чтобы не стало хуже, Михаил.
– Понятно. Хуже уже не будет?
– Нет.
– Очень хорошо. Значит, будет только лучше.
– Лучше тоже не будет. Холодильники, телевизоры, всё под водой, мебель можно выбросить, скот плавает, урожай пропал.
– Хуже не будет и лучше не будет. То есть на редкость стабильная ситуация. Прекрасно. Сергей, спасибо за добрые вести. А что за звуки доносятся до нас? Как будто бьют в праздничные барабаны... Да, Сергей? Это звуки праздничных барабанов доносятся?
– Да, Михаил, это стреляют.
– Стреляют? Какой-то местный праздник, Сергей? Какой-то обычай?
– Да, Михаил, это – обычай. Здесь всегда с незапамятных времен стреляли по мародерам.
– Алло... Связь исчезает иногда. Приносим свои извинения... Алло, Сергей.
– Да, Михаил.
– Я говорю: по-моему, откуда-то доносится песня.
– Да, Михаил, песня доносится.
– Ну вот! Если люди поют, Сергей, значит, все хорошо. Вы меня поняли?
– Я понял, Михаил.
– Если поют, значит, все хорошо.
– Да, Михаил, я понял.
– Иначе чего бы они пели?
– Я понял, Михаил, понял.
– О чем песня?
– Это песня о том, что несколько молодых парней ждали большого урожая, но не дождались. Но ничего, все будет хорошо, поется в припеве... Вода погубила всю коноплю, и они не знают, как им жить дальше, но все будет хорошо.