Ведущий. Большое спасибо, Григорий Иванович, ваш рассказ весьма поучителен, постараемся его показать, в крайнем случае, используем вас для передачи "Сельский час", как более близкой по тематике. Теперь я хотел бы задать несколько вопросов прославленному ветерану, лауреату Государственной премии майору медицинской службы Вартану Тиграновичу Харабадзе.
Голос. Харабадзе был предупрежден, но не мог явиться. Прославленный ветеран ведет прием пациентов. Пусти меня, Сыч. Два слова.
Ведущий. Сгинь!
Голос. Разрешите мне. Сейчас моя очередь.
Ведущий. Кто вы? Представьтесь нашим телезрителям.
В кадре появляется Олег Поваренко, у него на глазу черная повязка. Заметно волнуется.
Олег Поваренко. Я ранен был в Латвии, так что конец войны встретил дома. Вы спрашиваете, Аркадий Миронович, какой день на войне был самый памятный. Я вам отвечу - это был не день, а ночь. Мы тогда прошли город Дно, наступали по Псковской области. И вот была такая деревушка, не помню названия, почти вся разрушенная. Три избы всего сохранились. А нас две роты, несколько сот солдат. На улице мороз градусов двадцать. Набились на ночь в эти избушки - по сто человек. А тут, значит, девушка наша, русская, которую мы освободили. Мы с ней оказались на печке. Естественно дело молодое, давай целоваться. Свечка горит, солдаты - кто спит, кто штопает. А мы целуемся до помрачения. Она и говорит: "Ну что же ты, давай, не робей". Я солдат боевой, враз лезу под юбку. Вот тут и начинается. Лезу - и чувствую рукой, что трусы на ней не наши, а немецкие. Материя не та. Скосил глазом, так и есть красные, полосатые. Я мигом с печки слетел, скорей на улицу, на снег. Охладился с трудом.
Ведущий (нетерпеливо). Как же ты поступил потом, Олег? Пошел?
Олег Поваренко. Нет, в избу не пошел. Сорок лет прошло, как сейчас все помню. И думаю: может, я зря струсил?
Ведущий. Нет, Олег Афанасьевич, ты поступил как истинный патриот. Только так должен был поступить настоящий воин-освободитель. Спасибо тебе. А сейчас я предоставлю слово Алексею Четверухину.
Алексей Четверухин (появляется в кадре). Какая честь! (Плачет.)
Ведущий Аркадий Сычев. Вы видите святые слезы прославленного ветерана. Алексей Борисович Четверухин. 1918 года рождения, прошел славный боевой путь со 122-й Стрелковой Дновской бригадой от Старой Руссы до Германии, был ездовым в нашем первом батальоне. В бою за станцию Дно его лошадь была ранена, тогда Алексей Четверухин на руках выкатил пушку на прямую наводку и, открыв огонь, подбил самоходную установку противника, расчистив тем самым дорогу нашим наступающим подразделениям. За этот бой сержант Четверухин был награжден орденом Славы третьей степени. В боях за город Тарту он подбил немецкий танк и получил орден Славы второй степени. Сейчас он слишком взволнован, чтобы говорить, я его понимаю. Никто не упрекнет героя за его мужественные слезы. На этом проба закончена.
Голос ведущего сюжет. Где же Сергей Мартынов?
Настало утро четвертого дня.
Пропал наш славный капитан.
С тем и уехали в гарнизон. Командирская машина, автобус, синяя гора передвижки, а впереди кавалькады специальная машина, так называемая "мигалка", прокладывающая нам путь по Белореченску. Мы шли по городу под сенью листопада.
В воинской части нас встретили музыкой. Духовой оркестр играл "День победы порохом пропах". Потом они сыграли "Стройной колонной школа идет" и "На сопках Маньчжурии", исполненной в ритме басановы. Дирижировал оркестром молодой капельмейстер с голубыми глазами навыкате.
Ветераны великой, но давней войны производили смотр современной армии, состоящей из призывников 1965 года рождения - перед нами стояли в строю наши внуки.
Это была общевойсковая часть, но не та матушка-пехота, к которой когда-то принадлежали мы. Во дворе, плечо к плечу, замерли бронетранспортеры, тягачи, самоходки. Суточный переход, сказал майор, до двухсот километров. Огневая мощь стрелковой роты по сравнению с 1945 годом повысилась в 22 раза. На что сержант Снегирев. Синий нос, совершенно справедливо заметил, что тогдашней огневой мощи нам в 45-м году хватало под завязку. Не стало ли с избытком?
В ответ поджарый пружинистый майор подвел нас к решетке, перегораживающей коридор. За решеткой стояли пирамиды с оружием: автоматы, ручные пулеметы и еще что-то такое, чего мы и не видели. Решетка была заперта тяжелым амбарным замком этак с детскую головку.
Оружие на замке, какая прекрасная деталь, деловито подумал Аркадий Миронович. Это станет украшением передачи.
А вслух сказал:
- Товарищ майор, вы не возражаете, если мы снимем ваш замок на пленку? Весьма символическая деталь.
Майор покачал головой:
- Не советую.
- Но почему? Мы оружия снимать не будем, - распалялся Аркадий Миронович. - Оружие будет на втором плане, мы его смажем.
- Дело не в оружии, а в замке.
- ?! - Аркадий Сычев развел руками, равно как и все мы.
- Тут по штатному расписанию должно быть электронное устройство, стыдливо пояснил майор, - но оно в данный момент временно вышло из строя. Вот мы и приспособили замок.
- Понимаю, - сказал Аркадий Миронович, так и не поняв, почему нельзя снимать замок на пленку. Творческий замысел был подрублен на корню.
В казарме нас удивил Олег Поваренко, который одним глазом разглядел то, чего мы не увидели. Смотрите, говорит, у солдат ночные тапочки!
Мы посмотрели. Так и есть. Вдоль стены на выходе из казармы стройными рядами лежали обыкновенные шлепанцы.
Раскрасневшийся Олег Поваренко петухом наскакивал на майора:
- Смотри-ка - тапочки! Это что же получается, вы и воевать будете с тапочками? Много ли навоюете?
Майор косился на Олеговы ордена и безропотно отвечал:
- Штатное расписание, штатное расписание.
Подполковник Неделин знающе пояснил:
- Это, брат, современная армия. Новые возможности и новые запросы.
Аркадий Сычев внес окончательное умиротворение:
- В американской армии в танках установлены кондиционеры. Видел своими глазами.
Олег Поваренко долго не мог успокоиться. Шагал, качая головой.
- Это же надо. Иду по казарме, смотрю - а у них тапочки кругом. Вот те на!
Но эти незначительные эпизоды не могли затмить главного. В этот день все удавалось. Солдаты были построены и совершали ритмичные строевые упражнения на плацу, где были четко размечены квадраты и точки поворотов, причем в знак особого уважения дача строевых команд была доверена восьмидесятидвухлетнему полковнику Шургину, и тот звонким счастливым голосом командовал: шагом марш, напра-во, кру-гом, стой, равняйсь. За 40 лет в армии не появилось ни одной новой команды.
Полковник Шургин был на высоте. Кинокамера стрекотала.
Солдаты построились и прошли мимо нас колонной. Старый полковник дал команду:
- Запевай!
Они запели "До свиданья города и хаты". Я смотрю, что и солдатские песни за эти годы не переменились.
А за плацем выглядывало ракетное жерло.
Аркадий Миронович был что называется в ударе. Операторы с полуслова понимали его указания. Проглянуло солнышко, обеспечив дополнительную контрастность изображения. Если передача пойдет в эфир, это будет лучший репортаж года.
Напрасно Сергей Мартынов пытался утверждать, будто Аркадий Сычев говорит по бумажке, к тому же не им написанной. Аркадий Миронович в этот день взлетел словом.
В кадре единообразный строй солдат на плацу. Перед строем стоят ветераны, чуть в стороне офицеры части. А между ветеранами и солдатским строем Аркадий Миронович - пришел его час.
Аппарат панорамирует вдоль строя, как бы вглядываясь в солдатские лица и пытаясь разгадать: о чем они сейчас думают?
Затем аппарат переходит на группу ветеранов: покрасневшие глаза старого полковника, сосредоточенный взгляд младшего лейтенанта Рожкова, рядового Юмашева - потом мы проверим, кто попал в кадр, того и запишем.
Голос за кадром.
- Вот я смотрю на вас и думаю: какие вы все молодые, красивые, сильные. А мы приехали к вам вроде бы старички согбенные, у кого руки нет, у кого ноги, кто просто перебит осколком, снаружи не увидишь. В нашем ветеранском штабе недавно подсчитали: средний возраст ветерана 63 года. Словом, деды и прадеды. Но мы отнюдь не слабее вас. А какое у вас оружие! Мы на фронте и не видели такого. У вас танки, пушки, ракеты - огромная сила, возможно, ее стало даже слишком много. А что стоит за нашими плечами? Почему я сказал, что мы не слабее вас? Я вам отвечу. Недавно я был за океаном - по делам службы. И государственный секретарь США на одном из приемов сказал буквально следующее. "Войну с Россией, - сказал он, - нельзя начинать до тех пор, пока в России жив хоть один ветеран". Я вам скажу: этот секретарь знает, о чем говорит. Мы ветераны Великой Отечественной. Мы есть носители народной памяти о нашей Победе. И наша память не иссякнет. Вот здесь, на встрече, начал выходить новый журнал "Ветеран", уже вышло два выпуска, в них рассказывается о том, как мы сражались с врагами, в частности, вели бой за станцию Дно.
И смею вас заверить, что мы не предадим нашу память сладкой ложью. Сколько километров от Москвы до Берлина, как вы думаете? Тысяча четыреста тридцать два километра. И двадцать миллионов жизней отдано, пока мы дошли до победы. Значит, за каждую пядь нашей земли, за каждые семь сантиметров заплачено одной человеческой жизнью.
В кадре возникает одухотворенное лицо Аркадия Сычева. Его глаза излучают мысль. Голос то возвышается до вибрирующих модуляций, то ниспадает до шепота наполняясь тоской и скорбью.
Это был Аркадий Сычев эпохи расцвета, которого мы все знали и любили, живя трепетным ожиданием того момента, когда его интеллектуальное лицо возникнет на нашем голубом экране. И оно возникало. И мы узнавали от Аркадия Сычева то, о чем думали сами.
Лицо Аркадия Мироновича остается в кадре. Он продолжает взволнованно.
- Человечество создало колоссальные разрушительные силы, страшно подумать. Сейчас американский президент вышел на новый виток гонки вооружений, установив ракеты первого удара в Западной Европе. В мире накоплено столько термоядерного оружия, что если его пустить в дело и взорвать, то этого вселенского огня хватит для гибели 80 миллиардов человек. Я повторяю - восьмидесяти! А нас на планете всего 4 миллиарда. Это значит, что под нашу цивилизацию заложена бомба, которая может уничтожить нас двадцать раз, таково уравнение смерти. Вчера полковник Шургин рассказывал, мы записали это на пленку, как в 1943 году он потерял за два часа лыжную бригаду, 3500 штыков, когда они попали в ловушку к немцам. Но это же было на фронте, где против нас действовал коварный враг. А сейчас на земле мир, светит солнце, и мы за два часа можем потерять не только лыжную бригаду, но все наше человечество, потому что оно на Земле одно - а может, и во всей Вселенной. Значит, мы за два часа можем уничтожить все то, над чем природа трудилась 20 миллиардов лет - если будут развязаны темные силы и кто-то бесноватый нажмет красную кнопку.
В этот момент у оператора кончилась кассета. Он опустил аппарат и торопливо перезаряжал камеру. Но Аркадий Миронович не сделал паузы. Несколько фраз могли пропасть для истории, но мы не допустим, мы восстановим каждое слово, каждую буковку, запятую.
- Во время последней поездки за океан я участвовал в диспуте с американским политическим обозревателем Гленом Гроссом, который считает себя независимым, хотя всем известно, кому он служит. И этот мистер Глен начал диспут с того, что спросил меня: "Скажите, мистер Сычев, если это не ваша великая государственная тайна: каким образом и с помощью чего вы узнаете о том, что ваши руководители не совершали ошибок?" И я отвечаю этому Глену: "Совершенно верно, мистер Глен, я подтверждаю: у нас ошибок не было, и мы совершенно точно знаем об этом". - "Каким образом? Умоляю вас, откройте секрет". - "Извольте, говорю, мистер Глен, никакого секрета нет: потому что на земле сейчас мир, вот и все!" - "Как вы сказали, мистер Сычев? Что потому что?" - "Готов вам разъяснить. Главная цель политики моей страны есть мир. А вы, надеюсь, согласны, что планета живет мирной жизнью, конфликты местного значения я не учитываю. А если сейчас на земле мир, значит, ошибки в политике у наших руководителей не было". - "Мистер Сычев, браво! Один - ноль в вашу пользу". Уже потом, после диспута, когда были потушены камеры, я спрашиваю его: "Значит, вы согласны с тем, чтобы убрать все американские ракеты?" - "Согласен, - говорит. - А вы?" - "И я согласен". - "Так это же прекрасно. Давайте завтра и уберем". Посмотрел на меня подозрительно и спрашивает: "А кто первый начнет?" В том и секрет, что они не хотят разоружаться. Вот и топчемся вокруг методов о контроле. Но народы никогда не согласятся с гонкой вооружений. Мы не хотим быть мишенями для ракет. Один раз мы уже отстояли мир на земле. И не допустим ядерного безумия. Это обещаю вам я - ветеран второй мировой.
Спасибо за внимание.
Мы были потрясены этой пламенной речью, в особенности солдаты, стоящие в строю, я видел это по их глазам. Кто мог тогда хоть на секунду предположить, что это была лебединая песня Аркадия Мироновича. Какой прекрасный взлет. Мы оглушенно молчали.
Первым опомнился командир части, поджарый майор. Подскочил к Аркадию Мироновичу, начал трясти его руку, а после дал команду распустить строй. Солдаты возбужденно загудели, собираясь кучками. Один из них, двухметровый верзила с погонами ефрейтора, подошел к Аркадию Мироновичу.
- Товарищ Сычев, а какой был общий счет вашего диспута с этим Гленом?
- Не помню точно, - отвечал Аркадий Миронович, медленно остывая. Кажется, три:три. Да мы и не считали так прямо. Дело ведь не в том, чтобы положить соперника на лопатки, а в том, чтобы сблизить позиции. Кстати, он послезавтра прилетает в Москву, будет новый стратегический диспут.
Подошел Иван Снегирев, сияя синим носом. В руках палочка, плечо перекошено.
- Слушай, Сыч. А где эти слова напечатаны, чтобы их глазом увидеть?
- Какие именно?
- Про нас с тобой: пока мы живы, воевать нельзя.
- А тебе зачем, пехота? - спросил Аркадий Миронович с улыбкой.
- Как зачем? Мне бумажка нужна с данным текстом, хорошо бы в газете пропечатать, я учительнице нашей покажу. Часто мимо школы хожу в ларек, мальчишки меня дразнят. Вот пусть учительница им объяснит: "Смотрите, дети, это дядя Иван идет, которого вся Америка боится".
- Хорошо, Иван, сделаем такой текст. Но с одним условием. Если ты мне ответишь: почему у тебя нос такой синий?
Иван Федорович Снегирев мелко запрыгал перед Сычевым, стуча о землю палкой.
- Хорошо, Сыч, я тебе отвечу, - прострекотал Синий нос, - можешь передать это по телевизору. Отвечу я тебе, отвечу. Потому что это мой собственный нос.
7. Операция местного значения
У нас уже появились сопровождающие лица. Сорок четыре ветерана, двое из них отсутствуют, а банкет заказан на 60 персон, да еще три стула пришлось подставлять. Впрочем, сейчас любое мероприятие обрастает сопровождением, мы не исключение.
Столы стояли в виде буквы "П" в большом зале бара "Чайка", где Сычев и Мартынов провели первый вечер. Аркадий Миронович увидел хлопочущую Валентину и тотчас приблизился к ней. Состоялся волнующий разговор полушепотом.
Где Сергей Мартынов, куда он пропал? Ничего подобного, Сережа работает в мастерской, Валентина видела его утром, когда приносила воду и яйца. Но время уже истекает, мы ждем, надо предупредить товарищей. Сережа еще никогда не подводил своих заказчиков, можете пройти к нему, тут недалеко. Нет ни минуты, уже все расселись. У вас тут мило.
- Спасибо, - отозвалась польщенная Валя.
Телевидение было выключено. Синяя гора передвижки отдыхала на площади, операторы сидели за общим столом. На стене висел очередной выпуск "Ветеран" № 3 с воспоминаниями Павла Юмашева о боях на реке Великой. Одноглазый Олег Поваренко пришел с баяном. Словом, обстановка намечалась самая непринужденная.
Полковник Шургин усадил Аркадия Мироновича справа от себя. Александр Георгиевич Неделин сидел слева, но то и дело вскакивал и убегал по делам банкета.
Расселись дружно, с аппетитом поглядывая на салаты и колбасные изделия. И селедочка вкраплена местами.
Семен Семенович Шургин постучал ножиком по бутылке.
- Разрешите сообщить вам, товарищи ветераны. В течение четырех суток ветераны 122-й Стрелковой Дновской бригады вели крупную операцию местного значения. Наша операция прошла успешно, о чем я буду писать мирное донесение в штаб фронта, вернее, в Совет ветеранов. Мы провели 32 встречи, посетили воинскую часть, возложили венки. Потерь в личном составе не имеем, отстающих нет. Правда, два человека пока отсутствуют, майор Харабадзе и капитан Мартынов, они еще не завершили своих дел и явятся в положенное время. Словом, операция развивается по графику. В 20 часов 30 минут посадка в автобус, едем все в одном вагоне. На этом разрешите наш банкет считать открытым, - полковник Шургин сделал паузу и придал лицу строгости. - Мы, воины, никогда не забываем своих боевых товарищей, отдавших жизни за нашу победу. Почтим их память.
Схлынул шум отодвигаемых стульев, мы молчали, вспоминая друзей, которые могли бы сидеть рядом с нами за этим столом, да вот не получилось. Мы были с ними наравне - а досталось не поровну. И мы несем по жизни свою ношу.
Выпили молча, сосредоточенно. Застолье потекло привольной рекой. Казалось, что так и будет хорошо до самого конца.
Вскочил младший лейтенант Рожков, сидевший правее Сычева.
- Предлагаю поднять тост за нашего полковника Семена Семеновича Шургина. Он нас собрал и объединил. Он нам как отец. Меня пропесочил на первом собрании. Докладываю, товарищ полковник. Сегодня утром с городской почты мною отправлена телеграмма на имя моего начальника Заботкина с категорическим отказом считать его соавтором моего изобретения. Вот квитанция - 78 слов, сказал телеграфно все, что думаю. Поэтому я пью за здоровье нашего полковника. Ура-а!