– Я рассказывала тебе об отце Иоаси… О Лукасе… – шептала Маргарита. Ее поникший голос, в котором слышалось глубокое горе, звучал слабее шелеста сухих листьев, растираемых между ладонями. – Мы прожили с ним два года, я любила его. Ну да, любила, а не просто хотела с его помощью устроиться в цивилизованной стране. И даже когда забеременела, не стала на него нажимать, требовать жениться. Он всегда ненавидел государственные структуры, был ненавистником формальностей. Мне не хотелось чего-то требовать, хотя, думаю, он, в конце концов, пошел бы мне навстречу. Все мечтала, что это произойдет добровольно… Но ждать пришлось бы долго…
– Что мешало ему признать ребенка, не женясь на тебе? – спросила Александра. – Такое происходит повсеместно.
– Что мешало? Кто, скорее. Ему было все равно, но его семейка… Они ни за что не желали признавать ребенка от меня, полулегально живущей в Дании иностранки из «бывшего СССР»… Пока Лукас был жив, пока его родители не остались вообще без наследников. А потом они очень даже этого захотели, и в то время, когда я пыталась всеми путями заработать денег, купили у моих родителей девятилетнюю Иоасю. Совсем уже большую девочку купили, будто куклу! Меня они боялись даже на горизонте увидеть, боялись, что я заберу ребенка. Но кто знает, с помощью умелого посредника, может, мы и договорились бы до чего-то… Я согласилась бы, скажем, чтобы дочка жила полгода с бабушкой, а полгода со мной… А они помогли бы мне встать на ноги, может, открыть наконец, свой магазинчик… Хотя бы цветочный, ну и конечно, там, а не здесь!
– И тут ты попыталась выкрасть дочь вместе с этим серебряным псом, – подвела итог Александра, так как подруга вдруг замолчала. О том, что она не уснула, свидетельствовало ее частое, прерывистое дыхание.
– Да… – ответила она, помедлив. – И все испортила, собственными руками! Захотела всего и сразу. С тех пор как это случилось, я живу в аду… Надежды больше нет. Только одно меня заботит – найти этого проклятого пса!
– Когда ты его украла?
После очередной паузы (было ясно, что признания даются ей все труднее) Маргарита произнесла:
– В сентябре.
– В этом сентябре? Значит, ты совсем недавно пыталась увезти дочь?
– Да, три месяца назад, – тоскливо подтвердила женщина. – Но в Россию вернулась не с нею… Андрей уговорил меня довериться ему в последний раз, отдать пса в залог… Я послушалась… А что мне было делать? После того что я натворила, у меня на свете остались одни враги! Даже мои собственные родители ничего не желают слышать о том, чтобы вернуть внучку! Ей-де там намного лучше, а я ей враг, пытаюсь разрушить эту идиллию и отнять у нее такое блестящее будущее! А, да я ведь ничего тебе не рассказала о семье Лукаса…
Иоася, судя по словам Маргариты, попала в богатую и уважаемую семью. Мать Лукаса была из старинного рода коммерсантов, которые несколько столетий назад, спасаясь от гонений, прибыли в Данию из Италии и чудом перевезли с собой остатки огромного состояния. В Скандинавии им удалось закрепиться и вновь разбогатеть, во многом при поддержке местного купечества. Спустя столетия эта семья была богата и уважаема, как и встарь. Их денег и знакомств хватило даже на то, чтобы уцелеть от гонений во времена Второй мировой войны.
– Пока остальных евреев по всей Европе отправляли в концлагеря, датские граждане жили спокойно. Им даже во время оккупации не вменялось обязательное ношение желтой звезды. А когда в сорок третьем году было введено прямое оккупационное правление и евреев начали готовить к отправке в лагеря смерти, почти все они спаслись. Большинство из них датские рыбаки перевезли в Швецию, кого-то спрятало местное население. Среди тех немногих, кто спрятался на родине, были бабушка и дедушка Лукаса.
– Удивительная история! – воскликнула увлеченная Александра.
– Тсс! – ее губ немедленно коснулись ледяные пальцы подруги. – Твоя мама опять проснется и выставит меня. Мне не улыбается снова оказаться на улице теперь, когда я нашла единственного человека на свете, который меня прощает и способен выслушать…
– Мама не выгонит тебя, – твердо, но все же понизив голос, произнесла Александра. – Это чепуха. Она шутила.
– Когда человеку не везет так, как мне, ему уже ничто чепухой не кажется! – резонно возразила Маргарита. – Представь, я ведь могла войти в эту семью, жить как барыня и никогда в жизни горя не знать… Но все было против меня! К тому времени, как мы сошлись, Лукас, единственный наследник мужского пола, давно уже откололся от родных… Жил в трущобах, время от времени толкал краденое, дружки у него были один хуже другого… Когда его убили, я не очень удивилась этому… А родители на похоронах сына даже не хотели на меня взглянуть, хотя я была беременна, и они знали об этом…
– Постой, – перебила ее Александра. – Они знали, что ты беременна от Лукаса, уже тогда?
– Говорю же тебе…
– Но почему они захотели завладеть ребенком не сразу после того, как остались вообще без наследников? А сделали это, только когда твоей дочери было уже девять лет? Почему позволили тебе уехать? Не поддержали тебя, беременную? Почему столько лет ждали?
– Сама спроси их, почему! – огрызнулась Маргарита. Вопросы заметно ее рассердили. – И вообще, я устала до смерти. Давай поспим.
Она отвернулась, шумно взбила подушку, отрывисто пожелала спокойной ночи и затихла.
Александра тоже лежала не шевелясь. Она следила за тем, как по потолку двигалась узкая полоса света. Во двор въехала машина, через старые рамы был слышен липкий шелест шин по слякотному асфальту. В жестяной отлив подоконника дробно ударились несколько крупных капель. Снова начиналась оттепель.
Маргарита, которую она считала уже уснувшей, заставила ее вздрогнуть от неожиданности, громким шепотом проговорив:
– Они мне не поверили тогда, много лет назад, что ребенок, которым я беременна, от Лукаса. Думали, от другого парня.
– Вот оно как… – помедлив, ответила Александра. – А что заставило их поверить столько лет спустя?
– Кто ведает. Может, осознали, что отрицать очевидное глупо. Время-то прошло, страсти утихли… Понятия не имею, как они нашли ребенка, адреса моего киевского я вроде никому не оставляла… Но – вот!
– Сперва не желали помочь в беде и нищете, потом передумали и купили себе девочку… – Александра не разыгрывала сочувствие, это было не в ее обычае. Художницу в самом деле глубоко возмущала история с продажей ребенка. – Как подло… А ты уверена, что, если мы найдем этого серебряного пса, они допустят тебя к девочке?
– Я уверена только в том, что, если пес не найдется, меня к ней не допустят. Больше ни в чем! Но мне надо смыть с себя это пятно, чтобы начать хоть какие-то переговоры.
– Хорошо. Я согласна помочь, если ты будешь давать мне максимально правдивую информацию. Как только я почувствую, что ты темнишь и врешь, выйду из дела.
Маргарита, воодушевившись, горячо поклялась, что будет говорить только правду.
– Я понимаю… От этого зависит все!
– Давай думать. Когда ты передала пса адвокату?
– В конце сентября, сразу, как приехала в Москву. Ты спросишь, конечно, почему я к тебе не заглянула… Прости, состояние у меня было не то. Да и потом, я всего боялась, меня ведь искали. Андрей меня напугал.
– Ты говорила, вы с Деминым были в близких отношениях?
– А… – равнодушно протянула Маргарита. – На помойку такие близкие отношения! Он настаивал, я согласилась, думала, это мне поможет, подвигнет его стараться больше, да и денег не возьмет… Но этот тип был из другого теста. Он даже считал, что сделал мне одолжение, затащив к себе в постель! И вышло только еще хуже. Я все ждала, когда он начнет вести себя как человек, как мужчина, наконец, и теряла время. Все дошло до критической точки… В Дании из-за этого проклятого пса поднялся страшный переполох! Думаю, они на этом фоне даже не слишком переживали из-за того, что я пыталась увезти Иоасю. Когда я в этот приезд попросила Андрея вернуть пса, он сказал, что статуэтки у него больше нет. Что он продал ее еще в октябре, искать пса бесполезно. Это был конец всему…
– И тогда ты…
– Нет, я не трогала его! – горячо заверила подруга. – Клянусь, пальцем не тронула!
– У тебя, в таком случае, был сообщник. Ты должна мне сказать, кто, – твердо заявила Александра. – Иначе я пальцем ради тебя не шевельну!
Ответом было тяжелое молчание.
– Хорошо, – проговорила художница. – Ты слышала мои условия. Или полная открытость, или все разговоры о псе закончены. Завтра тебе придется уйти.
Маргарита села:
– Что тебе даст имя? Зачем оно? Я ведь могу назвать любое, соврать, как ты проверишь?
– Просто назови.
– Это совершенно ни к чему. Этого человека уже нет в Москве. Он уехал.
– Убил, уехал и бросил тебя? Кто он?
– Это была случайность, глупая и ужасная случайность, – Маргарита шептала быстро, лихорадочно, путаясь в словах. Она то и дело комкала на груди слишком просторную ночную рубашку, которую выдала ей со своего плеча мать Александры. – Это старый друг, он пришел навестить меня… А я встречала его и на лестнице столкнулась с Андреем, он спускался от тебя. Мы все вошли в квартиру, там я поссорилась с Андреем… Требовала от него вернуть пса, он сперва просто отказал, потом стал издеваться… Н у, мой друг вступился. Даже драки не было – так, толчок в плечо… Андрей упал, ударился виском и умер. Мы испугались и уехали.
Маргарита села:
– Что тебе даст имя? Зачем оно? Я ведь могу назвать любое, соврать, как ты проверишь?
– Просто назови.
– Это совершенно ни к чему. Этого человека уже нет в Москве. Он уехал.
– Убил, уехал и бросил тебя? Кто он?
– Это была случайность, глупая и ужасная случайность, – Маргарита шептала быстро, лихорадочно, путаясь в словах. Она то и дело комкала на груди слишком просторную ночную рубашку, которую выдала ей со своего плеча мать Александры. – Это старый друг, он пришел навестить меня… А я встречала его и на лестнице столкнулась с Андреем, он спускался от тебя. Мы все вошли в квартиру, там я поссорилась с Андреем… Требовала от него вернуть пса, он сперва просто отказал, потом стал издеваться… Н у, мой друг вступился. Даже драки не было – так, толчок в плечо… Андрей упал, ударился виском и умер. Мы испугались и уехали.
И так как Александра молчала, гостья тихо, покаянным тоном добавила:
– Я знаю, что ужасно тебя подставила… Прости. Но мы вернулись ночью и все исправили.
– Что исправили?! – воскликнула художница. – Воскресили его?!
– Ох, брось. Мы сделали, что могли, чтобы тебе же не было хуже. Унесли тело в машину. Ключи нашли у Андрея в кармане, машину его я знала… Нас никто не заметил. Потом вернулись в мастерскую и прибрались. Ты же сама говоришь, что у полиции не возникло вопросов. Значит, с этим покончено.
– А по-моему, все только начинается, – перебила ее Александра. – Ты складно рассказываешь, конечно. Драки не было… Толкнули… Убился… А что же вы скорую не вызвали? Зачем убежали?
– Да пойми ты, в каком я была положении? Я же в розыске, наверное, после того как пыталась вывезти в Россию Иоасю и этого проклятущего пса!..
– Наверное или точно? Ты говорила, что ты в розыске, без всяких «наверное»! – напомнила ей Александра.
– Андрей сказал, точно.
– Так ты знаешь это с его слов… А может, он пытался запугать тебя, чтобы ты вела себя потише и не смела требовать вернуть пса?
Маргарита с горечью покачала головой:
– Куда уж дальше запугивать! Пес-то краденый… Кому я могу нажаловаться, если сама всего боюсь? Нет, он не врал. Меня ищут. Я и сама узнавала, стороной. Из тех же источников знаю и то, что, если верну пса, розыск прекратят. Но вот сам этот пес… Андрей мог соврать, что продал его. Он же прекрасно знал, что вещь краденая. Светиться с такой… Он бы не рискнул, думаю.
У Александры вдруг прихлынула кровь к щекам. Ей сделалось жарко, кожу на шее и груди закололо.
– Ты понимаешь, что я показывала снимок пса по крайней мере двум людям? – глухо произнесла она. – Доходит до тебя, что я демонстрировала им фото краденой вещи, которую ищут по международным каналам?!
Но на подругу вопрос не произвел впечатления. Она равнодушно ответила:
– Ну и что? Ты же не пыталась ее продать. Ты хотела ее найти. Что тут криминального-то?
– С твоей точки зрения, ничего?! – Потрясенная, Александра не сразу нашлась, что ответить. Помедлив, она произнесла: – Сильно ты все-таки изменилась. У меня ощущение, что мы говорим на разных языках. Что ж… Значит, имени этого твоего замечательного друга ты не назовешь. Но, наверное, тебе позарез надо было с ним увидеться, раз ты сообщила ему, где остановилась! А меня просила запирать двери, чтобы кто-нибудь случайно не вошел, боялась, что тебя увидят… Может, ты своего приятеля и боялась?
– Прошу тебя…
– Или боялась Демина? Ведь адвокат знал мой адрес и пришел искать тебя именно ко мне! Скольким еще людям ты рассказала, где собираешься остановиться? – Александра села и спустила ноги на пол. – Какие еще гости меня могут там навестить?!
– Тише! – Маргарита обернулась к двери и подняла палец, делая знак молчать.
Художница притихла. Ей и самой почудилось движение в коридоре. Женщины молчали, прислушиваясь. В этот момент они очень напоминали девчонок, которые опасаются, что мать настигнет их с сигаретой, тайком выкуриваемой ночью возле раскрытой форточки. Это сравнение пришло на ум Александре, и она невольно улыбнулась в темноте. «Как редко мне приходится улыбаться в последнее время!» Тревога миновала, приглушенный шум, вспугнувший их, доносился, скорее всего, с лестничной клетки. Маргарита заговорила первая:
– Поверь, ты можешь спокойно возвращаться в свою мастерскую, – шепнула она. – Я сообщила адрес только тому человеку, мне правда нужно было его увидеть. Он туда больше не сунется, сама понимаешь, почему. И еще Андрею. Он хотел, чтобы я сама к нему приехала, но я побоялась…
– А он погиб, – подвела итоги Александра. – Опасаться визитов мне, стало быть, нечего. И все следы вы прибрали, и само тело перенесли… А зачем постельное белье забрали, которое я тебе давала?
– Мы завернули в него тело… Когда перетаскивали… – пробормотала еле слышно Маргарита.
– Похвальная предосторожность! Соседи, если бы увидели в окно, решили бы, что тащат ковер в химчистку! – съязвила Александра. На душе было так тяжело, что хотелось шутить, пусть и едко. – А куда же вы потом простыни дели?
– Не знаю, ничего не знаю, все выбрасывал и прятал он, – затравленно отвечала Маргарита.
Она съежилась, прижав к груди край одеяла. По двору одна за другой проехали две машины, и когда полосы света падали на лицо подруги, та закрывала глаза. Бросив взгляд на стенные часы, циферблат которых слегка фосфоресцировал, художница вздохнула:
– Скоро три. Давай-ка спать, родители встают рано.
Маргарита послушно легла, укрывшись одеялом чуть не с головой. Художница последовала ее примеру. Свернувшись клубком и сомкнув веки, она пыталась прогнать одолевавшие ее тревожные мысли, выудить из разговора, который только еще больше ее расстроил, хоть какие-то светлые крупицы. «Я действительно могу вернуться в мастерскую? Да ведь выбора у меня нет! Здесь – спасательный плотик, на нем никуда не уплывешь, можно только дрейфовать, пережидая крушение… Мой корабль, уж какой-никакой, – там! Все инструменты, книги, материалы. И заказчики знают дорогу туда. Да и сама я уже часть мастерской. А как там сейчас, должно быть, холодно, ведь батареи не греются! Ветер… На крыше, над самой головой, грохочет отставший лист кровельного железа. Как он всегда гремит, как близкий гром! А здесь так тепло и тихо… Тихо и тепло…»
Тепло и тихо было в круглой комнате, высокий сводчатый потолок которой пересекали заросшие паутиной черные балки. Над ними, под самым куполом, в луче солнца, проникавшем в невидимую снизу амбразуру, сверкала взвешенная в неподвижном воздухе пыль. День, судя по яркости луча, был солнечный, но в комнате стоял полумрак. Единственное окно, замеченное Александрой, оказалось задернуто тяжелой бархатной шторой с золочеными кистями – массивными, словно виноградные гроздья. На каменных плитах пола лежали ковры – беспорядочно, внахлест, часто один поверх другого. Женщина поискала взглядом очаг и не нашла его. Зато она увидела книги, множество книг и рукописей и огромных кожаных туб, содержащих, очевидно, пергаментные свитки. Книгами завален был огромный стол, в нескольких шагах от нее, книги лежали на крышке длинного ларя и на каменном карнизе, опоясывающем изнутри всю комнат у, хозяина которой она заметила не сразу.
Он почти утонул в глубоком кресле, покрытом вытертым бархатом, этот щуплый седой старик, живой скелет, обтянутый дряблой плотью и желтой кожей. Его лицо, узкое, с тонкими мелкими чертами, казалось лицом восковой куклы, подтаявшей на солнце. Суконный плащ, подбитый куньим мехом, казался непосильным бременем для узких ссутуленных плеч старца. Черная суконная шапка, сшитая в виде колпака с закрытыми ушами, плотно облегала его голову, казавшуюся непомерно большой относительно тщедушного тела. Взгляд неожиданно ярких, серо-желтых, похожих на кошачьи глаз казался отсутствующим. Но вот на другом краю комнаты, в тени книг, высокими стопками громоздящихся на длинной скамье, что-то шевельнулось. Старик часто заморгал. Его голос, когда он заговорил, оказался звучным и сильным, но старик приглушал его, неизвестно из каких соображений.
– Ну что же? – спросил человек в кресле шевельнувшуюся тень.
– «Трактат о важности знания двенадцати знаков зодиака и их воздействия на разные части тела». – Заговоривший поднялся со скамьи, и Александра узнала в нем чумного доктора из своих снов.
Его бескровное, изможденное лицо в сумраке заваленной книгами башни казалось лицом призрака, явившегося по первому слову заклинателя духов. Черный плащ, сливавшийся с темнотой, усугублял зловещее впечатление. Глубокие глазницы казались пустыми, Александра не могла сейчас различить в них блеска черных глаз, упрямое, непримиримое выражение которых так поразило ее в первый же раз, когда этот человек явился ей во сне.
Мужчина сделал несколько шагов, приблизившись к креслу. Теперь на его лицо упал свет из высоко пробитой отдушины. Александра увидела, как он изменился. Да, то была тень, силой заклинания отделившаяся от холодной стены из песчаника, одна из безмолвных, задрапированных в плащи теней, населявших стены готических соборов. Лишь голос, одушевлявший это изваяние, пока принадлежал миру живых людей. Он звучал скорбно и вместе с тем насмешливо.