Нет, не может быть. Доктор бы заметил.
Николас оглянулся. Зондер сосредоточенно загонял шары по лузам. Промахнулся, выругался, обернулся к Реннарду.
— Ну что, — сказал он, — готов?
Прислуги в коттедже товарища Кейнса не было, только охрана на периметре. Дом вёл ИскИн с помощью множества полуавтономных манипуляторов. Проще было полагаться на информационную защиту, созданную в Управлении внутренних контактов, чем бесконечно проверять живых горничных и сторожей.
На белоснежной скатерти высились вазочки с печеньем и джемом. Фарфор был импортный, с Эрминии. В приоткрытое окно задувал ветер и слабо трепал занавеску. В саду под окнами доцветали осенние цветы, озарённые солнцем.
— Напугали мы тебя? — поинтересовался Доктор, наливая коньяку в кофе.
Николас только глаза отвёл.
— Другого выхода нет, — сказал Зондер. — На Циа есть два человека, которым можно поручить эту задачу. Я и ты. А я лететь на Сердце Тысяч по понятным причинам не могу.
— Я передам вам новейшие материалы по Стерляди, — сказал Николас. — Он узнал о моих с вами контактах.
— Вот как? — живо спросил Доктор. — А ещё что он узнал?
— Пока неизвестно. Я как раз собирался заняться. Стерлядь пытается вербовать комбата Фрайманна.
— Ещё лучше, — Зондер ухмыльнулся. — Насколько я знаю, ты тоже за него взялся.
Николас пожал плечами.
— В каком-то смысле. Мне слишком мало о нём известно.
— Хороший человек, — сказал Доктор, — надёжный. Умный и глупый в меру. Кстати, тебе нужно кого-то взять с собой. Не один же ты полетишь. Бери Фрайманна.
Николас чуть не подавился кофе.
— Макс…
Тот улыбнулся.
— Стерлядь будет опечален.
А я свихнусь, подумал Николас. Мне придётся тратить уйму сил на то, чтобы просто держать себя в руках. О чёрт, чёрт!..
— Макс, — сказал он нервно, — я сомневаюсь, что товарищ Фрайманн подходящая кандидатура на эту роль.
— Почему?
— Он… — Николас начал и замолк. А ведь я хотел поговорить об Эрвине с Доктором, вспомнил он, что я хотел сказать? — Он замкнутый человек. Непрозрачный.
Зондер сощурился и улёгся грудью на стол.
— Так это же хорошо. В посольстве не должно быть прозрачных людей.
— Я сам толком не знаю, чего от него ждать.
— Лукавишь, Ник.
Николас опустил глаза.
— Давай, — велел Зондер, — начистоту.
Николас помолчал, покусал губу.
— Мне кажется, он сильно невротизирован, — сказал он, наконец. — По-видимому, у него какие-то серьёзные проблемы.
Доктор тихо, с искренним весельем засмеялся.
— Это не комбат невротизирован, — сказал он. — Это ты невротизирован, Ник. И я даже знаю, почему. Успокойся. Всё будет хорошо. А вот твоя идея насчёт Манты беспокоит меня всерьёз.
— Это было только предположение, — повторил Николас, в тревоге подняв на него глаза.
— Но оно очень похоже на правду. По крайней мере, это бы многое объяснило.
В дверях показался Кейнс. За ним из сада в дом с криком влетела ящерица, похожая на беспёрую птицу; безмятежная и забавная нарисовалась картина… Доктор фыркнул и сообщил другу, что за ним хвост. Глава Народного правительства покосился на ящерицу и укоризненно покачал головой. Кыш, сказал он ей, кыш, дура!.. Николас улыбнулся.
— Давай-ка про Манту, Макс, — неожиданно велел Кейнс. — Может, и про Неккен что-нибудь сообразим.
Знаменитый блокбастер «Узурпатор» начинается с устрашающих кадров: звёздная система Сердца Тысяч, захваченная врагом. Всюду кишат «скаты», биокорабли мантийцев: разведывательные «бабочки», вооружённые «хвостоколы» и «орляки», сами «манты», давшие название планете — огромные корабли-матки, вынашивающие молодняк.
Манта одна. Мант тысячи. Вызревший плод мантийской интервенции — планета-клон. Все клоны Манты называются Мантами.
Как они их различают, удивился Николас.
А вот как-то различают, ответил Доктор. Высокая цель мантийцев — превратить весь ареал обитания человечества в Манту.
После Катастрофы, когда человечество потеряло Землю, а колонии оказались отрезаны друг от друга, наступила эпоха разобщённости. Оставался целый век до изобретения мерцательной связи, путь от одного мира до другого занимал месяцы, если не годы. Каждый полёт требовал огромных экономических вложений, которые не окупались. Одни колонии не были заинтересованы в контактах, у других просто не хватало ресурсов. Где-то люди регрессировали и вымирали, а где-то эволюционировали… но разными путями. Манта выбрала путь, который ужаснул всех остальных.
Манта, сказал Доктор, любопытнейший пример того, как из человеческой расы получается нечто иное. Изначально цели они ставили благороднейшие: уничтожить в человеке агрессию. Но суть в том, что агрессия — естественная, неотъемлемая часть психики. Человек начинает драться раньше, чем говорить. Способность к адекватной агрессии — признак здоровья. Мантийцы нашли способ уничтожить агрессию, но вместе с ней сломалось всё остальное… Они очень симпатичные, мантийцы, если не знать, что они на самом деле из себя представляют. Очень милые, добрые люди. Весёлые. А страшные мантийские воины, которым невозможно противостоять, на самом деле не воины, а спортсмены. Тренировка тела и духа, преодоление трудностей — это по-мантийски.
Трудности они создают себе сами.
В естественной среде трудностей для мантийца не существует. Об этом нужно помнить, иначе многие их поступки будут непонятны.
Уничтожить в ходе интервенции сотню миллионов человек, чтобы получить в результате миллион новых мантийцев — серьёзная задача и большое преодоление. К тому же это очень почётно. Немантийцы не считаются полноценными людьми. Успешная интервенция — это великая победа разума над энтропией. Поэтому все юные мантийцы мечтают работать в аппарате внешнего влияния — в Комитете Коррекции.
Ты понимаешь, сказал Доктор, в этом причина конфликта. Мантийское общество с нашей точки зрения — извращённое, искажённое, непонятное и оттого кажется непостижимо сложным. Но на самом деле оно примитивно и очень, очень статично. В нём нет внутренней динамики, а человеческая природа, которая всё же частично сохраняется в мантийцах, — требует перемен. Единственный способ развития, доступный им, это внешняя экспансия. Причём экспансия не столько биологическая — они не очень-то активно размножаются — сколько идейная. Необитаемые планеты им не нужны. Им нужны новые мантийцы.
Столкновение ноосфер, сказал Николас, я помню из курса социологии.
Да, кивнул Зондер. Одна ноосфера тупо пожирает другую. Но ничто не ново в Сверхскоплении. Это отнюдь не изобретение нашей эпохи. Тысячу лет назад, ещё на Земле, была написана книга «Хризантема и меч». Тогда шла война, самая кровавая за всю предыдущую историю человечества. Перед стратегами одной стороны возникли неожиданные затруднения. Их противник вел себя не так, как все прежние противники. Враги выглядели как люди, но поступали как нечто иное. Антрополог Рут Бенедикт писала эту книгу, чтобы помочь людям своей стороны понять ценности и побуждения врагов. А это было на Земле, в двадцатом веке. Тогда никому не делали никаких операций.
Макс, проворчал товарищ Кейнс, хватит истории. Давай ближе к сути.
Ближе к сути, кивнул Доктор. Мантийцы не являются новым биологическим видом. Все мантийцы рождаются людьми.
Они делают операции, вслух подумал Николас.
Да. На четвёртый день жизни. Обычно после операции следует клиническая смерть. Около двух процентов детей не выживают, остальные становятся… иными существами. В этот момент их ещё можно вылечить. Но потом начинается воспитание по мантийской системе, закрепляющее эффект. Нужно помнить, что физически мантийцы намного превосходят людей. У них даже кости прочнее. Взрослый мантиец может разорвать человека на части голыми руками. Они не знают болезней, устойчивы к ядам, они абсолютно контролируют своё тело, начиная от рефлексов и заканчивая кровотоком. Мягкие ткани у них регенерируют со скоростью неестественной для существа, созданного природой. Остроту своих чувств они меняют по собственному желанию и могут довести до уровня, недоступного даже специализированным животным, только аппаратам. Уровень формального интеллекта у них такой же, как у нас, зато уровень социального и эмоционального — выше впятеро. Средний срок их жизни — полтора века.
Тебя послушать, хмыкнул Кейнс, так можно сразу падать к ним в объятия.
Это потому, что я не договорил, ухмыльнулся Доктор. Всё это звучит очень романтично и соблазнительно для простого человека, но мантийская пропаганда сразу бледнеет, когда человек узнает, какую цену за это платят. Помнится, Хенри наш Симкин помянул нарушение сексуальной функции. Так вот, у мантийцев она не просто нарушена. У мантийцев вообще отсутствует инстинкт размножения. Насчёт инстинкта самосохранения точных данных нет, но смерти они не боятся.
Это потому, что я не договорил, ухмыльнулся Доктор. Всё это звучит очень романтично и соблазнительно для простого человека, но мантийская пропаганда сразу бледнеет, когда человек узнает, какую цену за это платят. Помнится, Хенри наш Симкин помянул нарушение сексуальной функции. Так вот, у мантийцев она не просто нарушена. У мантийцев вообще отсутствует инстинкт размножения. Насчёт инстинкта самосохранения точных данных нет, но смерти они не боятся.
То есть как отсутствует, недоумевал Николас, как же они тогда размножаются.
Доктор сверкнул зубами в ухмылке и ответил: усилием воли. Их женщины способны контролировать овуляцию и зачатие, мужчины — эрекцию и образование семенной жидкости. Но никакого удовольствия от этого процесса ждать не приходится. Продолжается генетическая линия, воспроизводится население. Родительских чувств мантийцы не знают, как и вообще родственных чувств. Некоторые из-за этого считают, что мантийцы вообще безэмоциональные существа, этакие биороботы. Но это не так. Их чувства даже сильнее наших. Просто они другие.
Товарищ Кейнс помрачнел. Он размышлял о чём-то невесёлом и начал по давней своей привычке перекладывать по столу мелкие предметы. На совещаниях Народного правительства это были маркеры, сейчас — чайные ложки… стук-постук, справа налево и обратно. Доктор посмотрел на друга и едва заметно покачал головой.
Николас глядел на Зондера как кролик на удава. Он слушал завороженно. Чем дальше, тем любопытнее становилось. До сих пор всё, что говорил Доктор, вызывало у него смутные воспоминания о том, что он где-то когда-то что-то об этом читал, но эмоциональный мир мантийца оставался для науки тайной за семью печатями. Десять лет назад Макс Зондер был одним из тех немногих учёных, которые занимались этой темой. Самой известной его работой стала статья «Феномен «эмоциональной взятки» в мантийской культуре», она вызвала полемику даже в научных кругах Сердца Тысяч.
Эмоциональный интеллект, сказал Доктор, и эмпатия, способность понимать тончайшие движения души собеседника и испытывать его чувства. У мантийцев они развиты настолько, что нам это трудно даже вообразить. Агентами внешнего влияния становятся единицы, так зачем же такие способности всем остальным? Тут надо упомянуть, что на Манте у нас коммунизм.
Николас изумился.
Макс, сказал он, помилуйте, во-первых, коммунизм невозможен, а во-вторых, в чём связь между коммунизмом и эмоциональным интеллектом?
Во-первых, невозможен он у людей, назидательно сообщил Зондер, а мантийцы людьми не являются, у них возможен. Во-вторых, связь самая прямая. У мантийцев нет товарно-денежных отношений. Зато есть товарно-эмоциональные.
Я представляю, что это такое, сказал Николас. Но слишком просто получается. Видимо, я представляю неправильно. Поправьте меня.
Нет, улыбнулся Доктор, мантийцы ничего нового не изобрели, они просто очень сильно сместили акценты. Смотри: тебе нужна какая-то вещь. Ты можешь купить её или попросить в подарок, но чаще ты её покупаешь. А мантиец — просит. Это довольно просто вообразить, и на первый взгляд кажется, что такое общество может быть даже комфортным — этакое общество друзей. Но есть одна загвоздка, которую психологи видят сразу, а остальным нужно объяснять.
Николас приподнял бровь.
Понятия цены и платы никуда не исчезают, сказал Зондер. Они не сводятся к деньгам. Дорого внимание, дорога благодарность, дорога готовность оказать ответную услугу. Ещё дороже восхищение и радость. Очень дороги дружба и принятие. Необычайно дороги любовь и счастье. А оставаться в долгу неприятно и нехорошо. И там, где человек отваливает миллионы, мантиец обеспечивает некоторое время счастья. Вот чего мы в самом деле не можем вообразить: того, что мантиец делает это с той же простотой, с какой богач подписывает чек. Понятно, что не каждый способен заработать миллион и не каждый сумеет обеспечить счастье. Но это аналоги в нашей и их культуре.
Николас поёжился. Человек так жить не может, сказал он.
Зондер сверкнул глазами. Именно, сказал он. Человек очень быстро кончится. Наши эмоции слишком нежные, слишком сокровенные, чтобы платить ими за новые ботинки. И даже притвориться нельзя: ведь мантиец чувствует тебя как себя самого.
Кейнс вздохнул.
Макс, сонно сказал он, ты опять заболтался.
Ладно-ладно, покладисто ответил Доктор, больше не буду. Осталось два пункта: понятие коллектива и страсти с наслаждениями.
Интригует, с улыбкой заметил Николас.
Зондер фыркнул.
Нет секса, сказал он, нет любовной романтики — этого электричества, на котором у нас тут всё вертится. Нет чувств между родителями и детьми. Весьма малую роль играют всякие физические удовольствия вроде лакомств или танцев, да и не очень их уважают. Зато счастье в труде. Нечего смеяться. Счастье в труде и полёте мысли, в научном поиске и созидании. У нас такое тоже бывает, но в это не очень верят. Для мантийца это норма, а вот эротика или супружество — как раз повод похохотать. Но огромную ценность для них приобретает дружба. В их языке сотни слов для обозначения разных видов дружбы. Если мантиец говорит о любви, то это любовь к другу. Отсутствие сексуального влечения ничего не значит. Это малость по сравнению с тем, что ради друга мантиец готов на всё.
Макс, сказал Эшли, не рассказывай о врагах с таким восторгом. Тебя могут неправильно понять.
Это научный восторг, сказал Доктор, и не учи меня делать пропаганду, кровавый тиран.
Кровавый тиран хмыкнул.
Контрреволюционная гнида, с нежностью сказал он.
Людоед.
Продажная шавка.
Они поглядели друг на друга и засмеялись; Николас тоже улыбнулся. Кейнс положил чайные ложки на место и сплёл пальцы под подбородком.
Дружба, сказал Доктор, и коллектив для них то же, что для нас любовь и семья, только гораздо больше, потому что у нас тоже есть дружба и сотрудничество, а у мантийца семьи нет. В каком-то смысле мы богаче… Во время Великой войны имперская разведка обнаружила, что один пленный мантиец — это не язык. Заставить его говорить невозможно, он отключит болевые рецепторы, остановит собственное сердце, и всё. А вот если пленных несколько и они принадлежат к одному коллективу, то их можно расколоть, как раскалывают людей. Больше всего мантиец боится за друга, друг — это самое ценное. На глазах у друга мантиец не совершит самоубийство. Дружба — вторая из трёх их страстей. А третья — жажда власти.
При коммунизме, заметил Николас с иронией, это должно быть предосудительно.
Ты не учёл эмоциональный интеллект, ответил Зондер. Властолюбие мантийца имеет мало общего с первобытными человеческими инстинктами. Первично не место в иерархии, а величина эмоциональной территории. Это нельзя объяснить в двух словах. Я бы мог прочитать целую лекцию, но не стану, а то товарищ Кейнс уснёт. Как-нибудь потом расскажу. А ещё лучше запасись литературой, Ник. До Сердца Тысяч лететь по меньшей мере недели три, время будет. Сейчас скажу вот что: почти все члены Верховного Совета Манты — бывшие учителя. На Манте учитель — это самая политическая профессия. Профессия для честолюбцев и карьеристов.
Манипуляторы, понимающе сказал Николас, они должны быть очень хорошими манипуляторами.
Ещё какими, сказал Зондер почти мечтательно. Интриги, которые плетутся у них в высших эшелонах власти, человеческому пониманию вообще недоступны. Самый прожжённый наш политик — просто дитя по сравнению с владыками Манты. Роэн Тикуан понимал это. Он понимал, что играть с Мантой нельзя. Против Манты есть только одно средство — тупая нерассуждающая сила. Император уничтожил бы Манту физически, как принц Алан уничтожил Гиакенен… если бы нашёл её.
Их слишком много, внезапно подал голос Эшли.
Да, ответил Доктор, Манта клонирует себя и умножает свою суть, как вирус… Верховный Совет никогда не собирается вместе физически, они находятся на разных Мантах и общаются по мерцательной связи, а местонахождение Председателя вообще неизвестно.
Макс, проворчал Эшли с добродушным видом, если тебя не придерживать, ты можешь трепаться сутками. Всё это очень интересно. И я даже не сплю. Но у товарища Реннарда есть дело. Очень важное. А на Сердце Тысяч полно мантийцев.
Николас сглотнул и уставился на Кейнса в потрясении.
Как, переспросил он, откуда они там?
Доктор поморщился.
Манта входила в состав Империи Тикуанов, ответил он, имела представительство в столице. И сейчас его имеет. Совет не может вытурить их, нет повода. А мантийцам очень интересно, что происходит на Сердце. Теперь прошу внимания, Ник: даю инструкцию.
Николас выпрямился на стуле. Ярко-голубые глаза Доктора, устремлённые на него, казались двумя свёрлами.
Не играй с Мантой, сказал Максимилиан Отто-Фридрих фон Зондер, ни при каких обстоятельствах не играй с Мантой. Это можно делать на Циа, где мы хозяева положения, но не на Сердце Тысяч. Неккен тратит квадриллионы единиц на эти игры, содержит целые исследовательские институты, но всё равно терпит поражения. Твоя задача — выяснить, чего хочет от нас Неккен. Полагаю, мантийцам это тоже интересно. Не вступай с ними ни в какие контакты.