— Винтахэв... — конь вскинул голову, ладонь человека соскользнула на шею. — Винтахэв... — пальцы Ротбирта утонули в гриве, и конь со вздохом положил узкую голову на грудь мальчика, чуть кося глазом. Ясно было, что кони для Ротбирта — дело привычное.
Переведя наконец дух, Вадим тоже занялся выбором. И его внимание сразу привлёк нервный рыжий жеребец, пасшийся в одиночестве. Если кто-то из соседей переступал невидимую черту, рыжий вскидывался, прижимал уши и скалил зубы — молча, но до такой степени выразительно, что непрошеного соседа будто ветром сдувало.
Вадим, как под гипнозом, решительно отправился к нему — не обращая внимания на расширившиеся глаза Ротбирта и тревожный окрик сопровождающего. Желание обладать именно этим конём стало таким острым, что мальчишка полностью отдался ему. Конь перестал щипать траву и, медленно подняв голову, в упор посмотрел лиловыми бешеными глазами на подходящего человека. Издал лёгкий тихий звук, похожий на утробный гул.
Вадим протянул руку — медленно, ладонью вверх — и тихонько фыркнул, потом — чмокнул губами. Конь чуточку осел на задние ноги, мягкая верхняя губа открыла крупные зубы. Не спуская с него глаз, мальчишка подошёл вплотную. Его ладонь коснулась храпа рыжего (самого восхитительного, что только создала природа!), прошла по морде до глаз...
...Рыжий взвился! Белки налились кровью, он вознёсся над Вадимом страшной и красивой статуей, намереваясь обрушить на человека удар, который вобьёт его в землю. И тогда Вадим вскинул руку — не защищаясь, нет! — повелительным жестом! — и звонко, коротко выкрикнул какое-то слово, не расслышанное анласами.
Казалось, что коня с размаху ударили в грудь тараном. Он осел, попятился, встал на все четыре, поматывая головой с оглушённым видом. Вадим подошёл к нему уже совершенно спокойно и положил ладонь на холку.
— Вихрь, — тихонько сказал мальчик. — Вихрь, хороший мой...
Конь, вздохнув, опустил голову — через плечо Вадима — на его спину.
— Клянусь... — начал Ротбирт и покачал головой. — Какой же ты славянин?! Ты анлас!
— Он никого к себе не подпускал! — вторил в возбуждённом восхищении провожатый, только что не подпрыгивая на месте. — Когда ты пошёл к нему... я думал, что тебе конец! Его никто не мог оседлать! Ты что — колдун?!
— Нет, — коротко ответил Вадим, почёсывая надглазья вздыхающего от удовольствия Вихря. Секрет слова ещё пять лет назад открыл ему приятель отца, лесник с притамбовского кордона... Может, это и помогло ему стать в клубе лучшим. Хотя он никогда не испытывал слово так.
— Поскачем до лагеря — кто быстрей? — предложил Ротбирт немного уязвлено. Вадим покачал головой:
— Нет. Я в коже, а конь без седла. Не дело стереть ему спину и бока в первый же день.
Ротбирт заулыбался:
— Прости. Я проверял тебя.
Ведя коней в поводу (их провожатый, так и не назвавшись, смылся, едва понял, что с конями вопрос решён — то ли докладывать, то ли по каким-то личным делам), мальчишки пошли к реке. Они переговаривались о незначащих вещах — о том, что их окружало, и разговор не нёс никакого смысла... но Вадиму было приятно его вести и ощущать, как Вихрь дышит в спину — тепло, ровно и мощно. И эта тема ни о чём их так увлекла, что ни тот ни другой совершенно не заметили, когда и как их нагнал Энгост сын Виннэ в сопровождении ещё одного воина.
— Славянин, ты сумел укротить этот ураган? — спросил пати, и в его голосе прозвучало недоверие к тому, что видели его глаза — и нелепая насмешка. Вадим чуть наклонил голову:
— Меня зовут Вадим, пати. Но по-вашему проще — Вадомайр. И коня в самом деле укротил я.
Энгост быстро посмотрел на своего спутника — пожилого, уже седого богатыря, вооружённого большой секирой — на недлинной рукояти было прочно приклёпано косовидное лезвие шириной в ладонь. Тот провёл ладонью по заплетённым в косы усам и пожал плечами. На Вадима он при этом глядел с удивлённой симпатией.
— Хороший конь, — Энгост сделал движение рукой, словно хотел похлопать рыжего по крупу, но тот сделал танцующее движение — и рука пати повисла в воздухе.
В лицо Энгосту бросилась краска. Он двинулся следом за Вихрем, но седой пробасил:
— Оставь. Зашибёт.
Энгост дёрнул плечом, но остановился. И резко повернулся к Вадиму:
— Не откажи мне в просьбе.
— Говори, пати, — отозвался Вадим, насторожившись.
— Я хочу купить этого коня. Подожди! — он поднял ладонь, видя, как Вадим открыл рот. — Я дам за него десять скеллигов золота.
Ротбирт рядом выпустил воздух: «Пыф-ф-ф!» — с изумлением. Вадим уже знал, что скеллиг — это примерно пятьдесят граммов. Хороший конь стоил — Ротбирт за время их странствий увлечённо обсуждал эту тему — четыре скеллига. Отличный — семь. Превосходный — восемь. Десять скеллигов могли оборвать самый крепкий кошель. На них можно было купить отличного коня — и ещё добавить к панцирю золочёный нагрудник. Или...
Вадим тряхнул головой:
— Не будь в обиде, пати. Но кто же продаёт друга за золото? И как назвать того, кто это делает?
Энгост закусил губу. Его рука — по-боевому, в кожаной перчатке с рядами бронзовых чешуй — легла на рукоять меча. Молодой пати смотрел на стоящих плечом к плечу мальчишек задумчиво и раздражённо. Но, когда он заговорил, голос был спокоен:
— Что же — может, это и верно. Не каждую вещь измеришь золотом... Но что ты скажешь, Вадомайр Славянин, если я предложу тебе обмен? Конь хорош, нет слов. Но и Зовущий Воронов неплох!
Он быстрым, но бережным движением вытянул из чёрных ножен меч и на ладонях показал его Вадиму. Меч был типичный анласский — длинный, узкий, с расширенным концом и двойным ребром, образовывавшим посередине лезвия глубокий дол-выборку. Простая рукоять без украшений... Но голубоватый холодный блеск и проявлявшиеся при поворотах клинка туманные струи как бы в глубине металла говорили, что меч очень непрост. У Ротбирта был отличный меч, отцовский (хоть он и не имел права его носить...). Но этот... Вадим вздохнул. А Энгост, как будто искушая мальчишку, пустил ему в глаза узкий острый зайчик с бритвенно-острой кромки лезвия и молча подмигнул. Да уж. Меч стоил коня... и не одного коня, даже такого, как Вихрь.
— Не скажешь, что он плох? — осведомился Энгост.
Вадим резко вскинул голову — будто просыпаясь.
— Это было бы враньё, — сказал он тихо. — У тебя хороший клинок, пати. Так хорош он, что хоть песни складывай. И всё-таки каждый из нас останется со своим. Коня я не продам. И не сменяю.
Энгост точным движением — не глядя! — бросил меч в ножны.
— Хорошо, — коротко сказал он и, повернувшись на месте, зашагал прочь. Седой воин задержался на секунду, внимательно посмотрел на мальчишек — словно бы с одобрением! — и двинулся следом за пати.
Вадим проводил их взглядом и посмотрел на Ротбирта. Тот был собран и бледен. Поймав взгляд Вадима, сказал тихо:
— Неплохо ты отвечал. Но он тебе не простит — с такими глазами не прощают. В спину едва ли ударит, а всё же... отказать такому и потом жить рядом — всё одно что бежать по тонкому льду.
— А этот, который с ним был — он мне понравился, — задумчиво сказал Вадим. — Кто ж такой-то?
— Это его отец пати Виннэ сын Этелри, — сказал наблюдавший за разговором молодой воин, коротко поклонившись мальчишкам. — Он храбрый воин и достойный человек... а кое-кто поговаривает, что младшего его сына подменили в материнском чреве. Но сына он любит...
— Увидим, как и что будет, — хмыкнул Вадим, кивая воину. — Пошли, Ротбирт?
Тот зашагал к реке.
* * *
В «их» повозке было уже трое. Двое — ровесники мальчишек (проводник оказался тут как тут) играли, сидя на корточках, в кости. Третий — на пару лет старше — сидя на краю повозки и зажав щит между широко расставленных ног, чинил ремни. Игравшие на мальчишек и не посмотрели. Чинивший щит отвлёкся:
— А, так это вы с неба упали прямо под ноги коню кэйвинга? Правду говорят люди?
— Неправду, — невозмутимо ответил Ротбирт. — Мы просто сражались с отрядом каких-то карликов и почти победили, когда прискакал кэйвинг. Мы дали и ему долю в развлечении.
Юноша хохотнул:
— Меня зовут Дэрик сын Креоды.
— Дэрик? — Вадим улыбнулся. — Твоя мать Лаунэ? Она тебе лепёшки принесла.
— Так, — Дэрик окинул долгим взглядом игроков в кости. — Съел, ты? — он ткнул провожатого мальчишек в поясницу ногой.
— Ты и так себя откармливаешь, как борова на сало, — буркнул тот. — Ну вот, из-за тебя плохо бросил.
— Пакет! — Дэрик вскочил, отставив щит. — Пакет — или ты будешь жалеть о своих шуточках до конца своей жизни — а уж укоротить её тебе я позабочусь, клянусь ветрами Вайу!
— Под твоим шлемом, — ткнул рукой мальчишка и засмеялся. — Или ты в самом деле решил, что мы их сожрали?
— Под твоим шлемом, — ткнул рукой мальчишка и засмеялся. — Или ты в самом деле решил, что мы их сожрали?
Дэрик развернул на колене узелок и, словно кольца для метания, швырнул четыре лепёшки — играющим, Вадиму и Ротбирту. Ясно было, что раздел тут так же привычен, как что-то, составляющее неотъемлемую часть жизни.
— Знаешь, — сказал Ротбирт негромко, доев свою лепёшку, — а моя мать ни разу в жизни не испекла мне ничего... такого. Просто было не из чего. Ни разу... Я вот сейчас пытаюсь вспомнить, какое у неё было лицо. Волосы помню... А лицо — нет. Пятно какое-то. И ещё глаза. Серые...
Вадим, не доевший лепёшку, уставился в пол повозки. Ротбирт спохватился:
— Прости... Твоя мать тоже...
— Нет, мои все живы, — отозвался Вадим. — Просто они далеко... очень. Это первое. А второе... — он хотел сказать: «Я не люблю свою мать!» — но сообразил, что анлас этого просто не поймёт.
Он сморгнул и увидел, подняв глаза, что во взгляде Ротбирта нет насмешки или любопытства. Только сочувствие. И ещё подумал, что Лаунэ, наверное, носит сюда лепёшки не ради сына, а просто всем обитателям повозки. Что она, сына «дома» не может накормить, что ли? Должно быть, не у всех тут есть родители...
— Расскажите хоть, кого вы там встретили, каких таких карликов? — спросил Дэрик.
— Маленькие, вонючие и лживые, — презрительно сказал Ротбирт.
— А какое у них оружие? Они конные или пешие? — спросил один из игравших — не проводник. Игру они бросили — для анласов это был признак большого интереса.
— Конные... Но кони у них плохие. И вооружение тоже дурное... — Ротбирт рассказал о том, как вооружены и те, что побогаче, и те, что победнее. — Они стреляют из луков, но луки маленькие и слабые. Правда, стреляют очень быстро и не сходя с коня, как Вайу.
— Прямо на скаку?! — изумился Дэрик.
— Клянусь топором Дьяуса! Но стреляют неметко.
— Ещё бы, с седла...
— Надо попробовать как-нибудь...
— Ну, только чтоб посмеялись...
— А ещё, — разглагольствовал Ротбирт, явно довольный тем, какое впечатление производит его рассказ и как его слушают, — они мечут верёвки.
— Верёвки? — округлил глаза проводник. Ротбирт важно кивнул:
— Да. Одну накинули на меня, но Вадомайр перерубил её, — теперь все посмотрели на Вадима, как будто он убил дракона. Вадим смутился и занялся панцирем, без нужды укладывая его по-другому.
— А почему они напали на вас? — спросил Дэрик. Ротбирт покачал головой:
— Не знаю, клянусь рукой Дьяуса. Мы ничего им не делали, а они начали стрелять из луков. Ну... я, конечно, стрелял в ответ... — насчёт петарды Вадима Ротбирт промолчал — видно, и сам не решил, было это на самом деле или почудилось. — Четверых застрелил. Но только в ответ!
— И ещё одного одолел в рукопашной, — напомнил Вадим.
— А Вадомайр одного заколол — так ловко! — искренне похвалил Ротбирт.
— Как видно, они и впрямь не слишком хорошие воины, — заметил Дэрик, — если вы с луком, мечом и саксой одолели шестерых. Если они не пожелают поделиться с нами землёй — мы её заберём!
Разговор стал общим. Юные ратэсты связывали с будущим большие и весьма радужные надежды. Мир вокруг их восхищал и был явно достоин того, чтобы за него сражаться.
— Надо бы о них побольше узнать...
— Кто ж расскажет о своих врагам?..
— Может, у них тоже есть кэйвинги? Тогда с ними будет трудно, даже если они слабые воины...
— Как узнать что-то у того, кто не умеет говорить на нашем языке, дурак? А ты не знаешь его языка?
— Кэйвинг позвал Сийбэрэ.
Эта реплика словно обрезала шумный разговор. Вадим (он в болтовне участия и не принимал) спросил:
— Сийбэрэ? Кто такой Сийбэрэ?
Все переглянулись. Ротбирт молчал — тоже вопросительно.
— Это один из наших атрапанов, — пояснил Дэрик. — Но он... он не просто атрапан. Он... он может разговаривать со зверем и птицей, с рыбой и камнем, с ветром и лесом. Никто не знает, сколько Сийбэрэ лет; если кто спрашивает — старики говорят: он был всегда. И, если Сийбэрэ спрашивает, никто не может утаить правду. С ним страшно говорить, Вадомайр Славянин.
Ротбирт кивал. Атрапаны анласов много умели и знали. Мальчишка видел, как один остановил кровь из порванной жилы на шее простым движением ладони. Другой — заставил выйти из раны сломавшийся в теле человека коготь белого медведя. Третий... а, да что там — они много умели. Взять хоть то, что они знали все священные знаки и не боялись их изображать! Сам Ротбирт знал только три воинских, пять охотничьих и — это тоже было необычно — два женских, мать показала.
— Эй! — послышался резкий молодой голос — с оттенком презрения. — Эй, Вадомайр Славянин — ты?
Вадим повернулся на голос. Недалеко от повозки стояли четверо мальчишек — однолетков пришельцев. Трое смотрели с понятным любопытством, не более, но один — плечистый, огненно-рыжий — выглядел неприятно. И взгляд у него был злой, словно Вадим его смертельно обидел.
Ощутив неожиданно ответную неприязнь, Вадим встал:
— Я Вадомайр. А ты назовись тоже, чтобы я говорил не с пустым местом.
— Я Эльрида сын Бэрка из анла-энграм, — мальчишка выделил название зинда, как бы подчёркивая, что у Вадима зинда нет. — И ещё я — щитоносец пати Энгоста. Я пришёл взглянуть на безродного славянина, который хочет стать в один ряд с нами, ратэстами отважного кэйвинга Йохалла.
— Если хочешь затеять ссору, Эльрида... — начал Дэрик, но Ваим легко перепрыгнул через борт и упёр руку в бок:
— Мог бы Энгост выбрать щитоносца получше. Ты сказал правду, я славянин... но лучше быть безродным, чем позорить своих, как это делаешь ты!
На лице Эльриды появилось настолько легко читаемое удовлетворение, что Вадим понял — парень пришёл драться и просто счастлив, что у него появился повод для этого. Впрочем, и Вадим не искал мира. Опыт прошлой жизни говорил: ублюдков надо ставить на место сразу и прочно.
— Вот сейчас я переломаю тебе рёбра, безродный, — тихо сказал Эльрида, плавно поднимая к груди кулаки — крепкие, загорелые. Мальчишки — и пришедшие с Эльридой и попрыгавшие в повозки — образовали круг.
— Кулаками!
— Нет, можно всё!
— Всё можно!
— Вадомайр, всё можно!
— Можно всё, Эльрида!
Как Вадим и ожидал, Эльрида не вытерпел и бросился в атаку первым. Он был одной комплекции с Вадимом, но, конечно, учился драться не ради интереса, а чтобы выжить. И всё-таки его атака оказалась ошибкой. Вадим встретил его ударом ноги в пах, а потом — свингом в скулу. Эльрида согнулся пополам, голова мотнулась в сторону, за нею повело всё тело — и он грохнулся на бок. Несколько секунд оставался неподвижным, лишь с натугой открывал и закрывал глаза. Но потом — вскочил прыжком.
— Д-д-д-дьяу-у-у-с-с-с... — прохрипел он. — Тебе осталось только бежать...
Вадим хладнокровно плюнул ему на сапог. Эльрида побагровел, бросаясь вперёд со скоростью и силой хорошо раскачанного тарана. И на этот раз он был осторожней — ловко нырнул под кулак Вадима и обрушил сдвоенный удар на живот противника, явно намереваясь пробить Вадимом повозку. Вадим принял оба удара на предплечья и отскочил. Выброшенная нога зацепила его по щиколотке — но лишь вскользь. Эльрида нанёс Вадиму тяжёлый удар в левое плечо — удар, развернувший мальчишку спиной к противнику. И тут злость заставила Эльриду допустить фатальную ошибку. Вместо того, чтобы вышибить из Вадима желание драться хорошим ударом в затылок или по почке, он бросился на Вадима со спины, намереваясь взять его шею в замок и душить до тех пор, пока тот не перестанет брыкаться — это было бы показательным уроком. А Вадим сохранил полное хладнокровие. Он молниеносно захватил над своим плечом руку противника и провёл, садясь, классический бросок «через себя».
Послышался хруст вывернутого сустава. Эльрида грянулся оземь — и застыл, раскидав руки, после такого падения человеку кажется, что внутри всё онемело. А Вадим встал в рост и сплюнул ещё раз — уже просто на траву:
— Безродный я или кто там, — сказал он спокойно, — но дерусь я лучше.
Его последние слова были заглушены дружным, радостным криком. И Вадим, оглядываясь по сторонам, заулыбался — кажется, его приняли...
А потом крики заглушил призывный рёв горнов — трампет — нёсшийся по всему лагерю от шатра кэйвинга.
* * *
Стоя на повозке, Йохалла смотрел исподлобья на людское море перед ним. Кэйвинг был без доспеха, но с мечом, а его щитоносец Блаки держал за кэйвингом шлем.
У повозки, рядом с пати, стояла высокая стройная женщина, державшая на руках грудного ребёнка. Возле неё замер, глядя на людей, мальчик лет двенадцати-тринадцати, похожий и на женщину и на самого кэйвинга.
— Жена кэйвинга Ринд и его сыновья Увальд и Увольв, — сказал кто-то над плечом Вадима, явно обращаясь к нему. — Увальд старший. Ишь, как смотрит, волчонок...