Глядя на нас, своих родителей, дети узнают еще одну очень-очень важную вещь. Они узнают - что такое мама и папа. Что такое родители. Что такое - быть родителем.
И если мама иногда для них - это вечно недовольная, орущая женщина, дергающая, шлепающая, критикующая, то такой мамой, вероятнее всего, и станут выросшие девочки. И если папа - это какое-то отстраненное, погруженное в работу существо или жесткий, критикующий человек - дети возьмут для подражания эту модель.
- Не хочу два папы, - сказал один мальчик маме, которая сообщила ему, что скоро она выйдет замуж, и у него, кроме его родного папы, появится еще один папа. - Не хочу два папы, - повторил он. - Надо мной теперь два папы будут издеваться…
Однажды я наблюдала удивительную сцену. В вагон метро вошла мама с девочкой лет шести, они сели напротив меня. И так хороша была эта пара, что я ими залюбовалась. Красивая молодая мама, в шляпе, с распущенными волосами. Девочка - тоже с распущенными волосами, в нежных кудряшках, в вязанной шапочке с полями, которые она постоянно поправляла, глядя на маму, чтобы, как у мамы - поля у шляпы стояли. И их профили были похожи, только у девочки он был нежнее, мягче, у мамы - более резкий, жесткий. И была эта славная девочка такой милой копией мамы, что я невольно улыбнулась.
Но вот девочка, пытаясь расстегнуть курточку, дернула больше, чем нужно, за молнию - и молния разошлась. И мама в мгновение превратилась в какое-то жуткое существо с перекошенным лицом и рванула девочку к себе, поставив ее перед собой, и начала дергать ее за эту молнию, и говорила ей что-то злое, с ненавистью глядя ей в глаза. И говорила, и говорила, и дергала ее куртку и саму девочку. И девочка эта, поникшая сразу, сжавшаяся в комок, молча переносила эти рывки. Потом, отпущенная мамой, села рядом. И поля у шапочки поправила. И слезинку вытерла. И застыла, как каменное изваяние. А я, снова увидев ее профиль, - поразилась, каким он стал жестким, похожим на мамин.
И подумала грустно: что узнала она сейчас о том, что такое мама, что такое - быть мамой…
Представление о сексе
Мы рассказываем нашим детям о мире и работе, об обязанностях и о деньгах. Мы вкладываем в их головы информацию обо всем - кроме одной сферы, информацию о которой мы держим под запретом. Об этом не принято говорить. Эта сфера - сфера сексуальных отношений - единственная, в которой такая передача опыта, своих убеждений - практически не происходит.
Самое удивительное, что родители, которые не говорят с ребенком о сексе, на самом деле все равно передают ему информацию об этой стороне отношений между мужчиной и женщиной. Само отношение к этой теме, ее тайность, запретность говорит ребенку о многом.
Что происходит между мужчиной и женщиной наедине - об этом нельзя говорить, это нельзя обсуждать. Этому занятию нет нормального названия. Само слово «секс» не говорит ни о чем. Это что-то тайное и стыдное - именно так понимают дети родительское молчание на эту тему.
Частям тела, которые участвуют в этом процессе, тоже нет никакого названия. А те слова, которые есть, - очень плохие слова, их нельзя говорить. Эти части тела нельзя трогать, рассматривать, показывать другим, рассматривать у других. Это что-то плохое, стыдное, неприличное.
- Еще раз увижу, что ты его руками трогаешь, отрежу и собакам выкину! - говорила одна «добрая» бабушка.
- Ну-ка, спрячь свои глупости! - говорила другая, не найдя иного слова, чтобы назвать эту часть тела. (Так и появляются эксгибиционизм и другие сексуальные отклонения у людей, которым в детстве просто не дали исследовать свое тело, поэтому и приходится во взрослом возрасте уделять ему столько внимания!)
Так и формируется у детей представление о неприличности, стыдности, даже «плохости» этого занятия. Поэтому их так влечет к этой информации: интересно все же узнать о запретном и плохом. Поэтому каждый ребенок рано или поздно столкнется с неким чувством вины, когда все же начнет интересоваться, заниматься своим телом, проявлять интерес к телу другого человека, получать сексуальный опыт.
Все нормальные родители считают своим долгом как можно дольше уберегать ребенка от этого опыта, мешая его взрослению. Особенно, если продолжают считать его маленьким, неопытным, неприспособленным к жизни. Поэтому и не готовят его к нему. Не говорят с ним о сексе.
Но когда придет время говорить об этом - когда выросший ребенок вплотную подойдет к этому опыту? Когда войдет в этот опыт, абсолютно к нему не подготовленный? Или мы думаем, что он нас предупредит, когда начнет познавать эту сферу жизни? На что мы надеемся, когда молчим в ответ на детские вопросы, или откровенно врем им о капусте или аистах, или обрываем: «Мал ты еще, лучше бы уроки хорошо делал…»
Иногда мы все же передаем информацию об этой сфере напрямую, рассказывая детям (чаще всего девочкам!) о необходимости хранить чистоту, целомудренность. Поколения родителей передают информацию о ценности девственности - для девочек как одно из основных условий их счастливого брака, для мальчика - как одно из преимуществ женщины, мол, гуляй, с кем хочешь, но в жены ищи чистую. (Само это слово говорит о грязности того занятия, в котором теряют девственность!)
Сколько случаев поломанных жизней, трудных жизней с нелюбимым человеком встречала я в своей практике, когда люди изначально вступали в брак по одной причине: она потеряла девственность, он ее лишил девственности - они должны пожениться!
И ты только вдумайся - ее девственная плева, тонкая пленочка в ее теле была нарушена мужчиной, которого она иногда по молодости и неопытности и знать толком не знала, - но из-за этого надо жить вместе и мучить друг друга!
Мне рассказывала одна женщина, что ее мама внушила ей, что надо беречь себя, как зеницу ока, и ни за что, никогда, ни с кем, ничего себе не позволять. И когда она все же поцеловалась с парнем, то ощутила такое страшное чувство вины, что им осталось только пожениться. И - поженились.
Мы говорим детям напрямую еще и о том, что они не должны поддаваться чувствам, не должны идти у них на поводу, тем самым сводя на нет саму ценность чувств, значимость их истинности. Ведь только чувства, которые мы переживаем, и говорят нам правду - ум всегда интерпретирует, придумывает, ограничивает рамками условностей и правил. Именно чувства всегда выражают душевное состояние, выражают истинные потребности и желания. Но - все это неважно!
«Не теряй головы!» - какая мама не говорила это дочери, пытаясь научить ее контролировать себя и не поддаться чувствам (но как с такой установкой эта девушка в будущем сможет испытать оргазм?!).
И опять - дети по нам, как по образцам, делают какие-то выводы об этой сфере. С желанием ли мама и папа уединяются, или для кого-то это - неприятная обязанность? С какими лицами родители выходят утром из спальни? Что происходит между ними в отношениях - прикосновения, взгляды, их интонации уже о многом говорят. Их упреки или обвинения, пренебрежение друг другом тоже о многом говорят ребенку.
Я помню, как поразила меня однажды ситуация, когда молоденькая девочка-девственница переспала с каким-то почти незнакомым ей парнем, чтобы не быть девственницей. Чтобы ее муж не говорил ей потом, как папа говорил маме: «Да ты никому не была нужна, раз мне целкой досталась!»
То, что мы точно делаем с нашими детьми - мы ограничиваем их сексуальность. Мы подавляем сексуальность, которая рано или поздно все равно проявляется в наших детях. Мы ставим так много запретов на самой теме, на проявлении интереса к теме, на проявлении сексуальности.
Но как может потом взрослый человек быть сексуальным, когда эта область запретна? Откуда возьмется свобода проявлений и раскованность, которая требуется в сексе, когда все закованы? Как сможет он отличить простое сексуальное влечение от истинных чувств, если никто с ним не говорил о том, как вообще все это бывает? Не говорил о любви и страсти, о влечении и серьезных чувствах, о сексе как кульминации любви?
Мы просто обязаны, должны говорить с ребенком на эти темы.
Мы должны рассказать им о половых различиях. Мы должны рассказать им о том, как появляются дети. Мы должны позаботиться о нравственной стороне будущих сексуальных отношений наших детей: поговорить о любви, чистоте, верности. Мы должны предостеречь их от легкомысленных поступков, ненужных связей, рассказав о возможных последствиях сексуальных отношений, о возможных заболеваниях, способах предохранения от них. Мы должны готовить наших детей к осознанному родительству, поэтому и необходимы разговоры о последствиях сексуальных отношений, об ответственности родителей перед детьми, о способах предохранения от беременности.
И мы должны - обязаны! - сами быть счастливыми, удовлетворенными в этой сфере.
Наши счастливые лица - лучшая информация, которую мы можем передать ребенку.
И мы должны - обязаны! - сами быть счастливыми, удовлетворенными в этой сфере.
Наши счастливые лица - лучшая информация, которую мы можем передать ребенку.
Представление о мире
- Ты будешь драться? - строго спросила я внука, пресекая его попытки подраться, побороться со мной. - Ты еще будешь драться? - возмутилась я.
- Буду! Давай! - радостно, со светлым лицом ответил он мне, поняв мои слова как приглашение, как предложение вместе, радостно - подраться!
Ребенок изначально не слышит в словах критики и непринятия. Он слышит в словах предложение совместной игры. Мир для него добр, и люди в этом мире добры. И все хотят с ним играть. И он сам открыт миру и людям.
Он подходит к людям с таким открытым лицом, распахнутым взглядом, он улыбается каждому человеку, потому что для него все - хорошие, все - часть его светлого мира. Он протягивает руку к тому, что хочет, и берет то, что хочет, и в ответ ему улыбаются.
Дети сразу и непринужденно осваиваются со счастьем, ибо они сами по природе своей - радость и счастье.
Виктор Гюго
Ребенок не сомневается в том, что весь этот мир - для него. И его уверенность срабатывает - ему постоянно что-то дают. Его угощают яблоком, апельсином или конфетой. Люди сами хотят ему что-то дать - ни за что, не за то, что он что-то хорошее сделал, чего-то достиг. Просто потому, что он такой. Радостный, открытый, светлый человечек.
И он мог бы так и жить - в позитивном отношении к миру, в ощущении себя хозяином этого мира, - если бы мы, взрослые, не рассказали ему, что все вокруг устроено совсем не так. Что не так уж добр этот мир. Не так уж справедлив. Что все - наоборот!
Закладка представлений ребенка о мире, в который он попадает при рождении, начинается еще во внутриутробном возрасте. Отношение мамы к миру, вибрации ее мыслей, чувства, которые она переживает, создают у ребенка либо радостное ожидание выхода в добрый мир, где его ждут, либо ребенок уже напряжен, как и мама, в напряженном теле которой он находится, и уже боится этого мира, и полон тревожных ожиданий, как она или люди, которые ее окружают.
Я хорошо помню, как дочь, которая ждала появления своего сына, положив руки на живот, разговаривала с ним, рассказывая ему, как тут интересно, как здорово ему будет, когда он явится в этот мир, о том, как мы все ждем его. Она рассказывала ему о мире, о людях, которые его ждут. И он всегда в такие мгновения замирал, как бы слушая ее. А он действительно слушал ее! И слушал вечерами музыку, которую она ставила специально для него, красивую, плавную музыку для малышей. И потом, уже родившись, услышав ее однажды, он просто замер и лежал так, молчком, слушая. И мы поняли - он ее узнал…
Если родители не запугивают ребенка еще до его рождения, он выходит в этот мир смело - как в свой, добрый мир, для него предназначенный, в котором он - хозяин.
И если взрослые разрешают ему свободное исследование мира - мир ребенка наполняется красками, запахами, цветом, вкусом. Мир становится ярким, живым, интересным, колоритным. Если родители еще и поощряют его интерес к миру, побуждая его к знакомству с ним, к исследованию его, ребенок становится смелым, самостоятельным. Он чувствует себя уверенно в мире, который его окружает. И ощущает окружающий мир добрым, принимающим его.
Но родители, которые все знают, знают об опасности этого мира, о микробах и болезнях, о ямах и углах, как могут они позволить ребенку свободно исследовать мир?
Родители, с их тревожными и часто негативными представлениями об опасном мире, в котором детей воруют, насилуют маньяки, расчленяют на органы, - как могут они отпустить ребенка в этот страшный мир?
И начинаются ограничения. Туда не ходи. Сюда не ходи. Там страшно. Там опасно. Там Баба Яга. Там Кощей Бессмертный. Там - Бабайка, или Бабай! (Никто его, правда, не видел, и кто это такой - никто не знает! Это то, чем просто пугают детей, чтобы отбить их интерес к свободному исследованию мира!)
Так ребенок и узнает, что мир, который его окружает, - враждебный и страшный.
Если родители все же позволяют ребенку свободное перемещение в новом для него мире, следя при этом на расстоянии за его безопасностью, и говоря ему «нет», «нельзя» только в случае необходимости - у этого ребенка будет формироваться чувство уверенности, свободы, независимости, интереса к окружающему миру. Ребенок будет чувствовать себя в нем хозяином. И это модель его будущего поведения в жизни.
Если родительские запреты редки, разумны и появляются в ситуациях, в которых они действительно необходимы, - ребенок постепенно привыкает к тому, что есть ограничения в общении с предметами, которые могут быть опасны, но сохраняет при этом свободу и уверенность. И мир остается добрым, не опасным.
Так начинается закладка представления о мире - из первого опыта исследования мира. Потом мы продолжаем по каплям, по крупицам вкладывать в ребенка знания о мире.
- Вот в детском саду-то так не побалуешься… Постоишь там в углу…
- Подожди, пойдешь в школу, там с тобой быстро разберутся… Там тебе покажут…
Как-то незаметно для нас самих мы даем ребенку представление о враждебности мира. О его опасности. В этом нам очень помогают средства массовой информации, телевидение, где с каждого канала звучит информация о сложностях, опасностях этого мира.
Современные дети получают поток негативной информации о мире из агрессивных компьютерных игр, из ужасных даже по своему изобразительному ряду (не говоря уже о содержании!) мультиков. (Интересно, показывают ли их изготовители свою продукцию своим детям?!)
Я заметила, как изменилось отношение моего внука к миру, когда он начал смотреть мультфильмы, начал играть в простейшие компьютерные игры. До этого в наших совместных играх, когда мы играли в машинки - все были друзья.
- Друг, - говорил он, обращаясь к моей машинке, - догоняй меня… Друг, смотри, как я быстро еду.
И когда мы играли в солдатиков или разыгрывали сценки, держа в руках человечков, звучало все то же:
- Друг, держи меня… Друг, не падай, сейчас я тебя подниму…
Как-то, вернувшись из гостей, где он наигрался вволю в компьютерную игру, он, играя со мной, начал «убивать» моего солдатика и на мое: «Зачем ты убиваешь, он же хороший!» - ответил уверенно:
- Он плохой. Он не наш. А не наших надо убивать.
Он уже узнал о делении людей на «наших» и «не наших» и о том, что «не наших» надо обязательно убить. И меня поразило, как быстро он об этом узнал и принял это за правду.
Чуть позднее я наблюдала в поезде, как две очаровательные девочки трех и семи лет играли в игрушки. Куклы, мягкие игрушки, телепузики взаимодействовали в этой игре вместе, пока одна из девочек, положив телепузика на подушку, не сказала:
- Давай его убьем!
И они вдвоем стали убивать, забивать телепузика остальными игрушками.
Я, потрясенная этой сценой, даже слова не могла промолвить.
Другая девочка предложила:
- А давай убьем зайку!
И они убили, забили зайку. И уже приготовились убивать мишку, как я с отчаянием крикнула:
- Зачем же вы их убиваете?
- Они плохие, - ответила одна из них. И добавила категорично: - Плохих надо убивать!
Чуть позже, когда родители дали им альбом и фломастеры и дети начали рисовать, ситуация повторилась, пожалуй, стала еще страшнее.
- Смотри, какой он страшный, смотри, он кусается! Смотри, сколько крови! Смотри, сколько крови! - приговаривала одна девочка, и вторая, оставив свой рисунок, начала помогать ей рисовать на листе разводы - потоки крови. Потом вернулась к своему листу, на котором рисовала какого-то страшилу и тоже приговаривала при этом:
- Он сейчас тебя убьет! Смотри, какие у него зубы! Смотри, какой он страшенный!…
Я, пораженная, смотрела на их рисунки, слушала их слова, полные неприкрытой агрессии, и думала: откуда в таких маленьких детях столько агрессии, ненависти? И как вообще противоестественны такие проявления у маленьких и чистых детей! Но они - уже заряжены ими.
Я смотрела на их родителей, милых, интеллигентных людей, стоящих в проходе вагона и о чем-то спокойно разговаривающих. И думала: это даже не семья вложила в них. Эти дети просто растут в представлениях об этом мире как о мире насилия…
И к какой агрессии, к каким последствиям всех нас это приведет?
Представления, что мир зол, что мир полон опасностей, прочно живут в наших умах, как правда жизни. Мы сами живем этими представлениями и транслируем их нашим детям. И конца и края им не будет, пока мы их не отменим и не перестанем транслировать.
Мы живем представлениями, что этот мир ограничен и беден, что он не для всех, что в нем всегда чего-то не хватает, что он несправедлив. И эти представления мы тоже, даже не замечая этого, транслируем своим детям.
Однажды, находясь в лагере духовного творчества, который располагался в лесу, я стала свидетелем удивительного разговора.