На лицо Лапидуса хлынула моча.
— Так ему, так! — закричали остальные.
Девочка пописала, удовлетворенно хмыкнула и вдруг пнула Лапидуса ногой.
Остальные подбежали ближе.
— Отстаньте! — закричал Лапидус, — что я вам сделал!
— Дяденька, — как–то серьезно сказал все тот же чумазый малыш, — ты не дал нам денежек на хлеб!
— Не дал! — хором подтвердили остальные.
— А мы голодные, — сказала та самая девочка, что только что помочилась на Лапидуса.
— Голодные! — так же хором подтвердили остальные.
— Мы уже едим кошек! — сказал паренек, вертящий в воздухе труп ободранного кота.
— Едим! — повторил хор.
Лапидус опять закрыл глаза. Ему внезапно действительно захотелось одного: умереть.
Ибо тогда этот день уже точно бы закончился.
Для одного человека этого уже было слишком.
— Терпи, — сказал каким–то очень серьезным голосом Манго — Манго, — это еще не все.
Лапидус открыл глаза и с ужасом увидел, что вся эта орава обступила Лапидуса тесным–претесным кольцом. Мальчики приспустили свои лохмотья и приготовились — в свою очередь — обмочить Лапидуса. По команде. На раз–два–три. Они стояли кольцом, держали ручонками свои маленькие пиписьки и направляли их в его сторону.
— Раз–два–три! — сказала та девчушка, что помочилась на Лапидуса первой.
Лапидусу ничего не оставалось, как начать считать количество струек, падающих на него.
Одна, две, три, четыре, пять…
Он почувствовал, что начал вонять.
«А потом они меня забьют, — подумал Лапидус, — палками! Они меня забьют до смерти, обдерут, как этого кота, и повесят на проволоке…»
— Дурак, — сказал ему Манго — Манго.
— Идиот, — внезапно добавила начальница, натягивая обратно свои черные ажурные трусики и с сожалением поглядывая на Лапидуса, — я даже кончить не смогла!
«Кого бы я хотел сейчас увидеть, — вдруг подумал Лапидус, — так это Эвелину…»
— Конечно, — засмеялся Манго — Манго и внезапно пропел: — Синяя машина, в ней едет Эвелина, на ней большие черные очки…
Лапидус почувствовал, как его опять пнули в бок — больно и безжалостно.
Его животное чутье сообщило, что за этим последует град подобных пинков.
И Лапидус начал звереть.
Он лежал на спине и чувствовал, что затравленному зверю пора пробиваться сквозь кольцо этих, нанюхавшихся клея и прочей пакости, крысят. Ему надо вскочить, разметать, порвать, сожрать, пробиться, убежать.
— Ну что, — сказало то самое маленькое существо, которое первой помочилась на Лапидуса, — может, мы с него штаны снимем?
— Снимем, — заорал хор, — снимем!
Лапидус зарычал и подпрыгнул. Его тело болело, его правая нога плохо двигалась, его ладони и локти были ободраны в кровь, его тело и лицо были залиты мочой. И с него хотели снять штаны. Что они собирались делать дальше — Лапидус мог только догадываться, но он понимал, что ничего хорошего. Они могли кастрировать его, могли изнасиловать и перезаражать всеми теми болезнями, которые носили в себе. Гонореей. Сифилисом. СПИДом. Гепатитом А и гепатитом Б. И прочей мерзостью.
Лапидус зарычал, подпрыгнул и вцепился зубами в плечо близстоящего существа. Существо заорало, остальные бросились на Лапидуса. Лапидус, все так же рыча, кусался и наносил удары. В любом случае он был больше и сильнее, в любом случае они просто застали его врасплох. Он слишком долго бежал сегодня, он слишком устал и потерял много сил. Они загнали его в угол, но он должен вырваться…
— Держи его! — безмолвно вопили существа, визжа, кусаясь, царапаясь и нанося удары.
Лапидус с рыком прорвал круг и вновь бросился бежать. Он опять бежал в сторону той новостройки, в которой наткнулся на труп ободранного кота, все то же чутье подсказывало ему, что бежать надо именно туда. Куча малолетних бомжей, малолетних придурков, ободранных, как труп кота, и измызганных существ все с тем же улюлюканьем преследовала Лапидуса.
Лапидус добежал до цокольного этажа, оказался под бетонными перекрытиями, повернул отчего–то налево, а потом — руководствуясь лишь наитием, лишь все тем же безошибочным животным чутьем — направо, потом опять налево, перепрыгнул через какой–то бетонный блок, опять повернул, где–то рядом шмякнулся брошенный камень, от которого Лапидус увернулся без труда, улюлюканье раздавалось все глуше и глуше, Лапидус побежал быстрее и увидел пролом в стене.
Точнее, не пролом, а прямоугольное отверстие.
И за этим отверстием была улица.
Вечерняя июньская улица на окраине Бурга.
По улице ездили машины и ходили прохожие.
Лапидус вышел на улицу и вдруг почувствовал, что сейчас он потеряет сознание — напряжение стало покидать его, он убежал, он спасся в очередной раз, но что ему делать дальше?
Кольцо обстоятельств сжималось все туже и туже, временами Лапидусу перехватывало горло от недостатка воздуха.
Зона неудач показала свой оскал в полный рот, клыки были очень уж большими, хотя и желтоватыми.
Лапидус сел на обочину дороги и заплакал. Тело болело, руки были ободраны в кровь, правая нога еле двигалась, сам он вонял — хуже некуда. Ему хотелось домой, сбросить с себя всю одежду, принять душ, а потом лечь и лежать. Долго–долго. День, два, три… Лежать и смотреть телевизор, лениво переключая каналы. Смотреть все подряд. А еще — спать. Спать, спать и спать…
Но до дома надо было добраться. И лучше — не пешком. Лучше на чем–то, вот только денег у Лапидуса не было. Лапидус зажмурился, потом вновь открыл глаза — ничего не изменилось, он все так же сидел на обочине дороги на какой–то стремной улочке на самой окраине Бурга. И у него не было денег. И он вонял.
— Вставай, — сказал Манго — Манго, — тебе надо идти.
— Зачем? — устало спросил Лапидус.
— Не знаю, — сказал Манго — Манго, — я сам ничего не понимаю в этом дне, но тебе надо идти…
— Я воняю, — сказал Лапидус.
— Иди тогда под землей, — сказал Манго — Манго.
— Как это? — удивился Лапидус.
— Через канализацию, — встряла в разговор начальница.
— Не хочу, — сказал Лапидус.
— Дурак, — сказал Манго — Манго.
— Идиот! — добавила начальница.
— Я боюсь, — как–то очень тихо проговорил Лапидус, — там крокодилы…
— Это что за бред? — спросила начальница.
— Это не бред, — возразил Манго — Манго, — там действительно могут быть крокодилы…
— Он слишком воняет, чтобы идти по улице! — уверенным голосом заявила начальница.
— Я воняю! — согласился Лапидус.
— Тогда — через канализацию! — вынес вердикт Манго — Манго.
— Я боюсь! — опять заявил Лапидус.
— Он боится! — сказала начальница.
— Возьми с собой что–нибудь тяжелое, а еще лучше — железное. А еще лучше — тяжелое, железное и острое! — посоветовал Манго — Манго.
Лапидус огляделся по сторонам: ничего острого, тяжелого и железного поблизости не было. Лишь улочка на окраине Бурга, уже без машин, только с парочкой случайных прохожих. Все та же новостройка за спиной, с прямоугольным проемом в стене. И поблизости на асфальте — канализационный люк.
Люк был закрыт.
Лапидус встал и пошел обратно в проем. Он помнил, что чуть было не запнулся о что–то, когда выбегал на улицу.
Это что–то лежало буквально у входа, метровый железный ломик. Острое, тяжелое и железное. Лапидус взял ломик в руки и подумал, что сегодняшний день больше всего напоминает ему какую–нибудь компьютерную игру, в которой много уровней, и чтобы перебраться с одного на другой, надо приложить не только собственные усилия — надо еще, чтобы иногда судьба посылала тебе то ли подачки, то ли подарочки в виде вот таких метровых ломиков. Тяжелых, острых и железных.
Лапидус оглянулся — улица была пустой. Судя по цвету неба и местоположению солнца, было что–то около восьми часов вечера.
Он подошел к канализационному люку и попытался открыть его с помощью ломика.
Люк поддался. Лапидус просунул ломик дальше и налег на него всем телом. Люк открылся.
Пахнуло вонью и затхлостью.
«Я и сам воняю не хуже, — подумал Лапидус, начиная спускаться вниз. — Интересно, — промелькнуло у него в голове, когда он был уже в самом низу колодца, — а что они, все же, хотели со мной сделать?»
— Кто это — они? — спросил у него Манго — Манго.
Лапидус ничего не ответил и скрылся в канализации.
Лапидус 9
Лапидус больше всего на свете боялся темноты, а еще Лапидус боялся замкнутого пространства и всяческих гадов.
Темноты в канализации было навалом: она была слева, справа и снизу. Лишь сверху, сквозь не до конца прикрытый Лапидусом люк, пробивались лучи предвечернего июньского солнца. Было пятнадцать минут девятого, то есть двадцать часов пятнадцать минут, и солнце еще не скоро должно было скрыться за горизонтом.
Замкнутого пространства тоже хватало с избытком: канализационный колодец был узким, и пока Лапидус спустился до самого низа, он уже успел почувствовать, как стены колодца начали сжиматься и сдавливать ему спину и грудь. Лапидус начал широко открывать рот, пытаясь дышать как можно глубже — воздух был тяжелым, влажным, спертым, отчетливо аммиачным и отдающим, вдобавок, гнилостным запахом фекалий. Но если не дышать глубоко, широко открывая рот, то стены колодца сожмутся так, что хрустнут и грудь, и спина, вначале грудь, потом спина, хотя, может, что и наоборот, вначале спина, потом грудь, и от Лапидуса ничего не останется, лишь дурацкая кровоточащая лепешка, несколько пуговиц, кусочки материи и все.
А гады были внизу. Лапидус их не видел, но он точно знал, что внизу его уже ждали: Манго — Манго не мог соврать, городская канализация Бурга была полна рептилий, вопрос заключался в другом — что это были за гады и насколько они были голодны.
Лапидус достиг дна колодца и внезапно увидел маленький лучик света.
Маленький, яркий, узкий лучик, светивший на расстоянии не больше метра — полутора от него.
Лапидус вступил в воду, лениво бурлившую по дну канализационной шахты, и пошел к лучику.
Воздух стал еще более тяжелым и влажным, еще более спертым и аммиачным, а от духа фекалий Лапидуса стало выворачивать наизнанку. Он сдержал тошноту и подошел вплотную к лучику.
В небольшой нише, в маленьком углублении в каменной кладке шахты стоял фонарь.
Электрический фонарь в квадратном корпусе.
Квадратная коробочка, в которой был свет.
И Лапидусу стало жутко, он присел на корточки, обхватил голову руками и завыл.
Вой эхом откатился от одной стены шахты, метнулся к другой, снова срикошетил, ударил Лапидуса в грудь, отлетел от груди и исчез в темноте.
Лапидус продолжал выть, и темнота внезапно откликнулась еще более громким воем.
Лапидус прислушался, посмотрел на фонарь и вдруг понял, что это, должно быть, все, конец, день второго июня для него подошел к концу. Его заманили в эту шахту сознательно, его вели именно сюда с самого утра, с того момента, как он сел в троллейбус, а троллейбус оказался не тем.
И потом, когда он выскочил на остановку, избежав встречи с двумя упырями, которые могли зажать его еще в троллейбусе, и после, когда он оказался в подземном переходе, где Манго — Манго спел ему странную песенку, и еще раз после, когда грянул ливень и он сел в случайную машину синего цвета, в которой была Эвелина, та самая Эвелина, которая носила большие темные очки, где ты, Эвелина, подумал Лапидус, сглатывая слезы, какой ты пакет от меня требовала, что было в том пакете, подумал Лапидус и посмотрел на Манго — Манго.
Манго — Манго крутил пальцем у виска. — Ты совсем сбрендил, Лапидус, — сказал Манго — Манго. — Если ты решил, что это уже все, то ты ошибаешься, это еще не все.
— А что делать? — спросил Лапидус, все так же сидя на корточках прямо на дне шахты.
— Идти, — сказал Манго — Манго. — Идти и не выть, помнишь? — И Манго — Манго опять пропел:
— Двадцать два очка… Двадцать два очка… И быстро падающие слова, и еще пятьдесят за те письма, что ты прочитал…!
— Ты безумен! — сказал ему Лапидус.
— Игра окончена, — с усмешкой закончил куплет Манго — Манго, — я убираюсь!
— Так что мне делать? — закричал Лапидус.
Эхо опять срикошетило и вновь исчезло в темноте. Лапидус глубоко вздохнул, встал, взял из ниши фонарь и побрел вперед, оставляя за собой канализационный колодец, по которому спустился каких–нибудь полчаса назад. Лапидус шел и считал шаги, вода под ногами воняла, с каждым шагом становилось чуть глубже, и Лапидус опять начал думать о гадах.
Луч света вырывал из темноты то кусочек левой стены, то дно шахты с мерзкой поверхностью воды, то кусочек правой стены, луч света жил какой–то своей жизнью, а Лапидус брел уже по колено в воде и думал, дойдет ли он до следующего колодца или нет.
Впереди, за стремным и темным поворотом, послышался громкий всплеск — с таким всплеском обычно падает в воду бревно.
Лапидус представил, как здоровущий аллигатор учуял Лапидуса и решил, что пора потрапезничать. То есть, поужинать. Пожрать. Пришла пора сожрать Лапидуса, подумал Лапидус.
Аллигатор плыл не спеша, аллигатор знал, что деваться Лапидусу некуда. Если даже он развернется и пойдет сейчас обратно, побредет, побежит, высоко подымая ноги и вздымая кучу брызг, то деваться ему все равно некуда — аллигатор чуть сильнее взмахнет хвостом и за каких–нибудь пару минут достигнет цели.
Вначале он просто ткнется Лапидусу в промежность и выкусит все гениталии. На сладкое. Лапидус взвоет от боли и потеряет сознание от шока. Лапидус упадет лицом в эту дурно падающую воду, а аллигатор зажмет его челюстями как бревно и утащит на дно. И Лапидус больше ничего не почувствует, потому что будет мертв. Вначале он потеряет сознание от шока, а потом захлебнется. И аллигатор спокойно потрапезничает Лапидусом, у аллигатора будет приятный ужин, а, может быть, что и завтрак — если аллигатор не сожрет Лапидуса в один присест.
Стало еще глубже, вода дошла Лапидусу по грудь, Лапидус оттолкнулся ногами от дна и попробовал плыть. Плыть было неудобно, но можно, Лапидус барахтался, сильно бил ногами, потом решил, что лучше опять брести навстречу собственной смерти.
— Дурак, — сказал ему в спину Манго — Манго, — чего это ты решил, что тебя должны сожрать?
— Ты сам говорил, что здесь аллигаторы, — обиженно ответил Лапидус, подымая фонарь повыше.
— Это не Амазонка, — рассмеялся Манго — Манго, — если они здесь и есть, то их все равно мало. По теории вероятности, ты навряд ли угодишь им на обед…
— На ужин, — сказал Лапидус.
— На ужин, — согласился Манго — Манго, — но все равно — навряд ли. Ты лучше думай, что тебе делать дальше.
— Не знаю, — сказал Лапидус.
— Не везет тебе сегодня, селянин, — ухмыльнулся Манго — Манго, — даже аллигатора встретить не можешь!
— Смеешься, — обиделся Лапидус.
— Грущу, — сказал печально Манго — Манго, — встретил раз в жизни порядочного человека, да и тот — Лапидус…
— Смеешься…. — повторил Лапидус.
— Ты зря родился, — сказал Манго — Манго, — если бы ты не родился, то ничего бы и не случилось…
— Ничего и не случалось, — так же обиженно возразил Лапидус, подымая фонарь еще выше: вода доходила ему уже до плеч.
— Никогда и ничего? — спросил Манго — Манго.
Лапидус задумался.
Наступила тишина.
Лишь шумела вода, лишь какие–то странные звуки раздавались где–то впереди и также отчетливо были слышны позади.
— Меня уволили, — сказал, подумав, Лапидус.
— Ну и что, — возразил Манго — Манго, — это с каждым бывает.
— Я один, — тем же тоном добавил Лапидус.
— Все одни, — сказал Манго — Манго.
— Я не знаю, зачем живу… — внезапно выкрикнул Лапидус.
— Ныряй, — вдруг хриплым, срывающимся голосом закричал Манго — Манго.
Лапидус набрал воздуха и нырнул. Не закрывая глаза, стараясь только не нахлебаться этой мерзкой, вонючей, канализационной воды.
Фонарь продолжал светить и под водой, Лапидус различал туманные тени, одна из которых была очень длинной и очень неприятной.
Лапидус поплыл так быстро, как только мог, тень неслась за ним, тень открыла пасть, тень отчетливо щелкала зубами.
Внезапно Лапидус почувствовал, что дальше плыть нельзя, стало мелко, дно шахты царапало грудь.
Лапидус вскочил и побежал.
Тень выскочила из воды и лязгнула челюстями.
Лапидус побежал еще быстрее, тень проворно ползла за ним.
Лапидус споткнулся и выронил фонарь.
Луч света исчез, но кромешной тьмы больше не было.
В нескольких метрах впереди было светло.
Лапидус подумал, что там очередной колодец и ему надо успеть добежать до него. Там было светло, а значит, колодец был открыт. Лапидусу надо добежать до него, вскарабкаться по скобам наверх и в очередной раз исчезнуть, раствориться, остаться в живых.
Тень была в двух метрах от Лапидуса, Лапидус чувствовал, как челюсти вновь открываются за его спиной.
Шахта резко уткнулась в колодец, и Лапидус прыгнул вверх, стараясь ухватиться за одну из скоб.
Тень достигла ног Лапидуса и тоже решила прыгнуть, но прыжок у Лапидуса получился лучше, хотя ободранные в кровь ладони жутко болели и Лапидус с трудом удержался за скобу.
Он посмотрел вниз, аллигатор недовольно склабился, показывая частокол зубов.
Лапидус посмотрел вверх: люк было открыт больше, чем наполовину, впуская в себя белесо–голубой просвет вечернего июньского неба. Июньского вечернего неба просвет белесовато–голубого оттенка впускал в себя приоткрытый люк.
Лапидус начал быстро карабкаться, аллигатор остался на дне шахты.