И впервые в своей жизни, Пенелопа по-настоящему поверила в то, что это могло быть правдой.
Было что- то порочное и возбуждающее в том, что она почти полностью обнажена перед другим человеком, но ей совсем не было стыдно.
Колин так страстно на нее смотрел, прикасался к ней так благоговейно и почтительно, что она не чувствовала ничего плохого, у нее было сильное ощущение, что это ее судьба.
Его пальцы заскользили по чувствительной коже ее груди, сначала дразня ее кончиками ногтей, затем мягко лаская ее подушечками пальцев, потихоньку переходя на ее ключицу.
Что- то странное сжалось внутри нее. Она не знала, почему это случилось, то ли из-за прикосновения его пальцев, то ли потому, что он так на нее смотрел, но что-то в ней изменилось.
Она почувствовала себя довольно странно.
Это было чудесное ощущение.
Он привстал на коленях на кровати около него, все еще полностью одетый, глядя на нее сверху вниз собственническим взглядом с гордостью и желанием.
– Я никогда не думал, что ты будешь выглядеть так, - прошептал он, медленно перемещая ладонь, пока его рука не прикоснулась к соску ее груди.
– Я никогда не думал, что я буду любить тебя здесь.
Пенелопа впитывала его дыхание, дышала им, когда от этих слов что-то внутри нее вздрогнуло. Что-то в его словах встревожило ее, и он, должно быть, увидел промелькнувшее в ее глазах беспокойство, потому что тут же спросил:
– Что с тобой? Что-то не так?
– Ничего, - начала говорить она, затем замолчала.
Их брак должен быть основан на честности к друг другу, и она бы никогда не сможет это сделать, если с самого начала не будет говорить о своих настоящих чувствах.
– Что заставляло тебя думать, что я буду так выглядеть? - тихо спросила она.
Он лишь уставился на нее, явно смущенный ее вопросом.
– Ты сказал, что никогда не думал, что я буду выглядеть так, - объяснила она, - Что заставляло тебя думать, что я буду так выглядеть?
– Не знаю, - признался он, - До этой пары последних недель, я, честно говоря, вообще не думал об этом.
– А с тех пор? - настаивала она, не совсем уверенная, почему ей так необходим его ответ, лишь зная, что необходим, и все.
Очень короткий момент, он раздумывал, затем резко склонился над ней, прикоснувшись тканью своего жилета к ее животу и груди, его горячее дыхание заструилось по ее коже.
– А с тех пор, - почти прорычал он, - Я думал об этом моменте, тысячу раз. Представляя в своем воображение сотни различных грудей, прекрасные и желанные, полные и просящие моего внимания, но ничто, я повторю, если в первый раз ты не расслышала, ничто, даже близко не походило на это совершенство.
– Ох, - это было все, что она могла сказать.
Он скинул фрак, жилет, пока не остался в своей чудесной льняной рубашке и бриджах, затем ничего не делал, лишь жадно смотрел на нее. Грешная и порочная улыбка приподняла один уголок его рта, когда он смотрел, как она извивается под ним, становясь горячей и почему-то голодной от такого жаркого взгляда.
А затем, когда она уверилась в том, что больше не выдержит ни секунды, он протянул и накрыл обе ее груди своими руками, слегка сжимая их, словно он проверял их вес и форму. Он неровно простонал, и она почувствовала, как он передвинул руки так, чтобы соски выглядывали между пальцами.
– Я хочу, чтобы ты села, - простонал он, - Так я смогу увидеть их полными, прекрасными и большими. Я хочу усесть позади тебя, прижаться к тебе и накрыть их своими руками.
Его губы нашли и ее ушко, и его голос понизился до шепота:
– И я хочу сделать это перед зеркалом.
– Прямо сейчас? - пискнула она.
Он, казалось, раздумывал над этим пару секунд, затем покачал головой.
– Позже, - пробормотал он.
А затем повторил довольно решительным тоном. - Позже.
Пенелопа открыла рот, чтобы о чем-то попросить у него - она понятия не имела о чем - но прежде чем она успела сказать хоть слово, он пробормотал:
– Сначала самое важное, - затем наклонил голову к ее груди, дразня и лаская ее своим дыханием, затем прикоснулся губами к соску ее груди и втянул его в рот, тихо хихикнув, когда она вскрикнула от неожиданности и выгнулась дугой в его кровати.
Он продолжал эти мучительные пытки до тех пор, пока она почти не решила закричать в полный голос от этого, тогда он передвинулся к другой ее груди, и повторил все снова. Но на сей раз он освободил одну руку, и она казалось, была везде - дразнила, ласкала, щекотала. Его рука была на ее животе, на бедре, ласкала ее колено, забиралась под ее нижнюю юбку.
– Колин, - задохнулась Пенелопа, извиваясь под ним, поскольку его пальцы ласково пробежали по ее бедру.
– Ты пытаешься избежать этого, или хочешь большего? - с трудом пробормотал он, его губы так и не оставили ее груди.
– Я не знаю.
Он приподнял голову, улыбаясь ее беспомощности.
– Хорошо.
Он приподнялся над ней, и медленно снял с себя оставшуюся одежду, сначала свою льняную рубашку, затем ботинки, и, наконец, бриджи. И проделывая все это, он ни разу не отвел своих глаз от ее тела. Когда он разделся, он взялся за ее одежду, окончательно стянул с нее все, по пути мягко проводя пальцами по ее талии.
Она осталась перед ним в своих прозрачных и легких чулочках. Он приостановился, и улыбнулся, невозможно было быть мужчиной и не наслаждаться открывшимся видом. Затем он легко стянул чулочки с ее ног, позволяя им упасть на пол, после того, как он стянул их с ее пальчиков ног.
Она задрожала в ночном воздухе, так что он лег на нее, укрывая ее своим телом, вливая в нее свое тепло, и медленно смакуя пальцами шелковистость ее кожи.
Он нуждался в ней. Было так уничижительно, чувствовать насколько она нужна ему. Он был напряжен, охвачен жаром, и с трудом сдерживал свое желание. И даже притом, что его тело кричало и требовало разрядки, его охватило странное спокойствие, неожиданное чувство полного контроля над своим телом. Где-то по пути, он прекратил заботиться лишь о своем наслаждении. Он стал все делать лишь для нее - нет, это было для них обоих, для этого невиданного прежде единения и удивительной любви, которую лишь теперь он смог оценить.
Он хотел ее - Боже, как он хотел ее - он хотел, чтобы она извивалась под ним, крича от страсти, бессознательно мотала головой из стороны в сторону, в то время как он дразнил ее своим ласками.
Он хотел, чтобы она любила это, любила его, чтобы она знала, что когда они лежат в таких объятиях, покрытые потом и истощенные, она принадлежит лишь ему одному.
Потому что он уже понял, что он целиком и полностью принадлежит только ей.
– Скажи мне, если я сделаю что-то, что тебе не понравится, - проговорил он, удивленный тем, как дрожит его голос, произнося эти слова.
– Ты не можешь сделать то, что мне не понравиться, - прошептала она, ласково прикасаясь пальцами к его щеке.
Она не понимала. Это почти заставило его улыбнуться, скорее всего, он бы точно улыбнулся, если бы не был так сильно заинтересован в том, чтобы ее первый опыт, был хороший. Но она прошептала слова - ты не можешь - что могло означать лишь одну вещь - что она понятия не имеет, что, значит, заниматься любовью с мужчиной.
– Пенелопа, - мягко проговорил он, накрывая ее руку своей, - Мне нужно кое-что объяснить тебе. Я могу причинить тебе боль. Я никогда не хотел бы причинить тебе боль, но я могу сделать это, и -
Она покачала головой.
– Нет, ты не можешь, - прошептала она снова, - Я знаю тебя. Иногда даже я думала, что знаю тебя лучше, чем саму себя. И ты никогда не сделаешь ничего, что могло бы причинить мне боль.
Он стиснул зубы, стараясь не застонать.
– Не нарочно, - произнес он, в его голосе послышалось легкое раздражение. - Но, я могу, и -
– Позволь мне самой вынести приговор, - проговорила она, беря его руку и поднося ее к своему рту, чтобы сделать быстрый искренний поцелуй. - Что же касается остального…
– Остального?
Она улыбнулась, и Колин почувствовал странное ощущение, он готов был поклясться, что она выглядит так, словно удивлена его нерешительностью.
– Ты сказал мне, что я должна тебе сказать, как только мне это не понравится, - сказала она.
Она наблюдал за ней, внезапно, будучи словно загипнотизированным видом ее губ, загипнотизированным тем, как она произносит слова.
– Я обещаю тебе, - поклялась она, - Мне понравится все.
Странное чувство радости и счастья возникло внутри него. Он не знал, какой великодушный святой даровал ее ему, но подумал, что ему следует отнестись внимательнее к подношениям, когда он в следующий раз отправится в церковь.
– Мне все понравится, - повторила она, - Потому что ты со мной.
Он взял ее лицо в свои руки, глядя на нее так, словно она была самым невиданным и чудесным созданием, которое когда-либо появлялось на Земле.
– Я люблю тебя, - прошептала она, - Я любила тебя все эти годы.
– Я знаю, - сказал он, сам же удивленный произнесенными им словами.
Он знал, он предполагал, но он выталкивал это из своего сознания, потому что из-за ее любви он испытывал неловкость. Трудно чувствовать, что тебя любит человек, добрый и хороший, а ты не можешь ответить на ее любовь.
Он знал, он предполагал, но он выталкивал это из своего сознания, потому что из-за ее любви он испытывал неловкость. Трудно чувствовать, что тебя любит человек, добрый и хороший, а ты не можешь ответить на ее любовь.
Он не мог так просто отмахнуться от нее, потому что она нравилась ему, и он бы никогда себе не простил, если бы растоптал ее чувства. И он не мог флиртовать с ней, по тем же самым причинам.
Таким образом, он просто говорил себе, то, что она чувствует не может быть настоящей любовью. Было гораздо легче постараться убедить себя в том, что она просто не знает, что такое настоящая любовь (как будто он знал!), и что однажды она найдет себе кого-нибудь, она будет удовлетворена и счастлива с ним.
Но сейчас, даже мысль об этом - что она могла выйти замуж за кого-то другого - почти парализовала его от страха.
Они были вместе, и она смотрела на него, ее сердце отражалось у нее в глазах, все ее лицо светилось счастьем и удовлетворением, словно она, наконец, почувствовала себя свободной, сказав эти важные слова. Внезапно он осознал, что в ее выражение нет ни малейшего намека на ожидание. Она не сказала ему, что любит его просто для того, чтобы услышать его ответ. Она даже не ждала от него ответа.
Она сказала ему, что любит его, просто потому, что хотела это сделать. Потому что это было то, что она чувствовала.
– Я тоже люблю тебя, - прошептал он, прижимаясь к ее губам в интенсивном поцелуе, затем отодвинулся, чтобы увидеть ее реакцию.
Пенелопа очень пристально смотрела на него в течение долгого времени. Наконец, конвульсивно сглотнув, она пробормотала:
– Ты не должен этого говорить, просто потому, что я это сделала.
– Я знаю, - ответил он, улыбаясь.
Она лишь смотрела на него широко-открытыми глазами, которые единственные двигались на ее неподвижном лице.
– И ты это тоже знаешь, - сказал он мягко. - Ты сказала, что знаешь меня лучше, чем саму себя. И ты знаешь, что я никогда бы не сказал этих слов, если бы не верил в них.
Лежа обнаженной в его кровати, успокоенная в его объятиях, Пенелопа осознала, что она, действительно, знает это. Колин никогда не лгал, он никогда не мог солгать насчет чего-то важного, а она не знала, что может быть важнее этого момента, который они разделили вместе.
Он любит ее. Этого она совсем не ожидала, она даже не позволяла себе надеяться на это, и все же это было подобно яркому и светлому чуду в ее жизни.
– Ты уверен? - прошептала она.
Он кивнул, его руки прижали ее к его телу еще сильнее.
– Я понял это лишь сегодня. Когда попросил тебя остаться.
– Как…
Но она не стала заканчивать свой вопрос. Потому что, не была даже уверена в том, что же хотела она узнать. Как он узнал, что любит ее? Как это случилось? Как он почувствовал это?
Но, так или иначе, он понял что она хочет, но не может спросить, поскольку ответил:
– Я не знаю. Я не знаю когда. Я не знаю как, и откровенно говоря, меня это совершенно не волнует. Но я знаю, что это правда. Я люблю тебя, и ненавижу себя за того, что не мог увидеть настоящую тебя, и понять это долгие годы.
– Колин, не надо, - попросила она, - Никаких взаимных обвинений. Никаких сожалений. Не сейчас
Но он лишь улыбнулся, прикладывая палец к ее губам, и призывая ее к тишине.
– Я не думаю, что ты изменилась, - проговорил он, - По крайней мере, не сильно. Но однажды, когда я смотрел на тебя, я понял, что ты другая, - он пожал плечами. - Может быть, я изменился. Может быть, я просто повзрослел.
Она приложила свой пальчик к его губам, призывая его к молчанию, тем же самым способом, как совсем недавно он.
– Может быть, я тоже повзрослела.
– Я люблю тебя, - проговорил он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее.
И на сей раз, она не смогла ответить, потому что его рот прикоснулся к ее губам жадно, требовательно, и очень, очень чарующе.
Он казалось, совершенно точно знал, что делает. Каждое прикосновение его языка, каждое его покусывание ее кожи посылали дрожь к центру ее существа, она лишь чувствовала чистую искреннюю радость момента, и раскаленное пламя ее желания. Его руки были везде, она чувствовала его везде, его пальцы были на ее коже, его нога находилась между ее ног.
Он притянул ее к себе, прижимая сильнее, она оказалась лежащей на нем, так как он перекатился на спину. Его руки были на ее ягодицах, он буквально вжимал ее в себя, доказательство его желания обжигало ее кожу.
Пенелопа задыхалось от поразительной интимности всего этого, он ловил ее дыхание, целуя яростно и в то же самое время нежно. Затем она снова оказалась лежащей на спине, он закрывал ее как одеяло, его вес вжимал ее в матрац, выдавливая воздух из ее легких. Его рот двигался по ее уху, затем прикоснулся к шее, Пенелопа почувствовала, что она выгибается под ним, словно стараясь прижаться к его телу еще сильнее.
Она не знала, что она делает, и почему она это делает, но так или иначе, она просто должна была двигаться. Ее мать уже провела с ней “небольшой разговор”, как она сама выразилась, она сказала Пенелопе, что она должна лежать неподвижно под мужем, и позволять ему получать свое удовольствие.
Но не было никакой возможности остаться неподвижной, никакого способа остановить ни движение ее бедер навстречу ему, ни ее ног, которые буквально обвились вокруг его тела.
Она не желала просто позволять ему получать удовольствие - она желала поощрять его, разделить это удовольствие вместе с ним.
И она желала получить это удовольствие сама. Независимо оттого, что это было за чувство, растущее внутри нее - напряжение, желание, удовольствие - оно нуждалось в освобождении, и Пенелопа не могла представить, что когда-либо испытывала такое сильное и острое желание ее Я.
– Скажи, что мне я должна делать, - прошептала она, крайняя необходимость делала ее голос хриплым и чувственным.
Колин потихоньку широко раздвинул ее ноги, и стал ласкающе скользить по ним руками, пока его руки не достигли ее бедер и не остановились там.
– Позволь мне сделать все самому, - проговорил он, тяжело дыша.
Она схватила его за ягодицы и попыталась притянуть ближе.
– Нет, - настаивала она, - Скажи мне.
Он остановился на короткое мгновение, и с удивлением посмотрел на нее.
– Прикоснись ко мне, - сказал он.
– Где?
– Где угодно.
Ее руки на его ягодицах расслабились, и она улыбнулась. - Я уже прикасаюсь к тебе.
– Проведи, - простонал он, - Проведи руками.
Она позволила своим пальцам пробежаться по коже его бедер, еле заметно прикасаясь, поскольку так она чувствовала мягкую упругость его волос.
– Так?
Он судорожно кивнул.
Ее руки двинулись вперед, остановившись в опасной близости от его напряженного естества.
– Так?
Он резко накрыл одну из ее рук своей рукой.
– Не сейчас, - хрипло пробормотал он.
Она смущенно посмотрела на него.
– Ты поймешь позже, - заверил он, еще шире раздвигая ее ноги, затем провел рукой по ее ноге, и напоследок коснулся ее самого интимного места.
– Колин! - задохнулась она.
Он дьявольски улыбнулся.
– Ты думала, я тебя там не буду трогать?
Словно для того, что наглядно пояснить его точку зрения, один из его пальцев начал танцевать на ее самом чувствительном месте, заставляя ее изгибаться, буквально извиваться на его кровати, ее бедра приподнимали их обоих, и затем, ослабев, снова опускали вниз, в то время как она сама дрожала от страсти и желания.
Его губы нашли ее ушко.
– Все еще впереди, дальше будет гораздо лучше, - прошептал он.
Пенелопа не посмела спрашивать что. Уже то, что случилось было просто ужасно, по мнению ее матери.
Внезапно его палец вошел внутрь нее, заставляя ее задохнуться снова (что заставило его рассмеяться от восхищения), затем начал медленно двигаться и поглаживать в ее самом интимном месте.
– О, Боже, - простонала Пенелопа.
– Ты почти готова принять меня, - прошептал он, его дыхание, стало частое и хриплое. - Ты такая влажная, но все еще напряжена -
– Колин, что -
Он снова начал двигать пальцем внутри нее, отчего у нее сразу пропали все способности к членораздельной речи.
Она чувствовала себя странно растянутой, и ей нравилось это ощущение. Она должно быть очень порочная и распутная женщина глубоко внутри, потому что она хотела еще шире и шире раздвинуть ноги, чтобы стать полностью открытой для него. Она была обеспокоена тем, чтобы еще больше открыться для него, чтобы он мог прикоснуться к ней, сделать с ней все, что ему хотелось бы.
Так долго, пока он сам не остановится.
– Я не могу больше ждать, - задыхаясь, прошептал он.
– Не жди.
– Ты мне нужна.
Она приподнялась и обхватила руками его лицо, вынуждая его посмотреть прямо ей в глаза.
– Ты мне тоже нужен.
А затем его пальцы ушли. Пенелопа почувствовала себя странно пустой и незаполненной, но лишь на секунду, потому что в следующую, она почувствовала, как что-то медленно входит в нее, что-то напряженное и горячее, и очень, очень требовательное.