Ее матушка выбралась на берег, одетая в мужского покроя куртку, но при этом в юбке, не доходившей ей до колен. Люси крепко обняла мать.
– Мама! Вот так сюрприз!
– Но я же предупредила тебя в письме.
Письмо прибыло вместе с ними – мать Люси напрочь забыла, что почту на остров тоже доставляют только раз в две недели.
– А это мой внучек? Какой большой мальчик!
Джо, которому исполнялось три года, застеснялся и спрятался за спиной матери. Он был темноволосый, хорошенький и ростом значительно опережал своих сверстников.
– Как же он похож на своего отца, верно? – сказала мама Люси.
– Да, – ответила та. – Но ты, должно быть, продрогла. Пойдем скорее в дом. И где ты достала такую юбку?
Они взяли коробки с покупками и стали подниматься по мосткам к вершине скалы. Мать щебетала без умолку.
– Такие юбки теперь вошли в моду, дорогая моя. Прежде всего так можно сэкономить много ткани. К тому же на материке не так холодно, как здесь. Какой ветер! Надеюсь, не страшно, что я оставила в лодке свой чемодан? Его ведь никто не украдет? Представляешь, Джейн помолвлена с американским солдатом – слава Богу, он хотя бы белый. Он из тамошнего графства, которое называется Милуоки, и не любит жвачку – забавно, правда? Теперь мне осталось выдать замуж всего четырех дочерей. Твоего отца назначили капитаном сил гражданской обороны. Не помню, писала ли я тебе об этом. Так что он теперь почти каждую ночь дежурит по городу, поджидая немецких парашютистов. У дяди Стивена склад разбомбили. Даже не знаю, что он теперь будет делать. Быть может, ему возместят убытки по законам военного времени, как считаешь?
– Не торопись с новостями, мама. У тебя впереди целых четырнадцать дней, чтобы обо всем мне рассказать, – со смехом сказала Люси.
Они дошли до коттеджа.
– Ну разве это не замечательный дом? – восхитилась мать Люси. – По мне, так он просто очаровательный.
Они вошли внутрь. Люси усадила мать в кухне и приготовила чай.
– Том принесет твой чемодан. Он скоро придет сюда обедать.
– Это пастух?
– Да.
– Стало быть, он находит чем занять Дэвида?
Люси улыбнулась.
– Все как раз наоборот. Впрочем, он сам тебе скоро все расскажет. Я только одного не поняла пока – зачем ты приехала?
– А тебе не кажется, дорогая моя, что нам настала пора повидаться? Я знаю, тебе не с руки пускаться в дальние поездки, но ни разу не выбраться к нам за четыре года – это все же чересчур, согласна?
Снаружи донеслось урчание мотора джипа, и через минуту в дом вкатился в своей каталке Дэвид. Он поцеловал тещу и представил ей Тома.
Люси сказала:
– Том, тебе придется сегодня заработать свой обед, доставив сюда чемодан моей мамы. А она уже принесла твои продукты.
Дэвид грел руки у очага.
– Сегодня холод собачий, – заметил он.
– Как я поняла, ты серьезно занялся овцеводством? – спросила мать Люси.
– Поголовье за три года увеличилось вдвое, – сообщил ей Дэвид. – Мой отец ведь никогда не пытался всерьез освоить этот остров. Я соорудил шесть миль ограды вдоль края скалы, посеял более сочную траву, ввел самые прогрессивные методы скрещивания пород. Так что у нас не просто стало больше овец, а с каждого животного мы теперь получаем больше шерсти и мяса.
– Как я предполагаю, всю физическую работу делает Том, а ты лишь даешь указания? – осторожно поинтересовалась матушка Люси.
Дэвид рассмеялся.
– Нет, мы с ним равноправные партнеры, мама.
К обеду подали бараньи сердца, а мужчины к тому же уничтожили гору картофеля. Мать Люси сделала комплимент по поводу застольных манер Джо. Покончив с едой, Дэвид закурил сигарету, а Том набил трубку.
– У меня на языке так и вертится вопрос, – сияя улыбкой, начала матушка. – Когда вы с Люси собираетесь подарить нам еще внуков?
Воцарилось тягостное молчание…
* * *– Что ж, мне показалось, Дэвид держится молодцом, – заявила мать Люси.
– Да, – отозвалась Люси.
Они шли по верхней кромке скалы. На третий день пребывания гостьи на острове ветер утих и погода позволила им отправиться на прогулку. Джо они взяли с собой, нарядив его в матросский свитер и пальтишко на меху. На самом гребне остановились, чтобы понаблюдать, как Дэвид и Том управляются с овцами. Люси читала на лице матери отражение внутренней борьбы между обеспокоенностью и сдержанностью, и потому решила помочь ей.
– Он больше не любит меня, – сказала она.
Мать быстро оглянулась, желая убедиться, что их не слышит внук.
– Но все не может быть так уж плохо, дорогая, правда ведь? Каждый мужчина проявляет свою любовь по-разно…
– Мама, мы не живем как настоящие муж и жена с самой нашей свадьбы.
– Но как же тогда… – кивнула она в сторону Джо.
– Это произошло за неделю до свадьбы.
– О Боже милостивый! Но ведь это все из-за аварии, ты же понимаешь?
– Из-за аварии, но не так, как ты думаешь. Не в физическом смысле. Он просто… не делает этого. – Люси тихо заплакала, и слезы медленно поползли по ее уже основательно обветренным щекам.
– Ты пыталась разговаривать с ним об этом?
– Да.
– Возможно, со временем…
– Но уже прошло без малого четыре года!
Наступила пауза. Они стали спускаться к вересковой пустоши под слабыми лучами послеполуденного солнца. Джо увлеченно гонял чаек.
– И я однажды чуть не ушла от твоего отца, – неожиданно призналась матушка.
Теперь настала очередь Люси испытать настоящий шок.
– Когда?
– Вскоре после рождения Джейн. Мы тогда были далеко не так обеспечены, как сейчас. Твой отец все еще работал на своего отца. И в наших отношениях случился серьезный кризис. Я вынашивала третьего ребенка за три года, и будущая жизнь начала представляться мне как сплошная беременность и попытки свести концы с концами без малейшего светлого проблеска впереди. А потом я узнала, что он стал встречаться со своей прежней возлюбленной Брендой Симмондс. Ты с ней никогда не виделась. Она потом уехала в Басингсток. И внезапно я задалась вопросом: что мне делать? Но никак не могла найти мало-мальски разумного ответа.
У самой Люси о тех временах остались лишь смутные и отрывочные воспоминания: ее дедушка с седыми усами; очень похожий на него, но только более стройный отец; долгие семейные трапезы на просторной кухне фермерского дома; много смеха, солнца и домашних животных. Тогда супружеская жизнь родителей представлялась ей образцом счастья, постоянства и основательности.
– И почему же ты не ушла? – спросила Люси.
– В те дни это было совсем не так просто. Поди получи развод! Да и на работу женщин не брали.
– Но сейчас-то женщины работают почти везде.
– В прошлую войну так было тоже, но потом все изменилось. Без работы оставались даже мужчины. Думаю, и в этот раз случится то же самое. Мужчины всегда возьмут свое, если ты понимаешь, о чем я.
– А теперь ты рада, что осталась. – Это был уже не вопрос.
– Вообще-то людям моего возраста уже не стоит делать громких заявлений о том, как надо жить, но лично моя жизнь почти всегда оказывалась борьбой за спасение семьи, и то же можно сказать о большинстве моих знакомых женщин. Стойкость всегда похожа со стороны на самопожертвование, но на самом деле это не так. И советов от меня ты не дождешься. Во-первых, ты им все равно не последуешь, а последуешь – так потом свалишь все свои проблемы на меня.
– Мама! – с протестующим смехом воскликнула Люси.
– Не пора ли нам возвращаться? – спросила мать. – Мне кажется, для одного дня мы проделали большой путь.
Однажды вечером в кухне Люси сказала Дэвиду:
– Мне бы хотелось, чтобы мама задержалась у нас еще на две недели, если она того сама захочет.
Мать в этот момент наверху укладывала Джо спать, рассказывая ему сказку.
– Вам не хватило четырнадцати дней, чтобы перемыть все мои косточки? – спросил в ответ Дэвид.
– Не говори глупости!
Он подкатился ближе к ее креслу.
– Ты хочешь заставить меня поверить, будто вы не говорили обо мне?
– Конечно, разговаривали. Ты ведь мой муж.
– И что же ты ей сказала?
– А чего ты вдруг так встревожился? – не без мстительности в тоне поинтересовалась Люси. – Тебе есть чего стыдиться?
– Нет, черт тебя побери, стыдиться мне совершенно нечего. Но никому не понравится, если о его личной жизни начнут судачить две заправские сплетницы…
– Мы не сплетничали о тебе.
– Так что ты сказала?
– Какие мы, оказывается, чувствительные!
– Отвечай на мой вопрос!
– Сказала, что хочу уйти от тебя, а она пыталась меня отговаривать.
Он резко развернулся к ней спиной и отъехал в дальний угол комнаты.
– Передай ей, чтобы не тратила ради меня усилий.
– Ты это серьезно? – спросила она.
– Мне никто не нужен, поняла? Я прекрасно справлюсь один.
– А как же я? – тихо произнесла она. – Быть может, кто-то нужен мне, – ты не думал об этом?
– Зачем?
– Чтобы любить меня.
В этот момент в кухню вошла мать и сразу почувствовала витавшее в воздухе напряжение.
– Заснул мгновенно, – сказала она. – Золушка еще даже не успела попасть на бал. Думаю, мне лучше начать укладывать вещи, чтобы не оставлять всего на завтра.
И она снова оставила их вдвоем.
– Как ты считаешь, в наших отношениях когда-нибудь наступит перемена? – спросила Люси.
– Смотря что ты имеешь в виду.
– Мы будем снова… Мы станем снова относиться друг к другу как до свадьбы?
– Ноги у меня не отрастут, если ты этого ждешь.
– Боже мой, Дэвид, ты прекрасно знаешь: для меня это не так важно, – я всего лишь хочу немного любви.
Дэвид пожал плечами.
– Это твои проблемы.
И он выкатился из дома, не дожидаясь, когда она заплачет.
Мать не осталась еще на две недели: уже на следующий день Люси проводила ее на пирс. Лил дождь, и они обе кутались в плащи. Женщины стояли молча, дожидаясь прибытия катера и наблюдая, как крупные дождевые капли врезаются в воду, образуя подобия кратеров на поверхности моря. Мать держала Джо на руках.
– Со временем все обязательно придет в норму, – снова сказала она. – Для супружеской жизни четыре года – ничто.
– Не уверена в этом, – возразила Люси, – но от меня сейчас мало что зависит. Есть Джо, есть Дэвид с его увечьем, идет война – я просто не могу все бросить.
Прибыл баркас, и Люси, получив три коробки с продуктами, вручила матери пять писем. Слегка штормило, и мать укрылась в крохотной каюте на палубе катера. Они махали друг другу на прощание, пока суденышко не скрылось за мысом. Люси почувствовала себя мучительно одинокой.
А тут еще Джо заскулил:
– Не хочу, чтобы ба уезжала!
– Я тоже, – только и сказала Люси.
10
Годлиман и Блоггз бок о бок шли по тротуару основательно поврежденной бомбардировками торговой улицы Лондона. Странной они выглядели парой: чуть горбившийся, нахохленный как воробей профессор в очках с толстенными стеклами, который шел мелкими шажками, не особо глядя себе под ноги, и плотно сбитый плоскостопый молодой блондин с походкой целеустремленного человека, одетый как классический полицейский в штатском – плащ и шляпа-котелок. Рядом они смотрелись карикатурой, не нуждавшейся в подписи.
– Думаю, Die Nadel обладает связями на самом верху, – предположил Годлиман.
– Почему ты так считаешь?
– Только при таком условии можно откровенно и безнаказанно плевать на субординацию. Все эти приветы Вилли – ведь они должны быть адресованы Канарису.
– Значит, они с Канарисом приятели?
– У него точно есть дружки в руководстве рейха. Быть может, даже более влиятельные, чем Канарис.
– Чутье мне подсказывает, что это может нам дать необходимую зацепку.
– Люди со связями обычно обзаводятся могущественными покровителями из числа тех, с кем когда-то ходили в школу, учились в университете или в военной академии. Нам надо рыть в этом направлении.
Они прошли мимо универсального магазина, у которого вместо прежних огромных стеклянных витрин теперь зияли дыры. К одной из рам гвоздем было прибито написанное от руки объявление: «Мы теперь открыты для вас так, что шире некуда!»
Блоггз хохотнул.
– А я видел такой же плакат, вывешенный у разбомбленного полицейского участка: «Только не вздумайте распускаться. Мы по-прежнему присматриваем за вами».
– Это постепенно превращается в одну из малых форм изобразительного искусства.
Они пошли дальше.
– Мы, стало быть, можем предположить, что Die Nadel учился с кем-то, кто сейчас верховодит в вермахте?
– А во время учебы люди часто фотографируются. В подвале Кенсингтона, где до войны базировалась МИ-6, Миддлтон собрал коллекцию из тысяч фотографий немецких офицеров: студенческие группы, гулянки в ресторанах, репетиции парадов, рукопожатия с Адольфом, вырезки из газет – у него есть все.
– Понятно, – кивнул Блоггз. – Если ты прав и Die Nadel учился в германском аналоге Итона или Сэндхерста[16], то действительно есть шанс найти его фото.
– Почти наверняка. По понятным причинам шпионы избегают объективов камер, но ведь они становятся шпионами не со школьной скамьи. Так что у Миддлтона мы скорее всего отыщем снимок, где Die Nadel еще совсем молоденький.
Они обогнули огромную воронку рядом с парикмахерской. Помещение уцелело, но традиционный знак цеха цирюльников – красно-белый шест – валялся на мостовой. Плакат в окне гласил: «Нас почти «отбрили». Теперь ваша очередь».
– Но как мы его узнаем? Его же никто не видел в лицо, – заметил Блоггз.
– Ошибаешься, видели. В пансионе миссис Гарден в Хайгейте его успели разглядеть очень хорошо.
Викторианской эпохи дом стоял на холме, возвышаясь почти над всем городом. Он был построен из красного кирпича, и Блоггзу подумалось: уж не побагровел ли он от гнева при виде того, что Гитлер сделал с Лондоном? Место на возвышении – идеально для радиосвязи. А Die Nadel наверняка снимал комнату на самом верхнем этаже. Интересно, размышлял Блоггз, какие секреты передавал он отсюда в Гамбург в темные ночи 1940 года. Наверняка это были координаты заводов, производивших боевые самолеты и сталь для танков, описания организации береговой охраны, политические слухи, сведения об использовании противогазов, бомбоубежищ, мешков с песком, о настроениях среди населения, отчеты об успехах бомбардировок. «Отличная работа, парни! Вам наконец удалось угробить Кристину Блоггз…» О, к черту такие мысли!
Дверь им открыл пожилой мужчина в черном пиджаке и полосатых брюках.
– Доброе утро! Я инспектор Блоггз из Скотленд-Ярда. Мне бы хотелось побеседовать с домовладельцем.
Блоггз отчетливо заметил страх, промелькнувший в глазах старика, но почти сразу у того за спиной появилась молодая женщина.
– Проходите, пожалуйста!
В холле с кафельным полом пахло полиролем. Блоггз повесил плащ и шляпу на вешалку при входе. Пожилой мужчина исчез где-то в глубине дома, а женщина провела инспектора в гостиную, обставленную дорогой антикварной мебелью. Передвижной столик украшала целая батарея бутылок с виски, джином и хересом, но ни одна из них не была початой. Женщина уселась в кресло с обивкой в цветочек и скрестила ноги.
– Почему этот старик так боится полиции? – спросил Блоггз.
– Мой тесть – немецкий еврей. Он перебрался сюда еще в 1935 году, спасаясь от Гитлера, но в 1940-м вы поместили его в концентрационный лагерь. Узнав об этом, его жена покончила с собой. Его самого совсем недавно отпустили с острова Мэн. Он даже получил письмо от короля с извинениями за причиненные неудобства.
– У нас нет концентрационных лагерей, – заметил Блоггз.
– Мы, англичане, их и изобрели. Во время войны в Южной Африке. Вы разве не знали об этом? Когда нам преподают историю, кое-какие детали упускают. Мы нация, которая превосходно научилась закрывать глаза на неприятные факты о самих себе.
– Быть может, это даже к лучшему. Такая мысль не приходила вам в голову?
– Нет.
– В 1939 году мы закрыли глаза на тот неприятный факт, что в одиночку не сможем победить Гитлера, но тем не менее ввязались в войну.
– Я лишь повторила то, что говорит мой тесть. Он не такой циничный, как я сама. А теперь скажите, чем мы можем помочь Скотленд-Ярду.
Блоггзу уже начал нравиться их спор, и теперь он с некоторой неохотой переключился на свою непосредственную работу.
– Я пришел по поводу убийства, которое было совершено здесь четыре года назад.
– Так давно!
– Да, но с тех пор вскрылись некоторые новые улики.
– Я, конечно, знаю об этом. Предыдущая владелица была убита одним из своих квартирантов. Мой муж купил пансион у ее поверенного. Наследников у нее не оказалось.
– Мне необходимо разыскать других постояльцев, которые жили здесь в то время.
– Поняла. – От враждебности молодой леди не осталось и следа, а на ее умном лице читалась теперь попытка сосредоточиться. – Перебравшись сюда, мы застали трех жильцов, поселившихся еще до убийства: отставного военно-морского офицера, коммивояжера и совсем юного паренька из Йоркшира. Мальчишка добровольцем записался в армию – он нам до сих пор шлет письма. Торговца призвали на флот, и он погиб. Мне это известно, так как после его смерти с нами связались две из пяти его бывших жен. А командор[17] до сих пор здесь.
– Все еще здесь! – Это была удача. – Я бы хотел поговорить с ним, если позволите.
– Нет проблем. – Она поднялась. – Он, правда, уже совсем старенький. Я провожу вас в его комнату.
По устланной ковровой дорожкой лестнице они поднялись на второй этаж. Хозяйка сказала:
– Пока вы будете беседовать, я поищу последнее письмо от того паренька с фронта.