– У пропавшей есть брат? – удивилась я.
– Был, – вдохнула Эдита, – его звали Никита. Когда парнишке исполнилось пятнадцать, он умер от сердечного приступа. Никита страдал сердечным заболеванием. Проблемы начались в школьном возрасте, у ребенка развился порок сердца, мальчика перевели на домашнее обучение. В пятнадцать он скончался. Вскоре умер Валентин Петрович.
– Может, кончина сына спровоцировала инфаркт у отца? – предположила я. – Но Хлебникова ни словом не упоминала о брате подруги.
– Никита давно умер. Карина решила, что нам сведения о нем не нужны, – пожала плечами Эдита, – подросток умер в больнице, ничего необычного в случившемся не было. К сожалению, не все дети доживают до взрослого возраста. Вернусь к Валентину Петровичу. Он сразу после перестройки открыл клинику для лечения наркоманов-алкоголиков. Сейчас это большой медцентр со стационаром, в котором еще есть санаторное отделение для лиц в депрессии или тех, кто страдает от хронической усталости. Весьма успешное предприятие с отличной репутацией. После кончины Валентина учреждение перешло в руки Галины Сергеевны и Гортензии. В случае смерти одной из совладелиц вторая становится единоличной хозяйкой всего.
– Гортензия богатая невеста, – констатировала я.
– Да, в отличие от Карины Хлебниковой, у нее материальных проблем не было, – согласилась Эдита. – Моисеенко вполне благополучны, но… есть небольшая странность. Не могу найти никаких сведений о детстве Галины Сергеевны. Первый документ, в котором упомянута Петрова, это приказ о зачислении ее на первый курс мединститута. Далее все прозрачно.
– В чем проблема? – не поняла я. – Ты пять минут назад сообщила, что Галя рано потеряла родителей, воспитывалась бабушкой, жила в деревне Брусково под Москвой. Какие сведения нам еще нужны?
– Все данные из анкеты, которую Петрова заполнила будучи абитуриенткой, – продолжала Эдита. – Документ подавался в августе. В сентябре Петрову поселили в общежитии, сделали ради нее исключение, москвичам и жителям ближайшего Подмосковья мест не давали. Но Галине выделили койку. Почему? Весной того года, в апреле, в Брускове случился масштабный взрыв, взлетел на воздух склад с баллонами бытового газа. Он находился в этой деревеньке, и там работало большинство местных мужиков. Населенный пункт разметало под корень, было много жертв, среди них бабушка Галины.
Став студенткой, Петрова написала на имя ректора заявление, попросила место в общежитии, приложила справку о том, что лишилась жилья вследствие взрыва, вот ей и помогли.
Глава 19
Я по-прежнему не понимала, куда клонит Эдита.
– И что?
– В то время существовал закон о внеочередном обеспечении квартирами лиц, пострадавших от несчастных случаев, – терпеливо объяснила девушка. – Брусково сгорело дотла, погибли люди, документы, которые хранились в местной администрации, но бумаги в других местах уцелели. Я выяснила, что оставшиеся в живых в короткий срок перебрались в новый дом в поселке Охотничий. Есть список выживших и перечень новоселов, два эти документа совпадают. Но один человек не въехал в уютную квартиру, не дали ему новое жилье. Вот, убедись.
Эди показала на ноутбук. Я подъехала на своем кресле и увидела на экране текст: «Новикова Антонина Георгиевна, однокомнатная квартира номер семь с ремонтом. Гаврилюк Иван Петрович и Гаврилюк Леонид Иванович пяти лет – двухкомнатная квартира номер пятнадцать».
– Ордера выписали всем, кроме одного человека, – пояснила Эдита, – а теперь скажи, кому не досталось квадратных метров? Изучи списки.
– Галине Сергеевне Петровой, – сразу поняла я.
Эдита хлопнула ладонью по столу.
– И почему ее обошли? Чем девушка хуже других?
Я призадумалась.
– Галя – вчерашняя школьница, наивная, защитить ее некому. Кто-то из местных чиновников решил обмануть девочку и забрал себе выделенные ей метры. Увы, такое случается. Кое у кого ни совести, ни чести нет, ради собственного благополучия готовы у сироты жилье отобрать.
– Может, и так, – неохотно согласилась Эдя, – но мне что-то не нравится.
– А именно? – спросила я. – Уточни.
– Не знаю, – вздохнула Эдита, – царапает как-то.
– Это было так давно, – сказал Валерий.
Я подпрыгнула на стуле.
– Ты здесь?
– Недавно вошел, не хотел вам мешать, – ответил Крапивин. – Галине Сергеевне много лет, почему ей в юности квартиру не предоставили, никому не интересно.
Эдита взглянула на Валерия.
– Да?
– Эдак можно и до египетских пирамид дорыться, – засмеялся тот.
Эдита встала.
– Меня нервируют неразвязанные узлы, некомфортно как-то. Теперь о банковской карточке Гортензии. Этот пластик Моисеенко завела вскоре после побега. Кредитками, которые были выданы ранее, когда беглянка жила с матерью, она не пользуется. У нее сейчас две «Визы», обе обычные. Деньги поступали неравномерно, она их приносила сама в кассу. Суммы разные: двадцать, тридцать тысяч. Самая крупная, сто, была под Новый год. Траты у нее обычные, в основном какие-то магазины, кафе, торговые центры, салоны, постоянной клиенткой Моисеенко нигде не стала, два раза в одно место не заглядывает. То ли ей нравится новизна впечатлений, то ли она боится, что маменька вычислит ее местонахождение. Сейчас у нее на счету триста тысяч. Когда Гортензия придет в банк, чтобы внести очередную сумму, вычислить нельзя. Сажать там нашего человека бессмысленно. В марте она там ни разу не появилась, зато в мае была четырежды, в разное время. Пойду в буфет, ватрушку куплю. Кому-нибудь принести булочку?
– Да, – хором сказали мы с Валерой.
– Быстренько смотаюсь, – пообещала Эдита и убежала.
– Может, устроимся в переговорной? – предложил Крапивин. – Попова уже там.
Мы переместились в другую комнату. Едва Аня увидела меня на пороге, как сразу затараторила:
– Я поговорила с соседями Моисеенко. Большая часть их не знает. В доме много квартир сдается, кое-где поменялись прежние хозяева. Почти все опрошенные отвечали на мой вопрос о Гортензии одинаково: «Моисеенко? Я с ней не знаком». Из старых жильцов там трое: сама Галина Сергеевна, Ираида Федоровна Закревская и Вера Владимировна Маркова. Закревская очень милая, на вид ей лет двести. Она заявила: «Гортензия? О! Чудная женщина, мы дружили. Ей нравится Вольдемар, мой племянник».
– Ага! – подпрыгнул Валерий.
Аня хихикнула.
– Я сначала тоже обрадовалась. А Ираида продолжила: «Но Волик погиб в тысяча восемьсот двенадцатом году, когда Александр Невский Москву сжег. Гортензия не вынесла горя и утопилась в Тибре».
Крапивин поднял брови.
– Тибр?
– Река такая, – пояснила Анечка.
– И где она течет? У меня с географией плохо, – признался Валерий.
– В Италии, – ответила я, – но где бы прекрасный Тибр ни струился, понятно, что дама не в себе.
– А вот Вера Владимировна нормальная, – продолжала Аня. – Раньше у дома был сквер, где стояли лавочки. Мать Марковой иногда там дышала воздухом вместе с Галиной Сергеевной. Сейчас на месте скверика парковка, мать Веры давно вышла замуж за немца, вот уже пятнадцать лет живет в Германии. А младшая Маркова с Гортензией никогда не дружила, они только здоровались при встрече. Вот и все, что я разузнала.
– Ватрушки на всех взяла, – весело объявила Эди, появляясь в комнате, – последние десять штук сцапала. Сзади какой-то прикольный дедуля стоял, весь в наколках, на голове хаер, на шее собачий ошейник, в ухе болт торчит. Увидел, что я булочки беру, и загундел: «Девушка, зачем вам столько выпечки, в дверях застревать станете, когда все слопаете». Я ему ответила, что булочки для Сергеевой, он сразу и заткнулся.
– Это Коробков, – усмехнулась я, – твой коллега из другой бригады. Мы с ним раньше вместе работали. Он компьютерный гений.
– Да? – с недоверием спросила Эдита. – Выглядит он необычно.
Я покосилась на зеленые волосы, фиолетовые глаза и синие губы Булочкиной.
– Думаю, вы друг другу понравитесь.
По комнате поплыл запах кофе, Крапивин поставил на стол чашку.
– Теперь о Ларисе. В доме, где прописана Пашкина, о ней никто ничего не знает. Это общага, коридор, комнаты, ванная-туалет и кухня общие. Не было у Пашкиной отдельной квартиры. Народ там меняется очень быстро. Но за дверью номер шесть обнаружилась постоянная жиличка, комендант Ольга Сергеевна, очень ласковая хлопотунья. Едва я про Ларису расспрашивать начал, как тетушка стала меня угощать. Вытащила из холодильника пирожки собственного приготовления, бутылочку из буфета добыла. «Перекуси, сыночек, бегаешь днями напролет, ой как мне тебя жаль». И дальше в таком духе.
– Ольга Сергеевна регистрирует у себя нелегальных мигрантов? – перебила Валерия Аня.
– Приятно, когда девушка не только красива, но и умна, – заметил Крапивин, – точно. Я на нее нажал и получил истерику: слезы, демонстративный прием лекарства. Но я терпеливый. В конце концов Ольга Сергеевна призналась, что ее лучшая подруга работает паспортисткой. Дамочки мошенничают на пару, одна находит клиентов, вторая делает им документ о регистрации. Зарплата у подруженций маленькая… Далее цитировать комендантшу не стоит.
– Ясно, что ничего не ясно, – протянула я. – Откуда Пашкина в Москву заявилась?
– Из Марманска, – ответил Валера, – город за Уралом, если, конечно, можно верить паспорту, который Лариса Ольге Сергеевне отдала. Я записал данные ее прописки в Марманске. Эдита, можешь глянуть?
– Не вопрос, давай сведения, – тут же согласилась Булочкина, хватаясь за мышку.
– Ватрушки гениальные, – похвалила Аня, запихивая в рот последний кусок, – вкуснее никогда не ела.
– Суперские, – подтвердил Крапивин.
Я потянулась было к тарелке, но отдернула руку, Танюша, сладкие булочки с жирным творогом не относятся к числу твоих друзей. Если проголодалась, возьми в столовой салат из свежей капусты с морковкой. Но рука не вняла голосу разума, схватила ватрушку. «На диету можно и завтра сесть!» – сказал вкрадчивый внутренний голос.
– В городе Марманске и правда жила Лариса Федоровна Пашкина, – сообщила Эдита, – паспортные данные совпадают с данными нашего трупа, хорошая девушка, по профессии педиатр, родом из замечательной семьи. Папа у нее доктор исторических наук, мать преподаватель музыки, бабушка главврач одной из поликлиник, а дедушка капитан дальнего плавания. Деда и бабушки в живых уже нет, а родители здравствуют.
– Прикольно, – протянула Аня, – в семье не без урода. Может, она и получила диплом детского врача, но по профессии работать не хотела. Придется Пашкиным о смерти Ларисы сообщать. Можно, это не я сделаю?
– Не надо хороших людей нервировать, – протянула Эдита. – Зачем их зря волновать.
– Ну ты и сказала, – возмутилась Попова, – «зря волновать»! Хоть дочь и оторва, да своя. Предлагаешь ее за госчет захоронить? Тайком от семьи?
– Не надо Ларису в гроб укладывать, – пропела Эдита.
Аня вытаращила глаза.
– Ты совеем того, да? Оставить ее в холодильнике навечно?
– Она жива, – догадался Крапивин.
– Молодец, – похвалила Эди, – орден «Умная голова» тебе на грудь, Лариса распрекрасно себя чувствует. Она теперь не Пашкина, а виконтесса Харди и живет на краю света в Новой Зеландии. Вышла за обедневшего, но родовитого иностранца и сейчас закатывает банки с вареньем из инжира на своей ферме. Хотя, не знаю, растут ли в Новой Зеландии фиги. Несколько лет назад настоящая, еще незамужняя Пашкина подала заявление о смене паспорта. Девушка честно призналась: выбросила на помойку старые джинсы и только через пару дней сообразила, что там в кармане лежало удостоверение личности. Странно.
– На мой взгляд, нет, – возразила Попова, – просто растеряха. Интересно, как ее паспорт попал в лапы нашего трупа? И кто у нас в морге?
– Знаешь, почему ситуация показалась мне странной? – спросила Эдита. – За потерю или порчу паспорта предусмотрен штраф. Поэтому все, кто простирал бордовую книжечку в машине, утопил ее в реке или не пойми куда дел, всегда врут в полиции: «У меня сумку украли в магазине, паспорт там лежал». В этом случае ты не виноват, поэтому с деньгами не расстанешься.
– Лариса слишком честная, – поставила диагноз Аня.
– Думаю, дело в другом, – не согласилась Эдита и повернула свой ноутбук экраном к нам. – Кто на фото?
– Пашкина, – ответила я, – в смысле наш труп, только живой.
– Пашкина, – кивнула Эдита, – но не Лариса, а Ирина Федоровна, тридцати трех лет.
– Сестра Ларисы, – пробормотала я.
– Сводная, от первого брака отца, – пустилась в объяснения Булочкина. – Федор Семенович ранее был женат на Варваре Груздевой. Семья просуществовала менее двух лет, Федор подал на развод, оставил крошечную дочь и спустя некоторое время повел под венец Светлану Ивановну Морозову, та родила ему Ларису. Пара живет счастливо много лет. Ирина же хорошо известна полиции Марманска, она с десяти лет клиент детской комнаты: воровство у одноклассников, учителей. В четырнадцать девочка очутилась в специнтернате, в шестнадцать пошла на курсы, получила специальность «мастер ногтевого дизайна». Так красиво называется маникюрша. В восемнадцать девица отправилась на зону за кражу кольца и серег у клиентки, отсидела три года, вышла по условно-досрочному. Работала официанткой, кассиром на бензоколонке, продавцом в супермаркете. Пару раз задерживалась во время облавы на проституток, ее ругали и отпускали. Все. Вот уже несколько лет о ней нет никаких сведений.
– Можешь найти номер телефона старших Пашкиных? – спросила я.
– Уже набираю, – кивнула Эди, – громкая связь включена.
В комнате раздались длинные гудки, один, второй, третий, четвертый… На десятом я уже хотела отсоединиться, но тут услышала раздраженный женский голос:
– Слушаю вас.
Глава 20
– Светлана Ивановна? – уточнила я.
– Да. С кем имею честь беседовать?
– Вас беспокоят из Москвы, – начала я, – из…
– Полиции, – сделала поспешный вывод женщина, – понятно. Давно ждем вашего звонка. Ирина? Да? Ее арестовали?
– Нет, – возразила я, – немного другое.
– Что? – сердито спросила мачеха.
– Очень неприятно сообщать вам, – забормотала я, – к сожалению, Ирина Федоровна скончалась. Соболезную вашему горю.
– Слава богу, – донеслось из трубки.
Я промычала нечто невразумительное.
– Похоже, вы меня осуждаете, – зашипела Светлана Ивановна. – Да только вы ничего не знаете. Я жила с мерзкой девчонкой много лет, кормила ее, одевала-обувала, пыталась учить, вытаскивала из неприятностей. Мамаша этого счастья пила беспробудно, трезвой ее давно никто не видел.
Женщина закашлялась, я воспользовалась моментом, чтобы задать вопрос:
– Ирина была алкоголичкой?
Светлана справилась с кашлем.
– Нет, к водке она не прикасалась и так этим гордилась, будто нечто великое совершила. Уж лучше б пила, как мать. Варвара наливалась спиртным, ехала к бывшему мужу, звонила в дверь и качалась у нас на пороге со словами: «Федя, помоги, я твоя законная». И так лет двадцать! Ее не смущало, что они с моим супругом всего ничего прожили, что у Федора давным-давно другая семья. Считала себя единственной, потому как мой муж имел глупость с пьянчугой обвенчаться. Послушал свою мать, ненормальную святошу. Но пьянство Варвары было проблемой только нашей семьи, наружу ничего не вытекало. А Ирина воровка, проститутка, позор, несчастье и горе Пашкиных, занималась разбоем, грабила людей, и, когда ее за руку хватали, потерпевшие говорили: «Это дочь Пашкиных». Не все знали, что мерзавка от первого брака, считали ее моим ребенком. Я от стыда сгорала. Ирина вещи красть в пять лет начала, еще в садике у воспитательницы сумку сперла. Федор девчонку всегда жалел. Как же! Папа от ее мамы к другой жене ушел! Муж привел эту гадину в наш дом. О Ларисе не подумал, какой пример ей пакостница подавала! Слава богу, моя дочь генетически честный человек, к ней грязь не прилипла. Но ведь могла! Последняя радость, которую нам устроила Ирка, – кража паспорта Ларочки. Слава господу, потом она пропала с горизонта. Но от каждого телефонного звонка я вздрагиваю. Знаю, рано или поздно шалаву снова посадят.
– Вы не заявили о краже документа, – упрекнула я Светлану, – сообщили, что выбросили его с джинсами.
– И что? – взвилась та. – Выговор мне объявите? Мы не хотели разбирательства! Хватит с нас Геннадия Кривоносова, которого паршивка обчистила.
– Кто такой Кривоносов? – спросила я и услышала историю про местного бандита, организовавшего в городе агентство эскорт-услуг.
По документам девушки были студентками, а по сути проститутками, обслуживающими клиентов. Ирина стала работать на Кривоносова. Отцу и мачехе она врала, что взялась за ум, ходит на курсы стилистов. Светлана понимала, что падчерица лжет, а Федор, ощущавший свою вину перед дочерью, верил ей, радовался ее исправлению. А потом Ира пропала. Сначала Пашкины не беспокоились. Молодая женщина и раньше могла по неделе в квартире не показываться, у Иры было много знакомых, да и остаться ночевать у людей, с которыми час назад свела знакомство, для нее не являлось проблемой. А вскоре Лариса обнаружила пропажу паспорта.
– Все ясно! – закричала Светлана. – Мерзавка украла документ и смылась. Федя! Немедленно иди в полицию, сообщи о воровстве.
– Нет, нет, – испугался профессор, – девочку могут посадить!
– Так ей и надо, – пошла в разнос жена, – больше нельзя молчать. Гадина наберет кредитов, а долги банк с Ларочки будет взыскивать.
Муж растерялся, а дочь сказала:
– Мама, не шуми. Скажу, что выбросила старые брюки на помойку, забыв, что там в кармане паспорт. Если возникнет ситуация с кредитом, ко мне претензий не предъявят, я просто получу новый паспорт, а старый аннулируют.
Но Светлана жаждала мести, она хотела, чтобы Ирину нашли и наказали за кражу. В самый разгар бурной семейной сцены в дверь квартиры позвонили. К Пашкиным приехал Геннадий Кривоносов и рассказал такую историю.
Ирина, которую Геннадий отправил сопровождать некоего богатого человека, оказалась в его квартире. Клиент много выпил и заснул. Девушка отправилась гулять по комнатам, забрела в спальню уехавшей отдыхать жены хозяина, увидела беспечно открытую шкатулку с драгоценностями, взяла ее и удрала.