Карина стала перебирать какие-то бумажки на столе.
– Память странная штука, спустя некоторое время события уже выглядят иначе, многое забывается, кое-что представляется не так. Я сама при пожаре не присутствовала, знаю о нем со слов Гортензии. Я считала Елизавету Гавриловну ее бабушкой, Браскина жила вместе с Моисеенко, хлопотала по хозяйству. Горти называла ее баба Лиза. Но потом, мне было лет, наверное, двенадцать, я вдруг сообразила: Елизавета одного возраста с Галиной Сергеевной. Как она может быть бабушкой? Ну и задала вопрос матери Гортензии. Та объяснила: «Елизавета Гавриловна родственница Валентина Петровича. Но, конечно, она не его мать. У Браскиной нет детей, мужа, вот она и приехала к нам. Мы все ее очень любим». Пожар случился летом. У Моисеенко была изба в каком-то подмосковном месте, кажется, она досталась отцу Горти по наследству, название деревни я забыла, вроде Соловьи или Синицы, птичье какое-то. Елизавета Гавриловна обожала огородничать-садовничать. Я на фазенде никогда не бывала, но Горти рассказывала, что у бабы Лизы с ранней весны до поздней осени все цветет, колосится и плодоносит. Меня зимой, когда я прибегала к подруге на городскую квартиру, частенько угощали консервами производства Елизаветы Гавриловны. Такой баклажанной икры и лечо я больше ни у кого не пробовала. Невероятно вкусно. А потом дом сгорел. Баба Лиза поехала в середине мая что-то копать, взяла с собой домашнего любимца семьи лабрадора. Браскина обожала Мими, а та за ней хвостом ходила, рыдала, если Елизавета надолго отлучалась.
Карина умолкла, потом потерла лоб ладонью.
– Честно говорю: плохо помню подробности, да я их и не знала. Мне Горти нашептала, что произошло. Вроде баба Лиза пошла в магазин. Знаете, как в деревнях заведено, сельпо – это клуб. Елизавета Гавриловна с продавщицей, с соседками поболтала, и вдруг крик: «Моисеенко горят». Пожарные долго ехали, когда огонь потушили, во дворе нашли Мими с разбитой головой. Тетя Лиза в дом зашла и поняла: их ограбили. У нее имелись бриллиантовые серьги и ожерелье, она украшения по воскресеньям всегда надевала, традиция у нее такая была, поэтому ювелирку с собой в село привезла. Бархатная коробка стояла в таком месте, куда огонь не добрался. Полка цела осталась, а шкатулки на ней не было. Милиция сразу решила: кто-то позарился на брюлики, увидел, что хозяйка в магазин пошла, залез в дом, а там Мими. Вор собаку убил и здание поджег.
– Неприятная история, – поморщилась я.
– Куда уж хуже, – согласилась Карина. – Елизавета Гавриловна очень переживала, она Мими обожала и украшения жалела, да и последствия были ужасные. Браскина от стресса заболела, сейчас бы сказали, впала в депрессию. Моисеенко ее отправили в санаторий, куда-то на Кавказ минеральную воду пить, а она там умерла. Тяжелый был год для семьи. Зимой в гололед Галина Сергеевна упала, сломала руку, домик в деревне подожгли, собаку убили, баба Лиза умерла…
Кара протяжно вздохнула.
– Если подумать, то в пожаре виновата сама Елизавета Гавриловна. Ну, любила она свой бриллиантовый гарнитур, ну привыкла по воскресеньям в нем щеголять. Но зачем в село его везти? Людей соблазнять? Дом небось как следует не запирался, окна нараспашку… И что за причуда в сельпо за квасом в брюликах ходить? Вот кто-то и соблазнился. Вскоре после смерти Елизаветы Гавриловны инфаркт унес на тот свет Валентина Петровича. Наверное, стресс, который в тот год испытала мама Галя, дал себя знать, у нее сдали нервы, она перепугалась: вдруг и с Гортензией беда приключится, и начала дочку опекать. Гортензия понимала состояние мамы и не роптала. Меня всегда поражало послушание и адское терпение подруги. Раз уж у нас откровенный разговор завязался, скажу правду, Галина Сергеевна легко из себя выходила, она частенько на Гортензию по всяким пустякам набрасывалась.
– А именно? – заинтересовалась я.
Карина опять пошла к чайнику.
– Встречаются женщины, аналог пилы «Дружба», целый день без устали: вжж-вжж-вжж. Тетя Галя могла устроить истерику из-за неправильно поставленных туфель в прихожей.
– А каковы правила размещения обуви? – усмехнулась я.
Карина вынула из шкафа ярко-зеленую упаковку.
– Чаю не хотите, может, кофе попробуете?
Я не хотела показаться капризной, поэтому широко улыбнулась.
– С удовольствием выпью чашечку.
Глава 12
Карина засунула одну капсулу в машину.
– Да в том и беда, что правил не существовало. Попадет Галине Сергеевне шлея под хвост, и она к чему угодно прицепится. Туфельки в прихожей криво стоят, мыло некрасиво на полочке лежит, кефир невкусный, на улице дождь, в Африке война… Без разницы, что случилось, если у Галины Сергеевны возник зуд скандала, непременно его устроит. Мать выясняла отношения с Горти по одной схеме. Сначала вопли: «Почему обувь криво стоит?» Потом через минут пятнадцать бурного возмущения падение на кровать и стон: «Ты мне жизнь загубила, я из-за тебя после смерти папы замуж не вышла. Сто раз могла свою судьбу устроить, но ты не давала!» Слезы, подъем давления, приезд «Скорой»…
– Похоже на истерический припадок, – поставила я диагноз.
– Он и есть, – согласилась Кара, – устрой мне кто такое представление, даже мать родная, я молчать бы не стала. Самый действенный способ вразумить истеричку, плеснуть ей в лицо ледяной воды. Сколько раз я советовала Горти так сделать! Она всегда отвечала:
– Ты же знаешь, это скандал на полчаса. Вскоре мама успокоится, обнимет меня, поцелует, и мы прекрасно будем жить дальше.
Это правда. Полетав на метле, Галина Сергеевна выдыхала, становилась приторно-сладкой, рассыпалась в похвалах дочке. А потом снова очередная истерика.
– Часто Галину так колбасило? – уточнила я.
– Иногда раз в три месяца, иногда раз в день, – пожала плечами Кара. – Я неоднократно вкладывала Горти в голову мысль: надо изменить свою жизнь, отделиться от матери, завести любовника. Подруга говорила: «Кара, я счастлива. Успокойся. Какие мои годы, еще сто раз выйду замуж». А перед побегом Горти Галину словно с цепи спустили, по несколько раз в любое время суток орать принималась. Думаю, это сыграло решающую роль в побеге Горти.
Я взяла из рук хозяйки кабинета чашечку кофе.
– Странно, что она столько лет терпела.
– В конце концов даже ее бесконечная терпелка лопнула, – мрачно перебила меня Карина, – поэтому и удрала.
– Непонятно, почему Гортензия вас не предупредила о побеге, – продолжала я, – ведь понимала, что вы будете беспокоиться.
Карина развела руками.
– Сама не ожидала от нее такого. Но в том, что она сбежала, совершенно не сомневаюсь. Ну сколько можно ходить с мамой под руку? Терпеть перепады ее настроения, которые в последнее время стали постоянными? Сделайте одолжение, бросьте поиски. Возможно, вам удастся найти Горти, но тогда она вернется туда, где ей было очень плохо.
Хлебникова насыпала в чашку сахар.
– У меня муж, работа, поэтому каждый день общаться с Горти не получалось. Но я от нее знала, что поведение Галины Сергеевны стало невыносимым. Я даже посоветовала ей пригласить домой хорошего психиатра. Мне стало казаться, что у мамы Гали развивается заболевание. В день побега дочь возила ее в какое-то кафе, потом они посетили выставку. Или наоборот? Сначала выставка, затем трактир? После трех часов они прошлись по магазинам. Клиника Валентина Петровича приносит солидный доход, его вдова и дочь не стеснены в тратах. Горти не копила денег на то, что ей нравилось. И она была щедрой. Накануне прошлого Нового года я обмолвилась, что мечтаю о сумке «Диор», черной с розовым карманом снаружи. Мне ее так хотелось! До слез! Но не с моими доходами. Аксессуар от Диор стоит бешеных денег, несколько сотен тысяч. Я понимала, что моя мечта мечтой и останется. Но желание обладать сумочкой прямо сжирало, она мне во сне виделась.
Кара одернула блузку.
– Я, конечно, полная дурочка, не повторяйте никогда мою ошибку. Зашла в Интернет на сайт, где торгуют фейками, нашла нужную модель и приобрела ее задешево. Неделю радовалась. Правда, иногда гаденький голосок в голове шептал: «Она не настоящая, китайская подделка». Радость на время утихала, а потом снова расцветала. На восьмой день у сумки оторвались ручки. Я их пришила. Через неделю кожа на боковинах покоробилась, съежилась, фурнитура отвалилась, вдобавок моя покупка стала пачкать одежду, краска линяла…
Карина подперла подбородок кулаком.
– Мне было стыдно признаваться, что приобрела копию, на работе все полагали, будто у меня подлинный «Диор». До того, как разрушиться, аксессуар выглядел идеально. Горти я тоже наврала. А она спустя время спросила: «Ара, почему «диорочку» не носишь? Разонравилась?» Пришлось признаться: «Это фейк, он развалился». Горти меня не осудила, только заметила: «Не стоит верить Интернету». Через месяц тридцатого декабря она подарила мне настоящий «Диор», мою мечту, черную сумку с розовым карманом снаружи.
Хлебникова показала на диван.
– Вон она. Не расстаюсь с этой красотой. Когда я увидела, что принесла подруга, онемела и не хотела принимать презент. Это же такие деньги! Горти меня поняла: «Хорошо, тебе неудобно взять слишком дорогой подарок. Давай считать, что ты у меня кредит взяла. Назначаю взносы по две тысячи в месяц, без процентов». Мне смешно стало. «Сколько же лет придется выплачивать копейки?» Гортензия тоже развеселилась.
– У меня есть только одна подруга. Может, не будем из-за денег спорить? Мне радостно, что я могу осуществить твою мечту.
Кара с нежностью посмотрела на сумку.
– Горти очень добрая. И Галина Сергеевна, несмотря на свои припадки, тоже. За неделю до ухода Гортензии в подъезде, где живут Моисеенко, умер юноша, совсем молодой. Передоз. Что-то он себе вколол и скончался. Так Галина Сергеевна побежала его матери денег на похороны давать.
– Когда я была школьницей, в нашем дворе часто собирали разные суммы, – вспомнила я, – помогали друг другу на свадьбу, поминки, проводы в армию. Соседская взаимовыручка, сегодня ты немного денег дашь, завтра тебе помогут. Правда, не все делились…
Я замолчала. Ни мои родители, ни бабка никогда не открывали кошелек. Если в нашу квартиру кто-то звонил, старуха или мать шептали:
– Танька, крикни: «Дома нет никого, я одна, уходите».
А потом возмущались:
– Опять Верка из двенадцатой по этажам со списком ходит и клянчит. Без нас обойдутся, мы на машину собираем, лишних денег не имеем.
Карина пригубила остывший кофе.
– Так это когда было! Теперь люди иначе себя ведут. Дом Моисеенко перестал быть элитным. Раньше это был кооператив медработников, а теперь муравейник. Часть квартир продана разным людям, часть сдается. Галина помогла совершенно незнакомой женщине.
– Гортензия попрощалась с вами перед побегом? – уточнила я.
– Нет, – твердо ответила Карина, – я не общалась с ней в тот день. Мне в панике тетя Галя позвонила.
Я вернула чашку на блюдце.
– Пожалуйста, не скрывайте от нас ничего, информация дальше офиса не пойдет. Подумайте, может, у Гортензии в последнее время появился сердечный друг? Вдруг она обмолвилась о знакомстве с кем-то в Сети?
Карина покачала головой.
– Компьютера у Горти нет. Она не умеет им пользоваться. Тетя Галя проверяла ее телефон, эсэмэски читала. Из подруг у нее была только я.
– Кредитки у младшей Моисеенко есть? – не успокаивалась я.
– Да, – кивнула Карина, – Валентин Петрович, будто предчувствуя свою смерть, составил завещание. Прибыль от клиники принадлежит Гортензии и Галине Сергеевне. Моя подруга материально ни от кого не зависит.
– Вам знакома Лариса Федоровна Пашкина? – спросила я.
Карина сдвинула брови, потом открыла ноутбук.
– В ближнем кругу такой нет. Сейчас посмотрю среди пациентов. Есть Пашкевич, но это мужчина.
Дверь кабинета противно заскрипела.
– Доктор Хлебникова, – сказал звонкий голос, – вас Георгий Маркович давно ждет, сердиться начал.
Кара встала.
– У нашего главврача пунктик: не терпит опозданий. Уж простите, что ничем не помогла.
– Спасибо, что потратили на меня свое время, – вежливо отозвалась я.
Глава 13
До магазина «Ласка» я добиралась больше часа, а когда наконец очутилась там, где нашли тело Пашкиной, вновь ощутила беспокойство и остановилась, так и не войдя внутрь. Что меня тревожит? На первый взгляд ничего особенного нет. Я нахожусь на шумной улице, район не элитный, не староарбатские переулки, где квартиры стоят немереные миллионы, не Остоженка, не Пречистенка. Но и не то место, где кучно живут недавно приехавшие на заработки в Москву люди. В расположенных вокруг домах скорее всего обитают среднеобеспеченные москвичи. Толпа выглядит прилично, пьяных и бомжей нет. В ста метрах от меня высится большой торговый центр с кинотеатрами-ресторанами. Чуть поодаль многоэтажная офисная башня, неподалеку автобусные остановки, подземный переход, над которым висит буква «М». Я еще раз взглянула на вход в «Ласку», так и не поняв, что меня волнует, стала подниматься вверх по довольно крутой лестнице. Владельцу магазина нужно установить перила, без них неудобно, ступеньки очень высокие, узкие, от постоянно моросящего дождя они стали скользкими, без опоры можно упасть.
– Мама, – раздался сзади дискант подростка, – им сегодня футболки привезли. Давай зайдем.
– Сейчас не могу, – ответил усталый женский голос.
– Что? Опять денег нет? – фыркнул тинейджер. – Ты мне обещала!
Я обернулась. У подножия лестницы стояла женщина с большой коляской, рядом с ней девочка лет четырнадцати с обиженным лицом.
– Им сегодня футболки привезли, – повторила она.
– Завтра заглянем, – пообещала мать.
– Вторую неделю твои завтраки ем, – возмутилась дочь, – сразу скажи: бабло потратила. То, что мне на покупку обещала, бабке на лекарства снова ушло. Да? Или на памперсы Витьке?
– Нет, – возразила мама, – твои деньги нетронуты.
– Пошли! – обрадовалась дочь.
– Наташенька, сегодня не получится, – терпеливо сказала женщина.
– Почему? – заорала дочь.
– Лестница очень крутая, мне с коляской по ней не взобраться, – пояснила мать.
Наташа надулась.
– Подумаешь, оставь Витьку здесь.
– Одного на улице? – рассердилась мать. – Бросить младенца? С ума сошла? Вдруг его украдут?
– И фиг с ним, – буркнула Наташа, – мне футболку вторую неделю обещаешь, скоро лето закончится.
– Оно только началось, – заметила мать.
– Дай денег, одна пойду, – потребовала дочь.
– Они на карте, а кредитка на мое имя.
– И чего? Ты Наталья Волкова, и я Наталья Волкова, могу паспорт показать, никто не подкопается.
– Надо пин-код знать!
– Говори, я запомню.
– Нет, в прошлый раз, когда ты брала мою карту, все деньги потратила. Договорились, что купишь только джинсы, а ты расфуфыкала всю мою зарплату на ерунду. Теперь только со мной пойдешь в магазин. А мне с коляской по ступенькам не подняться! И не вздумай опять предложить оставить Витеньку одного на улице!
– Ты меня ненавидишь, – зашмыгала носом Наташа, – родила этого мерзавца, и все ему!!!
– После такого заявления можешь не надеяться на обновки, – отрезала мать и, толкая перед собой коляску, быстро пошла вперед.
Девочка побежала за ней.
– Ма! Ну ма! Ты же обещала.
Я посмотрела на лестницу. Ступеньки очень неудобные, крутые, узкие, перил нет…
Дверь магазина открылась, в проеме показался мужчина, он вдруг замахал руками, упал на колени, его по инерции потянуло вперед, и он рухнул лицом на плитку. Пакет с надписью: «Ласка» вылетел из руки покупателя и спланировал на тротуар. Я живо подобрала пластиковую сумку, взбежала по ступенькам и спросила:
– Вы живы? Ничего не сломали?
– Вроде нет, – прокряхтел незнакомец.
Я протянула ему руку.
– Можете встать?
– Спасибо вам, – поблагодарил мужчина, поднимаясь. – В магазин идете? Выходите оттуда осторожнее. Там высокий порог, я споткнулся о него и чебурахнулся. Хорошо, что кости целы.
Забрав свой пакет, покупатель, чуть прихрамывая, пошагал вниз. А я не стала заглядывать в «Ласку», вернулась в джип и позвонила Эдите.
– Их величество принцесса Интернета на проводе, – ответила моя новая сотрудница.
– Самодержица особой бригады желает получить информацию, – в тон ей ответила я. – Ну-ка, вышли мне скорехонько фото трупа Пашкиной. Как он лежал?
– Ваш личный джинн уже выполнил приказ, – отрапортовала Эдита.
Я нажала на дисплей, установленный на торпеде, увидела снимок и тут же позвонила шефу со словами:
– Мы ошиблись.
– Кто? Где? При каких обстоятельствах? – поинтересовался Иван.
Я быстро заговорила:
– Думали, что Пашкина шла мимо магазина «Ласка» и упала около него. Она брела, по логике вещей, с вечеринки, где запила таблетки антидепрессанта коктейлем «Морская пена». Можешь Булю подключить к нашему разговору?
Экран мигнул, в верхнем правом углу возник квадрат, в нем появилось лицо эксперта.
– Привет, Тань! У нас селекторное совещание?
Я не отреагировала на шутку.
– Скажи, труп Ларисы мог подняться вверх по высоким ступенькам? Учти, там нет перил.
– Мертвое тело не способно двигаться, – без тени усмешки заявила Люба, – ни разу не сталкивалась со случаем самостоятельного передвижения покойника по лестнице.
Я поняла, что неверно задала вопрос:
– Пашкина незадолго до смерти могла преодолеть более десяти крутых ступеней? Не опираясь на поручни?
– Полагаю, что нет, – после короткого раздумья ответила Буль, – смесь «Пситомарина» с водкой не цианид, за несколько секунд не убьет. Человеку становится плохо постепенно. Голова начинает кружиться, теряется ориентация в пространстве. Пашкина худенькая, думаю, у нее этот процесс развивался быстрее, но все равно, понадобилось бы часа полтора-два, хотя все очень индивидуально, нужно учитывать много факторов, а не только рост-вес.