– Лев Моисеевич, губернатор вызвал из Москвы спецназ, – сказал Николай.
– А у нас есть «Капкан», – воскликнул Векслер.
Лев Моисеевич вальяжно прошёлся по холлу и хотел что-то сказать Векслеру, как вдруг зазвонил его мобильный телефон.
– Алло, слушаю, – ответил он и, продолжая прижимать трубку телефона, согласно кивал головой, – хорошо, я сейчас выйду и, взглянув на Николая Мохова, сказал:
– Звонит Владимир, мой сын, предлагает встретиться, он на машине стоит у ворот дома, я иду.
Владимир Петров сидел за рулём в дорогом светло голубом Саабе и слушал музыку. Через несколько минут после звонка дверь машины открылась и, оглядев салон, Лев Моисеевич уселся на переднее сидение.
– Ты хотел со мной говорить? О чём? – глядя в упор на сына, спросил Лев Моисеевич.
– Ты воображаешь себя моим отцом, так?
– Так, ты мой сын, – улыбнулся Лев Моисеевич.
– Брось, никакой я тебе не сын, ты бросил мою мать в трудную минуту, она, чтобы не умереть с голоду, вынуждена была ублажать богатеньких самодуров, ты променял меня на сытую, обеспеченную жизнь и теперь вдруг заявляешь, что я твой сын. Мне противно глядеть на тебя, меня бесит тот факт, что в моём теле течёт твоя кровь, кровь предателя, кровь приспособленца и политического покойника, который пытается за счёт денег удержаться на плаву. Предупреждаю тебя, если хоть одна живая душа узнает, что ты мой отец, я убью тебя, а потому немедленно убирайся из города.
– Володя, послушай, всё было не так, всё было гораздо сложнее, в то время меня преследовало КГБ, меня в любую минуту могли объявить врагом народа, судить и сослать в Сибирь, но и это ещё не всё, меня предупредили, что, если я не расстанусь с твоей матерью, её обвинят в пособничестве врагу народа и вышлют на поселение в Магадан. Понимаешь ли ты моё положение? Мог ли я подвергать столь тяжёлому испытанию беременную женщину? Нет, не мог, пришлось наступить на горло собственной песне и расстаться с любимой, – с пафосом закончил свою речь Лев Моисеевич.
– Да будет тебе врать, я наводил справки, никакого дела в КГБ на тебя не было, а вот то, что ты был их осведомителем, доказано одним из бывших сотрудников конторы, – помнишь капитана Богданова? А женили тебя твои родители, поставив условие, либо ты женишься на дочери замминистра, либо уходишь из дома и лишаешься их поддержки, а значит прощай, сытая жизнь, прощай, уют, прощай, карьера. Так что не пудри мне мозги, ты как был подонком, так им и остался, думаю, что и сейчас ты играешь на два фронта, – усмехнулся Владимир.
– Это ложь, наглая ложь, я никогда не был стукачом, слышишь, никогда, – взвился Лев Моисеевич и, схватив сына за руку, добавил:
– Я всегда боролся с режимом, и сейчас мы проводим акцию, направленную не только на местную власть, но и против существующей московской камарильи.
– Убери руку, а то оторву, – рявкнул Владимир и раздражённо добавил:
– Никогда не смей прикасаться ко мне.
И с гордостью продолжал:
– Мы сторонники чистоты русской нации, мы за то, чтобы другие нации компактно проживали на своих территориях, не лезли к нам со своими уставами, и уважали наши традиции, мы за то, чтобы другие нации жили по своим средствам, а не за счёт русских. Хватит кормить инородцев пусть они обеспечивают самих себя и живут в своих анклавах со своим укладом и традициями. Будь моя воля, я бы вообще ввёл для некоторых малых народов черту оседлости за которую они могли бы выходить по особым разрешениям, а что ты и твои приспешники предлагаете, ничто, сплошное словоблудие о народном благе, которое скрывает жажду власти и непомерные амбиции выскочек.
В это время чёрный Гранд Чероки остановился в нескольких метрах от Сааба, из него вышла Марина и, подойдя к машине сына, заглянула в открытое окно:
– Володя, ты закончил разговор с Львом Моисеевичем? Если закончил, я забираю его, не возражаешь?
– Забирай, я ему всё сказал, всё, что я о нём думаю, только ответь мне, мама, на один вопрос: зачем он тебе нужен? Что ты с ним возишься?
– Сынок, в своё время ты всё узнаешь, – улыбнулась Марина. – А теперь, Лёвушка, едем со мной, нас ждёт роскошный обед.
Ресторан, куда они подъехали располагался на первом этаже гостиницы «Центральная» и представлял собой совдеповский общепит, но с хорошей кухней. И действительно обед был хорош, завершился клубничным мороженым.
– А теперь у меня для тебя сюрприз, я сняла на втором этаже люкс, догадайся для чего? – рассмеялась Марина.
– Для исполнения моей мечты?
– Да, я решила исполнить твоё желание, – продолжала смеяться Марина, – идём, нас ждут незабываемые мгновения.
В номере всё было готово к приёму гостей – на прикроватном столике стояла бутылка французского шампанского, ваза с виноградом и два хрустальных фужера.
– Лёвушка, иди и прими душ, а я пока разберу постель.
Когда Лев Моисеевич вернулся, Марина протянула ему бокал с шампанским и предложила тост:
– Лёва, предлагаю забыть всё прошлое и начать новую, прекрасную жизнь, жизнь свободную от мрачных воспоминаний и предрассудков, за новую жизнь!
Лев Моисеевич залпом выпил шампанское и, схватив в объятия Марину, уложил её на кровать. Затем, рывком скинул халат, лёг рядом с ней.
– Лёвушка, не спеши, у нас впереди много времени для безумств, – гладя его грудь, прошептала Марина, – я отвыкла от мужской ласки, я должна почувствовать тебя.
– Хорошо, я подожду, – засыпая, прошептал Лев Моисеевич.
Марина встала с постели, оправила сбившийся халат и потрепав своего Лёвушку по щеке, усмехнулась:
– Тебя, милый, действительно впереди ждёт новая жизнь.
С этими словами она достала из сумки шнурок, откинула одеяло и, стянув с Льва Моисеевича трусы, уверенными движениями стянула шнурком мошонку и, завязав на несколько узелков, удовлетворенно вздохнула:
– А теперь обезболим, вколем морфинчику – и до свидания, до новых встреч, спи спокойно, через 8 часов тебя разбудит коридорная, – с этими словами Марина оделась и вышла из номера.
Прошло уже шесть часов с тех пор, как Лев Моисеевич покинул особняк Векслера. Николай Мохов забеспокоился, спустился на первый этаж особняка и, увидев Векслера, спросил:
– Леонид Иванович, вы не знаете, когда вернётся мой шеф? Как вы думаете, где он может быть?
– А вы ему звонили?
– Звонил, он не отвечает, мы не знаем с кем он, где он и что в этом случае делать?
– Он ушёл на встречу с Владимиром Петровым.
– Так позвоните ему.
– Звонил, его пригласила на обед Марина, думаю они где-то задержались, так что беспокоиться не о чем, – усмехнулся Векслер.
– Ладно, подождём ещё, может, появится, – согласился Николай.
Прошло ещё три часа, наконец, Николай не выдержал и позвонил Марине:
– Марина, это Николай, мой шеф не с вами?
– Нет, я в Москве, а твой шеф остался в гостинице «Центральная», ищи его там, чао.
Николай уже собирался звонить в гостиницу, как в эту минуту зазвонил его телефон и незнакомый женский голос спросил:
– Николай Мохов?
– Да, это я.
– Березуцкий Лев Моисеевич находится в хирургическом отделении городской больницы № 3.
– Что с ним?
– Ему сделали операцию, и сейчас он в палате отходит от наркоза.
– Послушайте, что это за операция? Ещё несколько часов назад он был совершенно здоров и вдруг операция! У него аппендицит?
– Нет, об операции вы сможете узнать у хирурга.
– Когда я смогу его увидеть?
– Через час, он ждёт вас.
Сообщив Векслеру о том, что его шеф попал в больницу, Николай вызвал такси и поехал проведать Льва Моисеевича, которого нашёл на больничной койке, после перенесённой операции и наркоза вполне адекватным, но каким-то рассеянным, погружённым в свои невесёлые думы.
– Лев Моисеевич, что случилось, почему вас оперировали? – с места в карьер начал Николай. – Так нельзя, я не знал, где вас искать, поймите, вы не принадлежите себе, вы лидер партии, за вами люди!
– Всё, всё, успокойся, ничего страшного, как видишь жив, а это главное, – слабым голосом ответил Лев Моисеевич.
– Так, что же всё-таки случилось?
– Меня кастрировали, – равнодушно, как будто это случилось не с ним, ответил Лев Моисеевич, – но предупреждаю, об этом знаешь только ты, понял?
– Господи, как же это случилось?
– Очень просто, Марина подсыпала мне в шампанское какой-то дряни, я потерял сознание, она перевязала мне мошонку и всё.
– Но это нанесение тяжких телесных повреждений, это уголовщина, её судить надо, – воскликнул Николай.
– Как ты себе всё это представляешь? Я, политический деятель, подаю в суд на женщину, которая лишила меня мужской силы, сделала меня евнухом, ты подумал о том, как это отразится на моём авторитете? Представляю заголовки газет – «Лидер партии кастрат», и далее, «Может быть, и вся партия состоит из политических евнухов?» А ты – уголовщина, суд… Шумиха, которая поднимется вокруг этого дела, принесёт огромный вред нашему делу, а этого допустить никак нельзя.
– Вы, что же, простите её? – недоверчиво спросил Николай.
– Я не простил, но и шуметь не собираюсь. Официально в истории болезни записано паховая грыжа, понятно?
– Но ведь о таких травмах врачи обязаны сообщать в полицию.
– Не всегда, особенно когда между страниц журнала врач обнаруживает много зелени, понял? – усмехнулся Лев Моисеевич и, похлопав Николая по руке, добавил:
– Собственно мы выполнили свою миссию, взбудоражили регион, дали лишний повод нашим друзьям в Кремле для укрепления вертикали власти и борьбе с сепаратизмом. Местная верхушка во главе с губернатором спят и видят, как бы отделиться от центра, самостийности им захотелось, но ничего, очень скоро их мечтам придёт конец.
– Лев Моисеевич, что значит – помогли друзьям в Кремле, это что же, всё это время мы, как провокаторы, работали на власть? – недоверчиво воскликнул Николай. – А как же наши идеи народовластия?
– Коля, не как провокаторы, а как катализаторы народного недовольства, а идеи идеями, но с существующей властью надо жить в мире, знаешь же, что плохой мир лучше хорошей войны, а теперь иди с Богом, собери вещи, завтра мы улетаем в Москву.
– Это, это, это, мерзко, – заикаясь, крикнул Николай и быстро вышел из палаты.
Глава 18
Воскресный день накануне «дня икс» для многих партийных функционеров городской организации «Народ и воля» выдался весьма напряжённым – уточнялись списки желающих принять участие в демонстрации протеста, готовились речёвки, уточнялись места сбора и маршруты движения колонн. Векслер беспрерывно звонил по телефону, требуя информацию о готовности той или иной районной организации к демонстрации. Николай Мохов, с утра навестив в больнице своего шефа, связался с – -, вором в законе, которому в своё время он передал деньги, и уточнил время начала бунта в колониях области. Предполагалось, что бунт заключённых начнётся одновременно в пяти колониях общего режима, в одной строгого и одной детской на вечерней поверке, где вертухаи будут захвачены в заложники, администрации зон будут выдвинуты требования послабления режима, улучшение питания и быта. Предчувствуя, что понедельник может выдаться очень напряжённым и даже опасным для рядовых сотрудников администрации, губернатор ещё накануне объявил этот день выходным, на работу должны были выйти только руководители департаментов и отделов. Полковник ФСБ Назаров, выполняя приказ генерала, встретился со своим агентом и уточнил время и цели поражения. Объявив общий сбор в 7 утра понедельника, Алексей Быданов ещё в субботу отпустил большинство бойцов «Капкана» к своим семьям, оставив в расположении базы дежурных и группу быстрого реагирования.
Капитан Ермолаев, сославшись на неотложные дела в городе отпросился до семи утра понедельника. Капитан Ермолаев с двенадцати лет мечтал служить в органах безопасности, после окончания школы пришёл в райком комсомола и попросил рекомендацию для поступления в школу КГБ. Поскольку будущий капитан окончил школу с серебряной медалью, активно участвовал в общественной жизни и, как говорили в те времена, был морально устойчив, райком рекомендовал его в школу КГБ. Но по неизвестным причинам его кандидатуру отклонили, и он был вынужден поступить в местное пехотное училище. Много лет спустя он узнал, почему был не принят в школу КГБ, оказалось, что виной всему было то, что его мать родилась в г. Харбине, где после революции проживали его дед и бабка. Поступив в пехотное училище, он уже через месяц явился в первый отдел и предложил свои услуги в качестве осведомителя, надеясь, что это поможет ему со временем перевестись в КГБ. Всё бы ничего, но уже через три месяца однокурсники поняли кто в их рядах «дятел» и стали демонстративно сторониться Ермолаева. Тогда он нашёл среди своих сослуживцев слабовольного курсанта, запугал его, и тот стал доносить обо всех разговорах, которые велись в курилках. Попав по распределению в понтонно-мостовой полк, он продолжал стучать на однополчан уже не в КГБ, а в преобразованное на его базе ФСБ, однако это не помогло ему сделать военную карьеру и, дослужившись к тридцати годам до капитана, был уволен по сокращению штатного расписания. Не успел он освоиться на новом месте жительства в Нижнегорске, как однажды на улице к нему подошёл человек в штатском и предложил дальнейшее сотрудничество с местным управлением ФСБ, на что Ермолаев без лишних раздумий согласился, после чего ему было рекомендовано устроиться в охранное предприятие «Капкан». Встретившись в полдень в городском саду с полковником Назаровым и получив от него инструкции по проведению акции устрашения, Ермолаев почувствовал радость оттого, что оказался нужным государству человеком, от которого зависят судьбы многих людей. Он прекрасно понимал, что именно своими действиями может изменить историю не только города, но и повлиять на всю дальнейшую политику государства, отчего его грудь переполняла гордость и благодарность судьбе, которая давала ему такой шанс. В эту ночь Ермолаев так и не сомкнул глаз; ровно в три часа он осторожно, чтобы не разбудить жену, вышел из дома и отправился к магазину женской одежды «Незабудка», где его уже ждала старенькая «Волга». Осмотрев машину, он обнаружил на заднем сидении гранатомёт и две боеголовки. Проехав три квартала, он выехал на площадь перед резиденцией губернатора, вышел из машины, не спеша зарядил гранатомёт и, прицелившись, выстрелил в окно третьего этажа.
Раздался грохот, из окна вырвался столб пламени, на мостовую полетели осколки битого стекла и штукатурки. Затем, перезарядив гранатомёт, он выпустил второй заряд в здание областного заксобрания и, открыв дверь машины, уже собирался уехать с площади, но был буквально изрешечён автоматной очередью. Уже через полчаса на месте происшествия собрались телевизионщики, репортёры местных и центральных газет, перед ними выступил начальник городской полиции полковник Завьялов, заявив, что обезвреженный террорист является членом местной партийной организации «Народ и воля», работником «Капкана», владельцем которого является небезызвестный господин Векслер. По его словам, следствие уже приступило к расследованию, и не исключено, что очень скоро будут раскрыты и арестованы все участники террористической организации во главе с её главарями.
– Эту провокацию специально устроили, чтобы помешать народной демонстрации протеста против власти, – крикнул Жора.
– Вы кто такой? – спросил полковник.
– Я редактор независимой газеты «Глас народа».
– Следствие разберётся, – заверил полковник.
– Знаем мы ваше следствие, что угодно притянете за уши, уверен, у вас уже есть заказчики этих взрывов и вы, господин полковник, главный провокатор, – махнул рукой Жора.
– Что? Да я тебя, гнида, сотру в порошок, – взревел полковник.
– Попробуйте, я буду ждать, только времена не те или забыли? Теперь у нас главенство закона, полковник, – усмехнулся Жора.
Ещё час спустя в расположении «Капкана» появилась группа захвата ФСБ. Опечатав оружейную комнату и выставив охрану, полковник Назаров с двумя бойцами прошёл в гостиницу пансионата и отыскав комнату Алексея Быданова, постучал:
– Быданов, откройте, ФСБ.
Через минуту дверь открылась и на пороге появился полураздетый Алексей:
– В чем дело?
– Вы задержаны, – ответил полковник.
– На каком основании?
– По подозрению в связи с террористами.
– Это чушь, я никого не знаю и знать не хочу.
– Капитан Ермолаев у вас работает?
– Да, а что?
– А то, что он час назад обстрелял из гранатомёта здания администрации и областное заксобрание. У вас есть что-то подобное?
– Есть, но без меня никто не может получить оружие, ключи от оружейной комнаты есть только у меня, и потом, когда Ермолаев уезжал из пансионата, при нём ничего не было.
– Ладно, разберёмся, а сейчас одевайтесь, поедете в управление для допроса под протокол, кстати, кто ещё живёт в пансионате?
– Американец Майкл, сотрудник американского посольства и женщина, некто Зибельман, член Хельсинской группы.
– Известные все лица, всё вынюхивают грёбанные борцы за демократию.
– Капитан, – окликнул полковник своего помощника, – разыщите этих людей, отвезите в аэропорт и отправьте в Москву, не хрена им тут болтаться.
В эту ночь губернатор практически не спал, сначала поздним вечером состоялся разговор с помощником президента, который предупредил о возможных неприятных последствиях, если в области не будет улучшаться экономическая и внутриполитическая обстановка. Помощник напомнил, что область находится на последнем месте в стране по экономическим показателям, как следствие низким жизненным уровнем населения и на первом месте по коррупции среди чиновников госаппарата.
– Господин Русаков, вам даётся три месяца на исправление ситуации и, если подвижки к лучшему не произойдёт, президент вынужден будет ввести в области прямое президентское правление.