Зиганшин Камиль Горбун
Камиль Зиганшин
Горбун
В скиту долго обсуждали происшедшее с Корнеем, а особенно обстоятельства его невероятного спасения.
-Диким тварям помогать дело богоугодное!
- Смотри-ка, птица, а и та с понятием! Добро помнит!
Братия справедливо полагала, что после столь сурового урока, их непоседа, наконец, угомонится и прекратит свои рискованные вылазки. Некоторое время парень, и впрямь, из скита не отлучался, исполнял работы по хозяйству с особым усердием и рвением.
Но, как оказалось, благоразумия Корнею хватило не надолго. Его душа не выносила однообразия. Неукротимый дух бродяги, живущий в нем, не так-то просто было заглушить. Да и мечта взобраться на вершину хребта так и не осуществилась. А теперь еще слова отца о странной дыре в берегу озера не давали покоя. Остроконечные вершины, пуще прежнего, манили его.
Стояли сухие, ясные дни, но природа уже щедро рассыпала по склонам отрогов свои самоцветы - яркие костры увядания, последний бал перед зимним сном. В эти благодатные дни бабьего лета, упрямый Корней, отпросившись погостить к деду, сызнова замыслил восхождение к вершинам.
К хижине деда-отшельника молодой скитник подходил в темноте. Из оконца приветливо струился мягкий золотистый свет. И таким уютным и желанным показался он. Сколько счастливых воспоминаний таилось там, за мутной пленкой натянутой на крепкую раму. И сейчас в хижине, наверняка, топится печурка, а дедушка читает любимые книги или пишет лекарские наставления.
Корней не ошибся. Все было именно так, как он предполагал. Дед несказанно обрадовался приходу внука.
-Ты как чуял, только сегодня тебя вспоминал. Помощь нужна. В "Травознаях" высмотрел травку одну и вроде бы в наших горах она должна расти. Посмотри, вот она нарисована. Может сможешь отыскать ее?
Корней просто остолбенел от такой удачи. Идя к деду, он всю дорогу думал, как найти уважительную причину для отлучки, а тут на тебе - дед сам отправляет в горы.
И уже на второе утро, спозаранку, несмотря на то, что макушки Северного хребта за ночь покрыл снег, отправился в путь.
Достигнув злополучного провала, он обошел озеро, и, вглядываясь в неровные стены, действительно обнаружил на одной линии с часовней, зияющую мраком дыру. Трава на берегу над ней была почему-то редкой и низкорослой. Но как ни напрягал Корней зрение, так и не разглядел в глубине чела, привидившейся отцу, лестницы. Понимая, что сейчас не время разбираться, он начал подъем по крутому склону к далеким белоснежным пикам, плотно скучившимся на головокружительной высоте. Последние жиденькие ели еще несколько десятков саженей отважно карабкались вместе с ним по скалам, но, вскорости, и они отстали. Дальше путь лежал по скалистым скатам, иссеченным узкими трещинами. Корней поднимался медленно и осторожно, обходя опасные участки, чтобы не сорваться в холодные расщелины и к вечеру достиг лишь кромки снежной каймы.
Солнце, на несколько минут показавшись из-за узкой полосы туч, незаметно потонуло алой каплей в ямке между белых вершин.
Пора было позаботиться о ночлеге, но сказочная красота заката отвлекла путника. Он, завороженно созерцал, как вершины и склоны хребта заполыхали насыщенными пурпурным и багряным цветами, плавно переходящими, с течением времени, в темно-лиловый и фиолетовый. Небо, при этом, разгорелось роскошным, медленно густеющим, зеленоватым свечением. Такого разнообразия красок Корней никогда прежде не видел. Душа и сердце долго не могли успокоиться от охватившего его восхищения перед этой неземной красотой. Мысленно отметив место где скрылось светило, Корней с трепетом подумал:
-Завтра с вершины может быть удастся увидеть спальню солнца.
Унося последние отголоски дня, по небу проплыл запоздалый клин красных, в лучах невидимого уже солнца, лебедей. В сгущающейся тьме, мало помалу, растворялось, исчезало неисчерпаемое богатство форм пиков, ущелий, отрогов. В тишине еще отчетливей стал слышен гул отдаленного гремучего потока. Зеленоватое небо незаметно стало темно-синим, а вскоре и вовсе почернело, проклюнулись первые звезды.
Вместе с рассветом сплошным войлоком наползли тучи, но настойчивый путник направился к невидимым теперь пикам. Поднимаясь все выше и выше, он с нетерпением ожидал момента, когда сможет дотронуться до бугристых клубов руками. А вдруг они такие плотные, что через них нельзя будет пройти?
Достигнув, наконец, облачного покрова Корней с облегчением обнаружил, что серые непроницаемые тучи на самом-то деле обычный туман, только очень густой.
Пройдя на ощупь сквозь слой влажной мути, он вновь увидел синее небо, слепящий диск солнца. А под ногами у него, колыхалась белая, холмистая равнина. Она, как живая дышала, чуть заметно поднимая и опуская бугристые клубы, громоздя местами недолговечные причудливые замки. Из этого беспокойного молочного моря вытянутой цепочкой островов торчали вершины хребтов. Корней стоял на склоне самого большого и высокого архипелага.
Дальше, на север, бесконечными вереницами также тянулись с запада на восток островки горных пиков, напоминающие пенные гребни речных шивер. На северо-востоке, просматривались еще более величественные хребты, поблескивающие снежными коронами. Там, за хребтами, по эвенкийским преданиям, слышанным Корнеем от матери, простирается безбрежная тундра: ровная земля с бесчисленными стадами оленей, а за ней, через много дней пути - Край света за которым Соленое море с огромными полями белых льдов и торосов.
Налюбовавшись открывшимися далями, Корней продолжил подъем к заветной громаде, безжизненной, но все равно потрясающе красивой.
По мере того как он поднимался, хрустальный купол неба вопреки его ожиданиям не приближался, а напротив, темнея, удалялся, становясь все более недосягаемым.
Трудно было представить, что в низу, под сугробами облаков, сейчас пасмурно. Здесь девственный снег слепил глаза, на ярко-синем небе полыхало светило, и все это погружено в первозданный покой.
-Мир ангелов и святых! - благоговейно прошептал скитник.
Вблизи горный узел оказался не четырех, а пятиглавым. Невесть откуда возникший ветер погнал по снежным перемычкам между ними седые пряди поземки. Колючие порывы все крепчали. Дивясь тому, как быстро переменилась погода, Корней зашел под защиту частокола корявых скал-останцев, шеренга которых словно указывала дорогу к его заветной цели. Оглядел расстилавшуюся между вершин ложбину. Невероятно, но здесь в белой пустыне, где, казалось бы, все давно выметено ветром вечности, он увидел прямо перед собой цепочку свежих, быстро засыпаемых снегом следов. Вдали, в белой мгле, медленно двигалось черное существо. Корнея взяла оторопь:
-Неужто это пещерник?
В этот миг налетел такой шквалистый ветер, что на время все потонуло в вихрях многослойной круговерти. Когда ветер ослабел, и видимость улучшилась, скитник с удовлетворением отметил, что видение исчезло.
-Пожалуй, пора передохнуть, а то мерещится всякое стало, - подумал путник, и заполз в нишу у основания скалы.
Здесь метель не так лютовала. Он привалился к снежному надуву. Усталость все же давала о себе знать. Засыпаемый снегом, Корней сжался в комочек. Веки смежились. Незаметно подкралась дрема, приятная и неподвластная воле человека. Холод действовал, как наркоз: путник перестал ощущать течение времени:
В полусне ему привиделась вершина. Он стоял на ней, почему то босиком, и поглаживал вытянутыми вверх руками слепящие бока солнца. Хорошо-то как! А оно оказывается вовсе не жгучее, а теплое и ласковое! Корней осторожно понес огромный красный шар, ступая босыми ногами по склону, и вдруг, ощутив острую боль, очнулся.
Над ним склонилось косматое чудище, с выставленными вперед, словно на показ, желтыми зубами. Оно растирало ступни его ног жесткими ладонями.
-Господи Исусе, не уж-то я у пещерников?
Корней попытался защититься крестным знамением, но рука не повиновалась.
"Пещерник", заметив, что парень сильно испугался, поспешил успокоить:
-Чего боишься? Это я, Лука-Горбун! Не признал что ли?
По тому, как он медленно произносил слова было понятно, что говоривший отвык изъясняться вслух.
Перед глазами Корнея ожило давнее воспоминание: горбун, с сильно выставленными вперед крупными зубами, и длинными, висящими до земли руками, рассказывает ему сказки. Он мало что понимает, но страшные зубы завораживают. Он боится оторвать от них взгляд: вдруг они выпрыгнут изо рта и укусят?
-Да, да, дядя Лука, признал! - облегченно вымолвил Корней, - Вас еще долго искали, думали, что утонули вы. Простите, Христа ради, по-первости, каюсь, за пещерника вас принял. И не мудрено - уж больно вид у вас одичалый.
Согревшись, паренек, огляделся. Они находились в сухом, приземистом гроте. В саженях пяти выход, за которым свирепствовала метель. Вдоль стен угадывалась хозяйственная утварь, вороха сена. Колеблющийся огонек светильника, гонял по сводам длинные, причудливые тени. Очага нигде не было видно. Озадаченный, Корней поинтересовался:
- Дядя Лука, отчего ж у вас такая теплынь?
-Пойдем, коли любопытно, покажу.
Лука запалил факел, и они прошли из "прихожей" в еще более теплый зал. То, что Корней увидел, лишило его дара речи. Затаив дух, он, при свете факела, осматривал переливчатые наплывы на колоннах, свешивающиеся с потолка, перламутровые сосульки, выросшие на полу цветы из крупных кристаллов. А своды зала покрывали, словно изморозь, кремовые и розовые иглы. Все вместе это было божественно красиво. Пожалуй, воображение даже гениального художника не могло бы сотворить такое диво. Растерянный и потрясенный, Корней с трудом понимал, что это не сказка.
Справа, из трещины в плитняке, била струя парящей воды. Под ней образовался небольшой водоем, на дне которого лежали гладко отполированные, с янтарным свечением, шарики самых разных размеров: от перепелиного яйца, до булавочной головки.
-Что это?
-Пещерный жемчуг! Нравится? То-то! Ты знаешь, я так благодарен Господу, что дозволил мне прикоснуться к такой красоте. Так тут и прижился. Молюсь день и ночь. За ваши души милости прошу. Отсюда-то Господь молитвы лучше слышит. Здесь ближе к нему: А у вас как дела? Здоров ли преподобный Маркел? Рассказывай, что в скиту нового? Хотя, постой! Заговорил я тебя. Пойдем, покормлю, там и потолкуем.
Вернувшись в жилой грот и поев, Корней поведал обо всех памятных событиях произошедших в скиту за последние годы.
Закончив рассказ и сам полюбопытствовал:
- Как вы, дядя Лука, сумели отыскать меня в такую метель? Ведь не видно было ни зги!
-Трудно объяснить, на все воля Божья. Он меня и вел. Чую, что вон там ты должен быть, пошел - и впрямь ты там. Ты бы лучше спросил, как я тебя, такого детину, сюда дотащил. Вот уж попотеть пришлось. - Спаси вас Бог, дядя Лука! Уберегли вы меня от верной смерти.
По слегка побледневшему выходу пещеры собеседники поняли, что светает, но метель не стихала.
-Еще дня два покрутит, - обронил Лука.
-Не уж-то так долго? - расстроился Корней, - Опять на вершину не поднимусь.
-Было бы, о чем горевать. Поживешь пока у меня. Кончится непогода, взберешься.
-Не могу я столько времени ждать. После того как летом чуть не утоп, дед за меня сильно тревожится.
И Корней рассказал Горбуну о своих недавних злоключениях на озере и о чудесном спасении.
-Думаю, что путь твой к вершине столь многотруден неспроста. Господь испытывает силу твоего духа. Слабый человек давно бы отрекся от своей затеи, а ты молодец, не отступаешь. Собирайся, провожу тебя.
-А как же метель? Вы же говорили, что еще дня два покрутит? обескураженно спросил Корней.
-Не бойся! - улыбнулся Горбун, - Там, где мы пойдем, метели нет.
Вконец растерявшийся парень надел котомку. Лука запалил факел, два запасных передал Корнею и : направился в глубь пещеры.
За поблескивающей от света факела влажной стеной зала оказался довольно широкий коридор, полого уходящий вниз. Его стены покрывали натечные складки, трещины, бугры. Шли довольно долго, сворачивая то влево, то вправо, то, как бы, поднимались, то опускались, но ни разу за время пути им не попались боковые ответвления. Только однажды коридор разделился. Более широкий рукав ушел вправо, но Горбун повел влево.
-Дядя Лука, а куда ведет правый ход? Уж, не в пещерный ли скит?
-Догадливый ты, паря! - похвалил Горбун.
-Так сюда же нельзя! Мы ведь все помрем! - забеспокоился Корней.
-Успокойся, сынок, отсюда до самих пещер очень далеко. Да мы вовсе и не к ним идем.
-А куда ж тогда?
-Потерпи, скоро увидишь.
Проход сужался. Рослому Корнею теперь приходилось идти согнувшись и он, из-за света факела, не сразу заметил, что тьма отступает. И лишь когда Лука устало сел подле лежащей на каменном полу лестницы из жердей, молодой скитник понял, что они достигли цели.
Корней подошел к выходу. Лившийся в него яркий свет, после тьмы пещеры, слепил, и парень первое время невольно щурился.
-Смотри, еще раз не утопни, - улыбнулся Лука.
Осторожно выглянув из лаза, Корней обомлел - под ним лежало столь памятное ему озеро. В прозрачной глубине, среди серых камней, шевелили плавниками темноспинные рыбины.
-Так вот, откуда это чело в стене, - сообразил парень, - и лестница отцу вовсе не померещилась. Все оказывается просто объясняется - и вытоптанная трава на берегу и букетик у креста.
Лука закинул Г-образную лестницу на край берега, и они по очереди выбрались на плато. Удивительно, но здесь, несмотря на облачность и ветер было сухо. Они молча подошли к часовенке и также молча помолились, каждый о своем.
-А, что, дядя Лука, может вернетесь в скит?
-Я с гор никуда. Привык к уединению, да и обет дал. Обо мне внизу никому не сказывай. А деду передай от меня вот этот подарок, - и он протянул Корнею довольно увесистый комок горной смолы, - Ему это пригодится для врачевания. Да скажи, что молюсь о нем денно и нощно, и предупреди, чтобы обо мне тоже никому не сказывал. Захочешь сам, приходи. Буду рад.
-Спасибо, дядя Лука за доброту и участливость. Бог даст, наведаюсь.
Скалистые террасы, крутыми уступами спускаясь к лесу, вывели Корнея к знакомой тропке.
В скиту, обдумав все то, что произошло с ним в горах, Корней понял, что Господь, давая ему возможность с поднебесной высоты взглянуть на белый свет, как бы говорил:
-Посмотри, как огромен, многолик и прекрасен мир, как разумно устроен он. И не всем следует замыкаться в скорлупе Впадины. Вокруг так много неизведанного.
-Знаешь, деда, я поднимусь еще на многие вершины - я теперь знаю, в чем мое счастье.
Сердце старца затрепетало - "Настоящий мужчина вырос. У такого все получится".
В один из долгих июльских вечеров волки, обитавшие в окрестностях Каскада, томились под скалистым утесом среди сумрачного леса в ожидании сигнала разведчиков.
Наконец, от подножья Южного Хребта донесся вой, густой и немного расхлябанный, возвещавший - "чую добычу". Он не срывался на последней ноте, а завершался плавно гаснущим звуком. Спустя некоторое время вой, наводя на все живое безотчетную тоску, вновь полетел над тайгой.
Отвечая вразброд, потянулись ввысь голоса встрепенувшихся хищников:
-Слышим, жди!
"Видящие" носом не хуже, чем глазами, волки затрусили цепочкой, то опуская, то вскидывая морды, стремясь не пропустить ни единого значимого запаха.
Перепрыгивая через поваленные стволы и рытвины, проскальзывая сквозь таежные заросли - волки почти не производили шума. Их движения были мягки, выверены - в любую минуту они были готовы замереть или молнией кинуться на жертву.
Стая шла по дну Впадины к подножью гор. Тучи надоедливой, звенящей мошкары преследовали волков. Они беспомощно вертели головами, и на ходу совали морды то в траву, то в еловый лапник, чтобы согнать впивающихся в нос кровососов.
Вел дружную стаю старый матерый волчище - Дед. Он даже издали заметно выделялся среди прочих более мощным загривком, широкой грудью и проседью.
Поначалу волки шли, часто семеня лапами, но, учуяв вожделенный запах, перешли в намет. Густой лес нисколько не замедлял их бега: помогая хвостом-правилом, они ловко маневрировали среди стволов. Мошкара, наконец, отстала.
Горбоносый лось, дремавший в нише обрыва, заслышав вой, поводил ушами, вскочил, беспокойно затоптался на месте. Заметив множество приближающихся огоньков, он понял, что схватки не избежать и самое разумное - поберечь силы. Встав задом к выворотню и опустив рога, бык приготовился к бою.
Опытные волки взяли лося в полукольцо. Дальше все должно было развиваться по хорошо отработанному сценарию: вожак, отвлекая жертву, всем своим видом демонстрирует готовность вцепиться ему в глотку, а остальные, в это время, нападают с боков и режут сухожилия задних ног. Но, разгоряченный Дед, не переводя духа, прыгнул на быка сходу, угодив под встречный удар острое копыто пробило ему грудную клетку. Зато боковые волки сработали четко: лось с перерезанными сухожилиями повалился на землю. Опередивший всех Смельчак сомкнул мощные челюсти на глотке быка и, дождавшись, когда тот, захлебываясь хлынувшей кровью, перестанет бить ногами, взобрался на поверженного гиганта. Мельком глянув на раненного Деда, Смельчак сразу определил, что предводитель не жилец и, сразу осмелев, победно вскинул голову:
-Надеюсь всем понятно, что отныне я вожак!? - красноречиво говорила его поза.
Смельчак, выделяясь несомненной смелостью и силой, и в самом деле был прирожденным лидером. Его ловкость была столь велика, что позволяла прямо на ходу вырывать куски мяса от бегущей жертвы. Ко всему прочему, он обладал феноменальной способностью подчинять всех своей воле, и это доставляло ему явное наслаждение. И вот, наконец, пробил долгожданный час.
Власть и заметное превосходство над другими членами стаи, к сожалению, постепенно развратили Смельчака.
С его воцарением справедливые порядки, устоявшиеся в стае за годы предводительства Деда, стал подменять закон: "Как хочу, так и ворочу!". И что удивительно, он безоговорочно, по крайней мере внешне, признавался всеми.