Под крышей изящной беседки в дальнем правом углу поля для крокета играл струнный квартет. К моменту появления Джона и Джоан Брукс, успевших прославиться своей благотворительностью состоятельных американцев, остальные гости уже собрались. Рядом с воротами установили на треноге большую грифельную доску; началось разбиение игроков на пары. По всему ухоженному полю на берегу озера были расставлены сервировочные столы, накрытые белоснежными льняными скатертями.
У дальнего конца длинного причала стояла огромная величественная яхта. На палубу была переброшена прочная сходня с хромированными перилами. Взор притягивал шатер с видом на северный берег озера Комо, способный вместить человек шестьдесят, разбитый на палубе яхты.
Даже мощная подзорная труба Тогацци могла дать лишь общее представление о самом особняке. Это был современный «замок» из каменных плит и дерева, взметнувшийся вверх на четыре этажа и обрамленный открытыми башенками. Недоставало только рва. Администратор «Вилла д'Эсте» не ошибся, назвав поместье Паравачини самым замечательным на озере.
– За эти наряды мы с тобой выложили приблизительно по месячному жалованью, – заметила Монтроз, когда они с Камероном шли по вымощенной кирпичом дорожке, которая вела вокруг особняка к берегу озера, где должен был состояться праздник. – Но мне почему-то кажется, что здесь у нас с тобой будет самый убогий вид.
– Да ты с ума сошла, – с жаром возразил Прайс. – На мой взгляд, мы выглядим просто сногсшибательно, в особенности ты.
– Это уже другое дело. Прекрати так таращиться на меня. Мы с тобой как-никак родные брат и сестра.
– Извини, у меня это получается как-то само собой.
– Не поворачивайся, просто рассмейся и склони голову вправо. Нас пристально разглядывает какой-то мужчина. Он в голубых брюках и ярко-желтой рубашке.
– Заметил. Я его вижу первый раз в жизни.
– Он приближается к нам, Джон.
– Все понял, Джоан.
– Должно быть, вы и есть Бруксы! – радостно воскликнул темноволосый красивый мужчина; его английский был тронут заметным итальянским акцентом. – Семейное сходство не вызывает никаких сомнений.
– Нам нередко приходится слышать это, – ответила Лесли, протягивая руку. – Ну а вы?..
– К вашим услугам, хозяин этого дома, Карло Паравачини. Мне очень приятно, что вы приняли мое приглашение, – сказал дон Карло, целуя Лесли руку. – Или, как меня называют мои американские друзья, Чарли, – продолжал он, пожимая руку Камерону.
– В таком случае я наберусь дерзости, – ответил Прайс, – и скажу, что рад с вами познакомиться, Чарли.
– Мне это нравится, мне это нравится… Не желаете чего-нибудь выпить? Могу предложить замечательное шабли, а также марочное виски.
– Вижу, кто-то шпионил за нами, – вмешалась Лесли. – Это наши любимые напитки.
– Но вы во всем знаете меру, как я успел выяснить. И мне это нравится, мне это нравится.
– В таком случае, сейчас самый подходящий момент передать вам наилучшие пожелания от администратора «Вилла д'Эсте», – добавил Камерон.
– С признательностью их принимаю, – сказал красавец-хозяин, – но, ради всего святого, не говорите ему, что на сегодняшний вечер я переманил у него первого помощника шеф-повара. Этот мошенник выкрадывает все рецепты своего шефа, но, в конце концов, у него сегодня выходной.
– Будем держать рот на замке, Карло – Чарли, – очаровательно улыбнулась Монтроз, и Прайс бросил на свою возлюбленную неодобрительный взгляд.
Взяв Лесли под руку, Паравачини повел их к толпе, собравшейся вокруг столика с напитками, и сделал заказ. В этот момент к ним приблизился относительно высокий, стройный мужчина, с седеющими волосами, в свободных коричневых брюках и черной рубашке с коротким рукавом, которую венчал белый воротничок священнослужителя. Увидев священника, Карло обернулся к нему и представил новых гостей.
– Мой дядя, его высокопреосвященство кардинал Рудольфо Паравачини, но здесь, на берегах Комо, мы называем его папашей Руди. Я прав, ваше высокопреосвященство?
– Я здесь вырос, почему бы и нет? – ответил высокопоставленный служитель Католической церкви. – Как и все здешние мальчишки, я бегал по полям, гоняя коз и кроликов. Сам я не искал этой доли: я был избран. Великодушие моего племянника дарит мне мгновения роскоши, которых меня лишил мой сан.
– Рад с вами познакомиться, – сказал Камерон, пожимая кардиналу руку.
– Мне очень приятно, – добавила Лесли, следуя его примеру.
– Хвала господу за то, что на свете есть американские протестанты, – улыбнулся священник. – Моя итальянская, французская и испанская паства целует мне перстень, убежденная в том, что я могу гарантировать ей место на небесах, в то время как я не могу гарантировать его даже себе… Добро пожаловать на берега Лако-Лариус.
– Кардинал, я слышал, вы черто… очень хорошо играете в крокет, – сказал Прайс.
– Да, я играю в крокет чертовски хорошо. Хотите сразиться?
– Я бы предпочел играть на вашей стороне. Вот сестра играет лучше меня.
– Вот и договорились. Карло, – распорядился кардинал, – моим партнером будет синьор Брукс.
– Как вам угодно, – сказал дон Карло Паравачини, как-то странно взглянув на священника.
Началась игра. Восторженные крики, сопровождавшие каждое успешное прохождение ворот, чередовались со стонами отчаяния тех, кто промахнулся. В течение всей игры по полю сновали слуги, разносившие чай со льдом и лимонад. Спиртное отсутствовало. После трех часов победителям были вручены клюшки из чистого серебра, на которых тотчас же были выгравированы монограммы, и все направились в установленный на борту яхты шатер.
– Я очень сожалею, – обратился к своему партнеру кардиналу Паравачини Прайс. – Из-за меня мы проиграли.
– Хотя господь требует от нас прощать, должен признаться, сейчас мне это дается с огромным трудом, Джон Брукс, – улыбнулся священник. – Игрок в крокет из вас никудышный. Однако ваша сестра мисс Джоан в паре с моим племянником Карло обыграли всех вчистую! Замечательная пара, вы не находите? Красивые, под стать друг другу, умные. Это может пойти и дальше…
– Но моя сестра не католичка…
– Ну, всегда можно обратить ее в истинную веру, – прервал его князь церкви. – Мы аннулировали первый брак Карло, а вторая его жена скончалась не так давно.
– Даже не знаю, что сказать, – пробормотал совершенно сбитый с толку Камерон Прайс, глядя на то, как подполковник Монтроз, смеясь, удаляется с поля под руку с Карло Паравачини.
В течение следующего получаса Камерон, от которого ни на шаг не отходил кардинал, познакомился с десятками других гостей, стекавшихся к ним со всех сторон подобно любопытным зевакам, пришедшим поглазеть на двух знаменитостей. В каком-то смысле это действительно было так: священник пользовался большим влиянием в Ватикане, а огромного состояния симпатичного американца уже было достаточно для того, чтобы мгновенно добиться статуса знаменитости. Наконец кардинал Паравачини, притворившись, что устал от светской суеты, предложил сесть за отдельный столик на капитанском мостике, который было отовсюду видно, но приблизиться к которому стоило больших трудов. Прайс обвел взглядом толпу, высматривая Лесли. Но ее нигде не было. Она исчезла.
Глава 25
– Прошу прощения, кардинал, но моя сестра куда-то пропала. Я нигде не могу ее найти.
– Можно не сомневаться, мой племянник показывает ей поместье, – ответил священник. – Оно действительно очень красивое, а коллекция произведений искусства считается одной из лучших в Италии.
– Коллекция? И где же она находится?
– Разумеется, в особняке. – Несомненно, от кардинала Паравачини не укрылась внезапная тревога, сверкнувшая в глазах Прайса при упоминании особняка. – О, уверяю вас, мистер Брукс, причин для беспокойства нет. Карло – человек в высшей степени порядочный, он ни за что не злоупотребит своим положением хозяина. Впрочем, надо признать, ему это и не нужно, дамы сами выстраиваются в очередь, чтобы удостоиться знаков его внимания.
– Вы ничего не понимаете, – прервал его Камерон. – Мы с сестрой договорились, выходя куда-нибудь вместе, особенно туда, где многолюдно, предупреждать друг друга о том, если кому-нибудь понадобится отлучиться, по какой бы то ни было причине.
– Мистер Брукс, определенно, это какая-то тюрьма, – заметил кардинал.
– Ни в коем случае, это просто здравый смысл, – ответил Прайс, лихорадочно размышляя и стараясь изо всех сил не показывать это. – Когда мы с сестрой находимся отдельно друг от друга, а так бывает большую часть времени, каждого из нас сопровождает вооруженный телохранитель.
– А сейчас, сэр, ваши слова звучат просто оскорбительно.
– Ваше высокопреосвященство, вы бы так не думали, если бы знали, сколько угроз похищения с целью выкупа нам приходится получать. Только в прошлом году агентство, которое обеспечивает нашу безопасность в Америке, предотвратило четыре покушения на меня и пять – на мою сестру.
– Я понятия не имел…
– О таких вещах не трубят во всеуслышание, – мрачно усмехнулся Камерон. – Тем самым можно подбросить эту мысль в головы других извращенцев.
– Естественно, подобные преступления совершаются и у нас в Европе, однако эта мысль, как вы выразились, по-прежнему шокирует такого пожилого священника, как я.
– Так что, как видите, – продолжал Камерон, – ваш племянник Карло беспокоит меня меньше всего. Напротив, я вздохну с облегчением, узнав, что Джоан находится с ним. Поэтому прошу меня извинить, но я попробую их разыскать. Значит, галерея искусств в особняке?
– Да, она находится в западном крыле на первом этаже. Насколько я понимаю, у вас самих также восхитительное фамильное собрание произведений искусства, в том числе бесценные гобелены.
«Вот оно!» – подумал Прайс, поднимаясь с места. Во всем том ворохе слухов, распущенных про богатых американцев Бруксов, не было никаких намеков на собрание произведений искусства и гобелены. Джон и Джоан Бруксы были представлены дилетантами, потакающими собственным слабостям, завсегдатаями светского общества, любящими все то, что находится в центре внимания, особенно шоу-бизнес, но никак не серьезными собирателями картин и гобеленов… Значит, телефонный разговор Камерона с Джеффри Уэйтерсом был подслушан, и этот обаятельный князь церкви, как это ни прискорбно, также является участником заговора Матарезе.
– Значит, западное крыло, первый этаж, – сказал Прайс, глядя на кардинала. – Благодарю вас. Мы еще увидимся.
Ступив на вымощенную кирпичом дорожку, ведущую к особняку, Камерон мысленно обрадовался, что ложное беспокойство по поводу «сестры» дало ему благовидный повод проникнуть в обитель Паравачини. Однако, если не брать в расчет укола подростковой ревности, он нисколько не волновался за Лесли. Подполковник Монтроз прекрасно могла постоять за себя, например, обрушив колено в промежность. К тому же скорее всего тщеславный дон Карло просто захотел поразить молодую женщину небывалой красотой поместья Паравачини с его обилием фонтанов, древними и современными скульптурами и цветущими садами. Камерон понятия не имел, что его ждет в этом здании, похожем на замок, но одна из аксиом его ремесла утверждала, что проникновение в любое здание надо считать успехом.
Он ошибался по всем статьям, по всем статьям!
Войдя в массивные двери особняка, Камерон оказался в отделанном мрамором фойе. Тишина пустынного помещения после приглушенных звуков отдаленного смеха произвела гнетущее впечатление. Дверь автоматически закрылась у него за спиной, полностью отрезав весь шум улицы. Камерон небрежной походкой направился к главному залу с высоким потолком, откуда в западное и восточное крылья вел коридор, также отделанный мрамором. Он повернул направо, в западное крыло, мимоходом разглядывая великолепные живописные полотна на стенах, многие из которых были ему знакомы по книгам и альбомам, посвященным мастерам старой школы.
Внезапно сзади зазвучали шаги, отразившиеся от стен. Остановившись, Камерон обернулся. У него за спиной неподвижно застыл широкоплечий мужчина в неброском темном костюме, с едва уловимой усмешкой на устах.
– Buona sera, signore.[84] Пожалуйста, продолжайте идти дальше, – сказал он. Последние четыре слова были произнесены на относительно хорошем английском.
– Кто вы такой? – резко спросил Прайс.
– Я помощник дона Карло.
– Очень приятно. И в чем вы ему помогаете?
– От меня не требуется отвечать на этот вопрос. А теперь, piacere,[85] идите до конца галереи. Там слева будет дверь.
– Почему я должен вам подчиняться? Я не привык, когда мне приказывают.
– А вы попробуйте научиться. – Сунув руку под пиджак свободного покроя, помощник Паравачини достал из-за пояса пистолет. – Делайте то, что вам говорят. Piacere до конца галереи, синьор.
Вооруженный здоровяк открыл толстую резную дверь. За ней оказалось помещение, которое можно было назвать птичником с очень высоким потолком: с балок свисали десятки клеток с птицами самых разных размеров, от небольших попугайчиков и средних ара до больших ястребов и огромных стервятников. Каждая птица находилась в отдельной тюрьме из стальных прутьев, размерами соответствующей своему обитателю. А за длинным полированным столом перед широкими окнами, выходящими на ухоженную лужайку, залитую лучами заходящего солнца, сидел Карло Паравачини. Слева от него в кресле сидела напряженная Лесли Монтроз. Лицо ее оставалось непроницаемым.
– Добро пожаловать, специальный агент Камерон Прайс, – нараспев произнес любезным тоном владелец озера Комо. – Я тут гадал, сколько времени вам потребуется на то, чтобы дойти сюда.
– Мне это предложил папаша Руди, как вам, вероятно, известно.
– Да, это такой милый старик, он так предан вере.
– Когда вы узнали?
– Вы это насчет веры кардинала?
– Вы прекрасно поняли, что я имел в виду…
– А. вы про специального агента ЦРУ Прайса и подполковника Монтроз из разведки армии Соединенных Штатов… – Склонившись над столом, Паравачини посмотрел Камерону прямо в глаза. – Вы поверите, меньше часа назад!
– Как?
– Пожалуйста, уверен, вам не надо говорить про необходимость соблюдать меры секретности; в конце концов, вам самому приходится сталкиваться с этим каждый день. Именно об этом идет речь и сейчас.
– Кстати, о «сейчас» – что будет дальше?
– Боюсь, в будущем для вас нет ничего привлекательного. – Встав из-за стола, дон Карло обошел его и направился к клеткам, подвешенным на разной высоте, но не ниже семи футов от пола. – Подполковник Монтроз и агент Прайс, как вам нравятся мои пернатые друзья? Разве они не прелесть?
– Птицы – не самые мои любимые представители животного мира, – холодно ответила из кресла Лесли. – Я вам уже говорила это, когда вы только привели меня сюда.
– Почему они ведут себя так тихо? – спросил Прайс.
– Потому что им здесь спокойно, ничто их не тревожит, не выводит из себя, – ответил Паравачини. Взяв с низкого столика из красного дерева деревянный музыкальный инструмент, он поднес его к губам и подул в отверстие. Мгновение царила тишина; затем внезапно, без предупреждения, помещение наполнилось пронзительными криками, словно разверзлась неведомая человеку преисподняя. Захлопали крылья, полетели вырванные перья; округлившиеся глаза нескольких десятков обезумевших птиц, заточенных в клетки, наполнились паникой. Перевернув инструмент, Карло снова подул в него; через три-четыре секунды громоподобный хор, раздиравший слух, умолк. – Просто поразительно, вы не находите? – сказал хозяин.
– Это был самый жуткий звук, какой я только слышала в своей жизни! – воскликнула Монтроз, убирая руки от ушей. – Это просто какое-то зверство!
– Да, вы совершенно правы, – согласился дон Карло, – потому что, видите ли, это настоящие звери. В том или ином виде все они – птицы атакующие; одни хищники, другие так отчаянно защищают свое гнездо, что готовы биться насмерть.
– К чему вы клоните, Чарли? – спросил Камерон, украдкой бросив взгляд на мускулистого охранника, который по-прежнему держал свой пистолет направленным на пленников.
– Для начала нам придется вернуться на много лет назад, – ответил молодой хозяин Лако-Лариус, – к тем временам, когда я до одержимости увлекся средневековой забавой – соколиной охотой. Это так поразительно – человек подчиняет своей воле крылатое создание. Вероятно, началось все в глубокой древности, когда простых голубей стали учить возвращаться в свое гнездо и, преодолевая многие мили, доставлять послания своему хозяину. Эти пернатые разведчики намного опередили беспроволочный телеграф. Но мои изыскания открыли мне еще кое-что: любая птица поддается дрессировке, от милого домашнего попугайчика до жадного сокола и огромного смертоносного стервятника. В конечном счете все сводится к анатомическому и химическому сочетанию врожденных зрения и острого обоняния.
– Ваши слова, Чарли, не произвели на меня никакого впечатления, – сказал Прайс. – У всех нас есть свои сверхъестественные методы, и анатомические, и химические, а в основном просто жестокие. Чем вы отличаетесь от остальных?
– Потому что я гораздо умнее вас.
– Да? Это еще почему? Потому что предатели, работающие на Матарезе в Вашингтоне и Лондоне, дали вам знать, кто мы такие?
– Вашингтон не помог нам ничем, потому что там ничего не знают! Ваш Беовульф Агата – гений, это я вам точно говорю. Однако наш человек в Лондоне докопался до истины, и теперь его первоочередной целью будет ваш английский союзник сэр Джеффри Уэйтерс. Он будет убит в течение ближайших двадцати четырех часов.