В изголовье обнаружено письмо, в котором он заявляет, что покончил с собой.
Выражаем наши искренние соболезнования его вдове, госпоже Катрин д’Ау, и родственникам покойного».
VIII
Венцеслав Воробейчик — друзья называли его мсье Венс — собирался сесть в свою машину, «ягуар» пастельно-голубого цвета, когда его окликнула молодая женщина, собиравшаяся позвонить в дверь дома, где он жил:
— Мсье Воробейчик? Могу ли я поговорить с вами без свидетелей?
Он «сфотографировал» ее с первого взгляда: внешне добропорядочная, начинающая увядать, но еще соблазнительная блондинка.
— Садитесь… Что вы скажете насчет поездки в Булонский лес?
Он открыл ей дверцу машины. Дама прошла мимо него и, когда она садилась, узкая юбка обнажила ее ноги, более молодые, чем все остальное.
Обойдя автомобиль, мсье Венс уселся за руль. Она подождала, пока он заведет мотор, а затем украдкой взглянула на него.
— Говорят, вы необычайно ловкий человек… Я слышала также, что вы дорого берете за услуги?
— Так уж и ловкий? — мсье Венс обернулся, разглядывая ее.
Она была надушена, но слегка («Каноэ», отметил мсье Венс), и едва накрашена, как и подобает порядочной женщине.
— Меня зовут Бонанж, Клара Бонанж, — заговорила она после паузы. — Я была подругой Жоржа д’Ау в течение многих лет… Я хочу, чтобы вы доказали, что Жорж был убит, и нашли убийцу.
По-видимому, ей и в голову не приходило, что мсье Венс может не знать об этой смерти, и действительно, он знал о ней, поскольку имел привычку прочитывать газеты целиком, вплоть до объявлений.
— Я… Я заплачу, сколько нужно! — поспешно добавила она, прижимая к себе сумочку.
Мсье Венс скорее представил ее жест, чем его заметил, машинально задаваясь вопросом, какие мотивы движут этой женщиной. Любовь? Маловероятно. Должно быть, она «любила» Жоржа д’Ау так же, как душилась духами. Умеренно. Со сдержанностью.
— Разве полиция не установила факта самоубийства? — осторожно спросил он.
— Полиция пошла по ложному следу! Жорж слишком любил жизнь — и свою жену, — чтобы покончить с собой.
— Свою жену! Но не вы ли только что сказали мне…
— …что я была его любовницей?
Клара Бонанж улыбнулась горькой и разочарованной улыбкой, однако другую улыбку на ее лице представить было трудно. Вероятно, она улыбалась не столько из желания улыбнуться, сколько повинуясь некоему автоматизму.
— Жорж никогда не любил меня по-настоящему. Он взял меня из вызова, подсознательно стремясь к реваншу. Я была для него всего лишь дублершей, у которой он любил надевать свои тапочки, лечить свою печень и создавать себе иллюзию безмятежного счастья.
Мсье Венс не ожидал ни такой откровенности, ни такого смирения.
— Разве он не оставил письмо, в котором заявляет о своем намерении покончить с собой?
— Что ж, поговорим об этом письме!
Клара Бонанж судорожно порылась в сумочке, совершенно гладкой, без ненужных побрякушек.
— Держите! Вот копия, — сказала она. — Полиция показала мне его на допросе, и мне удалось восстановить письмо по памяти, слово в слово!
— Минутку! — сказал мсье Венс. — Сейчас подъедем и присядем на солнышке…
Это воскресенье в апреле выдалось необычайно приятным. Все казалось отшлифованным, вымытым, заново отлакированным.
Вплоть до продававшихся на лесной поляне «манхеттенов», которые и на цвет, и на вкус были не такими, как обычно!
Прощальное письмо Жоржа д’Ау, переписанное рукой Клары Бонанж на бумаге авиакомпании, гласило:
«Прощай, Катрин!
Я только что передернул в карточной игре. Более того, я смухлевал по-глупому. Двойной предлог для того, чтобы свести счеты с жизнью.
Я оставляю Вас другому, который, надеюсь, сумеет сделать Вас счастливой.
Что касается меня, то я сожалею лишь об одном — что так дурно прожил жизнь.
Жорж д’Ау.Чтобы избавить невиновного от всяких подозрений, прилагаю к настоящему письму карту, с помощью которой я тщетно пытался вырвать удачу».
— Звучит убедительно! — прокомментировал мсье Венс.
Клара Бонанж поспешно забрала у него копию письма, словно недооцененное сокровище.
— Убедительно?.. Разумеется!.. Но не в том смысле, в каком вы это понимаете! Жорж скорее дал бы отрубить себе обе руки, чем сжульничать в карточной игре! Он также никогда не оставил бы свою жену — свою дорогую Кэт — другому человеку! Наконец — а он умел жить — Жорж никогда не ушел бы из жизни, не написав нескольких слов и мне тоже!.. — Она опять улыбнулась своей печальной улыбкой. — Зря, что ли, он вел эту двойную жизнь?..
— По-вашему, оригинал письма является подделкой?
— Безусловно! — Кларой Бонанж, похоже, овладели запоздалые сомнения. — Я должна, однако, признать, что невозможно отрицать подлинность почерка: никому не удалось бы подделать его с таким совершенством.
— Странно. Известно ли вам, кто этот «другой», о котором вскользь упоминает покойный?
— Нет. Любовникам Катрин нет числа. Очевидно, речь идет об Экторе Дезексе, наиболее настойчивом из всех…
Мсье Венс опустошил свой «манхеттен». Решительно, этот «манхеттен» был какой-то не такой!
— Существуют ли, по-вашему, другие причины, позволяющие сделать вывод о преступлении?
— Да, их несколько… Пресса постаралась о них умолчать. — Клара Бонанж отлично знала свой предмет. — Первое: оконные стекла на кухне были разбиты, и кто-то, похоже, проник через это окно в дом. Второе: курительная комната, а также спальня Жоржа были перерыты вверх дном. Третье: спорные ставки, к которым игроки в покер запретили друг другу притрагиваться, исчезли. Наконец, каждый из четверых мужчин, приглашенных Жоржем в тот вечер, так или иначе желал его смерти…
— Каким образом вы узнали обо всем этом?
— От слуг и исходя из вопросов, заданных полицией. Я вспомнила также о некоторых откровениях Жоржа. Жорж рассказывал мне все, даже больше, чем я у него спрашивала, но он любил подвергать испытаниям своих близких… Эктор Дезекс пылал страстью к Катрин, причем настолько, что хотел обладать ею один или хотя бы создать себе такую иллюзию. Анжо и Фредди Доло заняли у Жоржа кучу денег и, кажется, не очень были настроены возвращать долги. Что касается Ясинского, жалкого субъекта, то я уверена, что он совершал бесчестные поступки, доказательства которых имелись у Жоржа в виде писем или долговых расписок…
— Вам известно, почему эти письма находились у вашего друга?
Клара Бонанж теребила свою гладкую сумочку.
— Нет. Возможно, по той или иной причине он опасался Ясинского и думал таким образом держать его в руках…
«И, может быть, еще потому, что слегка шантажировал его? — подумал мсье Венс. — Хорошенькая компания!»
— Гм… Вы не назвали Катрин д’Ау в числе подозреваемых. Если я не ошибаюсь, вы ее не слишком жалуете?
— Я ее ненавижу! — призналась Клара Бонанж с едва сдерживаемой страстью. — Она принесла несчастье Жоржу… и мне! Докажите ее виновность, отдайте ее мне! Я знаю, как с ней поступить!
Мсье Венс погрузился в размышления. Истинные мотивы его клиентки были очевидны. Зависть, обида… Любила она вполсилы, зато ненавидела от всей души… Чего уж проще!
— Ну как? — нетерпеливо спросила Клара Бонанж. — Вы согласны взяться за это дело и провести расследование по моей просьбе?
В ее вопросе слышалось: «Или мне обратиться к кому-нибудь еще?»
Мсье Венс подал знак гарсону, который бродил под деревьями, и сказал:
— Да… Но я не согласен ненавидеть Катрин до того, как увижусь с ней! Сколько я должен? — спросил он у гарсона. — Сдачи не надо.
IX
Мсье Венс любовался детским портретом Катрин д’Ау — на нем была изображена десятилетняя девочка в матроске и носках, — когда дверь отворилась и вошла сама Катрин в траурном одеянии.
— Мсье Венс, знаменитый детектив, в моем скромном жилище? — спросила она чересчур игривым для недавно овдовевшей женщины тоном. — Вот уж не ожидала вас увидеть… Я, конечно, польщена, но и удивлена тоже… — Она указала посетителю на кресло — Чем могу быть вам полезна?
Мсье Венс сфотографировал ее взглядом: распустившаяся, как июньская роза, брюнетка с непринужденными манерами, однако нервы ее были напряжены.
— Одна особа, весьма привязанная к вашему мужу, поручила мне провести неофициальное расследование обстоятельств его смерти, и я хотел бы задать вам несколько вопросов.
Катрин, вероятно, была готова к чему-то подобному.
— Я разрешаю вам их задать… но не обещаю, что на них отвечу. К вам обратилась Клара Бонанж, не так ли? Эта женщина меня ненавидит.
От нее тоже пахло духами, но ее духи сильно отличались от Клариных: резкие, терпкие, на основе фиалок и фимиама.
От нее тоже пахло духами, но ее духи сильно отличались от Клариных: резкие, терпкие, на основе фиалок и фимиама.
— Вам не следовало бы на нее сердиться, — вступился за свою клиентку мсье Венс. — Она любила вашего мужа… Тогда как вы, кажется, давно охладели к нему?
Катрин не стала возражать:
— Это правда. Мы перестали быть любовниками и не сумели стать друзьями.
— Благодарю вас за откровенность. — Мсье Венс подыскивал нужные слова — Впрочем, утверждают, что вы не остались равнодушной к ухаживаниям некоторых близких друзей?
Подавив грудной смех, Катрин ответила:
— Ни одна женщина не останется равнодушной к знакам внимания, а я такая же, как и все.
«Пустые слова», — подумал мсье Венс. Выпрямив спину и положив ногу на ногу, Катрин, говоря это, явно стремилась доказать, что она сложена лучше, чем ее соперница.
Мсье Венс развивал свое преимущество:
— Дело доходит до того — вы уж простите, мадам, — что вам приписывают…
— …любовников? — докончила Катрин, притворно ужаснувшись. — Если бы было наоборот, это бы меня опечалило. И сколько же их у меня?
Мсье Венс выгадывал время:
— Меньше, чем это казалось бы нормальным для тех, кто вас видел, слишком много, чтобы это понравилось ревнивому мужу… А ведь ваш муж был ревнив, не так ли?
— Чудовищно, — согласилась Катрин. — Он докатился до того, что целый год держал меня взаперти в «Чертополохах».
— «Чертополохах»?
— Это наш загородный дом.
— Полагаю, что вам достанется все его состояние?
— Очень на это надеюсь!
— Кажется, вы спали в час его смерти?
Катрин моргала ресницами.
— Да, этажом ниже… И в полном одиночестве, что говорит в пользу если не моей невинности, то моей добродетельности.
— За всю ночь вы ничего не слышали?
— Ничего. Я сплю, как сурок.
«Нигде не подкопаешься!» — подумал мсье Венс.
— Извините меня, мадам. Мне остается обратиться к вам с двумя просьбами. Полиция, наверное, вернула вам прощальное письмо вашего мужа, которое она брала для изучения? Не согласитесь ли вы дать мне его на экспертизу вместе с несколькими другими образцами почерка покойного, могущими послужить исходными точками для сопоставления? Я также хотел бы взглянуть на спальню мсье д’Ау.
Катрин поднялась, своей белой рукой взметнув волнами платье глубокого черного цвета. Траур делал ее столь же трогательной, сколь и светловолосой.
— А если я откажусь?
Мсье Венс, в свою очередь, не спеша поднявшись, произнес:
— Я добьюсь своего и без вашей помощи… и между нами завяжется баталия. Однако я не люблю становиться врагом очаровательных женщин.
Катрин уступила с удивительной легкостью. Может быть, она вовсе и не думала отказывать ему в просьбе:
— Ладно! Следуйте за мной…
В спальне покойного, уже отлично прибранной, лучи полуденного солнца, проникающие сквозь жалюзи, прочертили на ультрамариновом ковре параллельные полосы.
— В этой комнате все осталось точно так, как было в ночь драмы? — поинтересовался мсье Венс, и в его голосе прозвучало сомнение.
— Да, — ответила Катрин. — За исключением нескольких деталей.
— Каких?
— Господи… Разве это не бросается в глаза?.. Постель убрали и поменяли простыни… Комнату проветрили, вопреки обычаям, и пропылесосили… Спросите у Доротеи.
— Доротеи?
— Это горничная.
— Она всеща вам прислуживает?
— В течение всей недели. Хотите, чтобы я ей позвонила?
— Не стоит. Я не хотел вас обидеть.
— Если вы кого и обидете, то только прислугу.
Раздраженный мсье Венс с беспокойством подумал, уж не стареет ли он, а потом промелькнула надежда: может быть, у его очаровательной хозяйки в роду тоже есть русские? Это могло бы объяснить тот неожиданный поворот, который принял их разговор…
Катрин, выскользнув из комнаты, Через несколько секунд вернулась с письмами в руке.
— Держите! — сказала она. — Вот письмо, которое оставил Жорж… и еще несколько других. Он клянется мне в вечной любви, но вы этому не верьте: помните, что эта любовь умерла раньше, чем он…
Мсье Венс листал книгу, которую взял с ночного столика, она лежала там рядом с лампой.
— Спасибо, — сказал он. — Могу я взять эту книгу с собой?
Катрин в первый раз обнаружила некоторое удивление:
— Как вам будет угодно. Но я не понимаю…
Мсье Венс терпеливо ждал, когда она закончит фразу, но в дверь постучали и вошла Доротея.
— Простите, мадам… Там внизу какой-то человек, который хочет с вами поговорить… Некий мсье Доло…
Когда они вошли, человек глядел на улицу, стоя в небольшой прихожей спиной к Катрин и мсье Венсу.
— Привет, Фредди! — произнес мсье Венс. — А я вас искал…
Человек обернулся, теребя свой котелок руками в перчатках.
— Простите… Вы принимаете меня за другого. Я не Фредди Доло… Я его старший брат Мартен…
— Мар-тен?
Мсье Венс понемногу приходил в себя от изумления, замечая одну за другой детали, сперва ускользнувшие от него.
Итак, это был тот самый знаменитый Мартен, которого Фредди так часто описывал ему с нежностью, окрашенной иронией: «Мне достаточно взглянуть на него, чтобы представить себя дедушкой… Можно подумать, что он святой в отпуске, святой Медар с зонтиком под мышкой… Будь он даже моим младшим братом, я все равно выглядел бы как его сын…»
— Рад с вами познакомиться, — просто сказал мсье Венс. — Фредди часто рассказывал мне о вас. Он очень вас любит.
Мартен приподнял густые брови, словно не верил своим ушам, и в то же время он был в восхищении от услышанного:
— Правда?.. Надо же!
— Он говорит, вы осуждаете его поведение?
— Так точно!.. Я покинул свою деревню только для того, чтобы намылить ему шею!
Мсье Венс сдержал улыбку.
— И вам это удалось?
Мартен почесал затылок с удрученным видом и сказал:
— Пока еще нет! Прошлой ночью я встретил его, когда он выходил отсюда — расспрашивая то одних, то других, мне удалось узнать, где его найти, — но я даже не успел внушить ему, насколько предосудительно его поведение, как он меня покинул… Сегодня, предприняв новые и бесплодные поиски, я подумал, что, может быть, мадам даст мне его адрес.
«Мадам» наблюдала за сценой с живейшим интересом. Должно быть, Фредди и ей тоже часто рассказывал о Мартене, старшем брате-нелюдиме.
— Должна огорчить вас, мсье Доло! У Фредди, насколько мне известно, нет постоянного места жительства… То он останавливается в меблированных комнатах, то живет во дворце.
— Ах, я так и думал! — со вздохом произнес Мартен. — Его нище нет!
На улице, отполированной ливнем, мсье Венс взял Мартена под руку. У него было такое ощущение, словно он знает его давно и вновь обрел старого друга.
— Послушайте, Мартен! — сказал мсье Венс. — Я отношусь к Фредди с известной симпатией — я всевда любил хулиганов, — но ему пора образумиться… Недалек тот день, когда он перейдет черту, и я буду тогда бессилен вызволить его из беды, как это случалось в прошлом… Я даже боюсь, что уже слишком поздно…
— Слишком поздно? — переспросил встревоженный Мартен. — Почему?
Мсье Венс подумал, что лучше все выложить начистоту:
— Фредди — в который раз — замешан в скверной истории.
Он думал, что эта новость удивит Мартена, однако удивиться пришлось ему самому.
— Ах, ну да! Я знаю! — сказал Мартен и, поскольку мсье Венс не решался продолжать, добавил — Торговля «живым товаром»?.. Сбыт наркотиков?.. Укрывательство драгоценностей?..
Полицейский, который прохаживался по улице, подошел к ним поближе, прислушиваясь к их разговору.
— Нет, убийство! — сказал мсье Венс.
Полицейский замер на месте в нерешительности.
— О, Боже! — простонал Мартен, сраженный наповал. — Этого еще не хватало!.. Как его заставить вернуться в дом, убедить изменить образ жизни?.. Я перепробовал все способы…
Мсье Венс открыл дверцу своей машины и посоветовал:
— Я сам не знаю!.. Жените его…
— Он говорит, что уже не в том возрасте! — чуть не плача, ответил Мартен.
Мсье Венс уселся за руль автомобиля.
— Увезите его отсюда… Доставьте его на родину… Возьмите в дело своим компаньоном… — Полицейский нехотя удалился. — Вы его давно знаете… Вам должно быть известно, что делать в данной ситуации.
Мартен почесал затылок и сказал:
— Что вы от меня хотите? Я всего лишь торгую свечами!
— Вот-вот! — подтвердил мсье Венс. — Фредди — это, скорее, тот человек, который поджигает их с обоих концов!..
X
— Привет, Малез!
Комиссар Эме Малез, высокий, широкоплечий, массивный, напоминающий фламандский шкаф, корпел над отчетом.
— Привет, Венс! — сказал он. — Тысячу лет не видел вас в «конторе»…