Впрочем, злоумышленник тоже просек, что его замысел сорван, и быстро сделал ноги. Его гнали несколько метров, но ребятам это быстро надоело, и, запустив в спину неудачливому убийце пару гнилых картофелин, хип-панки плюнули на преследование и вернулись к Диме.
Несчастный Корнелюк едва пришел в себя после того, что с ним случилось. Дмитрий Владимирович сидел на корточках, прислонившись спиной к мусорному баку, и, глядя прямо перед собой, пытался что-то сказать.
— За что?! — наконец произнесли его губы. И Дима горько заплакал.
Побратавшиеся хиппи и панки не могли такого перенести. Они наперебой принялись утешать Корнелюка. Длинноволосые парни неопределенного возраста предлагали ему заветные косяки и портвейн, а одна из припанкованных девушек, одетая в рваный свитер, безжалостно исколотый булавками где только можно, смачно целовала его в губы. Но Корнелюк по-прежнему рыдал.
Опомнился Дима лишь в тот момент, когда один из спасителей проявил внимание к футляру с его скрипкой. Увидев свой инструмент в чужих руках, Корнелюк быстро вскочил и вежливо, но непреклонно переместил скрипку в свои руки. Ему пришлось уступить требованиям компании и сыграть битловскую композицию «Yesterday», после чего восхищенная публика оставила его в покое.
На занятия Дима в этот день не пошел — вернулся домой и до вечера пребывал в смятенных чувствах. Он думал о жестокости мира и о собственной уязвимости перед лицом зла, думал о том, что можно противопоставить агрессии, но не находил ответа.
— Знаете, Евгения Максимовна, — говорил Корнелюк, — я думал, что на меня напал маньяк. Мало ли какие бывают идеи фикс у этих ненормальных. Можно себе представить, например, что кто-то убивает людей, у которых в руках скрипичные футляры?
— Можно. Но с трудом, — отозвалась я. — Это в кино сценаристы выдумывают замысловатые мании для героев триллеров. В жизни все гораздо проще.
— Но ситуация повторилась! — воскликнул Дима. — И это самое ужасное!
— На вас было второе покушение? — спросила я с нескрываемым интересом.
Оказывается, было. И эта ситуация напрочь отметала версию о маньяке — ненавистнике скрипачей: футляра в тот день при Диме не было.
Как-то вечером Корнелюк бесцельно прогуливался по набережной Волги, не застав дома свою «знакомую девушку», как он тактично выразился. Впрочем, по его глазам я поняла, что с этой девушкой Диму связывает нечто большее, нежели простое знакомство.
Дмитрий Владимирович стоял спиной к аллее, облокотившись на парапет, и задумчиво смотрел на холодные волны великой русской реки. Корнелюку было грустно, и, глядя на быстрое течение, он думал о молодости, почему-то полагая, что для него это уже пройденный этап.
— Мне ведь уже не шестнадцать, — то ли с печалью, то ли с гордостью сказал Корнелюк. — А в этой жизни важно крепко стоять на ногах.
Но именно это не удалось в тот вечер Дмитрию Владимировичу. Кто-то подкрался сзади и, схватив Корнелюка за ноги, сбросил скрипача прямо в реку.
Юноша был настолько перепуган, что даже не успел закричать. Впрочем, его бы все равно никто не услышал — этот уголок набережной был безлюдным, а сверху раздавался несмолкаемый гул невидимых отсюда, с нижнего яруса прогулочной аллеи, машин.
Видимо, элемент неожиданности и спас жизнь Дмитрию: падая, он размахивал руками и ногами в разные стороны и отклонился от неминуемой траектории — прямо внизу из воды торчали острые прутья арматуры лежавших в воде бетонных плит. Корнелюк упал аккурат в зазор между двумя громоздкими панелями.
Осенняя Волга — это вам не шуточки. Барахтаясь, как щенок, Дима вынырнул на поверхность и поплыл вдоль парапета, стараясь не смотреть вверх — ему казалось, что оттуда может грянуть выстрел или в голову ему прицельно полетит булыжник.
Но все обошлось, хотя он приложил изрядные усилия в борьбе со стихией. Глубина в этом месте была не очень большая, но зато течение было довольно сильное. А уж температура — градусов десять, не выше.
А когда несчастный Корнелюк уже подплывал к проржавевшей лесенке, расположенной возле сточной трубы, неожиданно возникла новая проблема — ногу вдруг свело судорогой, и последние десять метров он подгребал к спасительным перилам только на руках.
И лишь когда Дима выбрался на берег и в лицо ему ударил резкий и холодный осенний ветер, он ощутил, что замерз до мозга костей. Пока Корнелюк барахтался в воде, было не до ощущений, главное — выбраться на берег любой ценой. Сейчас же Диму била мелкая дрожь, ноги не слушались, и он приложил немало труда, чтобы преодолеть несколько метров вверх — до ленты шоссе, по которой шастали автомобили.
Остановив машину, Дима едва смог пробормотать свой адрес — губы тряслись, зубы выбивали бешеную дробь. Шофер только покачал головой и, не задавая лишних вопросов, доставил Диму к дому, взял два промокших червонца и посоветовал принять горячую ванну.
Дима так и сделал. Лежа в теплой воде с хвойным экстрактом, он глядел на груду мокрой одежды, которую сбросил возле ванны, и задавался тем же самым вопросом, на который он не нашел ответа несколько дней назад, после первого покушения:
— За что?!
Дмитрий Владимирович Корнелюк произнес эти слова, вопросительно глядя на меня — так, словно я должна была тотчас же разъяснить юноше: кто и почему вздумал отнять у него жизнь.
— Вы хотите, чтобы я взялась охранять вас? Или хотите, чтобы я нашла человека, который почему-то вас невзлюбил? — спросила я.
— И то и другое! — твердо ответил Корнелюк. — Ведь пока не будет найден этот человек, моя жизнь по-прежнему будет в опасности.
— Логично, — согласилась я. — Но это будет стоить вам в два раза дороже. Ведь мне придется выполнять двойную работу.
— Я полагаю, что вопрос о деньгах в данном случае вторичен, — серьезно произнес Корнелюк. — Ведь речь идет о моей жизни.
— Да, этому товару довольно сложно определить точную цену, — согласилась я, несколько цинично прокомментировав утверждение Корнелюка, — юноша в этот момент выглядел таким напыщенным, что я не могла немного не подколоть его, доведя высказывание до абсурда.
Что же, я возьмусь за эту работу, пожалуй, она по мне. Ведь я всегда с большим интересом занималась делами, которые требовали не только умения вовремя метко выстрелить, спасая какой-нибудь груз от налета, но и давали возможность применить свои интеллектуальные способности. Проводить бизнесмена от его офиса до банка с миллионом долларов в кейсе — дело нехитрое. Я любила задачи, которые представляли собой определенную проблему, бросали мне вызов. Дело Корнелюка было именно таким.
Ведь Дима правильно сформулировал основную задачу — не только охранять его жизнь, но и сделать так, чтобы покушений больше не было. Иначе работа будет выполнена только наполовину, а водить Диму под ручку из консерватории домой и из дома в консерваторию можно не год и не два. Да и такая роскошь юному музыканту не по карману. Следовательно, надо найти злоумышленника.
Первое, что приходило в голову при таком раскладе, — старый добрый вопрос: кому выгодно? Именно его я и задала Диме.
— Понятия не имею! — закричал Корнелюк. — Я — мирный, законопослушный человек! Никогда в жизни никого не обидел!
— Может быть, вам только так кажется? — невзначай поинтересовалась я.
— Что вы имеете в виду? — нахмурился Дмитрий Владимирович.
— Ну, — пожала я плечами, — бывают такие ситуации, когда человеку можно нанести смертельную обиду и даже этого не заметить. А он затаит злобу, которая рано или поздно вырвется наружу. В виде мести, например. Что вы думаете по этому поводу.
— Ничего! — уверенно произнес Корнелюк. — Я получил хорошее воспитание, спасибо за это моему отцу. Врагов у меня нет и не было.
— Тогда побудительным мотивом может быть зависть, — предположила я. — Наверняка среди вашего окружения есть люди, которые могут завидовать вашим способностям, вашему богатству.
— Вряд ли, — покачал головой Корнелюк. — О богатстве можно было бы говорить еще год назад. Но после того как отец серьезно заболел и начались все эти проблемы с фирмой, какое уж тут богатство! В настоящий момент я живу только на процент от прибыли. А это не такие уж большие деньги. Многие сокурсники получают куда больше меня — кто маклером работает, кто в посреднических фирмах. Что же касается способностей — то есть ребята более продвинутые, чем ваш покорный слуга.
— Постойте, Дима, — решила я уточнить, — но ведь существует не только процент от прибыли, о котором вы только что упомянули.
— Ну дом есть, ну счета за границей и тут, — нехотя согласился Корнелюк. — Но ведь все это не мое! Все записано на отца!
— Опекунство оформлено?
Корнелюк отрицательно покачал головой. Видимо, ему было тяжело говорить об этом.
— Знаете, Евгения Максимовна, хоть отец и болен уже долгое время, мы все же надеялись, что он поправится, — глухо произнес Дмитрий. — Он всегда был такой сильный, жизнелюбивый…
— Понятно, — вздохнула я. — А кого вы имели в виду, когда говорили «мы»?
Корнелюк удивился:
— Разве я так сказал? Ну, наверное, себя, свою подругу, потом папину сиделку.
— Ту самую подругу, которую вы не застали дома в тот злополучный вечер?
— Да, — кивнул Дима. — Но она тут вовсе ни при чем, я уверен. Мне не хотелось бы…
— А я ведь ничего такого и не предполагала, — немедленно отозвалась я. — С чего это вы вдруг так резко бросаетесь на ее защиту?
— Да нет, просто… — смешался Корнелюк. — А вы когда думаете приступить к работе?
— Прямо сейчас. Считайте, что вы уже находитесь под моим крылом, — улыбнулась я.
Глава 2
На этот день у Димы не было никаких планов. Он предложил мне отправиться к нему домой, обещав выделить мне отдельную комнату.
— А там мы с вами вместе все и обмозгуем, — сказал Корнелюк.
Звучало все это довольно двусмысленно, но, еще раз взглянув на своего клиента, я поняла, что напрасно подозревала его в двуличии — Дмитрий Владимирович Корнелюк был наивен как младенец. Качество столь же ценное, сколь и опасное в повседневной жизни.
Мне, разумеется, очень хотелось посмотреть на жилище своего клиента — подчас обстановка может многое рассказать о человеке, даже то, что он пытается скрыть в своем поведении, — вещи ведь не поддаются словесному или эмоциональному гипнозу в отличие от людей.
Я быстро собралась, захватив с собой на всякий случай кое-что из своего снаряжения — электрошокер, маленький пистолет, умещавшийся на ладони, очки с вмонтированным в стекла прибором ночного видения и надела специальные туфли со спрятанными в носках мини-шприцами, которые были заполнены нервно-паралитической смесью.
Опыт подсказывал мне, что предстоит сложная и странная борьба. Пока что я не понимала всей ситуации и могла сделать только два предварительных вывода: преступник не является профессионалом и в то же время злоумышленник — очень целеустремленный человек.
Я полагаю, что если кто-то хочет кого-то убить, то этот «кто-то» осуществит свой замысел. Самостоятельно, если имеет место соответствующая подготовка, либо наняв профессионального убийцу.
И по всему выходило, что этот «кто-то» решил действовать сам. Дважды он пытался убить Корнелюка, и дважды у него это не получилось.
Мне очень не нравился этот пункт в моих размышлениях. Не в том смысле, разумеется, что Корнелюк был жив. Мне не нравилось, что убийца — дилетант. Если имеешь дело с профессионалом, то всегда знаешь, чего от него можно ожидать. Дилетанты же действуют непредсказуемо и способны на такие изощренности, которые и не снились потомственным киллерам.
Конечно, могло быть и так, что неизвестный вовсе не собирался убивать Диму. Не исключено, что Корнелюка решили просто припугнуть. Правда, второй случай не укладывался в эту схему, но я все равно не могла сбрасывать со счетов и такую версию.
Убийца, как я заключила, был человеком целеустремленным. Он знал маршрут Дмитрия от дома до консерватории и выбрал очень удобное место для того, чтобы привести в исполнение свой план.
Когда злоумышленника постигла неудача, он решился на вторую попытку. Но как он мог вычислить маршрут Дмитрия на этот раз?
Либо он постоянно следил за ним, либо владел информацией, что Корнелюк будет находиться в это время на набережной. Но Дима оказался там, потому что не застал дома свою подружку. Следовательно…
Впрочем, выводы делать еще рано. С подругой мне еще предстоит встретиться, и я попробую выведать, знал ли кто-нибудь о том, что к ней должен зайти Корнелюк. Не исключено, что таким образом можно будет вычислить неизвестного и вывести его на чистую воду.
Но мотивы, мотивы?! Не может человек планировать убийство другого человека просто так, только потому, что тот ему не нравится!
Однако Корнелюк терялся в догадках — вернее, никаких догадок у него попросту не было. И я склонна была верить в то, что Дима ни о чем не умалчивает. Разумеется, причины были, но Дима их просто не видел. И нужен был свежий внимательный взгляд со стороны, чтобы обнаружить эти причины. Например, мой взгляд.
Мы отправились домой к Корнелюку. К тому времени митинг уже сходил на нет, акция протеста заканчивалась, и нам пришлось ехать по улицам, по которым возвращались после мероприятия демонстранты.
— Давненько я не видела столько красных флагов, — проговорила я, глядя на полотнища и транспаранты.
— А вам сколько лет? — спросил Дима и тут же ойкнул. — Наверное, я задал неприличный вопрос, простите меня, пожалуйста.
— Своеобразные понятия о неприличии, — улыбнулась я. — Отчего же? Я с удовольствием отвечу — мне двадцать восемь лет.
— А я восьмидесятого года, — известил меня Дима. — Так что считайте, что я вырос уже при демократии. Если, конечно, такое слово подходит к этому строю. Впрочем, я в политике ничего не понимаю. Знаете, я как-то по-другому устроен.
— Ну и прекрасно, — успокоила я его. — Наверняка наши политики ничего не понимают в музыке. Каждому — свое, не так ли?
— Пожалуй, — согласился Дима. — Да я-то, в общем, не комплексую.
— Вот и славно. Тем паче что наши политики наверняка тоже не переживают относительно своей музыкальной безграмотности, — заметила я с улыбкой. — Ага, мы, кажется, приехали?
Мы остановились возле небольшого одноэтажного дома, выстроенного без шика, но со вкусом. Дима открыл ключом железную калитку, и мы вошли во двор. Проведя меня под руку по дорожке из желтого кирпича — после утреннего дождя камни были скользкими, — Дима поднялся на крыльцо, пропустив меня вперед.
В прихожей в нос ударил запах лекарств. Вытирая руки передником, на шум вышла пожилая женщина с морщинистым лицом. Увидев меня, она удивленно подняла брови и вопросительно посмотрела на Диму.
— Это Евгения Максимовна, — поспешил тот представить меня. — А перед вами наш добрый ангел, Ангелина Павловна, она ухаживает за папой.
Сиделка подала мне руку, которая была еще слегка влажной. Ее глаза смотрели на меня внимательно и настороженно. Ангелина Павловна сразу же спросила:
— Вы учитесь вместе с Димой? Что-то я вас раньше не видела.
— Евгения Максимовна будет выполнять одно мое конфиденциальное поручение, — ответил за меня Корнелюк, напустив на себя строгий и торжественный вид. — К музыке она не имеет никакого отношения. И вот еще что… Некоторое время Евгения Максимовна поживет у нас. Я думаю, поместим ее в бывшей детской.
Ангелина Павловна вытаращила глаза и слегка приоткрыла рот. Бог знает, что она подумала обо мне, но поведение Димы ее весьма удивило.
— Вам виднее, Дмитрий Владимирович, — произнесла она, пожав плечами. — Поступайте как знаете, в конце концов это не мое дело.
Корнелюк даже не понял, какое впечатление произвела его неуклюжая фраза на сиделку.
— Сейчас мы пройдем к папе, если не возражаете, — предложил он мне, — а потом я покажу вашу комнату. Раздевайтесь, пожалуйста.
— Владимир Георгиевич очень плох, — поджав губы, произнесла сиделка. — Вряд ли ему сейчас будет интересно общаться с вашей знакомой.
— Так надо, — настаивал Дима. — И вообще, Ангелина Павловна, я вас не понимаю…
— А я не понимаю вас, Дмитрий Владимирович. Могли бы немного и обождать, — заявила сиделка и удалилась, гордо подняв голову.
— Что она имела в виду? — растерянно спросил Дима, глядя ей вслед.
— Ну, что-то вроде того, что не следует приводить домой женщину и развлекаться с ней при живом хозяине, — пояснила я.
Корнелюк был потрясен:
— Как же так! Это недоразумение! Я немедленно должен с ней объясниться, — порывался он внести ясность в двусмысленную ситуацию.
— Бесполезно, — охладила я его пыл. — Сейчас вы ничего не сможете объяснить, только еще больше все запутаете. Давайте пройдем к вашему отцу.
Дима махнул рукой и показал мне на дверь, ведущую в комнату хозяина дома.
Раздвинув широкие тяжелые портьеры, Дима освободил мне путь. Я вошла, стараясь не шуметь. Широченная двуспальная кровать занимала собой едва ли не полкомнаты, на ней лежал Владимир Георгиевич Корнелюк. Несмотря на изнуряющий недуг, приковавший его к кровати, можно было представить, каким сильным и мощным был некогда этот человек.
Тем горше было видеть его теперешнее беспомощное состояние. И, похоже, надежд на улучшение действительно не было — Корнелюк-старший никак не среагировал на наше появление: его неподвижный взгляд был устремлен прямо перед собой — в лепной потолок, аккурат на пухлого амурчика, который целился стрелой в пастушку.
Бросив взгляд на легкомысленные барельефы по периметру потолка, я еще раз внимательно посмотрела на больного. Дышал он с трудом, подчас прорывались хрипы. Восковой профиль Корнелюка заострился, под глазами темнели широкие синяки, взгляд помутнел.