— Просто проводи меня туда, Ксав.
Он кивнул и, сделав крутой вираж, повернул трицикл кормой к «Штормовой Птице».
— Тогда прошу за мной.
Неясная тень Нью-Копенгагена снова стала расти. Ксавьер вел корабль вдоль ее обода, по псеводоорбите, подстраиваясь под скорость вращения. В брюхе трицикла ровно урчали двигатели. Внизу проплывали крошечные ремонтные доки в золотом зареве, искрящемся яркими вспышками сварочных аппаратов — там кипела работа. Потом «Штормовую птицу» понемногу начал обгонять поезд, ползущий по кольцу, и его тень слилась с тенью звездолета. Ксавьер оглянулся: грузовоз шел ровно и красиво, как величественный айсберг.
На миг его огромная тень исказилась, скользнув в полусферическую выбоину на краю обода. Это был знаменитый Кратер Лайла — здесь его торговый грузовоз столкнулся с каруселью, когда капитан пытался избежать встречи с властями. Больше за годы войны Нью-Копенгаген не получил ни одного серьезного повреждения. Кратер можно было без труда заделать, но он стал местом паломничества туристов и приносил немалый доход — гораздо больший, чем если бы этот сектор использовался по назначению. Люди прибывали в шаттлах со всех окрестностей Ржавого Обода, чтобы полюбоваться воронкой и послушать легенды о смертях и героях, которые породила эта авария. Даже сейчас на поверхности толпилась группа туристов под предводительством гида. На каждом была обвязка, прикрепленная к специальной сети тросов, которая, точно паутина, опутывала поверхность кольца. Что касается Ксавьера, несколько его знакомых в свое время погибли в различных катастрофах, а потому он не испытывал к этим «вампирам», слетевшимся поглазеть на кратер, никаких чувств, кроме презрения.
Ремонтный док Ксавьера Лю располагался чуть дальше. Он считался вторым по величине доком Карусели, и все же мог оказаться тесноватым для «Штормовой Птицы» — несмотря на то, что Антуанетта убрала с корпуса звездолета некоторые выступающие детали…
Величественное, огромное, как айсберг, судно подошло к устью дока и, клюнув носом, повернулось к ободу. Облака пара, который выползал из индустриальных отверстий Карусели, и выбросы микрогравитационных установок самого звездолета сделали видимой багровую сеть лазерных лучей, которая окутывала «Штормовую Птицу». Эта сеть позволяла корректировать положение корабля и его скорость с точностью до ангстрема. Потом, увеличив тягу главных двигателей и разогнавшись до половины «g», корабль начал протискиваться в проход, открытый на поверхности Карусели. Ксавьер закрепился рядом, борясь с желанием покрепче закрыть глаза. Эта фаза докования всегда вызывала у него ужас.
Корабль шел носом вперед со скоростью не более четырех-пяти сантиметров в секунду. Ксавьер дождался, пока грузовоз войдет в отверстие на четверть длины, а затем скользнул внутрь, обогнал «Штормовую птицу» и припарковался у бортика. Здесь он спешился и дал трициклу команду возвратиться в прокатное бюро. Некоторое время можно было видеть, как аппарат, похожий на скелет фантастической твари, с жужжанием удаляется в открытый космос.
Теперь можно было зажмуриться. Ксавьер буквально не мог смотреть на то, как судно становится в док. Он открыл глаза лишь после того, как металл под ногами задрожал от грохота стыковочных захватов. Шлюз дока закрывался за «Штормовой Птицей». Если корабль останется здесь надолго — а это, похоже, неизбежно — то придется наполнить док воздухом, чтобы обезьяны-ремонтники могли работать без скафандров… Впрочем, это не к спеху. Пока Ксавьеру Лю хватало других забот.
Ксавьер вручную произвел стыковку переходного «туннеля» с люком «Штормовой Птицы» убедился, что давление в нем выровнялось… и сломя голову бросился в шлюз. Пожалуй, стоило снять скафандр, но Ксавьер ограничился тем, что на ходу сорвал шлем и перчатки. Сердце бешено колотилось, точно воздушный насос, у которого пора заменить корпус.
Он бежал по «туннелю» к люку, который вел на главную палубу корабля. В конце разливался пульсирующий свет — значит, люк уже открывался.
Антуанетта покидала корабль.
На секунду остановившись, Ксавьер положил шлем и перчатки на пол и снова побежал — сначала медленно, затем все быстрее и быстрее. Внешний люк неторопливо отползал в сторону, вокруг тяжелыми облаками клубились белые пары конденсата. Коридор казался бесконечным, как время. Вообще, все это напоминало сцену встречи влюбленных из какой-то скверной мелодрамы.
Люк открылся. Антуанетта стояла у комингса. Она тоже была в скафандре и тоже без шлема, который держала в руке. Спутанные светлые волосы липли ко лбу сальными прядями, лицо казалось болезненно-желтоватым, под глазами темнели круги, белки прорезаны красными прожилками. Даже на расстоянии Ксавьер чувствовал исходящий от нее запах давно не мытого тела.
Впрочем, его это мало беспокоило. Даже в таком виде Антуанетта оставалась для него самой прекрасной девушкой в Галактике. Он обнял ее — скафандры коротко лязгнули друг о друга — и каким-то образом умудрился поцеловать.
— Как я рад, что ты вернулась, — проговорил он.
— Рада вернуться.
— Тебе удалось…
— Да..
Ксавьер не ответил, боясь испортить этот момент триумфа. Он вполне осознавал, что значило для нее это деяние. Антуанетта пережила слишком много боли, и меньше всего на свете ему хотелось сделать ей еще больнее.
— Я горжусь тобой.
— Так нечестно! Это я должна собой гордиться. А твое дело…
— И не надейся. Ладно… Как я понял, у тебя были какие-то проблемы?
— Ну… пришлось нырять в Мандаринку чуть быстрее, чем я планировала, только и всего.
— «Зомби»?
— И «Зомби», и «пауки».
— Ха… Полный слет. Не могу представить, как все это выглядело. Черт возьми, а как тебе удалось выбраться, если там были «пауки»?
Антуанетта вздохнула.
— Это длинная история, Ксав. Произошло нечто странное, и я до сих пор не знаю, что думать по этому поводу.
— Так расскажи.
— Потом. Сначала мы где-нибудь перекусим.
— Перекусим?!
— Ага, — Антуанетта усмехнулась. Зубы у нее тоже были нечищены. — Я голодна, Ксав. И хочу пить. Очень хочу, правда. Ты когда-нибудь пил, сидя прямо под столом?
Ксавьер задумался.
— Кажется… нет.
— Отлично, у тебя появился реальный шанс.
Они разделись, потом занимались любовью, потом примерно час просто лежали рядом, потом мылись в душе… После купания Антуанетта натянула свой любимый жакет сливового цвета, который обычно одевала на выход, с аппетитом поела и выпила по-королевски. Она наслаждалась каждой минутой. Наслаждалась точно так же, как они только что наслаждались друг другом. Впрочем, как раз это было неудивительно. Она упивалась долгожданным ощущением чистоты — подлинной чистоты, которой не дают никакие очистительные процедуры на корабле. И еще здесь была гравитация — всего половина «g» и центробежная, но все-таки гравитация. Проблема состояла в другом. Антуанетта не могла избавиться от тревожной мысли: всему, что происходит, всему, что она видит вокруг, скоро придет конец.
«Пауки» идут от победы к победе. Они захватят всю систему, включая Ржавый Обод. Им не обязательно присоединять всех и каждого к своему коллективному разуму — они даже дали более или менее твердое обещание не проводить подобной политики. Но кто гарантирует, что они не изменят решения? Однажды Конджойнерам удалось ненадолго оккупировать Йеллоустоун, и на это время он стал весьма невеселым местом. И куда, спрашивается, податься дочери астронавта, у которой только и есть, что собственный корабль, да и тот нуждается в ремонте?
Черт побери… Антуанетта попыталась обмануть эту тревогу, вызывая в себе чуть-чуть преувеличенную бодрость. Кто сказал, что это произойдет прямо сегодня ночью?
Они ехали по Карусели на поезде. Антуанетта хотела посидеть в баре под Кратером Лайла, где подавали великолепное пиво, но Ксавьер отговорил ее: в такое время там будет полно народу, так что лучше выбрать другое место. Пожалуй, это было разумно. Пожав плечами, она согласилась… и была немного удивлена, когда в маленьком баре под названием «У Роботника», в центральной части обода, куда они прибыли по предложению Лю, оказалось почти пусто. И только выставив на часах время Йеллоустоуна, Антуанетта поняла, в чем дело. Было три часа пополудни, время дневной смены на Карусели Нью-Копенгаген. Большинство серьезных вечеринок здесь проходило в те часы, когда в Городе Бездны наступала ночь.
— Мы могли бы без проблем попасть в «Лайла», — недовольно сказала она Ксавьеру.
— На самом деле, мне там совсем не нравится.
— А-а…
— Слишком много этих проклятых животных. Когда весь день работаешь с обезьянами… или нет, как бы это сказать … В общем, обслуживание машинами — чертовски правильная идея.
Выглянув из-за меню, Антуанетта кивнула.
— Вполне ясно.
Особенность «Роботника» заключалась в том, что весь персонал действительно состоял из роботов. Это было одно из немногих мест на Карусели — за исключением лучших ремонтных мастерских — где вы могли увидеть, как машины занимаются разнообразным ручным трудом. Правда, эти роботы давно устарели и вышли из моды, но обладали двумя достоинствами: они были дешевы и не боялись Чумы. Их по-прежнему производили, хотя индустриальная мощность системы, ослабленной сначала Эпидемией, а затем войнами, значительно снизилась. Пожалуй, эти механические официанты были не лишены некоего очарования, свойственного антиквариату… если бы хромоногий робот не уронил четыре раза подряд пиво по дороге от стойки бара к их столику.
— На самом деле это место тебе тоже не нравится, правда? — спросила она чуть позже. — Просто Кратер Лайла еще хуже. Я угадала?
— Спрашиваешь. Меня просто тошнит от того, что место, где погибли люди, превратили в балаган для туристов.
— Думаю, папа согласился бы с тобой.
— Хрен с ними, — невежливо буркнул Ксавьер. — Так что там случилось с «пауками»?
В этот момент Антуанетта как раз начала отдирать наклейку с бутылки. Точно так же, как много лет назад.
— На самом деле — понятия не имею.
Ксавьер вытер пену с губ:
— Кто-то нанес им удар в спину.
— Просто я вляпалась. Сначала все шло прекрасно: я потихонечку шла на сближение с Мандаринкой, и тут — бац! — она подняла подставку для пива и ткнула в нее пальцем. — Прямо у меня перед носом возникает корабль «зомбей», который тоже направляется в атмосферу. Я чисто случайно зацепила его радаром, и они меня засекли.
— И не запустили в тебя ракетой в знак приветствия?
— Нет. Должно быть, их капитан уже устроила кому-то салют и осталась без единого заряда. А может быть, решила не усугублять положение — не хотела, чтобы на выстрел пожаловал кто-нибудь еще. Понимаешь, их преследовал корабль «пауков».
— Да, паршиво, — отозвался Ксавьер.
— Еще бы. Поэтому мне пришлось срочно нырять в атмосферу, плюнув на вопросы безопасности. Тварь повиновался, но в итоге кораблю досталось.
— Ну да, иначе ты угодила бы в плен к «паукам»… Думаю, ты сделала правильно. Потом подождала, пока они смоются…
— Нет, все было не так.
— Антуанетта…
— Подожди, мать твою! Я похоронила отца и поняла, что больше не хочу оставаться там ни минуты. И Тварь полностью разделял мои чувства. Он хотел убраться оттуда так же сильно, как и я. Проблема в том, что на подъеме у меня накрылся токамак.
— Тогда ты должна была стать мертвым мясом.
Антуанетта кивнула.
— Чуть не стала. Особенно если учесть, что поблизости болтались «пауки».
Ксавьер откинулся на спинку стула и глотнул пива. Теперь, когда Антуанетта сидела напротив, живая и невредимая, когда все обошлось, он даже получал удовольствие, слушая ее историю.
— Так что было дальше? Ты починила токамак?
— Да. Только позже, когда оказалась в открытом космосе. Потом я поняла, что буду целый век ползти до Йеллоустоуна. Потому-то мне и понадобились буксиры.
— Так ты умудрилась набрать скорость и выйти из атмосферы? Или токамак сдох на орбите?
— Ни то, ни другое, Ксав. Мы падали обратно, в атмосферу. Так что мне оставалось только одно: попросить помощи.
Антуанетта смолкла и допила пиво, наблюдая за реакцией Ксавьера.
— Помощи?
— Да. У «пауков».
— Ох, не хрена себе… Ты, наверное, здорово перетрусила, раз решилась на это?
— Не знаю, как насчет «перетрусить». Но понервничать пришлось… — она улыбнулась. — Черт подери, что мне еще оставалось делать? Сидеть в кресле и ждать смерти? Знаешь, когда падаешь в эти сраные облака — и надо сказать, очень быстро — перспектива стать частью коллективного разума представляется не такой уж мрачной.
— С трудом верится. Даже после тех снов, которые ты постоянно видишь?
— Это же пропаганда. Думаю, в реальности все не так страшно.
— Не так, но…
— Когда тебе грозит летальный исход, Ксав, перестаешь бояться всего остального.
Ксавьер откупорил бутылку пива и протянул ей.
— Но…
— Но, тем не менее, я здесь. Рада твоей наблюдательности.
— Что произошло?
— Они спасли меня… — Антуанетта произнесла это так, словно хотела сама себя в этом убедить. — «Пауки» спасли меня. Направили ко мне какую-то хрень вроде «шершня» в комплекте с буксиром. Она прикрепилась к корпусу и дернула как следует, так что мой корабль вылетел из поля притяжения Мандаринки, как пробка. Следующее, что я поняла — что направляюсь к Йеллоустоуну. Правда, с полудохлым токамаком… но, по крайней мере, у меня было на ремонт не пять минут, а чуть побольше.
— И «пауки» тебя отпустили?
Антуанетта энергично кивнула.
— Их главный — какой-то старый чудак — поговорил со мной перед тем, как выслал буксир. И сделал мне чертовски серьезное предупреждение. Сказал, что если я когда-нибудь ему попадусь, он меня прикончит. Думаю, это надо понимать буквально.
— Мне кажется, тебе немерено повезло. Далеко не все отделываются предупреждением, когда дело касается «пауков».
— Я тоже так считаю.
— Этот старый «паук»… мы что-нибудь о нем слышали?
Она помотала головой:
— Он сказал, что его зовут Клавейн. Мне это ни о чем не говорит.
— Как я понимаю, тот самый Клавейн?
Пивная подставка замерла в руках у Антуанетты.
— Ксав, а кто был тот самый Клавейн?
Ксавьер посмотрел на нее так, словно она сошла с ума или, по крайней мере, впала в маразм.
— Это же история, Антуанетта. Я понимаю, что история — это очень скучно, но… Ты знаешь, что перед самой Эпидемией случилась одна заморочка?
— Меня тогда еще на свете не было, Ксав. Так что я не могла интересоваться подобными вещами, — она подняла бутылку и посмотрела сквозь нее. — Мне нужно еще. Каков мой шанс выпить пива в течение ближайшего часа, как думаешь?
Ксавьер щелкнул пальцами, подзывая ближайшего официанта. Робот неуклюже развернулся вокруг своей оси, шагнул в сторону их столика и упал.
Вечером, по возвращении, Антуанетта решила наверстать упущенное. Недавно ее буквально вывернуло наизнанку — это был самый скверный эффект, который произвело пиво. После этого голова прояснилась, хотя в ушах некоторое время стоял звон. Пробравшись в офис Ксавьера, Антуанетта включила допотопный терминал и запросила базу данных Карусели по поводу Клавейна. В самом деле, это было весьма любопытно. Впрочем, даже если бы интерес проснулся в ней по дороге к Карусели, его все равно не удалось бы удовлетворить, не имея доступа к всесистемным архивам. Отправлять запрос со «Штормовой Птицы» было слишком рискованно, а память корабля располагала далеко не всей полнотой информации.
Антуанетта никогда не работала с сетями Прекрасной эпохи, а потому даже не рассчитывала найти какую-либо полезную информацию — конечно, если таковая вообще когда-либо существовала. Сеть данных системы пришлось фактически создавать заново: за время катастрофы многое из содержимого прежних архивов было повреждено или стерто.
Как ни странно, сеть располагала весьма подробной информацией о Клавейне. Знаменитый Невил Клавейн — тот самый, о котором говорил Ксавьер — родился на Земле в далеком двадцать втором веке. Это был едва ли не последний год перед тем, как началось оледенение и планета превратилась в гладкий снежный ком. Клавейн переселился на Марс и сражался против первых Объединившихся…
Антуанетта нахмурилась. Опять «пауки»?
Первая слава пришла к Клавейну на Марсе. Его называли Мясником Тарсиса, человеком, который решил исход Битвы при Балдже. Он приказал использовать против пауков красно-ртутное, ядерное и пенно-фазное оружие, покрыв поверхность Марса гладкими оплавленными кратерами диаметром в километр. По мнению некоторых, действия Клавейна позволяли автоматически обвинить его в военных преступлениях. Однако, если верить менее экзальтированным репортажам, Мясник Тарсиса спас миллионы жизней по обе стороны фронта. Миллионы Конджойнеров и коалиционеров были бы убиты в ходе продолжительных кампаний на поверхности планеты. Наконец, многие рассказывали о его героизме, о том, как он спасал из плена солдат и гражданских, о том, как оттаскивал раненых с линии огня, а потом возвращался за другими. Когда «пауки» разрушили башню для докировки воздушных кораблей в Крайсе, Клавейн снова оказался в гуще событий. Восемнадцать дней он провел под завалами, без воды и пищи, располагая только скудными ресурсами своего скафандра. Когда Клавейна вытащили из руин, он сжимал в объятиях кошку с перебитой спиной. Все это время она жила лишь потому, что питалась пайком Клавейна. Через неделю кошка умерла, и ему понадобилось три месяца, чтобы оправиться.