Бронник обернулся, сказал саркастически:
– А мы будем сидеть и ждать, пока он погибнет? Само ничто не гибнет. Обязательно, подгнив основательно, разваливается под ударами соседей. Но будем ли это мы или это сделают талибы?.. Кто разрушит сгнившую западную цивилизацию… какое слово испоганили!.. кто на ее месте станет строить новый мир? Будет это мир имортизма или мир фанатиков-исламистов?
Седых сказал рассудительно:
– Вы не совсем верно представляете этих… ваххабитов. Как будто они вот такими и останутся на веки вечные. Это все равно что считать, что христиане, разрушив Рим, так и остались бы такими же дикими и фанатичными невеждами! Мы все стараемся мерить годами своей жизни, а история меряет эпохами. После разгрома гниющего Рима настала эпоха выкорчевывания старых взглядов, затем эпоха выработки новых ценностей. Невежды зовут это Темными Веками, эпохой Средневековья, но мы-то знаем необходимость той ночи, без нее бы не настало наше утро науки и техники!
Романовский изволил податься в кресле вперед, лицо от такого непомерного усилия покраснело, а бычья шея вообще побагровела.
– А мне по фигу мерянье эпохами! Сейчас все ускорилось. Год – уже эпоха. Мы можем без всяких Темных Веков и Средневековья перейти с развалин западного мира в имортизм. Это талибам надо все разрушить, потом лет триста пожить на развалинах, пока не придут к необходимости развития дальше, а я хочу… и могу!.. вот прямо сейчас. В чем я согласен с талибами целиком и полностью – это расстреливать без суда и следствия ведущих телешоу и телепрограмм вроде: «Кто перднет громче!» и «Герой дня без штанов». Человек и так в дерьме, а его еще и заталкивают туда глубже, еще и уверяют, что там ему и место, что там и так жить клево, рулез, кайф!.. Господин президент, мы что-то будем делать в этом направлении?
Я огрызнулся:
– Прекрасно знаете, что будем. Это, кстати, записано в нашей программе, в том числе и в предвыборной. Но вы ее, конечно же, не читали?
– Не читал, – признался Романовский. – А когда бы я это читал?
– Ах да, вы же работать изволили, а мы все гусей пасли…
– Работали, – согласился Романовский. – А вообще, если на взгляд простого человека, чем вы отличаетесь от тех же талибов?
Я смолчал, он вопросительно взглянул на Седых.
– Ну, многим… – ответил тот нехотя. – Например, имортистам не обязательны бороды.
– Отшучиваешься? Но ваши запреты на работу фабрик по производству помады… это то же самое, что запрет талибов на пользование Интернетом!
Седых подумал, кивнул:
– Ты прав, прав, Владимир Дмитриевич. Молодое учение всегда начинает с запретов. Это называется очищение от скверны… Вспомни, христианство началось с отрицания всех земных благ. Вообще всех! Это был такой перегиб, что… но сколько было подвижников-аскетов! А героями были те, кто годами не мылся, не стриг ногти, не трахался, то есть переход в новый мир через отрицание старого.
Он кивнул на телеэкран, где беззвучно тек людской поток по Тверской, мелькнули обнаженные тела двух прогуливающихся женщин.
– Как вам это?
Романовский пожал плечами:
– Да фиг с ними. Если честно, разве все мы не голые под одеждой? Мне, к примеру, голые бабы не мешали заниматься наукой или спортом. Как, впрочем, одетые с ног до головы не помешают думать о них день и ночь, распалять воображение, истекать слюной и спермой, добиваться их и трахать, трахать, трахать… Но, возвращаясь к талибам, скажу, что имортизм должен быть, знаете ли… красив! Иначе на хрен он кому нужен? За пределами красоты нет ни религии, ни науки. А имортизм, как я понял… вроде бы это и то, и другое вместе? В упряжке?
– Нет, – сказал Седых раздраженно.
– А как?
– Как лимонный сок и коньяк в коктейле.
Романовский поморщился:
– Что у вас за вкусы, дикари-с… Ладно, совершенная красота всегда отмечена либо холодностью, либо предельной дуростью. Так что имортизм – это красота с человеческим лицом, то есть с чуточку ущербным, чтобы быть человечнее.
– Имортизм, – возразил Седых, – это факел в темноте. Факел, освещающий путь в бессмертие… Ведь всякий, кто не верит в будущую жизнь, – мертв и для этой. Для меня убежденность в вечной жизни вытекает из понятия деятельности и принесения пользы. Поскольку я действую неустанно до самого конца, то природа обязана предоставить мне иную форму существования, ежели нынешней больше не удержать моего духа.
Романовский медленно покачал головой, словно двигал стрелку метронома:
– Э, нет. Не то. Жизнь – это детство нашего бессмертия. Тут говорили об индивидуальном искуплении, я о нем слышал с детства и никогда не задумывался о его сути. Но сейчас мне кажется, что тезис об индивидуальном искуплении – красивая брехня. На самом деле безгрешность души нужна не самому человеку, а именно обществу. Общество, состоящее из безгрешных индивидуумов, в состоянии опустить расходы не только на полицию и тюрьмы. Это вообще будет безопасное общество.
Бронник слушал внимательно, помалкивал, Седых фыркнул:
– Когда? При коммунизме? Или полной и окончательной победе имортизма… в отдельно взятой стране?
Романовский развел руками, указал глазами в мою сторону, вот, мол, от кого больше всего зависит, но он втянул язык совсем как улитка, но разница в том, что улитка втягивает его под раковину, а президент втянул совсем в другое место.
– Знаете, чуть не забыл: джентльмены, у меня настойчивая просьба насчет казино. И насчет ресторанов высшего уровня. Мне кажется, из семи тысяч можно без ущерба треть к такой матери, из казино две трети – к эдакой.
– Свои любимые оставит, – проворчал Седых. – Где хоть раз выиграл.
– Клевета, – отпарировал Романовский с достоинством. – Эти надо в первую очередь, по второму разу все равно не повезет. Конечно, я люблю посидеть на веранде, глядя на великолепный закат багрового, как текила, солнца… но текилу я презираю, это напиток мужиков. В правой руке должен быть бокал с хорошим шампанским…
– Французским?
– Шампанское может быть только французским, – ответил Романовский надменно, – все остальное – не шампанское, а безобразие. И вообще, что за безобразие, Денис Гаврилович, вы меня все время прерываете!.. Так я никогда и глотка не сделаю. Так вот, все казино – дрянь, но я понимаю, что смахнуть их в мусорную корзину разом все… для нашего одемократьенного народца это слишком. Потому – две трети. Это высвободит примерно восемьсот миллионов евро в месяц только по Москве. Надо ли вам напоминать, что бюджет крупного научно-исследовательского института в десятки, а то и сотни раз меньше?
– Ну, это вы загнули, – возразил Седых, он в последнее время всегда ревниво возражал Романовскому. – Если взять Институт ядерных исследований…
– Это исключение, – ответил Романовский великодушно, – вы ведь тоже исключение из вполне интеллигентных людей, но я ведь вам пока еще не отказываю в разумности?.. Вот Институт тонких технологий просит всего два миллиона евро в год!.. А они новые материалы создают, что мир перевертывают! Стоит ради их благополучия закрыть несколько казино?
Я поинтересовался с интересом:
– Но в казино люди деньги несут… и оставляют там добровольно! Все восемьсот миллионов евро. А как вы их изымете для институтов?
– Это задача для нашего любезного Сергея Владимировича, – ответил Романовский с апломбом и поклонился в сторону безмолвного Бронника. – Уж ен-то придумает!
Бронник сказал иронически:
– А правда, господин Романовский, что, когда в руках молоток, все вокруг кажется гвоздями?
Романовский ответил барски:
– Ах, дражайший Сергей Владимирович, если вас куда-то посылают, значит, вы еще на что-то годитесь! И вы не устаете доказывать, на что именно годитесь. Пусть среди казино будет меньше конкуренции. Меньше денег будут тратить на рекламу…
Седых заметил мирно:
– Там, где нет конкуренции, спится лучше, но живется хуже. А вы, господин президент, что-то сегодня все отмалчиваетесь?
Я ответил мирно:
– Настоящий лидер должен быть всегда позади. Это вам объяснит любой пастух.
Романовский захохотал:
– Хорошо смеется тот, кто добивает последним! Так сокращаем поголовье казино? Или все под нож?
Я предупредил:
– Но только так, чтобы не вызвало слишком уж резкого протеста. Мы и так уже закрыли фабрику по производству фаллоимитаторов, еще завод, выпускающий надувных баб, а сегодня я велел прекратить все банковские операции и закрыть счета фирмы «Норд-Окс». Да-да, той самой, что выпускает мазь, якобы повышающую потенцию в десятки раз.
– Брехня, – сказал Седых с негодованием. – Ничего не повышает! Зря только девяносто баксов…
– Вот видите, тем более нужно закрыть! Мало того, что пару миллиардов евро зарабатывают на этом дерьме, так это дерьмо еще и не действует на нашего дорогого Дениса Гавриловича!
Бронник наконец вышел на середину кабинета, обронил медленно, но веско:
– Нанотехнологии. Вот ключ ко всему.
Седых поморщился:
– В этой области отстали, безнадежно отстали.
– Все равно, – ответил Бронник неумолимо. – Если не бросим на их развитие всю нашу мощь, мы проиграли. Окончательно.
В кабинете как будто повеяло морозом, все застыли, даже дышать вроде бы перестали. Я провел быстрым взглядом по их лицам. Да, все прекрасно понимают, что мы на пороге нанотехнологического мира, и первый, кто его перешагнет, вступит в эру всемогущества.
Первое, что делает нанотехнология, это перечеркивает такие важнейшие сегодня энергоносители, как нефть и газ. С развитием нанотехнологии гораздо рентабельнее создать устройства для сбора солнечной энергии. Это обойдется в десятки раз дешевле, а арабские страны, а с ними и Россия, пусть идут… и еще раз идут.
Доступ к Солнцу не перекроешь, как сейчас нефтяной кран, так что война будет не за нефть, а… ну, другие войны будут. Очень другие, странные, опасные и непредсказуемые, ибо обнаружить запасы такого оружия из-за его миниатюрности практически невозможно. Даже фабрики по его производству не обнаружить, они могут располагаться в чемодане. Однако одна такая фабрика может наделать оружия столько, что уничтожит население полностью. Вчистую.
Хорошо это или плохо, но все страны уравняются в военной мощи, это как если бы все обладали неограниченными запасами ядерного оружия, и ни у кого не было бы ядерного зонтика. Скорее всего, это очень плохо.
Плохо потому, что сейчас на создание мирового правительства никто не пойдет, все мы только люди со своими амбициями, это могут только имортисты, а их все еще недостаточно, чтобы взять весь мир под контроль.
Сейчас граждане США чувствуют себя в наибольшей безопасности: и страна такая большая, с огромным экономическим потенциалом, и армия хоть куда, и сами за океаном… но именно США и будут первой мишенью всех маленьких государств, мощь которых при развитии нанотехнологий сравняется со штатовской.
Если же войны глобальной и всеобщей, что уничтожит человечество, не произойдет, тогда на карте мира появится великое множество карликовых государств, сформированных по условным признакам: «русские язычники», «ортодоксальные христиане», «шииты», «аристократы», «курды», «любители аквариумных рыбок», причем каждое образование, в свою очередь, будет раздроблено на множество княжеств, как, к примеру, «русские язычники» разделятся на поклоняющихся Велесу, Перуну, Макоши, Роду, а то и вовсе Ящеру или – не к ночи будь помянут – Радегасту.
Сейчас приоритетное, как ни крути, все то же спешное распространение идей имортизма. При нем в голову не придет такая глупость, как воевать по столь важному вопросу, с какого конца разбивать яйцо. Или кто главнее: Христос или Мухаммад.
Мы должны создать мир, в котором никогда гениальный математик Галуа не погибнет в двадцать лет на нелепейшей дуэли, то же самое и Пушкин, и Лермонтов, и… тысячи тысяч гениальнейших людей, чья жизнь позволила бы нам уже стать бессмертными титанами и двигать звездами.
Создать мир, в котором гений Леонардо не будет выполнять заказы на постройку механических игрушек для власть имущих, а великий Архимед не погибнет от меча неграмотного легионера в тот миг, когда, возможно, открывал величайшую тайну мироздания! Для всех, в том числе и для убивающего его легионера.
В кабинете уже двигались, негромко переговаривались, Романовский снова запросил санкции на истребление мыльных порноопер и дурацких шоу, где ведущие получают больше крупных ученых, а Бронник заговорил медленно и веско:
– Господин президент, как я понял, уже дал вам карт– бланш на такое деяние. Здесь есть еще одно важное соображение… Помимо общей, как говорится, справедливости, есть и сугубо практическое возражение. Еще на подходе к бессмертию будут периоды продления жизни за счет дорогостоящей подсадки искусственно выращенных органов, микрочипов и прочей хреновины. И что же получится? Крупнейшие ученые будут умирать от болезней и старости, а ведущие ток-шоу тем временем продлят свои жизни до бесконечности, пока не придет пора бессмертия? Все понимают, что это нелепость, однако она свершится… при демократии в ее нынешнем виде.
– А имортизм – уже не демократия?
Бронник сдвинул плечами:
– При множестве сходных черт – всего же скорее «нет», чем «да». Демократия – это власть народа, то есть толпы, быдла. Диктатура – власть одного человека или одной партии, теократия – власть церкви, плутократия – власть олигархов, аристократия – власть лучших… Пожалуй, понятие аристократии ближе, но под аристократией, к сожалению, подразумевается происхождение, родословная. Пожалуй, ближе всего – идеократия. Власть идеи. Сумеют господа из шоу «Кто громче…», не в таком обществе будь сказано, создать что-то полезное для человечества, для возвышения, а не снижения, милости просим в общество будущего. Нет – оставайтесь в своем пердящем… простите великодушно!.. веке.
ГЛАВА 7
Романовский ревниво поморщился, такие вульгарные слова вправе употреблять только он, министр культуры и вообще светоч, проговорил с сильным французским прононсом, высокопарно, растягивая слова:
– «La terre est couverte de gens qui ne meritent pas qu’ on leur parle»… что, если перевести на нижегородский, означает: земля покрыта людьми, не заслуживающими того, чтобы с ними говорили. Вы не поверите, но это сказал родоначальник демократии западного типа и прародитель общечеловечества… да-да, сам Вольтер!
– Вот сволочь, – ругнулся Седых. – Что же он тогда так за демократию? Он же аристократ недобитый!
– Королей надо было свалить, – объяснил Бронник. – Тогда короли были еще реальной силой. Тормозили прогресс, гады. Объясняю на пальцах, раскладка была такова: сперва были долгие столетия королей, когда у власти стояли «высокорожденные», это как ты отбираешь на выставках собак по породе, чтоб обязательно от элитных производителей и не меньше двадцати поколений знатной родословной. Это начало тормозить прогресс, ибо знатные – не обязательно умные и талантливые. Нужно было дать дорогу к власти просто умным, вне зависимости от знатности, для этого вольтеры сбросили королей и объявили демократию. Начался бурный рост всего-всего, в том числе науки, культуры… Но засилье простого народа неминуемо привело к такому уродству, как общечеловечность… Подчеркиваю, неминуемо!.. А следующая неминуемая фаза – превращение в скот, жрущую и трахающуюся на улицах протоплазму. Словом, после демократии возможен только переход к имортизму, когда у власти по-прежнему любые из вида хомо сапиенс, вне их знатности или любого другого ценза, критерий один… ну, это еще уточним, а направление вам понятно, зато голос быдла отныне никакой роли не играет. И Вольтер в первых рядах бы топтал общечеловечность и рвал бы на себе волосы, в том числе и на голове, что допустили такое, бичевал бы и жег глаголом… Да наш Печатник и есть наш Вольтер, только без парика.
Седых хмыкнул:
– А будет быдло мычать за своими дебильными шоу, наш господин президент разрешит построить виселицы не только в Центре, но и во всех префектурах…
– Во всех микрорайонах, – сказал Бронник с иронией.
– А что? – удивился Седых. – Плохо? Пусть стоят, как… украшение. И живое напоминание. Ну, пусть не совсем живое. Как наглядная агитация за здоровый образ жизни.
Я поморщился, все употребляют имя мое всуе, сказал предостерегающе:
– Вы что-то заигрались со словом «быдло». Одно дело здесь, но вы скоро начнете им размахивать и в выступлениях…
Седых спросил невинно:
– А что не так?
– Да как-то оскорбительно, – ответил я, – для простого человека, который объявлен основной ценностью. Вон как целые армии приходят в движение, чтобы защитить какое-нибудь ничтожество, а правительства шлют ноты и экстренно созывают ООН.
Романовский удивился:
– Оскорбительно? Ничего нет оскорбительного. Никто никого не заставляет быть быдлом. Полнейшая свобода выбора! Что есть быдло? Лично я под этим словом понимаю человека, который в жизни ни к чему не стремится и ничем не интересуется, помимо каких-то чувственных наслаждений: балдежа, выпивки, блуда, у которого все темы для разговоров сводятся к тому, кто где сколько и как выпил, кто как и где побалдел, с кем переспал и тому подобное. Лозунг быдла: «будь попроще», то есть не интересуйся ничем, что нельзя выпить-сожрать-поиметь. Прискорбно, но в такую категорию приходится отнести большую часть окружающих. Есть простая, ясная формулировка, ей нонче около ста лет будет, правда, автор натыкал туда и сюда в ней лишних слов, но мы их уберем для ясности, а кто автор – не скажу. Кстати, там не быдло, у автора, а просто – масса, но это так, ничего страшного. Так вот, «быдло» – люди, равнодушные к высшим проявлениям человеческой деятельности.
Бронник неприятно улыбнулся:
– Вы уж, Владимир Дмитриевич, не скромничайте, не скромничайте…