– А вы-то сами что думаете по поводу его смерти? – поинтересовался отец Андрей.
Писатель усмехнулся.
– Блюмкина убивали шесть раз. Дважды холодным оружием, четыре раза – из «браунинга» и «нагана». Но никак не могли убить. Его хранила какая-то тайная сила. Сам он стрелял превосходно, причем с обеих рук.
– Вы как будто восхищаетесь им? – заметил отец Андрей.
Вершинин досадливо поморщился:
– Биография Якова Блюмкина состоит из сплошных контрастов. Он подписывал смертные приговоры, убивал людей… Я уверен, что арест Гумилева организовал именно Яков Блюмкин. Он хотел вытянуть из Гумилева информацию. Больше всего его интересовали африканские колдуны из тайного братства «зверей». Они… – Вершинин икнул. – Извините… Они скрываются в африканских лесах и не выходят на контакт с европейцами.
– Но…
– Выпьем еще по бокалу? – предложил Вершинин.
– Я пас, – сказал дьякон.
– А я выпью. Официант!
Получив новый бокал с коктейлем, писатель понюхал его, покачал головой и, сказав себе «чин-чин!», в два больших глотка ополовинил его.
– Что такого важного мог узнать Гумилев во время своей третьей экспедиции в Африку? – спросил отец Андрей.
Вершинин облизнул губы и пьяно усмехнулся:
– Колдуны-«звери» не тронули его. А возможно… Возможно, и наградили.
– Чем?
Писатель поднял указательный палец и торжественно изрек:
– Даром предвидения!
Отец Андрей помолчал, затем, решившись, достал из сумки клочок бумаги со стихами и рисунком и протянул его Вершинину.
– Я хочу, чтобы вы взглянули на это.
Писатель посмотрел на рисунок, затем перевернул листок и глянул на стихи.
– Черт бы меня побрал… – прошептал он. – Это написано рукой Гумилева! Черт бы меня побрал, – снова прошептал писатель и вперил взгляд в листок бумаги. Губы его шевелились в такт стихам. Неожиданно он замер и с мрачным испугом посмотрел на отца Андрея.
– Кто вы? – хрипло спросил он. – Кто вы такой?
– Диакон Андрей Берсенев.
– Дьякон? – Вершинин усмехнулся и покачал головой: – А как будто и не дьякон. Скажите-ка лучше, дьякон, как это попало к вам в руки? Где вы это взяли?
– Это листок из тайного дневника Гумилева? – спросил отец Андрей.
Писатель кивнул:
– Похоже на то. Только я… Я ничего не понимаю!
– Вы ведь сами сказали, что «люди-звери» наградили Гумилева даром предвидения, – напомнил отец Андрей.
– Ну да, – снова кивнул Вершинин. – Но эти стихи… Это определенно предсказание. Апокалипсис от Гумилева. Постойте… Что тут написано? – Он снова опустил взгляд на клочок бумаги. – Первый год тысячелетия… Голова Аргуса… Крушение мира под знаком Овна… По гороскопу Овен – это третья декада марта?
– Похоже на то.
– А как насчет места? Вы уже выяснили, где это произойдет?
Дьякон покачал головой:
– Нет.
Вершинин на секунду задумался и вдруг сказал:
– Это может произойти в России. – Блуждающий взгляд его упал на полки с книгами. – Вы хотя бы немного разбираетесь в живописи? – поинтересовался он.
– Немного разбираюсь.
– Вам знакомо такое имя – Лукас Кранах?
– Конечно.
Писатель лукаво прищурился.
– Как по-вашему, этот художник был невежественным тупицей?
– Не думаю.
Вершинин встал из-за стола и подошел к стеллажам. Вскоре он вернулся, неся в руках живописный альбом. Усевшись на стул, писатель поправил очки и стал листать его. Наконец нашел нужное место и повернул альбом к дьякону.
– Взгляните сюда! – Он ткнул худым пальцем в репродукцию. – Это картина Лукаса Кранаха «Отдых во время бегства в Египет»! Вам ничего не кажется странным? Белая береза, елочка, присыпанная снежком… Разве это похоже на южный пейзаж? А вот для средней полосы России такой пейзаж типичен!
– Забавно, – согласился дьякон, разглядывая репродукцию.
– Не то слово! И таких «забавных» вещей в средневековой живописи много. Можно, конечно, обвинять великих художников в глупости и незнании исторических реалий. А можно предположить, что они пользовались источниками, которые современным ученым недоступны. Просто потому, что они уничтожены.
Вершинин отхлебнул из бокала, облизнул мокрые губы и задумчиво продолжил:
– Я много думал об этом. Что, если библейский Иерусалим – это наша с вами Москва? Ведь место нынешнего Иерусалима было установлено сравнительно недавно. Прямых доказательств нет. Археологические раскопки ничего не дали. Вот историки и условились считать, что Иерусалим располагался на месте арабского поселения Эль-Кудс. Просто ткнули в этот населенный пункт пальцем и сказали: «Здесь будет Иерусалим!» И никого не смущает, что в этом месте нет ни одной горы, которую хотя бы условно можно назвать Голгофой.
– Я слышал об этом, – кивнул отец Андрей. – Но считать Иерусалимом Москву по меньшей мере абсурдно.
– Да ну? – Писатель криво усмехнулся. – А я могу привести вам целую сотню доводов и доказательств. Правда, это займет слишком много времени.
– Приведите хотя бы одно, – попросил отец Андрей.
Вершинин прищурил один глаз и насмешливо посмотрел на дьякона.
– Что ж, господин Фома неверующий, пожалуйста. Какой довод вам угодно выслушать – самый очевидный или самый бредовый?
– Давайте самый бредовый, – сказал отец Андрей. – Не будем размениваться на пустяки.
– Извольте! Прислушайтесь к самому слову «Иерусалим». Ведь это не одно слово, а целых три. – Вершинин поднял палец и торжественно изрек: – «Сие Руса Рим»! В переводе на современный язык – «это русский Рим», то есть – столица Русского государства! То есть – Москва!
Отец Андрей вздохнул и задумчиво потер пальцами переносицу.
– Вы предлагаете отказаться от принятого варианта истории и придумать новый?
– Почему бы и нет? – пожал плечами Вершинин. – Триста лет назад это удалось сделать двум французам. Вся нынешняя историческая наука держится на состряпанной ими хронологии. Кстати, сын Николая Гумилева – Лев Николаевич – тоже был историк. И он весьма скептически относился к общепринятому варианту хронологии. Ах, дьякон, поймите же вы наконец: все, чем располагает история, – это сотня черепков с орнаментом и десяток папирусов, происхождение которых весьма сомнительно! Все остальное – версии, гипотезы, ничем не подкрепленные фантазии!
Отец Андрей смотрел на писателя с сомнением.
– Но все эти фантазии подтверждаются археологическими находками, – возразил он.
– Что? Археология? – Вершинин криво ухмыльнулся и покачал головой. – Все, что есть у археолога, – это черепки, обломки костей и остатки стен высотою в один отпечаток кирпича. И не забывайте, что найденное – ничтожная часть пропавшего. В большинстве районов Земли не сохраняются почти все нестойкие материалы: дерево, меха, ткани, бумага, береста… Никогда не известно, что именно пропало. А считать пропавшее несуществовавшим – это идиотизм, приводящий к неправильным выводам.
– Красиво формулируете, – заметил дьякон.
Вершинин покачал головой:
– Не я. Гумилев. Мировая хронология давно нуждается в пересмотре. Но пересматривать историю – занятие хлопотное, дорогостоящее и, по большому счету, никому не нужное. Однако рано или поздно это придется сделать. И тогда станет очевидно не только то, что нынешний Иерусалим – никакой не Иерусалим, но и многое другое. Впрочем… – Писатель насмешливо прищурился. – Обо всем этом вам нужно говорить не со мной.
– А с кем? – спросил отец Андрей.
Вершинин помолчал, глядя на дьякона исподлобья, как бы решая – стоит ли откровенничать с малознакомым человеком или лучше попридержать язык во избежание возможных осложнений. Однако ряса священника обычно действует на людей умиротворяюще и располагает их к задушевному общению. Не оказался исключением и Вершинин.
– Несколько лет назад, – заговорил он доверительным голосом, – когда я вел семинар в Литературном институте, на какой-то конференции я познакомился с одним антропологом. Это настоящий сумасшедший сукин сын. Помнится, он был одержим одной странной идеей… Не знаю, впрочем, стоит ли вам об этом рассказывать…
– Но ведь вы уже начали, – спокойно заметил отец Андрей.
Писатель засмеялся.
– Да, вы правы! Сказал «а», скажи и «б». Так вот, этот странный человек решил во что бы то ни стало отыскать могилу Христа!
– Да, но Гроб Господень…
– Гроб Господень не имеет к этому никакого отношения, – отрезал Вершинин. – Это чистая выдумка жадных до наживы людей. Храм на месте Гроба Господня построен относительно недавно. Он призван услаждать взоры туристов, но под ним нет ничего. Пусто! Человек, о котором я вам говорю, поставил себе цель отыскать настоящую могилу Христа.
Отец Андрей помолчал, угрюмо поглядывая на писателя, затем тихо спросил:
– И зачем ему это?
– Я бы вам сказал, но боюсь, что вы примете меня за сумасшедшего. Человека, о котором я говорю, зовут Фарук Рашидов. Не знаю, где он сейчас, но пару лет назад он читал спецкурс в Институте стран Азии и Африки. Разыщите его и расспросите обо всем. И если он не захочет с вами говорить, то мне и подавно не стоит этого делать.
– Я бы вам сказал, но боюсь, что вы примете меня за сумасшедшего. Человека, о котором я говорю, зовут Фарук Рашидов. Не знаю, где он сейчас, но пару лет назад он читал спецкурс в Институте стран Азии и Африки. Разыщите его и расспросите обо всем. И если он не захочет с вами говорить, то мне и подавно не стоит этого делать.
Вершинин залпом допил коктейль и завертел головой в поисках официанта:
– Эй, малый! Принеси-ка нам счет!
Затем повернулся к дьякону и иронично проговорил:
– Никому не рассказывайте о нашем разговоре, отче. Не хочу рисковать собственной репутацией.
– Вы сказали, что у Кранаха и средневековых художников были свои источники, – напомнил отец Андрей. – Почему же эти источники не дошли до нас?
– Да потому что человечество здорово преуспело в уничтожении древних книг! – с усмешкой ответил Вершинин. – Одна только католическая церковь уничтожила тысячи инкунабул. Их авторы объявлялись dannato autore – «проклятыми авторами». Благодаря стараниям клириков мы уже никогда не узнаем имен этих «проклятых авторов» и не прочтем их книг.
Последние слова писатель произнес с неизъяснимой грустью. Рука его потянулась в карман за сигаретами. Подошел официант и положил перед писателем счет.
И тут произошло нечто невообразимое. Отец Андрей вдруг сорвался с места и с быстротою молнии схватил официанта за запястье. Тот коротким, отточенным движением ударил дьякона по руке, затем бросился к двери, но отец Андрей одним прыжком преградил ему дорогу. Официант на ходу развернулся и кинулся к окну. На этот раз дьякон не успел ему помешать. Странный официант вскочил на стол, пробежал по нему, затем оттолкнулся ногой от столешницы, взмыл в воздух, выбил плечом окно и исчез из вида, окруженный облаком сверкающих осколков стекла.
К тому моменту, когда отец Андрей, повторив его путь, вскочил на подоконник и выглянул наружу, официанта уже след простыл.
7
Капитан Соловьев был, как обычно, хмур и неприветлив. Он неприязненно взглянул на отца Андрея, как бы говоря: «От тебя, парень, одни проблемы» – и сообщил:
– Настоящего официанта нашли в туалете. Он уже пришел в себя, но ничего не помнит.
К столику подошла Женя Гранович.
– Товарищ капитан, приехал Пахомов со служебно-разыскной. Собака уже взяла след.
– Отлично, – кивнул Соловьев. – Что со свидетелями?
– Мы закончили опрос, но… Никто не знает, откуда взялся этот парень.
Капитан Соловьев кивнул:
– Как всегда. Писатель что-нибудь рассказал?
Женя покачала головой:
– Нет. Он тоже ничего не видел. Официант стоял у него за спиной. А сейчас с ним вообще бесполезно разговаривать.
– Почему?
Женя слегка смутилась.
– Он налил себе в баре воды, чтобы прийти в себя… Ну, то есть мы думали, что это вода. А там оказалась водка.
– И что, он отключился?
– Нет, но его сильно развезло. Несет какую-то околесицу про черепки, первоисточники, елочки и березки.
Соловьев понимающе кивнул:
– Переволновался, видать. – Он перевел взгляд на дьякона. – А вот у вас, отче, судя по всему, стальные нервы. Что вы обо всем этом думаете?
– Думаю, что игла отравлена, – спокойно ответил отец Андрей.
– Вы уверены, что официант намеревался воткнуть ее вам в шею?
– Не воткнуть, – возразил дьякон. – Уколоть. Легко и почти незаметно. Я бы умер от сердечного приступа или еще от чего-нибудь в этом роде.
– Н-да, – проговорил Соловьев задумчиво. – Все, что вы говорите, попахивает бредом. Но парень действительно непрост. Он упал на землю с высоты семь метров и даже ногу не вывихнул.
– Нужно послать иглу на экспертизу, – сказал отец Андрей.
– Об этом не волнуйтесь. Уже послали. Кстати, у него были какие-нибудь особые приметы?
– Была одна примета, – неуверенно ответил дьякон. – Если мне, конечно, не показалось.
– Что за примета?
– Когда я схватил парня за руку, ворот его рубашки слегка съехал в сторону и я заметил у него на шее татуировку. Небольшую, сантиметров пять…
– Что за татуировка?
– Я не уверен, но… – Отец Андрей улыбнулся и пожал плечами: – По-моему, это была черная кошка.
Капитан Соловьев пристально посмотрел на дьякона.
– Значит, черная кошка?
Уловив насмешку в голосе капитана, отец Андрей слегка покраснел.
– Я не шучу, – сказал он. – Это действительно был силуэт кошки. Как на кроссовках фирмы «Пума».
– Вот как, – неопределенно произнес капитан. – А может, этот парень был торговым агентом и пришел предложить вам спортивную одежду? А вы схватили его за руку и стали ее выкручивать. Парень испугался и попытался удрать от вас через дверь, но вы преградили ему дорогу. Тогда он с перепугу сиганул в окно. Как вам такая версия?
Соловьев подмигнул Жене, как бы приглашая ее посмеяться над нелепостью дьякона. Однако Женя осталась серьезна. Тогда посерьезнел и Соловьев. Он кашлянул в кулак и сказал:
– Ладно, шутки в сторону. Значится, так. Татуировку мы укажем в ориентировках как особую примету. Что касается иглы, то, как только результаты анализов будут готовы, я вам позвоню. Все, можете быть свободны.
Дьякон поднялся со стула, но в этот момент к столу подошел молодой оперативник.
– Товарищ капитан, вернулся Пахомов с собакой!
– И что?
Оперативник положил на стол пластиковый пакет.
– Вот. Собака обнаружила это в урне, сразу за углом.
Капитан Соловьев взял пакет и повернул его к свету.
– Парик?
– Так точно.
Соловьев перевел взгляд на отца Андрея и сухо проговорил:
– Невысокий, худощавый, со светлыми волосами… Об этих «светлых волосах» вы говорили, дьякон?
– Похоже на то, – кивнул отец Андрей, хмуро глядя на парик.
Капитан бросил пакет на стол и насмешливо проговорил:
– Одной приметой стало меньше.
8
Отец Андрей и Женя медленно брели по заполненной народом улице.
– Евгения, вам больше не стоит заниматься этим делом, – тихо сказал отец Андрей. – Это стало очень опасно. Сегодня в кафе меня пытались убить. Это значит, что мы с вами зашли слишком далеко.
– Это значит, что мы движемся в правильном направлении, – поправила Женя. – Вы забыли, что лейтенант милиции – это я. А вы всего лишь мой помощник. Разве не так?
– Так, конечно, – согласился дьякон. – Но я…
– Покайтесь! – завизжал совсем рядом простуженный мужской голос. – Конец света близок! Покайтесь и спасите свои души!
Дьякон схватил Женю за руку и быстро оттащил ее в сторону. Рослый кликуша с плакатами на груди и спине едва не сбил ее с ног.
– Мертвецы встают из могил! – заорал он в лицо дьякону. – Первый год нового тысячелетия станет последним для человечества! Покайтесь!
Кликуша, продолжая кричать, двинулся по улице дальше, распугивая своими воплями прохожих. Отец Андрей глянул на плакат, прикрепленный к спине кликуши: «Покайтесь, грешники! Конец света близок!»
– Похоже, история о похищенных мертвецах стала достоянием общественности, – сказал он.
Женя усмехнулась:
– Нынче все газеты об этом пишут. – Она достала из сумочки газету и протянула дьякону. – Вот, посмотрите. Они напечатали это на первой полосе.
Отец Андрей взял газету и взглянул на заголовок.
«ДЬЯВОЛ СОБИРАЕТ АРМИЮ МЕРТВЕЦОВ!» – прочел он на первой полосе.
– Какая чушь, – в сердцах проговорил дьякон, свернул газету и сунул ее в карман пальто. А взамен достал сигареты. Он закурил, посмотрел на Женю сквозь облако дыма и поинтересовался: – Вы сейчас куда?
– Не знаю, – пожала плечами Евгения и улыбнулась. – В ближайшие два часа мне в общагу нельзя. К соседке по комнате пришел бойфренд. Погуляю где-нибудь. Я люблю бродить по Москве.
– Погода не слишком располагает к прогулкам, – заметил отец Андрей. – А у меня дома есть пирожные и великолепный зеленый чай.
– Это приглашение? – с улыбкой спросила Женя.
Дьякон насмешливо вскинул брови:
– А на что еще это похоже?
* * *Андрей Берсенев, уже не в подряснике, а в потертых джинсах и футболке, сидел на диване, устало прикрыв глаза. Из динамиков проигрывателя доносился глуховатый голос Карлоса Сантаны:
Когда песня закончилась, отец Андрей открыл глаза, выключил проигрыватель и снова глянул в книгу, лежащую на коленях.
«Здесь мудрость, – перечитал он. – Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое. Число его – шестьсот шестьдесят шесть».
Дьякон отложил книгу и взял с журнального столика сигареты.
Пока Женя мылась в душе, Берсенев курил и размышлял. Бог знает, сколько раз он пытался понять, о чем идет речь в Апокалипсисе. Что значат все эти аллегории и метафоры? Что увидел древний пророк? И как это преломилось в его сознании?
«Упадет с неба великая звезда, и имя звезды – Полынь. И поражена будет треть солнца, и день потеряет на треть свой свет». Что это? Падение огромного метеорита, сотрясшего землю и взметнувшего в небо пелену пепла, закрывшую солнце?