Майлен Константиновский
Краткая историческая справка
для тех, кто не знает, что такое КОАПП, так как никогда не слышал репортажей с его заседаний ни по радио, ни в грамзаписи, не видел серии мультфильмов «КОАПП» и не читал одноименных книг, а также многочисленных откликов на все вышеупомянутое в отечественной и зарубежной печати.
Однажды в адрес КОАППа пришло письмо, весьма озадачившее коапповцев. Семилетняя жительница далекого удмуртского села Алнаши Риточка Филимонова поделилась в нем своими сомнениями. «Я знаю, что все вы обыкновенные животные, — писала она, — но что вы разговариваете человеческим голосом, не верю».
Ребенку простительно, но и среди взрослых, представьте себе, до сих пор изредка встречаются скептики, которые считают существование КОАППа невероятным!
Так вот, ни для кого давно уже не секрет, что создание КОАППа — это ответ на появление у людей новой науки — бионики. Кстати, это одна из немногих наук, время и место рождения которой можно назвать абсолютно точно: 13 сентября 1960 года, город Дэйтон (штат Огайо, США). В этот день там открылось международное совещание под девизом: «Живые организмы — ключ к новой технике!».
Сами живые организмы, поглощенные повседневными житейскими делами и заботами, поначалу не обратили на это событие ни малейшего внимания. К счастью, нет правил без исключения, и таким счастливым исключением стал Кашалот. Среди всеобщей беспечности он один проявил бдительность, достойную восхищения и подражания!
Не терпящий поверхностного отношения к делу, привыкший глубоко разбираться в любом вопросе (например, для глубокого изучения кальмарксизма, то есть науки о кальмарах, Кашалот погружается на глубину до двух километров), он сразу почувствовал в новой науке скрытую угрозу. «Это требует действий!» — сказал Кашалот самому себе.
После столь решительного высказывания КОАПП уже просто не мог не появиться. Время и место его рождения можно назвать не менее точно, чем время и место рождения бионики: это свершилось 5 июля 1964 года на Большой Поляне (берег Лесного Озера), переименованной в дальнейшем в Большую Коапповскую Поляну.
У запечатленного в анналах истории грандиозного действа, на котором возник КОАПП, — Чрезвычайного Всепланетного Съезда Животных Представителей — был и свой девиз: «Спасите наши уши!».
Что он означает, какого рода опасность узрел Кашалот в бионике, как расшифровывается сокращение «КОАПП», чем занимается эта организация — вы узнаете, прочитав первое же коапповское повествование. И тогда даже у самого закоренелого Фомы неверующего отпадут последние сомнения в реальности КОАППа.
Спасите наши уши!
На рассвете 5 июля 1964 года лесную поляну, ничем доселе не примечательную, если не считать ее огромных размеров, начали вдруг заполнять самые разнообразные животные. Они выходили, выбегали, выпрыгивали и выползали из леса, спускались с неба, выбирались из воды на берег прилегающего к поляне озера и впадающей в него речки. Среди животных было немало и океанских жителей, пробравшихся сюда через протоку, соединяющую озеро с морем. За тысячи, а может, и миллионы лет своего существования поляна никогда еще не подвергалась такому массовому нашествию!
С первого же взгляда было ясно, что неожиданные гости в подавляющем большинстве не принадлежат к местным животным. Невиданные в здешних краях звери, птицы, пресмыкающиеся, земноводные, рыбы, моллюски, ракообразные, насекомые, пауки, иглокожие, губки, и прочие, и прочие, заполонившие всю поляну, явно прибыли с других континентов, с далеких островов, из дальних морей и океанов.
Что привело их сюда в этот ранний час? Судя по недоуменным взглядам и взаимным расспросам, которые сопровождались выразительной жестикуляцией лапами, ластами, крыльями, плавниками, хвостами и даже усами, они и сами пребывали в полнейшем неведении. Впрочем, один из прибывших мог бы ответить на этот вопрос вполне исчерпывающе. Надо ли уточнять, что это был Кашалот. Он явился на поляну раньше всех и восседал теперь с непроницаемой физиономией за громадным, прямо-таки неохватным пнем.
За соседним пнем, поменьше и пониже, обосновалась Мартышка. На пне была укреплена табличка:
РЕГИСТРАЦИЯ ДЕЛЕГАТОВ ПЕРВОГО ВСЕПЛАНЕТНОГО СЪЕЗДА ЖИВОТНЫХ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ
Каждый из вновь прибывших, подойдя к Мартышке, называл себя, и она тут же записывала его имя в журнал, соответствующий классовой принадлежности представителя: «Класс млекопитающих», «Класс насекомых», «Класс головоногих моллюсков» и так далее. Очередь к регистрационному пню была колоссальная, но двигалась быстро, поскольку Мартышка заполняла журналы регистрации всеми четырьмя руками одновременно. Она делала бы это еще быстрее, если бы ее не отвлекали разговорами.
Разговоры крутились вокруг одной-единственной темы: всех интересовало, зачем их пригласили участвовать в каком-то съезде, что это за съезд и в связи с чем созван.
Но Мартышке было известно не больше, чем остальным. Она сама умирала от любопытства. Кашалот, попросив ее взять на себя регистрацию делегатов (а отказать ему она конечно же не могла), не стал ничего объяснять. «Узнаете в свое время», — сказал он. Единственной дошедшей до Мартышки информацией был довольно-таки нелепый слух, будто Съезд созывается из-за того, что кто-то что-то у кого-то украл.
«Чушь несусветная! — подумала она. — Если в наше время по поводу каждой кражи созывать съезды...» Так что на все расспросы ей ничего другого не оставалось, как только молча пожимать плечами.
Регистрация делегатов подходила к концу, когда на поляну влетел запыхавшийся Воробей. Взоры стоявших в очереди с надеждой обратились к нему — ведь вездесущий Воробей, по всеобщему убеждению, должен знать всё и обо всех. Так оно и оказалось. И не его вина, что городской сленг, на котором он изъяснялся (а это был Домовый Воробей, живший в городе), обитателям лесов, морей, гор, пустынь, полей, болот и рек, собравшимся на поляне, был не совсем понятен. На вопрос, не знает ли Воробей, зачем их собрали, он выпалил:
— Конечно, знаю: у Медузы свистнули ухо.
— Медузе свистнули в ухо? — переспросил, недослышав, Рак. — Ну и что?
Но Воробей уже упорхнул на другой конец поляны.
— Ничего не понимаю, — проворчал Рак. — Мы-то какое отношение имеем к... — но на него зашикали, потому что в этот момент Кашалот взял в ласт колокольчик.
Этот колокольчик, возвестивший начало исторического Съезда, бережно хранится в Коапповском музее как драгоценная реликвия. Ныне КОАПП оборудован по предпоследнему слову оргтехники (последнего слова никто еще не сказал). Что там сигнал, оповещающий о начале заседания, — даже голоса теперь подсчитывает суперновейшая бионическая система, которая строго следит, чтобы каждый голосовал только за себя!
Но вернемся к памятному дню 5 июля 1964 года. Итак, зазвенел колокольчик, и все присутствующие обернулись к огромному пню, над которым величественно возвышался Кашалот. На его физиономии появилось выражение мрачной решимости, и он без лишних предисловий обратился к притихшей аудитории, громогласно объявив:
— Я собрал вас в связи с чрезвычайным происшествием: у всеми нами уважаемой Медузы украли ухо!
Сказать, что это сообщение произвело эффект разорвавшейся бомбы, было бы сильным
преувеличением. Раздался, правда, чей-то возглас: «Какой ужас!», но этим реакция собравшихся и ограничилась, если не считать реплики Рака:
— А мы-то здесь при чем? Надо уведомить кого следует, и дело с концом. Кражей пусть занимаются правоохранительные органы.
Кашалота такое прохладное отношение к его драматическому известию не обескуражило. Инициатор Съезда отлично понимал, что далеко не все столь же прозорливы, как он, и был готов к тому, что делегаты в должной степени не оценят значения факта, который он им сообщил. Поэтому Кашалот стал терпеливо разъяснять:
— Друзья мои, вы просто не осознаёте серьезности ситуации! Дело в том, что кража уха у Медузы — не обычное хищение. Это вопиющее нарушение патентного права!
Никто из присутствовавших о таком праве слыхом не слыхивал, поэтому разъяснение Кашалота также не произвело на них впечатления. Лишь глубоководная рыба Удильщик поинтересовалась, да и то скорее из вежливости:
— А что это такое? Извините, но у нас, в глубинке...
— Я знаю положение с информацией в глубинке, — перебил Кашалот. — Не надо оправдываться, я охотно объясню: патентное право — это Закон, который охраняет права изобретателей и защищает их приоритет, то есть первенство в изобретении чего-либо.
— Это кто изобретатель, уж не Медуза ли? Кусок студня, а туда же...
Насмешливое замечание принадлежало Каракатице. Впрочем, в нем было больше кокетства, чем насмешки, и произнесла она его с единственной целью — привлечь к себе внимание. Каракатице было ужасно обидно: эта десятирукая модница который уже раз меняла расцветку своей кожи, демонстрируя все оттенки красного, желтого, коричневого, фиолетового, голубого, серебристого цветов, даже придавая своему нарядному одеянию металлический блеск — и хоть бы кто-нибудь глянул в ее сторону! Но тут все разом обернулись и уставились на нее.
Однако Кашалот, не подозревавший о тайных мотивах высказывания Каракатицы, воспринял ее слова как личный выпад. Он так его и назвал:
— Я считаю этот выпад недостойным животного! Никто из нас не вправе высокомерно относиться к более просто устроенным собратьям. Даже люди вынуждены были признать, что простейшая живая клетка неизмеримо сложнее всего, что создано человеческими руками!
Это заявление было встречено одобрительными возгласами. Воодушевленный ими, оратор продолжал с еще большим пафосом:
— Вы спрашиваете, кто изобретатель. Да, это не Медуза, — но и не вы, и даже не я, и вообще никто из животных, здесь присутствующих и отсутствующих. Величайший в истории изобретатель — сама Природа, которая всех нас создала!
Надо сказать, что Кашалот обожает произносить речи. В какой-то мере эта маленькая и вполне простительная слабость объясняется природной склонностью — ведь из всех обитателей океана киты, особенно зубатые, пожалуй, самые говорливые. Но наш герой в этом отношении превосходит даже своих сородичей. В тот знаменательный день он наконец-то мог утолить свою страсть к красноречию и, естественно, воспользовался столь редкой возможностью.
— Она, одна лишь она, Природа, — гремел над поляной его голос, — с помощью Эволюции за каких-нибудь два или три миллиарда лет терпеливо перепробовала множество вариантов всего живого. Неисчислимые поколения наших предков отдали свои жизни во имя того, чтобы мы с вами достигли нынешнего совершенства, которым Человек справедливо восхищается...
Судя по веселому оживлению, слушателям сказанное очень понравилось. Неудивительно: кому не приятно, когда им восхищаются! Все приосанились и стали с гордостью оглядывать себя и друг друга.
Выдержав эффектную паузу, Кашалот выкрикнул, перекрывая шум:
— ...Но которому он и завидует!
Веселый шум сменился настороженным молчанием. Никто не знал, как реагировать на такой неожиданный поворот. Напряжение несколько разрядила Мартышка, заявившая с вызовом:
— Подумаешь! Я бы тоже могла превратиться в Человека. Мне предлагали, но я не захотела. Ведь для этого пришлось бы расстаться с хвостом, а что это за жизнь — без хвоста?!
— Без хвоста, Мартышка? — переспросил Кашалот и воскликнул с трагическими переливами в голосе: — Как бы всем нам не остаться без головы!
Наступила мертвая тишина. И в ней особенно зловеще прозвучали слова Гепарда:
— Снявши голову, по хвостам не плачут.
— Вот именно! — подхватил Кашалот. — Друзья, вероятно, не все из вас знают Человека, однако можете поверить мне на слово: это самый молодой член нашей семьи и, надо отдать ему должное, самый одаренный. Но, к сожалению, он давно уже отделился и отдалился от нас, поставил себя над нами. И вот, пока мы благодушествовали и смотрели на его проделки сквозь ласты...
— Сквозь плавники! — дополнил Удильщик, и его примеру последовали другие, выкрикивая:
— Сквозь крылья!
— Сквозь клешни!
— Сквозь щупальца!
— Сквозь копыта!
— Сквозь пальцы!
— Пока, повторяю, мы смотрели сквозь все перечисленное, произошел случай, который должен был бы всех нас насторожить. Тюлень, встаньте и доложите высокому собранию, что там вышло с вашим ухом.
Последние слова Кашалота повергли делегатов в недоумение, а Рак пробурчал:
— Как, еще одно ухо? У кого наконец украли ухо — у Медузы или у Тюленя?
— У обоих, — был ответ. — И не только у них: люди бесцеремонно присвоили себе уже немало изобретений Природы. Но кража уха у Медузы — это последняя капля, переполнившая чашу нашего терпения. А первой каплей был случай с ухом Тюленя. Об этом зловещем событии должны знать все! Говорите, Тюлень.
Разлегшийся на берегу озера Тюлень почесал ластом голову и нехотя приподнялся.
— Да чего тут говорить-то, — пробормотал он. — Нашего брата всяк норовит облапошить. Подплывет, к примеру, Белый Медведь втихаря к самому краю льдины и лапой ка-ак...
— Я вас о чем просил рассказать? — сердито перебил его Кашалот. — О том, как люди похитили у вас конструкцию уха, а не о ваших запутанных отношениях с Белым Медведем!
— Люди, значит. Насчет уха... — Тюлень задумался, затем встрепенулся: — Точно, было дело! Лежу это я себе на бережку, никого не трогаю... Как вдруг подходит Человек и наклоняется над самым что ни на есть над моим ухом. И стал он в нем чегой-то высматривать и вымеривать. А всё, что высмотрел и вымерил, записывать в такую ма-ахонькую книжечку...
Рассказ был неожиданно прерван озорной частушкой, которую спела сидевшая на суку и до этой минуты молчавшая Сова:
У такой ленивой туши Можно красть не только уши! Спать Тюлеша любит страсть — Грех всю тушу не украсть!
Тюлень в этот момент был настолько погружен в свои мысли, что никак не прореагировал на частушку.
— Эх, не сообразил я тогда, — произнес он наконец с досадой. — Надо было с него, с Человека то есть, рыбки за это взять. А мне-то и невдомек! Я, Тюлень, животное неприметное, образования, само собой, никакого...
— Тюлень, говорите по существу, — прервал его Кашалот.
— По существу, значит, так: ежели бы я тогда сообразил за каждое ухо по сотне рыбок взять, за два уха сколько бы получилось?
Кашалот был возмущен до глубины души.
— В этот роковой час думать о своем желудке? Тюлень, лишаю вас слова! Я закончу за него. Незадолго до происшествия, о котором поведал этот жалкий обыватель, равнодушный не только к судьбе своих сограждан, но и к своей собственной, люди сделали гидрофон...
— А что это такое? — Удильщик даже изогнул удочку в форме вопросительного знака. — Видите ли, у нас, в глубинке...
— Опять вы оправдываетесь! — Кашалот недовольно поморщился. — Я же вам сказал, что положение в глубинке мне хорошо известно: я ныряю туда постоянно, в иные дни по многу раз. Необходимые разъяснения даст... — Он оглядел собравшихся и остановил взгляд на небольшой рыбке с желтой спинкой и розоватым брюшком. — ...Даст эксперт по гидрофонам Морской Карась.
— Черноморский Морской Карась, — уточнил эксперт, — он же Ласкирь, он же, если угодно, Диплодус аннуларис. — Черноморский Морской Карась откашлялся и лекторским тоном, слегка картавя, доложил: — Гидрофон — это подводный микрофон, или, говоря доступно, искусственное подводное ухо. Между прочим, именно с помощью гидрофона люди убедились, что напрасно считали нас, обитателей морей, озер и рек, немыми. В связи с этим устоявшимся заблуждением у людей еще в доисторические времена появилась, мягко говоря, недостоверная, а говоря жестко, лживая и клеветническая поговорка «Нем как рыба». Но когда искусственное подводное ухо было установлено под днищем корабля, обнаружилось, что во время его хода шум водяных струй заглушал все другие подводные звуки, в том числе и те, что издаем мы, морские караси. Например, вот это мелодичное кряканье... — Черноморский Морской Карась несколько раз крякнул. — Или звуки, имитирующие скрежет напильника... — Он издал скрежет. — Далее: звуки, напоминающие удары по металлу...
Эксперт так увлекся демонстрацией богатой звуковой палитры морских карасей, что забыл о дели своего выступления, и Кашалот вежливо попросил не отвлекаться.
— Да-да, разумеется, — спохватился Черноморский Морской Карась. — Я продолжаю. Итак, обнаружив, что шум водяных струй заглушает все другие подводные звуки, специалисты по гидрофонам спросили себя: почему же этот шум не мешает слышать Тюленю, когда он движется под водой? Подробно изучив устройство тюленьего уха, они обнаружили ушной обтекатель — вот этот, смотрите...
Делегаты Съезда сгрудились вокруг Тюленя и стали рассматривать то место на его голове, куда указал Черноморский Морской Карась. Тюлень, польщенный всеобщим вниманием, с важностью изрек:
— Без обтюкателя в нашем деле никак невозможно.
— Так какого же морского дьявола вы позволили людям скопировать его конструкцию? — возмутился Удильщик.
Рак тут же предложил лишить Тюленя мандата, а Мартышка — провести кампанию борьбы за повышение бдительности под лозунгом: «Тюлень — находка для шпиона». Все с энтузиазмом поддержали обе инициативы. Так ничего и не поняв, бедняга-делегат от отряда ластоногих понуро поплыл к протоке, соединяющей озеро с морем. Его провожали упреками, обвинениями во всех смертных грехах и даже проклятиями.